Раздетый и раскрасневшийся от выпитого чая Амтыи лежал на ойленьей шкуре и медленно повествовал о случившемся:
- Тьма накрыла меня вместе с холодом… И я тогда подумал: ну все, кончилась моя земная жизнь и сейчас я предстану в другой. Разум смирился с этим, а тело все не хотело умирать - руки и ноги бились изо всех сил, старались вытолкнуть меня на поверхность. Сразу я не почувствовал холода, потом только, когда вода хлынула мне в рот, в уши… Наверное, я уже был там, в других краях, когда Кагот вытянул меня из воды. Я поначалу и не поверил, что еще на земле. Грудь сильно болела и желудок… И-и-и, - простонал Амтын и закрыл глаза.
Кагот попросил всех выйти из полога. Они с Амтыном остались вдвоем. У задней меховой стенки полога ярко горел жирник, заполняя пространство желтым огнем и пахнущим горелым жиром теплом.
- Послушай, Амтын, - заговорил Кагот, - раз уж так получилось, что ты вернулся в мир живущих, нужно подумать о будущем.
- Ты так говоришь, будто жалеешь, что спас меня, - усмехнулся Амтын.
- Я не жалею, - спокойно ответил Кагот. - Наоборот, я все больше укрепляюсь в мысли, что поступил правильно. Пожалеть могут другие…
- Кто же? - тревожно спросил Амтын.
- Внешние силы. Те, кто звал тебя в другую жизнь… Разве ты не слышал зова?
- Не помню… - неуверенно ответил Амтын. - Может, и был зов…
- Был зов, - с уверенностью сказал Кагот, - и тот, кто пренебрег этим, может навлечь на себя гнев богов.
- Да? - в испуге спросил Амтын. - Что же делать? Не возвращаться же, в самом деле, в ту холодную полынью…
- Есть другой путь, - молвил Кагот.
Амтын в надежде посмотрел на него и даже приподнялся на локте на оленьей шкуре.
- Говори скорее - какой путь?
- Ты должен стать другим.
- Как это - стать другим? - с недоумением спросил Амтын.
- Ты должен сменить имя, - продолжал ровным голосом Кагот, - изменить свои привычки, одежду. Ты где ложишься, когда спишь?
- В пологе.
- Я спрашиваю, с какой стороны ложишься с женой - справа или слева?
- Обычно слева, - немного подумав, ответил Амтын. - Чейвывэ у самого полога. Она раньше меня встает.
- Ты должен спать на ее месте, а она - на твоем, - строго сказал Кагот.
Амтыну передалось тревожное состояние Кагота, но он, потрясенный своим спасением, еще плохо соображал и отвечал невпопад.
- А как все остальное?
- Что ты имеешь в виду? - не понял Кагот.
- Все-таки я мужчина, - с некоторой обидой в голосе напомнил Амтын.
- А, ты об этом?
Амтыну показалось, что Кагот усмехнулся, хотя сам он в этом не видел ничего смешного.
- Об этом сам думай… Делай иначе, не так, как привык, - посоветовал Кагот. - Не это главное. Главное сейчас, чтобы твои внешние признаки, поступки, известные людям, изменились.
- Ну как обо всем этом можно помнить? - жалобно простонал Амтын. - Уж лучше бы мне утонуть!
- Не говори так! Раз ты спасся, значит, и воля богов была на это. Те боги, которые хотели твоей смерти, уступили тем, кто помог спасти тебя. Но злые Внешние силы все помнят! Завтра с утра ты уже доджен носить другое имя, - напомнил Кагот.
- Где же мы возьмем новое имя? - беспомощно развел руками Амтын.
- Имя я сам тебе дам, - сказал Кагот, чувствуя, как в груди у него растет что-то большое, радостное, как ветер восторга. - Я тебя нарекаю Амосом! Ты слышишь меня, Амос?
- Слышу, - тихо ответил человек, в изнеможении закрывая глаза, словно обретение нового имени отняло у него последние силы.
