1
В машине Бондаренко уселась по-хозяйски - рядом с шофером, предоставив Степняку устраиваться на заднем сиденье. Степняк вдруг поймал себя на мысли, что и он в своей машине неизменно усаживался впереди, с водителем, когда случалось ездить вместе с кем-нибудь по делам. И даже не по делам. А ведь, пожалуй, это не слишком вежливо: предоставлять сидящему сзади любоваться твоей спиной и этак барственно, через плечо, подавать короткие реплики. Поневоле короткие: не очень-то поговоришь с человеком, сидя к нему спиною. И откуда только взялась у нас эта снисходительно-начальническая манера поведения?
Но Таисия Павловна Бондаренко не дала Степняку довести до конца свою мысль. Тем чуть приподнятым, оживленным тоном, каким она вообще разговаривала с мужчинами, особенно с мужчинами высокими, статными, которые всегда нравились ей, Таисия Павловна вдруг заговорила, слегка повернувшись и поглядывая на Степняка в шоферское зеркальце:
- А Задорожный умница, что сосватал вас с нами, правда? Нельзя же допускать, чтоб товарищ с такой биографией, как ваша, сидел сложа руки.
- Биография обыкновенная, - хмуро отозвался Степняк, - а насчет рук… я еще не уверен, что подойду вам.
- То есть как - не уверен? - Таисия Павловна повернулась к Степняку. - Все решено и подписано! - она выразительно похлопала по коричневой кожаной папке, лежащей у нее на коленях. - Решено и подписано, и вы едете со мной в качестве главного врача, чтоб принять у строителей свою будущую больницу.
В самом деле, он ехал именно для этого и за этим. Все свершилось неожиданно и очень быстро. Задорожный, к изумлению Степняка, позвонил ему на следующий после их встречи день и без всяких предисловий заявил, что рекомендовал его такому-то райздраву на должность главного врача в больницу-новостройку.
- Это как раз для тебя, Илья Васильевич! - не давая Степняку опомниться, энергично и напористо говорил Задорожный. - Сейчас там одни стены. Ни людей, ни вещей. Все будешь делать сам и по-своему, - он подчеркнул последние слова и засмеялся. - Ты ведь еще не разлюбил делать по-своему?
Да, Задорожный знал, чем соблазнить Степняка. Степняк очень любил делать по-своему. Заканчивая разговор, Задорожный, словно поясняя что-то, сказал:
- Сейчас райздравом правит Бондаренко, заместительница Романа Юрьевича Гнатовича, не знаешь его? Стоящий дядька. Он в длительной командировке за границей. Послали руководителем одной врачебной делегации в малоразвитые страны. Бондаренко тоже, конечно, врач по образованию. Ну, а по характеру дама приятная во всех отношениях. Впрочем, сам увидишь… Она к таким, как ты, неравнодушна.
- Это как понимать?
- А очень просто. Любит людей с организаторской жилкой да еще с красивой биографией и хорошей внешностью.
- Ну, начинается! - Степняк разозлился. - И почему, вообще, ты за меня мою судьбу решаешь?
- Да потому, что знаю тебя, - спокойно ответил Задорожный.
Вот так это все случилось.
Домашние восприняли новость без всякой радости.
Надя, вскинув подбородок, насмешливо осведомилась:
- Значит, ради этого ты снял погоны?
Петушок обиженно допытывался:
- А как же в Третьяковку? И в Планетарий? И еще ты хотел сводить меня в Политехнический музей…
Варвара Семеновна пожала плечами:
- Я бы на вашем месте предпочла клинику.
И только на кухне Неонила Кузьминична проявила грубоватое сочувствие:
- Самостоятельный мужчина должон командовать. Новую-то больницу куда сподручнее на свой манер скроить!
2
А больницы не было. Были стены, окна, междуэтажные перекрытия, широкие коридоры и много дверей. Было здание, пахнущее олифой, известкой и сыростью, "коробка", как деловито и озабоченно называли его между собой строители. Чуть теплые трубы парового отопления не могли ни высушить, ни даже согреть эту четырехэтажную коробку. Температура не поднималась выше 8° по Цельсию.
Не снимая шинели, Степняк ходил по коридорам, распахивая одну за другой двери и дивясь тому, как непродуманно и безлико выстроено это здание, которое он в мыслях видел уже настоящей больницей, заполненной новейшим медицинским оборудованием, сверкающей белизной и никелем, светлой, красивой, удобной. Но именно об удобствах, о самых необходимых больничных удобствах, строители явно не задумывались. Все больше и больше хмурясь, Степняк старался не глядеть на неотступно следовавших за ним архитектора и прораба. Прораб, длинный, худой, в мешковатом желто-сером пальто, шел молча, не разжимая тонких губ. Архитектор, грузный и коренастый, в небрежно сдвинутой на затылок шляпе, с пестрым шарфом, кое-как замотанным вокруг шеи, тяжело дышал и все порывался сказать что-то, но Степняк притворялся, что не замечает его попыток. Все-таки, когда Степняк распахнул очередную дверь и через маленькую комнату вошел в большой зал, архитектор торжественно возвестил: "Операционная!"
