Над незадачливым командированным посмеивались всю дорогу. В городе Сусликов, проклиная все на свете, не стал заявлять о пропаже в милицию – будешь сидеть здесь еще неделю, – а отправился сразу в аэропорт.
– Гангстеры проклятые! – ругался он. – Небось и областной центр у них такой же. Какие районы, такая и область! Яблоко от яблони далеко не падает! У-у, рожи!
На командированного оглядывались:
– Поддал, дядя…
20. КВАРТИРА СО ВСЕМИ УДОБСТВАМИ
К кинотеатру Костя пришел за полчаса. Как раз кончился сеанс, и народ шел сплошным потоком, обмениваясь впечатлениями, волоча за собой синий шлейф табачного дыма. Большинство не верило в исправление уголовника.
– Как же… Такой перевоспитается… Жди…
– Сегодня поплакал, а завтра опять грабить пойдет.
– Таких надо держать пожизненно.
– Один такой в нашем доме живет… Каждый день пьянка. На какие, спрашивается, шиши?
Костя сел на лавочку возле клумбы. Пригревало солнце. Лужи на асфальте подсыхали, окружая себя белыми концентрическими кольцами. Из-за спины, с клумбы тянуло горьким тяжелым запахом осенних цветов. У ног, ничуть не опасаясь, прыгали серые птицы, похожие на воробьев, но не воробьи. "Неужто клесты? – подумал Костя. – Клесты в городе… Хотя почему бы и нет… Прилетели на клумбы клевать семена…"
Народ вскоре прошел, и площадь опустела. Налетел ветерок, погнал по асфальту бумажки и подсохшие листья.
"Я могу ее и не узнать, – теперь Минаков вглядывался в каждую женщину. – Оденется по-другому… И потом я был здорово поддавши… Если она вообще придет. Впрочем, придет, ведь сама же назначила".
Но женщина не пришла. Костя ждал десять, потом двадцать, потом тридцать минут…
"Если не придет без пятнадцати – уйду", – решил младший бухгалтер.
Часы показали без пятнадцати семь, и Минаков поднялся со скамейки.
"Ну и черт с ней, – решил Костя. – Подумаешь, цаца… Схожу на танцы в Центральный парк… Там такие девочки – закачаешься…"
Как-то во время поездки в Суходольск Минаков побывал на танцах в Центральном парке, и танцующая молодежь произвела на него сильное впечатление. Парни в джинсах, девчонки в макси-платьях выделывали черт-те что – не очень пристойно, но глаз не оторвешь,
– Здравствуйте.
Кто-то сзади дотронулся до Костиного локтя. Минаков оглянулся. Перед ним стояла та, которую он ждал. На женщине был светлый костюм, в руках алые гвоздики. Шедшие мужчины оглядывались на нее.
– Здравствуйте, – пробормотал Костя. – А я думал, что вы уже…
– Я давно здесь.
– Как? – удивился младший бухгалтер.
– Я стояла вон за тем киоском и наблюдала за вами.
– Наблюдали? Зачем?
Женщина улыбнулась.
– Для начала давайте познакомимся. Меня зовут Любой.
– Костя…
– Очень приятно. Сейчас довольно редкое имя. Все больше Игори пошли.
Они пожали друг другу руки. Люба прижала цветы к груди. Она была очень красивой. Ветер трепал ее волосы.
– Так зачем вы за мной наблюдали? – спросил Минаков. Ему с самого начала хотелось быть смелым и даже развязным.
– Хотела узнать о вас побольше. Ведь мы совсем незнакомы. Вы не знали, что за вами следят, и поэтому были сами собой. Я читала ваши мысли.
– Ну и что же вы прочитали?
– Вас что-то гнетет. Вы много раз хмурились и ни разу не улыбнулись. Вы любите женщин – не пропустили ни одну, чтобы не осмотреть ее с ног до головы.
– Я ждал вас и боялся не узнать.
– Может быть… Затем вы опасаетесь милиции. Когда мимо вас прошел милиционер, вы чуть было не убежали вместе со своим портфелем. Что, есть основания?
– Возможно. Еще что?
– Вы одиноки в этом городе.
– А это вы откуда взяли?
– Вы пришли одни. Обычно на свидание приходят вдвоем с приятелем, который потом даст оценку девушке, так сказать, со стороны.
– Это не обязательно.
– Не обязательно, но возможно. Во всяком случае, ваша фигура излучала одиночество и уныние, когда вы шли сюда.
– Значит, вы с самого начала…
– Да. С самого начала. Я пришла даже раньше вас.
