- Здравствуйте, - скромно поздоровалась она, придерживая рукой на боку фотоаппарат. - Гостей еще нет?
- Летят, - ответил Карнаухов. - Видишь, как приготовились? Коттедж вымыт дистиллированной водой, в графинах минеральная, а на деревьях - заморские попугаи.
Антонина была слегка встревожена и на шутку Николая не отреагировала. Спросила, не приходил ли еще Антон Иванович. Чуть свет побежал в клинику.
- Он около Светы, - сказала Мария Борисовна.
- Очень плохо спал ночью. Что-то он нервничает…
- Накануне великих свершений, уважаемая, все нервничают. Я вот тоже, хоть и выходной, а проснулся сегодня на двадцать две минуты раньше обычного, - пошутил Николай.
- Вам, Николай Гаврилович, - заметила с иронией Мария Борисовна, - не мешало бы каждый день просыпаться на двадцать две минуты раньше.
- Разрешите уточнить, Мария Борисовна, - Карнаухов напустил на себя строгий вид. - Я уже целую неделю абсолютно и категорически не опаздываю. - Он демонстративно посмотрел на часы. - Кстати, в этом отношении могу быть для кое-кого образцом.
Антонина с легким осуждением взглянула на Николая. Болтун, что поделаешь! Но главное в нем то, что он - друг Рубанчука, искренний и преданный ему, как никто другой. А это для Тони - святое дело.
- Дед сказал, что вы наконец решились. Это правда? - спросила она не совсем уверенно.
- Еще бы не решиться, - нахмурился Карнаухов.
- Что, совсем плохо с девочкой?
Карнаухов кивнул.
- А вы спасете ее?
- Должны.
- Но ты уверен, что будет все в порядке?
- Я, Антонина, не оракул. Я - оптимист. Тем более, что моя сыворотка - плод гениального мозга. - Он постучал себя по макушке.
- Допустим, - Антонина достала блокнот, открыла его. - Вот, выбила сто строк у редактора. Значит, впервые пересадка, органа с применением сыворотки АЛС… Так? Запишем: "АЛС". - И она начала читать с патетикой: - "К нам в город прибыл знаменитый доктор Рейч…"
- Герберт Рейч, - поправил Карнаухов.
- Ага, - вписала в блокнот Антонина. - "Герберт Рейч… Он и его коллеги хотят ознакомиться в Советском Союзе…"
- Постой, постой! - снова перебил ее Карнаухов. - Что-то ты уж очень превозносишь нашего гостя. "Знаменитый" - убери.
- Да, да. Это лишнее, - согласилась Крылова. - И вообще, Антонина Владимировна, поменьше помпезности. Прилетают они не на торжества, а работать.
- К слову, этот Рейч - персона довольно сложная, - заметил Карнаухов. - В Отечественную воевал против нас.
- Воевал, - задумчиво повторяла Антонина.
У нее были причины для беспокойства. Антон Иванович, с которым она жила постоянно, поскольку родители-геологи не вылезали из Сибири, практически ничего от нее не скрывал. Но были у него какие-то свои тяжкие думы-воспоминания, которыми он не любил делиться. Вот и о приезде доктора Рейча сообщил ей без особого энтузиазма. Всю ночь не спал, ворочался с боку на бок. Именно поэтому и попросила она редактора, чтобы поручил ей написать репортаж. Да и Андрей к этому делу причастен.
Ожидание затягивалось. Карнаухов дважды звонил в аэропорт, уточнял. Вылет откладывали из-за погоды, не здесь, в Киеве, а где-то там, на Западе…
Появились только во второй половине дня. Немцев было трое: пожилой лысый мужчина и две женщины. Видно, дорога их утомила. Но держались они строго, слегка даже отчужденно, без тени улыбки.
Рубанчук занес на веранду тяжелый желтый чемодан и приветливо улыбнулся:
- Ну вот, товарищи, наши гости прибыли… Прошу познакомиться… Хочу добавить, что они достаточно хорошо говорят по-русски и переводчик им не требуется.
Все было немного картинно, с протокольной строгостью. Крылова первая сделала шаг и протянула Рейчу руку. Он поцеловал ее. Во взглядах, которыми они обменялись, мелькнуло что-то холодноватое, изучающее.