Кагот выбрался из полога и сказал собравшимся в чоттагине:
- Здесь больше нет Амтына… Тот человек, который сейчас спит в пологе, носит имя Амос! Запомните, его зовут Амос!
Снег пошел еще гуще, и поднявшийся ветер закрыл все видимое пространство. То темное и тяжелое, что лежало на сердце Кагота с того ясного весеннего утра, когда он лишил жизни старого шамана, ушло, исчезло, унесенное ветром с мокрым снегом.
Звезд не видно, не слышен их шелест.
Все погрузилось в черную мглу:
И человеческий голос и зверя рычанье…
Нет ничего, только темень да черная тишина…
Кто отзовется тебе, кроме тебя самого?
Мысль твоя - лишь мысли твоей ответ.
Темень и тишина - души отраженье твоев,
Мыслей темных студеная колыбель
5
Слабый снегопад и слабый ветер сначала напоминали предзимье в Норвегии, особенно в окрестностях Буннефиорда. Лед, по всему видать, установился крепко, если и будут происходить подвижки и торошение, то до корабля ледовые сжатия вряд ли дойдут.
Однако с конца сентября стало ясно, что здешняя погода ничего общего с норвежской не имеет. С каждым днем усиливался мороз, а белизна, покрывшая окрестности, начинала действовать угнетающе.
Каждый день Амундсен начинал с того, что обходил корабль, проверяя, что на нем делалось, потом спускался на лед. Сундбек закончил сборку мареографа - прибора для регистрации колебаний уровня моря. Собачник был великолепен. В этом надежном и теплом убежище собакам не страшны ни ураганные пурги, ни жестокий мороз.
Работы по подготовке к зимовке подходили к концу.
Амундсен понимал, что научные результаты его экспедиции без точных сведений о коренных жителях этой земли будут неполными, поэтому пора было всерьез подумать об экспедиции Свердрупа в глубинные районы чукотской тундры. Вторая группа должна будет попытаться достичь Нижне-Колымска и отправить оттуда телеграммы на родину.
И хотя во время зимней стоянки можно обойтись меньшим числом людей, Амундсен вынашивал мысль нанять хотя бы одного человека для работы на борту корабля. Но пока среди тех, кто приходил на корабль в эти дни, не встретилось еще такого, кто подошел бы к постоянной жизни на борту экспедиционного судна.
Наладили паровую баню, и в один из вечеров все решили хорошенько вымыться.
В первую пару попали Амундсен и Свердруп, которому отдали предпочтение, справедливо полагая, что он по крайней мере полгода не будет иметь возможности как следует помыться.
- Практически народы этого края еще по-настоящему науке не известны, - говорил Свердруп, нежась в жаре, - ведь до нас здесь побывала только небольшая экспедиция Смитсонианского музея натуральной истории…
- Я слышал от Нансена о ней, - отозвался из облака пара Амундсен. - В ней работали в основном русские политические ссыльные - Богораз и Йохельсон. Они сделали первое описание языков и религий здешних народов. Но без знания языка, думаю, вам будет трудно. Во время зимовки у берегов Северной Канады я это особенно хорошо почувствовал. Иногда мне казалось, что я достаточно хорошо понимаю внутреннюю, душевную жизнь эскимосов, но потом случалось такое, что я возвращался к мысли, что они остаются загадкой для меня… Впрочем, думаю, не только для меня, но и для многих других, даже для тех, кто полагает, что разгадал феномен арктического человека. Чтобы знать душу народа, надо знать его язык.
Необычный шум, донесшийся с палубы, и голос Олонкина засталвили прервать разговор в такой располагающей обстановке.
- Гости, господин Амундсен! Большой караван собачьих упряжек приближается!
Вокруг корабля собрался настоящий табор из собачьих упряжек и каюров. Крики людей, визг и лай собак, пробивающийся сквозь темные тучи лунный свет создавали удивительную, неповторимую картину. Трудно было поверить, что все это происходит в арктической пустыне, славящейся своим безлюдьем и безмолвием.