И тут терпение Степняка лопнуло.
- А почему, собственно, вы решили, что этот сарай годится под операционную? - загремел он, оборачиваясь всем телом к своим спутникам. - Может быть, потому, что вот это напортачили?
Во всю длину одной из стен тянулись ребристые радиаторы отопления.
- Про антисептику ничего не слыхали? Специально не придумаешь такого прибежища для пыли! А то, что отсюда до лифта двести метров…
- Сто пятьдесят, - торопливо поправил архитектор.
- Сто пятьдесят! - возмущенно повторил Степняк. - Вот я вам простой аппендицит прооперирую, а потом поволоку вас на глазах у всех сто пятьдесят метров к лифту, - угодно?
- Так ведь на коляске… - неловко начал архитектор.
Степняк яростно взмахнул рукой:
- На ко-ля-ске! Это старые барыни на колясках ездили, товарищ архитектор, а в больницах каталки, понятно? Каталки! Черта лысого вы смыслите в больницах! И как только совести хватает браться за проектирование, когда ни уха ни рыла…
- А я и не проектировал, - вдруг спокойно сказал архитектор. - Я только привязывал проект больницы к типовому проекту школы. Напишите мне ваши замечания, в следующий раз учту…
- В следующий раз! - бешеным голосом закричал Степняк. - А теперь прикажете стены выламывать, да? Ведь у вас из приемного отделения в рентгеновский кабинет больной должен через третий этаж путешествовать, хотя, между прочим, и рентген и приемное отделение внизу. Прохода, видите ли, сделать не догадались! И выходит: вези человека на каталке в лифте на третий этаж, потом через все здание к другому лифту, потом спускай вниз… А вы за лифты поручитесь, что они не застрянут? А мусоропровод где? В ведрах, что ли, отбросы таскать сверху вниз? А водопровод! Воду вы подвели куда надо, я вас спрашиваю?
Вокруг Степняка и архитектора уже столпились все участники сдачи-приемки больницы.
- Ого, какой темперамент! - снисходительно, словно раскапризничавшемуся ребенку, сказала Бондаренко и улыбнулась ярко накрашенными губами. - Ну, товарищи, не будем терять времени, надо составить список недоделок…
- А кто подпишет акт приемки? - озабоченно спросил длинный прораб.
- Только не я! - Степняк рубанул правой рукой воздух.
- Горячка, горячка! - все еще улыбаясь, вздохнула Бондаренко. - Зачем так обострять вопросы? Война давно кончилась, и, я полагаю, тут сражаться не с кем. Строители устранят недоделки…
- В пределах возможного, - быстро вставил прораб.
- В пределах необходимого, - властно поправила Бондаренко и первая пошла к лифту.
В этот день Степняк неминуемо испортил бы отношения и со строителями и с Бондаренко, если бы не Лознякова. Он не сразу рассмотрел эту темноволосую, с легкой рыжинкой женщину. Она держалась чуть в стороне, незаметно и показалась ему совсем незначительной. Однако ее короткие замечания, когда составлялся список недоделок, были гораздо существеннее негодующих восклицаний Бондаренко, и в спорах со строителями она очень твердо отстаивала свое мнение. Степняк удивленно покосился, увидев в маленьких руках Лозняковой блокнот с перечнем тех самых строительных промахов, из-за которых он разбушевался наверху, у дверей операционной.
"Кто такая? И когда вообще она успела?.."
Бондаренко, словно прочитав его мысли, спохватилась.
- Да, я не познакомила вас, кажется? - сверкнув золотой коронкой, заулыбалась она. - Это же товарищ Лознякова, Юлия Даниловна, популярнейший человек в районе! Девять лет проработала участковым врачом. Но мы решили: больница-новостройка требует жертв. Лучшие силы вам отдаем!
- Вы терапевт? - спросил Степняк.
- Терапевт.
- И какой терапевт! Говорю вам, весь район завидует! - Бондаренко и вздохнула и руками развела, словно удивляясь собственной щедрости.
- Будет вам, Таисия Павловна! - поморщилась Лознякова.
- Все скромничаете! А сколько Гнатович уговаривал вас пойти главным? Но мое слово твердое: сказала - временно, и видите - не обманула. Действительный главный пожаловал!