Высокая дама, державшаяся особенно напряженно, оказалась женой доктора Рейча. Звали ее Валькирия. Стройная, темно-русая девушка была дочерью Рейча - Бетти. Обе они работали в его клинике.
- Рада вас видеть, доктор, - сказала Крылова Рейчу. - Благодарю, что вы сдержали свое обещание.
- Фрау Мария, у нас говорят: кто не рискует, тот не пьет шампанского.
- Если бы наградой за риск было шампанское! - вздохнула Крылова, как бы пожалев, что сейчас не время развивать эту тему. Она отрекомендовала гостям Карнаухова. Биолог, заведующий лабораторией…
У Валькирии при этих словах вздрогнули ресницы, она тут же изобразила приветливую мину на лице.
- Это вы - Карнаухов?
- Да, я, - сделав шаг вперед, представился Николай. - Но работаю преимущественно с четвероногими. К сожалению, в Британскую энциклопедию еще не внесен, хотя могу подозревать, что мое имя определенно стоит в черном списке Британского общества по охране животных.
Шутка была понята и внесла разрядку. Рубанчук постарался воспользоваться этим.
- Простим жестокую гуманность нашего молодого друга… Разрешите, господа, представить вам также Антонину Богуш, корреспондентку нашей городской газеты. Я полагаю, вы не откажете ей в своем внимании.
Доктор Рейч, услышав фамилию Богуш, удивленно вскинул брови и с любопытством взглянул на Тоню.
- Пресса обычно появляется там, где ожидается сенсация? - Валькирия учтиво и заученно улыбнулась Антонине.
- Я думаю, у нас еще будет время поговорить о делах, - поспешил вмешаться Рубанчук. - Итак, господа, вы находитесь в профилактории института трансплантационной хирургии. Мы позже покажем вам наше главное помещение со всеми лабораториями и клиникой. А здесь наш парк, и, если вы не возражаете, мы предлагаем вам остановиться в этом коттедже. Рядом хороший пруд, зелень, тишина. Здесь вам будет удобнее, чем в гостинице…
Но Антонине хотелось продолжить разговор. Она сказала, что будет рада сообщить читателям о приезде доктора Рейча. Ведь преодоление барьера несовместимости при пересадках органов и преодоление барьера отчужденности между учеными разных стран - едва ли не главная задача наших дней. Не правда ли, такая аналогия напрашивается сама собой? Как считает господин доктор? Читатели газеты хотели бы знать о его намерениях, о его планах…
Был открыт блокнот и приготовлена ручка, чтобы записывать первое официальное заявление доктора Рейча. Но Рубанчук все-таки решил, что устраивать пресс-конференцию еще рано. Он извинился перед Тоней и пригласил гостей в коттедж, увитый щедрым виноградом.
Рубанчук поднял чемодан, Крылова взяла под руку мадам Валькирию. Торжественной процессией они пошли в дом. Только Бетти немного отстала. Манерно-элегантная, в своих джинсовых брючках и белой шелковой блузе навыпуск, она была похожа на студентку. Никто бы не подумал, что эта юная девушка уже хирург, и люди в тяжелые минуты доверяют ей свою жизнь. Карнаухов, шедший последним, невольно залюбовался ею. Неожиданно Бетти вскрикнула и остановилась, поморщилась от боли…
- Я вам сейчас помогу, фройляйн! - бросился к ней Николай.
- Помогите сесть…
- Сейчас, сейчас, - Карнаухов взял ее под руку и осторожно подвел к скамье. - Только без паники, фройляйн, - он снял с ее ноги туфлю, нащупал под стелькой острый камешек. - Ну, это не беда! Мы, убежденные холостяки, умеем преодолевать бытовые трудности. - Он повозился и достал небольшой кусок стекла.
- Мне очень неудобно, господин Карнаухов, что я причинила беспокойство, - смущенно произнесла Бетти.
- Что вы, фройляйн! - обрадовался Николай. - Физический труд на свежем воздухе облагораживает научного работника.
- Воздух у вас действительно прекрасный.