В кают-компании уже собрались несколько человек, среди них бросались в глаза лица явно европейского происхождения.
- Здравствуйте, господа! - поздоровался Амундсен по-английски. - Рад вас приветствовать на корабле "Мод", совершающем в научных целях плавание по Северо-Восточному проходу.
Он отдал распоряжение приготовить и подать кофе для гостей. Многие из них освобождались от меховых одежд, сваливая кухлянки и малахаи прямо на пол у стен кают-компании.
- Есть ли среди вас представители местных властей?
Услышав этот вопрос, гости переглянулись между собой. Один из них выдвинулся из толпы и довольно сносно заговорил по-английски.
- Меня зовут Григорий Кибизов. Я здешний торговец с мыса Северного. Должен вам сказать, господин Амундсен, что в России сейчас нет настоящей твердой власти. Идет гражданская война.
- Но надеюсь, что междоусобные столкновения происходят вдали от Чукотки?
- Увы! - развел руками Кибизов. - Борьба за власть между соперничающими группами докатилась и до наших краев… Следом за нами едут представители Анадырского ревкома.
- Господа, - после некоторого раздумья произнес Амундсен, - я всегда стоял вне политики и не собираюсь вмешиваться во внутренние дела России. Прощу рассматривать мои вопросы как естественный интерес человека наука. Мы намереваемся совершить несколько санных поездов в глубь материка ив Нижне-Колымск, чтобы через тамошнюю радиостанцию послать телеграммы: наше правительство, наши близкие беспокоятся о судьбе экспедиции. И мне хотелось подробнее знать о действительном положении в здешних краях.
Кибизов с явным удовольствием отпил кофе и не жуя проглотил целиком мягкую, испеченную собственноручно Амундсеном булочку. Хозяин с любопытством следил за гостем. Его всегда интересовали люди, посвятившие свою жизнь добыванию богатств в этих суровых краях. Амундсен чувствовал к ним невольную симпатию, хотя никогда не позволил бы кому-либо сравнивать себя с ними.
- В начале семнадцатого года, - начал свой рассказ Кибизов, - здесь, как и во всей России, была провозглашена власть Временного правительства. Но долго все оставалось по-старому, поскольку новую администрацию сюда не прислали. В крупных селах, таких, как Уэлен, действовали царские полицейские и административные чины, а в Ново-Мариинске располагалось уездное правление с уездным начальником Царегородцевым. Но затем Временное правительство лишило власти Царегородцева. А летом прошлого года в Ново-Мариинск прибыла другая власть - верховного правителя Сибири адмирала Колчака…
- Извините, господин Кибизов, - прервал его Амундсен, - я просто не успеваю следить за вашим рассказом… Чем же отличается программа одной власти от другой?
- Сказать откровенно, - усмехнулся Кибизов, - нам и самим трудно разобраться…
- Ну а сейчас какая власть в России?
- В центральных районах страны, - продолжал Кибизов, - судя по американским газетам и сведениям, полученным по телеграфу, у власти стоят большевики…
- Это кто же такие? - с любопытством спросил Амундсен, - Впервые слышу о них.
- Разное говорят о них, - пожал плечами Кибизов. - Но движение, по-видимому, очень сильное и распространенное. В начале этого года они провозгласили советскую власть в Ново-Мариинске и верность своему вождю Владимиру Ленину.
- Вот оно как! - воскликнул Амундсен, удивляясь тому, как бурно протекает политическая жизнь в стране, которая еще несколько лет назад казалась стороннему европейскому наблюдателю спящим медведем.
- Однако правление большевиков в Ново-Мариинске продолжалось недолго, и в феврале представители адмирала Колчака снова вернули себе власть…
Кибизов выпустил из своего рассказа подробности кровавой расправы, которую учинили колчаковские контрреволюционеры над членами первого ревкома Чукотки. Местные купцы опасались, что установление советской власти на дальнем Северо-Востоке положит конец здешней торговой вольнице, где одинаково хорошо себя чувствовали и американские и русские коммерсанты, к которым в летнее время присоединялись японцы и многие другие искатели удачи неизвестной национальности и подданства.
