Повесть "Антымавле - торговый человек" посвящена становлению и утверждению Советской власти на Чукотке.
В книге отражены быт чукчей, традиции, сцены охоты - жизнь этого народа во всей ее сложности и многообразии.
Содержание:
Владилен Леонтьев и его книги 1
Повести 1
Рассказы, новеллы 63
Примечания 72
Владилен Леонтьев
Антымавле - торговый человек
Владилен Леонтьев и его книги
Мы провели детство вместе, в Уэлене, учились в одной школе, у одних и тех же учителей. Первым нашим преподавателем, научившим нас читать и писать, был Татро, пожалуй один из первых чукотских учителей. Он вел обучение на чукотском языке по букварю, где часто встречалось его имя и имена его сверстников: эту книгу составляли русские учителя, проработавшие несколько лет в Уэлене, те самые, у которых началам грамоты сам учился наш первый учитель Татро.
Владик - так мы звали будущего ученого и писателя - рос вместе с нами и в ту пору, наверное, русский свой родной язык знал хуже чукотского.
Отец его, Вячеслав Михайлович, организовывал первые кооперативы и товарищества на Чукотке, а затем много лет был директором знаменитой Уэленской косторезной мастерской.
У Владика, как и у его сверстников, была своя упряжка, своя мелкокалиберная винтовка, чтобы стрелять нерп, и лучшие эплыкытэт - бола для ловли летящих птиц. Эплыкытэт делал ему искуснейший мастер Рычып. Из кожаной пращи Владик мог попасть в летящего баклана, словом, он был как настоящий чукча, и мы его не отличали от себя.
В длинные зимние вечера мы собирались у старого Рычыпа, и он рассказывал нам бесконечные предания о храбрости и самоотверженности древних воинов, волшебные сказки, где птицы и звери очеловечивались и наделялись чертами близких и хорошо знакомых нам людей. И ситуации часто напоминали нам недавно увиденное или услышанное. Только сейчас я понимаю, что Рычып был своеобразным художником-импровизатором, большим мастером типизации. Может быть, что-то перешло и от него к Владилену Леонтьеву.
В ясные зимние дни мы ездили к замерзшему водопаду под черные скалы: там был хороший лед и вода из него получалась вкуснейшая. Обратно ехали медленно, любуясь отблесками морских льдин при низком зимнем солнце.
В конце тридцатых годов на Чукотке происходила решительная ломка жизни, новое широким потоком хлынуло на нашу землю. Мучительно трудно, иной раз трагически, проходило восприятие нового. Впервые чукчи избирались на высокие государственные должности, становились за прилавок новых советских магазинов, вставали возле школьных досок учителями. Словом, чукотский народ, как и другие народы этого далекого края - эскимосы и эвены начал чувствовать себя подлинным хозяином жизни.
Когда мы уезжали учиться в большие города, Чукотка уже вся была устремлена в будущее.
За долгие годы учебы мы не порывали связей с родиной, а оттуда шли отрадные вести: люди покидали яранги и переселялись в благоустроенные дома. Строились на Чукотке промышленные предприятия, прииски, порты, автомобильные дороги, аэродромы.
После окончания педагогического института Владилен Леонтьев был назначен директором школы, где он начал учиться - в Уэлене.
Еще будучи студентом института Владилен Леонтьев перевел на чукотский язык несколько книг русских и советских писателей, принимал участие в составлении учебников. Превосходное знание языка позволило ему перевести на ставший ему родным чукотский язык стихи Маяковского.
В Уэлене у Владилена Леонтьева оформилось окончательно решение попробовать себя в литературном творчестве. Сначала это были очерки, приближающиеся по своему жанру к краеведческим зарисовкам картин природы, повадок зверей, описанию охоты на кита, на моржа, зимнего промысла нерпу… Все эти произведения отличала точность деталей, скрупулезность в достоверном описании обстановки, научная добросовестность.
Но впечатления детства, наиболее сильные у человека, многолетние наблюдения над удивительными процессами, которые проходили на его глазах, принудили Владилена Леонтьева обратиться к более емкому, всеобъемлющему жанру, как роман, как художественное повествование. Люди, которых встретил на своем жизненном пути Владилен Леонтьев, оставили у него незабываемое впечатление.
Этим добрым общением, обретенным богатством ему хотелось поделиться с другими людьми, с широким читателем.
И Владилен Леонтьев берется за роман "Антымавле - торговый человек". Сама фигура главного героя романа - реальная. Действительно, был такой человек - Антымавле, научившийся удивительному делу - торговле.