Бондаренко сделала шутливо-торжественный жест в сторону Степняка и, стуча каблучками, заторопилась к строителям. Они стояли группкой в отдалении, о чем-то негромко переговаривались. Слышно было, как, едва подойдя к ним, Таисия Павловна заспорила с длинным прорабом.
- Выходит, я и дорогу вам перешел? - вполголоса, неловко пробормотал Степняк.
- Мне? Дорогу? - Лознякова тихонько засмеялась. - Да я "действительного главного" как спасителя ждала.
- Что так?
- Нет вкуса к административной работе. Люблю поближе к людям…
- Чего уж ближе - главврачом!
- Не всегда, - Лознякова не то поежилась, не то пожала плечами.
Разговаривая, она чуть запрокидывала голову, потому что была невысокого роста, и это движение показалось Степняку детски доверчивым. Так откидывал свою круглую головенку Петушок, делясь с отцом чем-нибудь важным.
Сейчас Юлия Даниловна настойчиво ловила взгляд Степняка. Он понял это и пристально посмотрел ей в глаза.
- Разве вы не считаете, что в работе главное - люди? - спросила Лознякова.
- Конечно.
- Ну вот, я и занималась тут подбором людей. Ничего, приходят понемногу. Только с сестрами и санитарками беда…
Степняк понимающе кивнул: сестер и санитарок всегда не хватает, это он хорошо знал.
- Я уж все больницы района обошла, чтоб поделились с новостройкой. Но кто же, согласитесь, отдаст опытную операционную сестру?
- Пусть Бондаренко прикажет.
- Прикажет? - губы Лозняковой насмешливо дрогнули. - Да ведь мы не в армии.
Она все еще стояла с запрокинутой головой. Степняк только сейчас рассмотрел на ее лице шрам, протянувшийся от правой брови через всю щеку к уголку рта. Шрам этот не уродовал Лознякову, но придавал особую характерность тонким и женственным чертам лица.
- Вы были на фронте?
- Была.
- Сестрой?
- Нет, почему? Врачом. Хирургом медсанбата.
- И после этого стали терапевтом?
Откровенное разочарование звучало в вопросе. Степняк хирургию предпочитал всему на свете.
Пришлось… - буднично сказала Лознякова. - Думала, что не сумею выстаивать полный операционный день на протезе.
Степняк внутренне охнул. В пустое, гулкое помещение, наполненное мирными запахами известки и олифы, залитое нежарким октябрьским солнцем, хлынула война со всей ее болью, кровью, непрерывным страданием, бессмыслицей смерти, обрывавшей каждоминутно тысячи молодых, непрожитых жизней. Все, что знал Степняк о войне, все, что испытал сам и что навеки отложилось в его памяти, разом вспыхнуло от простого ответа этой маленькой женщины с нежным и доверчивым лицом, пересеченным шрамом. "Пришлось! Пришлось! Пришлось!" - тупо повторял про себя Степняк, глядя куда-то поверх головы Лозняковой.
Пятнадцать лет прошло с окончания войны, а он все еще делил людей на фронтовиков и тыловиков. И хотя весь его нелегкий жизненный опыт говорил о том, что среди фронтовиков попадались и слабодушные и ничтожные, а среди тех, кто воевал за тысячи километров от переднего края, были истинные герои, он не мог не ощущать некоего фронтового братства с каждым, кто отведал окопной страды.
- Идемте же, товарищ главный, - услышал он вдруг негромкий голос Лозняковой, - Таисия Павловна давно зовет вас, не надо без толку нервировать начальство!
Он уловил насмешливую нотку за ровной интонацией своей собеседницы и с удовольствием подумал: "Эге, да ты вовсе не такая божья коровка, как выглядишь!"
3
На следующее утро, когда Степняк приехал в больницу, длинный прораб, еще более хмурый и молчаливый, чем накануне, командовал рабочими, которые пробивали в стене приемного отделения выход к рентгеновскому кабинету.
На втором и третьем этажах водопроводчики ставили дополнительные раковины и водосливы в тех местах, которые вчера показывал Степняк. Кирпичная пыль оседала на свежевыкрашенных подоконниках, и ожесточенный стук наполнял все здание.
Лознякова увела Степняка в отдаленную маленькую комнатку первого этажа, где можно было разговаривать не повышая голоса. В комнатке стоял простой канцелярский стол, три белые больничные табуретки и очень неказистый фанерный шкаф, запертый висячим замком.
- Временный кабинет врио главврача! - объявила Юлия Даниловна, приглашая Степняка сесть за стол. - Шинель снимать не рекомендую: выше восьми градусов, как вы вчера заметили, здесь не бывает.
- Почему?
