Стоило бы ей подняться с дивана, положить ему на голову руку, и он бы пошел за ней на край света. Но она этого не увидела, так сильно была расстроена.
Уже на вокзале, окончательно успокоившись, упрекнула:
- Ты мне так ничего и не сказал.
- Потом, - ответил Андрей. - Ты налетела на меня, как вихрь. Я не успел разобраться в себе. Это ведь так трудно.
Нина Петровна немножечко повеселела: хорошо, что он не оттолкнул ее совсем. Надежда еще не угасла.
Вернулся домой грустный. На столе увидел письмо, вспыхнула радость - от Дуси! И моментально погасла. Ничего-то не знаешь ты, Дуся. До вчерашнего дня все было ясно и просто. А со вчерашнего дня началась смута…
Андрей вздохнул и разорвал конверт. Дуся писала, что живет хорошо, обратно доехала без приключений.
"…Я рада за тебя, Андрюша. Теперь ты скоро поправишься. Ох, как хорошо! И приедешь к нам! Ты ведь обязательно приедешь к нам, Андрюша?
Андрюша, дорогой, у меня к тебе просьба, и ребята все просят. Побывай на заводе. Пишем, пишем им, а они как в рот воды набрали. Была я у них тогда, обещали и опять, наверное, забыли. На целину провожали, кучу с коробом наобещали, клялись и божились, что не забудут, а сами второй год шахматы и литературу выслать не соберутся. Андрюша, это не только моя просьба, это просьба комитета комсомола и считай ее комсомольским поручением. Ты ведь сделаешь, Андрюша, правда?
Ну, поправляйся, милый.
Целую. Твоя Дуся!"
Лег на койку, уткнул лицо в подушку. Так и пролежал до самого вечера и ночь не спал, все думал. Забылся перед самым утром.
7
Больше недели нездоровилось Андрею. Поднялась температура, болела голова. Приходил врач, выписал какие-то порошки и велел воздержаться от прогулок. И просидел Андрей почти полмесяца дома. Тоскливо было. На душе пустота, а в голове одна мысль мрачнее другой.
Тетя Нюра ухаживала за ним, как за сыном. Ночами спала чутко. Чуть застонет Андрей во сне, вскакивала, подходила к нему, поправляла одеяло и вздыхала. Жалела парня, смахивала слезу: трудная жизнь выпала горемыке. Ни материнской, ни отцовской ласки не знал, поднялся на ноги, жить только начал, а тут недуг подкосил. Полгода пролежал в больнице. И гладила тетя Нюра спящего Андрея по жестким волосам, вздыхала втихомолку. Открывал Андрей глаза, она говорила:
- Спи, Андрюша, спи. Это я так… - и уходила.
А весна бушевала за окном. Снег согнало повсюду, бился в стекла упругий южный ветер, стекла тоненько позванивали.
Почувствовав себя лучше, Андрей засобирался на завод. Некстати появился Семен.
- Ты что, Андрей, будто в воду канул? - вместо приветствия спросил он Синилова.
- Болею, - неохотно отозвался Андрей.
- Брось болеть, ей-богу! - Семен подвинул табуретку и сел. - Теплынь такая, а ты болеть. Ну, браток, завтра еду. На посевную! Попрощаться забежал.
- Завидую.
- Завидуй, завидуй! Пойдем пройдемся. Теплынь.
- Нельзя ему, не сманивай, - вмешалась тетя Нюра.
- Мне ведь, тетя Нюра, все равно на завод надо.
- На какой завод?
Андрей назвал и добавил:
- Понятия не имею, где он.
- Чудеса и только! - воскликнул Семен. - Да ведь там наш блаженный Зиновий протирает председательское кресло. Помнишь его?
- Еще бы! - улыбнулся Андрей. - Самый нудный человек.
- Точно!
Хоть и хмурилась тетя Нюра, но Андрей собрался, и они поехали на завод. Добрались туда в середине дня. Бродили по коридору заводоуправления - это был не коридор, а целый лабиринт: то сворачивал налево, то направо, то ответвлялся узеньким рукавчиком, и этот рукавчик упирался прямо в окно. Семен чертыхался. Таблички висели не на всех дверях, и сумрачно было. Наконец догнали сутулого, прихрамывающего человека.