- Значит, сейчас на Чукотке снова власть Колчака? - спросил Амундсен.
- Нет, - ответил Кибизов. - Из Владивостока этим летом прибыл отряд красногвардейцев…
- А это кто такие? - удивленно спросил Амундсен.
- Сторонники большевиков, - ответил Кибизов.
- А вам известна политическая платформа и программа этих самых большевиков?
- Очень смутно, - ответил Кибизов. - Ходят слухи, что они за полную коллективизацию жизни, за национализацию собственности во всех видах, вплоть до женщин…
- Что вы говорите?!- с недоверием заметил Амундсен. - Как же это будет выглядеть практически?
- Практически? - Кибизов немного подумал. - Это значит, что моя жена будет в такой же степени и женой соседа…
- Но в таком случае жена соседа в той же степени будет вашей, - с улыбкой заметил прислушивавшийся к разговору Сундбек.
- Думаю, что скоро вы узнаете о большевиках от них самих. Как я уже сказал, следом за нами едут две упряжки представителей новой власти, - сказал Кибизов, выказывая недовольство замечанием Сундбека.
- У меня к вам еще один вопрос, господин Кибизов. - Амундсен возвращал беседе серьезный тон. - Как вы сами относитесь к новой власти и вообще к переменам в России?
Кибизов допил кофе и осторожно поставил чашку на стол.
- Мы, здешние торговцы, считаем, что помаленьку все утрясется и вернется к прежнему. Здешняя окраина мало интересовала царское правительство, а новые власти и подавно. Это богом забытый край, господин Амундсен, и каждый здесь ищет свою удачу.
После угощения гости высказали пожелание заняться торгом, и Амундсену пришлось разъяснить, что экспедиция не носит торгового характера.
- Я приобретаю все то, что мне нужно для спокойной и успешной зимовки, у местных жителей, с которыми у нас налажены хорошие отношения.
Кибизов понимающе кивнул.
После этого Амундсен обсудил возможность поездки в Нижне-Колымск.
- Пусть ваши товарищи едут следом за нашим караваном, - сказал Кибизов.
Во время беседы выяснилось, что "Мод" не единственное судно, зазимовавшее в этом году у берегов Чукотки. К востоку от Чаунской губы, у мыса Сердце-Камень, льды зажали русский пароход "Ставрополь".
Поздно вечером, когда успокоился лагерь и на корабле наступила тишина, Амундсен решил пройтись до берега, позвав с собой Геннадия Олонкина. Его беспокоило, что вот уже несколько дней ни Кагот, ни Амтын не появлялись у них.
Весь день сыпал снежок, иногда переходящий в настоящую метель. Но к вечеру небо очистилось от облаков, появились крупные, удивительно чистые звезды, и лунного света было вполне достаточно, чтобы различать все неровности на пути от "Мод" до берегового становища.
Из предосторожности Амундсен и Олонкин вооружились длинными палками с острыми наконечниками. Снег приятно поскрипывал под ногами, а кристальная чистота воздуха и относительно высокая температура напоминали лучшие зимние вечера в Буннефиорде.
Направились к большой яранге Амтына, где были в первый раз. Из отворенной двери виднелся свет - в холодной части яранги горел костер.
Собаки встретили гостей лаем. Из яранги выглянула женщина и тотчас скрылась. В чоттагине был Кагот.
Ответив на приветствие, Амундсен сказал:
- Мы вас давно не видим… Все ли у вас в порядке?
Кагот ответил не сразу.
- Мы не могли выполнить обещание и не привезли копальхен. Случилась беда: мой товарищ провалился под лед вместе с грузом. Потерял все: нарту и собак.
- Какое несчастье! - с искренним сочувствием воскликнул Амундсен. - А сам ваш товарищ жив?
- Жив, - ответил Кагот.
- Ну и слава богу! - с облегчением заметил Амундсен. - Как себя чувствует господин Амтын?