Здесь надо пояснить, что вообще торговый человек в сознании чукчей и эскимосов отождествлялся с человеком из другого мира. Американские торговцы и русские купцы сами всячески подчеркивали то, что только они способны постигнуть великое и таинственное дело обращения одного товара в другой, только им дано понимать тонкости эквивалентности бумажных денег пушнине, шкурам белых медведей, вышитым тапочкам, оленьим пыжикам, с одной стороны, и плиткам чая, связкам табака, винчестерам, стальным лезвиям, деревянным вельботам, с другой.
Поэтому становление Антымавле как торгового человека - это огромная победа революции в маленьком чукотском обществе, еще в то время ограниченном сложившимися представлениями и твердыми взглядами на жизнь, почерпнутыми из давнего многовекового опыта.
Книга писалась долго. Ведь в это время В. Леонтьев, уже кандидат исторических наук, ведет большую исследовательскую работу в Магаданском комплексном НИИ. И повесть эта - не просто прозаическое произведение, но и в то же время и научное исследование, ибо, верный своим принципам, Владилен Леонтьев выверяет каждую строку, каждый даже малозначительный, на первый взгляд, факт.
Книга придет в Уэлен. Ее откроет наш первый учитель Татро, его товарищи, наши сверстники по уэленской школе, наши дети, и многие узнают в описанных в романе людях себя, своих близких, хороших знакомых.
И волшебство печатного слова, которое мы почувствовали, когда Татро впервые прочитал нам слова, начертанные в букваре, откроет читателям знакомый мир, полный удивительных откровений, мыслей, мир, обращенный к самым лучшим чертам человеческой натуры, точно так же, какими были устные повествования другого нашего учителя - старого Рычыпа.
Юрий Рытхэу
Бухта Провидения, 1973 г.
Повести
Антымавле - торговый человек
Етылин к нам вернулся
На пологом склоне горы, у берега приютилось пять яранг - стойбище Валькатлян. Яранги наполовину врыты в землю, обложены дерном. В темноте они напоминают каменные глыбы, кажутся мертвыми, и только в одной сквозь щелки входа пробивается слабый свет.
В чоттагине - холодной части яранги - тускло светит жировая плошка. За ярангой метет поземка, ветер забирается под наружную шкуру - репальгин и похлопывает ею об остов жилища. У тлеющего костра, поджав под себя ноги, сидят двое: старуха и молодой мужчина с небольшим бубном на коленях. Они прислушиваются к каждому звуку, доносящемуся из полога. Но стонов не слышно, да их и не должно быть: иначе услышат злые духи - келет.
В пологе сумрак, чад. Слабый язычок пламени жирника едва освещает его. У стены, на новых оленьих шкурах, кто-то шевелится, скрипит зубами.
- Аа-аа-аа! - раздается в пологе.
- Бум-бум-бум! - гремит в чоттагине бубен, заглушая крик.
Мужчина наклоняется к старухе.
- Аттау! Пора!
Старуха шевелит губами, чуть слышно произносит заклинание, вскакивает и скрывается в пологе.
- Ии-и-кы-ка! - не может удержаться от стона женщина.
- Бум-бум-бум! - гремит в чоттагине.
- Оо, тише, молчи, злые келет услышат.
- Ии, где мой мешок?
- Вот он.
Роженица протягивает ослабевшую руку, находит в мешке каменный скребок, заранее ею приготовленный, перепиливает пуповину и откидывается назад. На лбу и кончике носа поблескивают капельки пота, женщина тяжело дышит.
Рано утром, когда Гывагыргин собирался на охоту, Кейнеу, хлопотавшая у жирника, вдруг схватилась за живот, вскрикнула и повалилась на шкуры:
- Начинается!
Голая старуха, сидевшая в углу, поспешно натянула керкер - меховой комбинезон, сунула ноги в торбаса и выбралась наружу.
- Гость чужой к нам просится, - оповещала она соседей, обегая одну ярангу за другой.
Гывагыргин не пошел на охоту, хотя погода была благоприятная. В такой день никто из родственников не должен заниматься делом. А так как в стойбище было всего несколько яранг и в них жили родные, двоюродные братья и сестры, то все стойбище отдыхало, дожидаясь появления на свет нового человека.
Чтобы не навлечь злых духов на маленькую, слабую душу, все называли надвигающееся событие неопределенно:
- Скоро начнется…
Кейнеу готовила детское приданое тайно от людей и называла его "покрышка живота". В ее личном вещевом мешке появились мягкие пыжиковые шкурки, небольшой кусочек сплетенной оленьей жилки, меховой комбинезон с закрывающимся клапаном и отростками для рук и ног, каменный скребок. А старуха мать, с нетерпением ждавшая внука или внучку (конечно, ей больше хотелось иметь внука), усердно шила кукулек из старых оленьих шкур для прогулок малыша на улице. Она тоже не называла свою работу настоящим именем: никто не должен знать, что на свет вот-вот появится новый человек…
Все обошлось благополучно, и Гывагыргин мысленно благодарил духов за их доброту.