- Милейший! - назвал его ласково Семен. - Не скажешь ли, как найти в этой головоломке комитет комсомола? - "Милейший" оглянулся - и друзья ахнули: сам Зиновий, собственной персоной. Те же, как приклеенные, пшеничные усики, горбатый нос, маленькая лысинка на макушке - все то же, без малейших изменений.
- Здорово, Зиновий! - воскликнул Семен, всплеснув руками, словно собираясь взлететь.
- Зиновий Петрович, - поправил Котов.
- Вот, понимаешь, какое дело, - засмеялся Семен, - Зиновий Петрович! Аллах с тобой, пусть будет так, если тебе нравится. Здорово, что ли!
- Здравствуй, товарищ Клочкин.
- Колечкин.
- Виноват, товарищ Колечкин.
Пожал он руку обоим. Синилову сказал:
- Ты лучше выглядишь, Андрей.
- Правильно, - засмеялся Семен.
- А комитет комсомола налево и сразу первая дверь.
Семен в комитет зайти не пожелал. Подмигнув Андрею, зашагал в ту сторону, в которой скрылся Котов. "Ясно", - улыбнулся Андрей и вошел в комнату. Чем-то давно знакомым, не забытым и милым сердцу пахнуло на него. Видно, во всех комитетах комсомола, в больших и маленьких, незримо живет этот постоянный дух беспокойства и какого-то своеобразного беспорядка. Нет, пожалуй, не беспорядка, а того особого порядка, присущего только этим комнатам, где и народу бывает всех больше, и народу несолидного, с мальчишечьими, озорными ухватками. Здесь можно увидеть всякие спортивные атрибуты: волейбольную сетку на окне, и обшарпанный мяч под столом, и шахматы, и даже боксерские перчатки. На стареньком канцелярском шкафу обязательно пылится если не пионерский барабан, так горн, неведомо как сюда попавший. А в углу, недалеко от развешанных почти на целую стену красивых почетных грамот, немых свидетельниц спортивных и трудовых побед, стоит алое комсомольское знамя с золотистыми кисточками. И с мудрой, добродушной улыбкой наблюдает с портрета Ильич за всем, что здесь творится.
В комнате было трое. Кучерявый парень, с улыбчивым, простодушным лицом, видно, сам секретарь комитета. Перед столом мял в руках кепку парень в клетчатом пиджаке. Пиджак плотно облегал плечи парня, и казалось: шевельни он ими посвободнее - и пиджак пойдет по швам. У стенки сбоку примостилась девушка в синем берете, белокуренькая, какая-то вся миниатюрная, она смотрела то на секретаря, то на парня в клетчатом пиджаке.
В комнате спорили. Когда вошел Синилов, все смолкли. Кучерявый парень взглянул на Андрея, пригласил его сесть, показывая на стул рядом с девушкой, и опять обратился к парню в клетчатом пиджаке:
- Не отказывайся. Это тебе не поможет, Олег.
- Да ты войди в мое положение, - запальчиво возражал Олег. - Не могу я. Не могу, понимаешь. Ты еще скажешь городской "Крокодил" выпускать.
- Потребуется - и будешь городской выпускать. Что ж тут невозможного?
- Не выйдет! - возмутился Олег. - На одного человека навешает всяких поручений, а другим делать нечего.
- Ай, ай, ай, - покачал головой секретарь комитета. - Совсем загоняли малого. Бедный Олег! Слышишь, Машенька. Может, освободим несчастного, а?
Машенька улыбнулась и сказала:
- Зачем? В цехе он вон какую "Колючку" выпускает. Пусть заводской "Крокодил" делает. У него получится.
- Да поймите вы, ребята, - взмолился Олег. - Я ж почти дома не бываю. Днем работаю, вечером в институте. А теперь последние свободные вечера отбираете. Сын у меня, ребята. Не вижу его почти. Можно ли так? Отпусти, Иван.
- Ты хоть бы показал когда сына-то своего, - упрекнул Иван. - Твердишь: сын, сын. Покажи!
- А он уже "папу" говорит и "маму". Честное слово! Забавный такой.