Кагот помедлил, затрудняясь ответить на вопрос, потом тихо произнес:
- Амтына больше нет…
- Как? - воскликнул Амундсен. - Бедного Амтына нет?
- Да, его нет, - увереннее ответил Кагот. - Вместо него в этой яранге теперь живет Амос.
- Ничего не пойму. - Амундсен растерянно повернулся к Олонкйну. - Что вы скажете на это? Куда делся бедный Амтын и почему в этой яранге живет неведомый нам Амос?
- Амоса вы знаете, - ровным серьезным голосом продолжал Кагот. - И он вас знает…
- Удивительно! Какая-то мистика! - пробормотал Амундсен.
- А нельзя ли нам увидеть этого Амоса? - попросил Олонкин.
- Можно, - сказал Кагот и громко позвал: - Амос!
В глубине яранги зашевелился меховой занавес спального полога, и в чоттагин выглянул хорошо знакомый Амтын.
- Я отвлек внимание злых духов, - простым, будничным голосом объяснил Кагот. - Запутал след. Отныне перед вами другой человек, не похожий на того, кого вы знали еще несколько дней назад. Его зовут Амос.
- Да, да, Амос, я понял, - улыбнулся Амундсен, припоминая, что у многих первобытных народов смена имени означает частичное перевоплощение человека.
Правда, новообращенный внешне ничем не отличался от прежнего, и на его лице виднелась та же хитроватая и лукавая улыбка.
- Жаль, что мы не привезли собачьего корму…
- Ничего, мы можем подождать несколько дней, пока вы окончательно поправитесь, - сказал Амундсен. - Я думаю, - продолжал он, - теперь самое время принять немного лекарства.
Он сделал знак Олонкину, и тот достал металлическую фляжку с завинчивающейся крышкой.
- Как ты думаешь, могу я принять лекарство тангитанов? - с надеждой в голосе спросил Амос.
- А что это такое? - поинтересовался Кагот.
- По действию то же самое, что и водка, но гораздо лучшего качества, - пояснил Амундсен: во фляжку был налит отборный французский коньяк.
- Амтын любил огненную веселящую воду и всегда жаждал ее, - сказал Кагот, - но вот Амос…
И Амос вдруг торопливо договорил:
- Амос не любит огненной веселящей воды!
Амундсен с удивлением посмотрел на него и произнес с оттенком уважительности:
- Ну раз такое дело, не смею настаивать.
Поговорили о будущем путешествии в Нижне-Колымск.
- Возьмите побольше копальхена, - посоветовал Амос. - Это хорошая еда для дороги. К тому же на него всегда можно выменять у кочевников оленье мясо и шкуры. У нас большие запасы, и мы готовы поделиться.
- Благодарю вас, - сказал на прощание Амундсен. - Поправляйтесь побыстрее.
Возле корабля стоял Кибизов.
- Не спится, господин Кибизов? - спросил его Амундсен.
- Вот уже скйлько лет живу здесь, а привыкнуть к здешней природе никак не могу. Сегодня такое тревожное состояние на душе: наверное, будет полярное сияние. Вон видите - на северо-западе у самого горизонта свечение?
Обернувшись туда, Амундееа и Олоккйн заметили светлую полосу, будто там находился большой, залитый светом город.
- А что говорят по этому поводу местные жители? - спросил Амундсен. - В особенности шаманы?
- Разное, - ответил Кибизов. - Но разве им можно верить? Народ невежественный и темный, верят во всякую чепуху, в которую здравомыслящий человек не то что верить не станет, а даже и внимания никакого не обратит.
- Вы встречались с шаманами? - осведомился Амундсен.
- Приходилось, - ответил Кибизов, - у нас на мысе Северном их несколько человек. Есть среди них даже женщина.
- Вон как! - удивился Амундсен. - Разве такое бывает?
- Еще не такое бывает! - усмехнулся Кибизов. - У них есть люди-оборотни: одеваются как женщины, а на поверку мужики. Или наоборот: баба начинает притворяться мужиком. Чудного у них много, до сути их жизни не доберешься.