Пять дней все держалось в тайне. Люди стойбища говорили загадочными фразами, намеками. А Гывагыргин, возвращаясь с охоты, сначала заходил к соседям, рассказывал охотничьи новости, оставлял там злых духов, которые по пятам следуют за каждым охотником, и только после этого шел в свою ярангу. Лицо его было серьезным: нельзя открыто выражать свою радость.
Кейнеу быстро поправлялась. Как и положено здоровой, работящей женщине, стала хлопотать по хозяйству.
Как-то старуха, с любовью поглядывая на невестку, сказала:
- Надо бы снять ремень с бедер, кости-то уже на место встали.
Кейнеу улыбнулась, сделала вид, что не слышала слов старухи, но незаметным движением развязала узелок и сняла врезавшийся в тело плоский ремешок из лахтачьей кожи.
- Сегодня сон видела я, - загадочно начала она, поправляя костяной иглой фитиль в жирнике. - Будто к нам в стойбище приехал отец Гывагыргина Етылин и говорит моему отцу: "У меня есть сын, у тебя дочь… Может, станем родственниками…"
- Етылин, Етылин! - перебила старуха. - Етылин к нам вернулся!..
Это было первое упоминание о ребенке. Да и пора уже было раскрывать тайну. Малыш часто подавал голос и мог привлечь внимание злых духов.
В чоттагине послышались шаги, похлопывание выбивалки.
- Кто там? - окликнула старуха.
- Гым, Гывагыргин я.
- Етылин. К нам в гости Етылин пришел. - И старуха рассказала отцу ребенка сон, который был хорошим предзнаменованием.
На следующий день все стойбище узнало о возвращении Етылина. Душа умершего вселилась в маленького человека, и все радовались этому.
В тот год, когда родился Етылин, счастье сопутствовало людям стойбища Валькатлян. Если желудок набит вкусным мясом, а от жирника исходит приятное тепло, все горести забываются быстро.
Старый седой Гиулькут, сумевший предсказать удачу, приобрел славу сильного шамана. Ни один важный вопрос не решался без него. Не зря Гиулькут предугадал, что руководителем летней охоты должен быть его сын, хозяин байдары Имлытегин.
И действительно Имлытегин первым привез удачу, добыв двух моржей и накормив всех людей душистым, жирным мясом. Ему была оказана честь отнести голову первого моржа на скалу Равыквын. На этом священном месте их было уже более сотни. По головам можно было определить начало поселения людей в стойбище Валькатлян.
Гиулькут, потомок первых пришельцев, по праву считался "хозяином" земли.
- Всезнающий, - говорили о нем с уважением валькатлянцы.
Каждый день, если позволяла погода, длинная низкая байдара уходила в море, а к вечеру возвращалась с богатой добычей. В море встречались небольшие стада моржей, их били копьями. Были и винчестеры, но ими не пользовались, чтобы не распугать животных, да и патроны жалели.
Оживление и жизнерадостность царили в стойбище. Мясные ямы - уверат, обложенные дерном, круглыми валунами и прикрытые китовыми лопатками, наполнялись кусками моржового мяса. По берегу бродили ожиревшие собаки и лениво обгрызали кости, которые в беспорядке валялись на гальке.
На стойках из челюстей кита, вкопанных в гальку, были растянуты для просушки ремни, вырезанные из шкур молодых моржей, передергивались и дрожали от легкого ветерка прозрачные моржовые кишки, которые пойдут на шитье непромокаемых легких дождевиков. На зеленой травке сушились растянутые колышками моржовые шкуры. Некоторые из них прямо сырыми пошли на покрытие яранг и, словно заплаты, выделялись своей желтизной среди старых шкур.
Желтела такая заплата и на яранге Гывагыргина. Гывагыргин целыми днями пропадал в море, а Кейнеу хватало домашних забот: вместе со всеми она расщепляла моржовую шкуру, чистила и развешивала кишки, растягивала шкуры для просушки. Маленький Етылин целыми днями сидел на плечах у старухи, для которой тоже находилось дело: гонять собак, чтобы не обгрызали шкур и ремней. Когда Етылин начинал плакать, она совала ему в рот соску из моржовой кишки, набитой салом и вареным мясом.
Иногда задувал северо-западный ветер, сбивал в кучу лед и, прижимал его к берегу, закрывая выход в море. Мужчины поневоле оставались в стойбище. Но они не теряли времени даром.
- Ок! Ок! Ок! - громко призывал Имлытегин, направляясь в конец стойбища. - Нельзя давать мускулам застаиваться! Сильным нужно быть! - Он спускался к косе у подножья скалы, выбегал на утоптанную тропинку гечеватына - площадку для веселья.