Разговор потек спокойно, речь велась о незнакомых Андрею людях. Он слушал и переживал радостное волнение от того, что попал снова в родную стихию. Пусть эти ребята и незнакомы ему, неважно! Но они были из того великого беспокойного племени, с каким давно Андрей связал свою судьбу. А за этот год оторвался и сейчас особенно больно ощутил, как много-много потерял. Настоящая жизнь шумела в стороне, напоминая лишь горячими сообщениями газет и радио о боевых комсомольских делах.
Между тем парень в клетчатом пиджаке, довольный, что разговор кончился самой близкой ему темой, прочувствованно жал руку Ивану и Машеньке, а потом и Андрею.
- С понедельника начинай, - напомнил ему Иван. Тот вздохнул, качнул головой:
- Придется! - и вышел.
Иван посмотрел на посетителя, и Андрей, волнуясь, сказал:
- Я по поручению комсомольцев. Комсомольцев с целины.
То было волшебное слово - целина. Оно служило своего рода пропуском к сердцам людей. Иван вскочил со стула навстречу Андрею, протягивая ему руку:
- Здравствуйте, товарищ! Что же вы сразу не сказали?
- Да так…
- Вы тоже с целины?
- Не совсем. История тут такая получилась… - смутился Андрей. - Был я там…
- А, - разочарованно произнес Иван, и взгляд его потускнел, насторожился. Андрей коротко рассказал о себе. И взгляд Ивана опять стал доброжелательным, широкая дружеская улыбка окончательно согрела Андрея. Белокурая Машенька поглядывала на него с сочувствием.
Андрей изложил просьбу Дуси. Иван снова уселся на свое место.
- Вообще, конечно, нехорошо получилось, - сознался он. - Только вы, товарищ, немного опоздали. Мы тут недавно собрали металлолом, накупили подарков, сколотили агитбригаду, и дня три назад она выехала в Степной совхоз.
- Тогда порядок! - повеселел Андрей.
- Погоди, нам еще завком обещал, - задумчиво проговорил Иван, поглядывая на девушку. - А что, Машенька, не сходить ли нам с товарищем…
- Синиловым, - подсказал Андрей.
- С товарищем Синиловым к Котову? А? Мы-то ему уже надоели, а новый товарищ, может, и проймет его.
Машенька не возражала, и втроем они направились в завком. В кабинете у Зиновия Андрей прежде всего увидел Семена. Зиновий был чем-то рассержен. "Спорили, конечно", - догадался Андрей.
Иван выступил вперед:
- Вот товарищ с целины…
- С целины, - усмехнулся Зиновий, - больничной только. Ты что, Андрей, сюда мутить людей пришел? - спросил он начальственным тоном. Иван заморгал глазами, уставился на Андрея.
- Встреча состоялась! - засмеялся Семен. - Да они, милый друг, - обратился он к Ивану, - еще в больнице надоели друг другу.
- Это к делу не относится! - насупился Зиновий. - Что хотите от меня?
- Обещанного для целинников, - сказал Иван.
- Я никому ничего не обещал. Это во-первых.
- Но…
- Обещал заместитель, с него и спрашивайте, пусть раскошеливается, если богат. У меня лишних денег нет, ни своих, ни завкомовских. Это во-вторых.
- А как же на других заводах делают? - вмешалась Машенька, сердито насупив брови.
- Это их дело. У меня есть статьи расхода. Мне что утвердили, тем я и распоряжаюсь.
- Правильно, Зиновий! - сказал Колечкин. Котов гневно сверкнул глазами в сторону шофера и металлическим голосом произнес:
- Нету денег.
Иван безнадежно вздохнул: вот всегда так. Он и Машенька собрались уходить. Андрей разозлился. "Не я буду, если не дойму этого бюрократа", - со злостью подумал он и сел возле стола, за которым восседал Зиновий Котов, председатель завкома, бывший сосед по койке.
- Садитесь, ребята, - пригласил всех Андрей. - Закрой, Семен, дверь, чтоб никто сюда не зашел.
- Что ты хочешь делать? - встревожился Котов. - Ты чего распоряжаешься в чужом кабинете?
- Видишь ли, Зиновий… - начал Андрей, чувствуя удивительное спокойствие.