Карнаухов надел ей на ногу туфлю. Девушка поднялась со скамьи, потопталась немного на месте, чтобы убедиться, что уже не колет.
- Большое спасибо, господин Карнаухов, - сказала она тоном, каким королевы обращаются к своим придворным. - Вы были любезны.
- Стараюсь, по мере сил устанавливаю мосты дружбы между Востоком и Западом!
- Вы, очевидно, конструктивный человек. Значит, это вы занимаетесь сывороткой?
- Да, в последнее время работал над ней.
Бетти уже слышала об антилимфоцитарной сыворотке.
- АЛС, не так ли? - Она улыбнулась. - Следовало бы дать вашей сыворотке более эффектное название.
- Чем строже, тем солиднее, - по-деловому сказал Карнаухов.
- Солиднее? О солидности, как правило, мечтают совсем молодые люди.
- А я разве не молодой? Не так давно вышел из комсомольского возраста.
- Комсомол?.. - удивленно подняла брови девушка. - Один наш турист из Кельна писал, что у вас молодым людям дают специальное разрешение на вступление в брак. Это правда?
- В отдельных, так сказать, экстремальных случаях, - серьезно ответил Карнаухов. - Скажем, вашему туристу я бы такого разрешения не дал.
- Почему?
- Чтобы не умножал количества дураков на свете. По-моему, их и так вполне достаточно.
Бетти рассмеялась. Попросила господина Карнаухова извинить ее. Она плохо знает эту страну. Приехала впервые и в первый раз увидела новый для нее мир.
- Иностранных туристов больше всего интересует наш балет и наше метро, - усмехнулся Николай.
- Больше всего мне нравится то, что ваша страна стремится решать все проблемы мирным путем, - сказала Бетти серьезно, без тени улыбки.
- Фройляйн, - поклонился Карнаухов, - считайте, что в этом вопросе обе высокие стороны пришли к полному соглашению.
Разговор прервался. Следовало проводить Бетти в коттедж. Но в этот момент на веранду вышла Антонина. На боку у нее висел открытый фотоаппарат.
- Коля, давайте я вас сфотографирую.
- Я - за, - сказал Карнаухов. И тут же извиняющимся тоном обратился к Бетти: - Не возражаете, если мы с вами, фройляйн, попадем в мой семейный архив? Прошу!
Он слегка наклонил голову к гостье. Светлый чуб его хорошо контрастировал с темной прической Бетти.
Антонина щелкнула аппаратом и закрыла футляр.
- Мне пора в редакцию, - она протянула руку Бетти. - Рада была с вами познакомиться…
Осмотр коттеджа заканчивался. Все здесь было уютно и удобно, действительно - настоящий санаторий. Каждому отведено по просторной комнате с балконом, увитым густым виноградом. Плетенные из лозы кресла-качалки, телефон в холле. Во всем чувствовалась заботливая рука хозяйки этого прекрасного дома, которая хорошо знала, что человек лечится не только в больничных палатах, что тяжкий недуг можно отогнать и вот такой тишиной, чистотой, красивыми украинскими половичками, картинами на стенах.
Хозяйкой пансионата была Мария Борисовна. Не по должности, нет, директор тут был штатный, отвечал и за столовую, и за инвентарь, и за постельное белье. Но за всем этим зорко следила и секретарь партийного бюро института. Зайдя в комнату вместе с гостями, она еще раз окинула оценивающим взглядом современные, покрытые атласными покрывалами кровати, полированные тумбочки, столы, гардины ручной работы на окнах и подумала, как, в сущности, человеку мало нужно для спокойствия, для душевного отдохновения. Нельзя бежать от природы, нельзя загромождать свою жизнь старомодными предметами, дорогостоящей мебелью. И еще думала Мария Борисовна о том трудном времени, в котором мы живем, о темпах, планах, желаниях, недовольстве, зависти… Весь мир словно в непрерывной гонке. Гонка и состязание. Гонка и победа любой ценой. Мария Борисовна знала, какие это бывают гонки. В Каракасе, с покойным мужем-дипломатом были на автодроме, где завершалось знаменитое южноамериканское ралли, гонка небывалой скорости, бросок через Анды, через пампасы, сквозь дебри Амазонки. Многотысячная толпа зрителей ревом встречала первых, тех, кто вихрем врывались на автотрек, мчались мимо трибун, засыпанные цветами, оглушенные ревом своих двигателей, мчались мимо рядов смуглых креолок, напыщенных господ, обезумевших парней в сомбреро. И вдруг эта жуткая сцена: взрыв, дым, пламя, пронзительный вой сирен, санитарные и полицейские машины, конец света, конец человечества!.. Авария одного из первых авто привела к неслыханной катастрофе. Машины налетали одна на другую, металл врезался в переполненные секторы, пылающий бензин выплескивался в лица людей на трибунах, слышался нечеловеческий крик, рев, стоны… Муж забрал ее оттуда почти без сознания. Вечером по радио передали: убито восемьдесят пять человек, ранено свыше двухсот, виновных нет, виновные погибли.