Сбегались охотники, дети, спешили старики и старухи. Мужчины хватали камни лежавшие у края тропинки, и выжимали, показывая свою силу.
- То-о-ок! - вскрикнул Гывагыргин, легко поднимая тяжелый круглый камень.
- Какой сильный! Какой сильный! - восхищались в толпе.
Но скоро внимание болельщиков было отвлечено более интересным зрелищем.
- Гок! Кто первый? - Гывагыргин, голый по пояс, стоял в середине круга и вызывал на борьбу, похлопывая себя по груди, разминая мускулы.
- Ну-ка, я! - вышел молодой охотник.
Два тела слились воедино. Гывагыргин обхватил противника и незаметным ловким ударом сбил с ног.
- Ка-а-комэй! - вскрикнули в толпе.
Боролись взрослые. Не отставали и мальчишки. Все мужское население занялось борьбой.
Слышались шлепки по голому телу, возгласы "Ок! Ок!", восторженное цоканье женщин. Они сидели на корточках около камней и не спускали глаз с борющихся.
Кейнеу с маленьким Етылином на руках с гордостью следила за своим Гывагыргином. Гывагыргин уже положил на лопатки третьего. Но вот вышел на середину круга Имлытегин, самый ловкий и сильный человек стойбища - эрмечин.
Гывагыргин устал. Тело заблестело от пота. Имлытегин легко положил Гывагыргина на землю. Он выжидал, когда Гывагыргин выдохнется. Да и Гывагыргин не хотел еще побеждать Имлытегина, рано ему выходить в эрмечины: молод.
- Ок! Ок! - снова призвал Имлытегин и легко, словно он и не боролся, побежал по кругу.
За ним устремились все мужчины. Начался заключительный бег по кругу - на выносливость. По самому большому кругу бежали молодые охотники, рядом с ними, по меньшему кругу - пожилые, а в центре с визгом и хохотом мчались подростки и малыши. Бег будет продолжаться, пока хватит сил. Победителем останется тот, кто последним сойдет с круга.
- Смотрите-ка, еще молод Имлытегин, - говорили в толпе.
- А как бежит Гывагыргин! Как молодой олень!
- А Каанто от жиру еле ноги волочит.
- Ок! Ок! Ок! - Имлытегин ускорил бег, резко вырвался вперед и сошел с круга, уступая первенство молодым.
Кончилось веселье, женщины разошлись. Только ребятишки продолжали возню. Мужчины столпились у яранги Имлытегина, обсуждая достоинства борцов и поглядывая на море.
На шее у Гывагыргина удобно пристроился Етылин. Его ручонки ерошат жесткие волосы отца, с краснощекого лица не сходит улыбка.
- Сердцу радостно, когда ребенок веселый, - мимоходом заметил Имлытегин.
Пока люди стойбища развлекались, старый Гиулькут был занят делом. Ему удалось вызвать духа ветра Керальгина, и старик пытался загнать его в рукавицу: дух же маленький, не больше пальца. Несколько раз старик заманивал его в рукавицу, но пока завязывал, дух успевал выскочить. А если не запереть Керальгина, он все время будет посылать неугодный ветер. Измучился Гиулькут, устал не меньше мужчин, которые боролись…
Наконец Керальгин внял просьбам людей: ветер стих и успокоился. Охотники отправились в море. Далеко на этот раз забралась байдара. Неслышно подкралась она к льдине, на которой лежали моржи. Охотники закололи двух моржей и стали разделывать туши. Вдруг Имлытегин насторожился, привстал на корме:
- Тише, тише!
Люди замерли. Издалека, с моря, донесся выстрел, другой, потом залп. Имлытегин вздрогнул, отбросил в сторону рулевое весло, перемахнул на лед и бросился на верхушку тороса. За ним - остальные охотники.
- Усатая лодка, - прошептал Имлытегин.
На горизонте, где льды сливались в единую белую цепочку, виднелся большой трехмачтовый корабль с подобранными парусами.
Валькатлянцы видели такие большие лодки и прежде. С одной из них, как вспоминают старики, сходили на берег белые люди. Расспрашивали стариков и старух, слушали сказки, собирали всякую негодную траву, выпрашивали гарпуны, стрелы и делали много дел, недостойных настоящего мужчины…
А потом люди стойбища Валькатлян узнали от своих соседей о появлении и других усатых лодок - шхун, которые приходили из страны кыгмилинов, что на той стороне моря. Белые люди с этих лодок спускали деревянные байдары и длинными копьями с ружьями на концах били неповоротливых йитивов - китов. Убитых китов они почему-то не забирали, их туши выбрасывало штормом на берег. От них шел сильный запах, и мясо совсем нельзя было есть.
Затем белые охотники обнаружили лежбища моржей.