- Петрович, - подсказал Котов.
- Видишь ли в чем дело, Зиновий Петрович, - упрямо повторил Андрей, - выгнать тебя из завкома - у нас нет полномочий. Но совести у тебя, по-моему, немного осталось.
- Браво! - мотнул головой Семен, удобнее усаживаясь на диван. - Браво, Андрей!
- Вот я и думаю проверить, сколько осталось в тебе совести, и воспользоваться этим. Только просьба: ни на смету, ни на инструкции не ссылайся. Не поможет. И еще: если откажешься выполнить обещание…
- Да не давал я его! - взмолился Зиновий.
- Неважно. Заместитель давал - все равно завком, твоя правая рука. Так вот, если откажешься, я отсюда прямым ходом иду в редакцию и расскажу, какой ты есть бюрократ. И не поздоровится. Имей в виду. На всю область осмеют, уж за это я тебе ручаюсь головой.
Сдался, нечем было крыть.
На улице Семен, не скрывая удивления, заявил:
- Ей-богу, ты мне нравишься. Мне такие товарищи нужны. Откуда, скажи на милость, у тебя такая хватка?
- Старинку вспомнил, - улыбнулся Андрей.
…Было это в совхозе месяца два спустя после его создания. Суетни и неразберихи тогда хватало: люди разные, совхоз только начинал жить. Комитет комсомола лишь организовался - ребята еще не привыкли друг к другу. И вот решили на комитете: одно из четырех отделений совхоза сделать целиком молодежным. Директор отмахнулся: некогда, обождите. Побежали к парторгу: он тоже закрутился не меньше директора. Не помог. А тут еще секретарь комитета заболел, грипп свалил. Все заботы легли на Андреевы плечи - был он заместителем секретаря. Дуся губы закусила, словно бы сказать хотела: "Как же так, ребята, неужели отступим от своего?" И сманила Андрея одним планом. Синилов было отбрыкиваться стал, она прищурилась презрительно: "Эх, ты…" Согласился. Пошел к директору, напросился на прием.. Тот принял. А с Андреем прибыли все члены бюро, расселись.
- Ну, что ж, товарищи, - сказал Андрей, волнуясь, - заседание комитета комсомола считаю открытым. На повестке дня один вопрос…
Директор на дыбы поднялся, зашумел, но видит - проиграно его дело. Кричи не кричи, а комсомольцев не переспоришь. Махнул рукой:
- Ладно. Выкладывайте.
Потом жал ребятам руки, благодарил. Чуть позднее на районном партийном активе похвастал: вот, мол, какие у меня комсомольцы. Орлы! С тех пор комитет комсомола Степного считался в районе самым боевым, напористым. После этого случая ребята как-то сблизились между собой, силу свою почувствовали, уверенность обрели.
…Андрей взглянул на Колечкина, хотел было рассказать об этом, но раздумал. Не поймет. О другом бы - о выпивке, например, или о калыме каком-нибудь - иная статья, заинтересовался бы. Вдруг Семен хлопнул себя по лбу, обозвал ослом, вспомнив, что кто-то из друзей приглашал в гости.
- Пойдем, пойдем! - потащил он Андрея. Тот упирался.
- Пойдем, - убеждал Семен. - Мы сегодня должны с тобой по маленькой пропустить. Непременно, на прощанье. Может, последний раз видимся. Завтра я на посевную. Когда вернусь? И ты уедешь скоро. Пойдем, ей-богу!
- Не зови, - отказался Андрей. - Не любитель я по гостям ходить.
- Зря! - обиделся Колечкин. - Зря. Держись за меня - не пропадешь. Я жить умею и тебя научу. Потом спасибо скажешь.
- Ничего, как-нибудь проживу, - улыбнулся Андрей и помахал Колечкину рукой. - Пока!