Ее муж был профессиональным дипломатом. Где только не побывала с ним, чего только не увидела. И нередко попадала с ним в тяжелейшие ситуации, не раз были на грани между жизнью и смертью. Дипломатическая служба… То Ближний Восток, то африканские джунгли, а то и за Анды, на чилийское побережье. За несколько дней до пиночетовского путча прибыли в Сантьяго. И уже через несколько дней дворец Ла-Монеда в огне, убит рыцарь справедливости президент Альенде, на улицах машины с арестованными, полицейские обыски, облавы. Всех советских дипломатов согнали в барак на берегу моря. Три дня под строжайшей охраной. Водят на допросы, запугивают, шантажируют. Подпишите этот документ, подпишите тот… Вы слышали, вы видели?.. Может, хотите послушать, как поет ваш красный агент Хара?.. Не услышите, сеньора Мария. Нет рук у вашего агента. Отрубили. Больше не будет петь, не будет разносить красную крамолу по стране. А потом наш корабль пошел в Вальпараисо. На сборы - десять минут. Быстрее в моторку! Спущен трап… Свои ребята-моряки стоят у борта, подают руки, ободряюще улыбаются. Они поднялись на борт, оглянулись на берег, словно желая разглядеть на далеком пустынном причале своих чилийских друзей. Но их там не было. Да и не могло быть. Им выпала другая дорога. А потом, через год муж опять улетел выполнять суровую дипломатическую службу…
Все вышли на террасу и оттуда разглядывали парк. Рейчу помещение понравилось. После шумного Ульма, после грязных рек, в которых заводские отходы убили все живое, уничтожили зелень на берегах, - здесь роскошь. Рейч очень признателен господину Рубанчуку за приглашение посетить этот институт. Какая удивительная чистота, первозданность! Доктору Рейчу трудно поверить, что он в Киеве, одном из крупнейших городов Европы. И где-то поблизости - метрополитен, индустриальные гиганты… Наверное, действительно, лучший способ лечения людей - спокойствие и чистота!
Рубанчук радушно пригласил гостей в беседку, в тень виноградных лоз, к столу. Пот стекал с ледяных бутылок минеральной, играли веселыми искорками бокалы на тонких ножках, в высокой вазе пламенели свежие розы, в корзинке - яблоки, абрикосы, раскрыта шикарная коробка шоколадных конфет… После утомительной дороги это, наверное, самое лучшее угощение. Тем более, в такую жару.
Рубанчук открыл бутылку шампанского, наполнил бокалы.
- За ваш приезд, господа!
Для ответного тоста поднялся доктор Рейч. Он слегка прищурился от пробившегося сквозь виноградные листья солнечного луча.
- Мой отец говорил: если хочешь иметь хорошего соседа, никогда не испытывай его гостеприимство. Как видим, это не всегда так. Мы воспользовались вашим приглашением и, надеюсь, не пожалеем. Прозит!
- Согласен с вами, господин Рейч, - подхватил Рубанчук. - Все люди на земле - соседи. Я хотел бы выпить за то, чтобы мы никогда не боялись испытывать гостеприимство соседей.
- Чтобы мы вообще ничего не боялись, - тихо добавила Бетти.
У Рейча заблестели глаза, гладкая кожа на лице покраснела.