- Истопники говорят, что плохой уголь.
- Истопники тоже временные?
- Нет, постоянные.
- А уголь?
- А уголь временный, какой удалось раздобыть у соседей. Райисполком обещает на днях завезти.
Степняк недоверчиво хмыкнул.
- А что вообще есть из оборудования?
Юлия Даниловна вздохнула:
- В основном - наряды на получение. Завхоз появился только позавчера, но он, понимаете, не совсем такой…
- Пьет, что ли?
- Нет, как раз не пьет. Застенчивый.
- Застенчивый?! - Степняк расхохотался. - Ну, знаете, застенчивых завхозов я что-то не встречал…
- И я, - серьезно подтвердила Юлия Даниловна. - А этот… Говорю ему: "Поезжайте прямо на завод, договоритесь о том-то и о том-то", - а он краснеет, мнется и отвечает: "Лучше уж вы сами договоритесь, а я, когда можно будет, привезу". Представляете себе?
Степняк окончательно развеселился:
- Так гнать его к черту! Затребуем другого.
- Затребуете? Где?
- Н-да… Привык, что в армии…
- А здесь не армия.
Он и не подозревал, как часто ему придется выслушивать эту спокойную фразу: "Здесь не армия". И странное дело - он покорно стихал даже в самые горячие минуты, едва Лознякова начинала свое: "Здесь…" Он даже научился шутливо перебивать ее: "…не армия, знаю, знаю!" Конечно, он знал это, но забывал на каждом шагу. Неприятные сюрпризы сыпались со всех сторон. Наряды на оборудование, выглядевшие так солидно в папках, аккуратно разложенных Лозняковой на полках фанерного шкафа, превращались в никчемные бумажки, едва их предъявляли в соответствующую инстанцию. Не только сложных и тонких медицинских приборов или инструментов, но даже кроватей, тумбочек, табуреток нужного образца не оказывалось в наличии, когда надо было их получать. "Застенчивый" завхоз оказался действительно скромным и непьющим молодым человеком, работавшим прежде штамповщиком на крупном заводе. Там по собственной оплошности он потерял руку - хотел обогнать товарища, не выполнил какого-то простейшего правила из инструкции по технике безопасности, и руку размозжило штампом. Когда его привезли в больницу, уже началось общее заражение крови, грозила гангрена. Хирурги спасли ему жизнь, но руку спасти не удалось. В больнице он, здоровый крепкий парень, впервые столкнулся с медициной-воительницей. До этого, как все молодые и здоровые люди, он считал, что врачи "все чего-то придираются" и что "работенка эта так себе, для очкариков". За месяцы, проведенные на больничной койке, прежние представления круто изменились. Размышляя над своей будущей судьбой (с одной рукой о штамповке и думать было нечего), он решил, что станет медиком. "Пусть пока хотя бы санитаром, - упрямо говорил он хирургу, который делал ему операцию. - У меня восемь классов образования, подготовлюсь и сдам на фельдшера…"
Хирург был человек душевный, паренек ему нравился, В один из посетительских дней он дождался матери своего больного и добрых два часа проговорил с ней в больничном саду. Мать плакала. Витенька два года учился в ремесленном училище и только-только стал на ноги. Были у нее еще младшие дети. Сама она работала уборщицей на почте. Главным кормильцем был Витенька. "Будет работать и учиться, - твердо сказал хирург. - Я его устрою".
Так Виктор Марочкин попал в больницу-новостройку завхозом. Застенчивым он был от природы, а искалеченная рука сделала его болезненно самолюбивым. Он готов был работать двадцать четыре часа в сутки, но не умел ничего "выколачивать" и не понимал, что в ответ на равнодушное "Нет у нас этого…" можно продолжать настаивать, идти к начальству или ловко намекать на какие-то таинственные блага, которые воспоследуют, ежели дефицитный предмет "вдруг" обнаружится на складе. Все это разузнала Лознякова, и когда Степняк, остервенев от бесконечных хлопот по поводу неполученного больничного белья, в очередной раз накричал на Витеньку, сурово и коротко изложила Илье Васильевичу историю их незадачливого завхоза.
- Ну как, будем гнать к черту? - деловито осведомилась она.
- Да я же не знал… - растерянно начал Степняк и вдруг снова вспылил: - А вы что, не могли вовремя предупредить?
- Во-первых, я тоже не знала, - строго сказала Лознякова, - и, во-вторых, я не замполит у начальника госпиталя, который привык только приказывать.
- Но мы же не можем…
- Мы можем Марочкину помочь, - не давая Степняку договорить, возразила Юлия Даниловна. - Пусть товарищи врачи тоже побеспокоятся, они, кстати, уже получают зарплату.