Хорошо сегодня получилось. Нужное дело сделал, и Иван с Машенькой поверили в него. Знала бы Дуся - одобрила бы. Настроение светлее стало. Скорее бы в строй! Эх, удрать бы к своим ребятам, к Дусе! Да, но он болен, кому он там нужен такой? Дуся молодая, красивая, ей скоро надоест больной. И останется он снова один. Нина Петровна уже крепко обожглась в жизни, ей так хочется верности, она-то будет его ценить. Она ведь так одинока… Так, может, к Нине Петровне? В самом деле? Поступит опять на завод: никто не осудит, что не вернулся на целину. Причина уважительная. С болезнью шутки плохи. Женится на Нине Петровне, она хорошая, домик у нее свой, вот и семья, свой угол, свое счастье. Бориска помехой не станет, скорее наоборот…
8
Тоска. Опускаются руки - ничего не хочется делать. Письмо писать Дусе не стал. И она молчала, - наверно, посевная в разгаре. Надоел хирург, все время вежливо называвший больного тезкой. Раздражать стала тетя Нюра, хотя она по-прежнему была добра. Забросил книги. Крепче цепи держал недуг. Цепь можно перепилить, порвать… А недуг не сбросить с плеч. Хотя лечение подходило к концу, но нескоро еще вернется здоровье, инвалидом еще придется походить. А сердце рвалось куда-то. И частенько Андрей наведывался на вокзал. Будоражили паровозные гудки. Они звали странствовать, звали в город, где прошла ранняя юность, а то к бывшим друзьям - комсомольцам. Гудки приносили привет из далекой целинной земли, от широких степей, где так славно начиналась новая жизнь. Они вызывали яркие воспоминания о голубом озерном крае, где отгорело Андреево детство и где жили дорогие люди. Уносился в мыслях на Егозу, к избушке на курьих ножках, и будто снова горные ветры ласкали разгоряченное лицо, а синие дали лечили от тоски.
Однажды, уже в конце мая, бродил Андрей по привокзальной площади, радуясь бестолковой сутолоке пассажиров. Они, как всегда, куда-то бежали, спешили, толкали друг друга. Этих людей звала дорога, дальний путь. Скоро он позовет и Андрея.
Приметил он вдруг робкую стайку школьников. Жались они к левому крылу здания вокзала. Вот и малыши куда-то едут. Видно, впервые, - вон у них какие любопытные ив то же время немного испуганные лица. Андрей остановился, посмотрел на них с улыбкой. И вдруг один из этой стайки сорвался с места и кинулся навстречу:
- Дядя Андрей! - звонко закричал он. - Дядя Андрей!
Андрей обрадовался: к нему бежал Борис. Вот он ткнулся ему в живот, обхватил Андрея руками и поднял сияющие глаза-смородинки.
- Ты как сюда попал? - улыбнулся Андрей.
- А мы на экскурсию. В Ильменский заповедник.
- Молодец!
- Дядя Андрей, вы когда к нам приедете?
- Скоро.
- Правда?
- Правда.
- Вот хорошо-то! - и Борис, понизив голос до полушепота, сообщил: - А мама вас часто вспоминает.
- Да ну? - смутился Андрей.
- Ага. Она вам столько писем написала, я видел, - штук двадцать.
- Ну, уж и двадцать!
- Честное пионерское! Только она их в комоде спрятала. Я ей говорю, мама, давай на почту отнесу, тебе же некогда. Не дала.
Андрей был тронут бесхитростным рассказом маленького друга. А в это время к ребятам подошла учительница, они засобирались, загалдели.
- Я пойду, дядя Андрей.
- Знаешь, а я тебя, пожалуй, провожу.
- Вот хорошо-то! - подпрыгнул Борис и помчался к своим товарищам.
Проводив Бориса, поехал трамваем домой. Всю дорогу думал о Нине Петровне. Вспомнил, как она уничтожала его пышную бороду. Кругом голубели гористые дали, ветерок шевелил завитки ее каштановых волос. Радостным бесенком крутился Борис.
Как хорошо было тогда - только приятно и никаких сомнений…
Вспомнил, как она приезжала в марте, ее признание - и завихрились мысли, заныло сердце. Хватит! Надо уезжать отсюда, заняться делом. Здоровье улучшилось. Мог сжимать пальцы больной руки в кулак, рука сгибалась в локте. Правда, еще в плече не действовала, но со временем и здесь заживет. Завтра Андрей пойдет к хирургу - пусть направляет на трудовую комиссию.
И через день, тепло попрощавшись с тетей Нюрой, Андрей уехал в Кыштым.