- Если сыворотка господина Карнаухова действительно способна подавлять реакцию отторжения, то можно идти на самые дерзкие операции. - Он повернулся к жене. - Ты согласна со мной, Вальки?
- Боюсь, что это - дело будущего, Герберт. Я бы не торопилась с выводами. Ты же знаешь… - Она на мгновение заколебалась. - Я не очень люблю разочарования… А страх, наверное, никогда не оставит человечество. Он в натуре человека.
Ее слова прозвучали искренне. Фрау Валькирия наверняка знала, что такое страх, много настрадалась в жизни, и поэтому ее не так легко успокоить, наобещав бог знает каких радужных перспектив.
Карнаухов будто угадал ее мысли.
- Вот сделаем пересадку, тогда нам и черт не страшен, - со свойственной молодости самоуверенностью сказал он.
Доктор Рейч иронически улыбнулся.
- Смелые у вас планы.
Рубанчук объяснил ситуацию. Речь идет не просто о смелости. В клинике лежит больная девочка с воспалением почек. Состояние почти безнадежное. Поэтому вопрос с операцией практически решен.
Рейч оживился. Когда планируется операция? Через два дня? Донор есть?
- По предварительным тестам можно полагать, что удастся приживить любую почку, взятую из центра консервации, - сказал Рубанчук.
- А не слишком ли вы торопитесь? - усомнилась Валькирия.
Ее вопрос с ноткой предостережения не понравился Рубанчуку. Он уже отвык от такой манеры разговора.
Торопится ли он? Да, торопится. Медики не могут не торопиться. С самой высокой трибуны Рубанчук готов заявить: человеческая жизнь в определенном смысле всегда висит на волоске. Время неумолимо напоминает о себе. Оно - и спаситель, и палач, в нем добро и зло. За время нужно бороться. Поэтому и внедряются новые методы лечения, новые хирургические приемы. Ему могут возразить, что медики обязаны не только внедрять новые методы, они должны помнить о первейшем принципе врача - "не повреди". Да, Рубанчук не забывал об этом принципе. Он не устареет никогда, как бы далеко ни продвинулась наука. Наоборот, всякий раз это требование звучит все сильнее. Ведь наука в своем могуществе беспрестанно и опасно растет, и увеличивается возможность "повредить". Удивительно тонкой стала грань, отделяющая огонь Прометея от ящика Пандоры. И все же, при всей необходимой осторожности, Рубанчук призывал бороться за каждую минуту жизни.
Он был готов идти на риск. Не из чувства самоуверенности, его он попросту отбрасывал, он ценил уверенность как одну из важнейших душевных предпосылок врача-экспериментатора. Сотни раз он мог задавать себе тяжелейшие вопросы, ставить под сомнение свои выводы. Его научная работа напоминала бег с препятствиями на трассе, которую он сам себе умышленно осложнял новыми и новыми преградами. Но перед великим миром науки, перед непостижимой бездной человеческих страданий он уже был готов к абсолютным действиям, к абсолютно осознанному шагу. Именно такая ситуация и сейчас. Она возникла неспроста. Ее породила и тревога за девочку, и долгие годы исследований, и уже совсем последние тесты и проверки, и, наконец, разработанная их институтом сыворотка. Поэтому отступать они не собираются. Решение окончательное.
После этих его слов Валькирия вдруг вынула из сумки платочек и стала судорожно вытирать себе лоб. Карнаухов, заметив это, склонился к ней и тихо спросил:
- Вам нехорошо, фрау Валькирия?
- Да… Дорога была тяжелая… Не выношу самолета.
- Моя жена в последнее время много работала, - добавил Рейч негромко. - К тому же у нас некоторые сложности… дома…
И тут же замолчал, словно о чем-то проговорился. Вовсе это не нужно никому знать. Главное правило его жизни: во всех ситуациях оставаться уверенным и спокойным. Успех ждет только сильных. Только побеждающих. Поэтому он с искренностью изображал из себя довольного человека.
Хозяева это почувствовали. Развивать тему домашних сложностей и впрямь было неуместно. Нужно было искать новую тему. Или возвращаться к предыдущей, которая так неудачно оборвалась.
Рубанчук решил придать разговору слегка шутливую тональность.