Они помолчали.
– Я боялся вас не узнать… – сказал Костя. Самоуверенность ускользнула от него, но младший бухгалтер старательно ловил ее за хвост.
– Но узнали сразу? – Люба улыбнулась. У нее были красивые зубы.
– Сразу.
– Я вам нравлюсь?
– Очень.
– Значит, свидание состоится?
– Если вы не против…
Люба протянула Косте гвоздику. Тот взял, смущенно повертел ее в руках.
– Давайте я вдену вам в петлицу. Будете как жених. А петлица зашита. Придется приколоть булавкой. У меня есть.
Люба раскрыла сумочку и вынула булавку.
– Подставляйте свою широкую грудь. Ближе, ближе, не укушу.
Костя наклонился. От вчерашней попутчицы нежно, едва слышно пахло хорошими духами. Так пахнет весной в лесу. Проходивший мимо мужчина замедлил шаги и почти остановился – так было ему интересно и, наверно, завидно.
– Вам тоже приколоть? – спросила Люба мужчину. Тот растерянно улыбнулся и ушел оглядываясь – видно, не ожидал такого экстравагантного поступка от столь приличной женщины.
– Вот… Вам очень идет. А свои я выброшу, чтобы не было чересчур назойливо.
Женщина бросила цветы в урну.
– Напрасно вы так, – сказал Костя. – Цветы не выбрасывают…
– Красивый предрассудок. Не выбрасывают только деньги.
Эта фраза прозвучала как-то пошло. Костя почувствовал неловкость. Видно, и женщина поняла, что сказала что-то не так.
– Впрочем, и деньги бросают, – поправилась она. – Из-за любви. Вечна только любовь. От нее никак не отделаешься, как от смерти. Так какие будут предложения?
– А какие у вас?
– Я первая спросила.
– Даже и не знаю… Погуляем… Можно сходить в кино. А вечером, если хотите, потанцуем в ресторане. Часов до десяти. В десять сорок у меня поезд.
– Вот как… Вы уезжаете?
– Да.
– Куда же, если не секрет?
– Далеко.
– Какой вы весь загадочный. Пойдемте, чего мы стоим? На нас обращают внимание. Наверно, думают, что вы отказываетесь на мне жениться. А я угрожаю обратиться в местком.
Они пошли вдоль клумбы. Пахло опавшими подгнивающими листьями, сырой невозделанной землей, увядающими цветами… Вяло гудел откуда-то взлетевший черный большой шмель; перелетая с цветка на цветок, он явно недоумевал, почему цветы перестали быть сладкими.
– Так как насчет моего плана? – спросил Минаков. Он шел рядом с Любой, опустив руки, не решаясь до нее дотронуться, хотя по всем правилам надо было взять ее под руку. Рядом с этой красивой нарядной женщиной младший бухгалтер в своем сером, помятом плаще, из-под которого глупа и неожиданно выглядывала; красная великолепная гвоздика, сам себе казался тусклым, нелепым человеком, похожим на уголовника из только что виденного кинофильма. Особенна угнетал Минакова набитый скрепками терханньй неопределенного цвета портфель, такой тяжелый, что его приходилось почти волочить, – портфель бил по правой ноге, утробно ухал потревоженными коробками.
– План плохой, – ответила Люба, – Времени у нас мало, и нет смысла тратить его на кино и ресторан. Есть другое предложение. Поехали ко мне.
– Но… – Костя сразу почему-то представил себе толстую недоверчивую мать Любы, папу в пижаме, копошащихся внуков. – Будет не совсем удобно… Я никого из ваших не знаю… Мне бы хотелось побыть с вами вдвоем.
– Я живу одна. У меня хорошая квартира со всеми удобствами.
– А ваш муж…
– Я развелась. Вас это устраивает?
– Конечно, – пробормотал Минаков.
Опыт общения с женщинами был у Кости невелик. В основном он сводился к ухаживанию – в большинстве случаев неудачному – за местными девушками из кулинарного училища: дружить с ними в Петровске считалось хорошим тоном. "Кулинарки" держались высокомерно и ужасно ломались, свидания с ними превращались в бесконечную говорильню о преподавателях, оценках, зачетах, нарядах подружек и т. д., прерываемую изредка выкриками "Убери руки!".
Правда, была у Кости и "взрослая" любовь с одной замужней женщиной, упаковщицей из цеха отправки, о которой Минаков до сих пор вспоминал с содроганием. Встречаться они могли лишь в обеденные перерывы. Муж Костиной любовницы оказался очень ревнивым и повсюду выслеживал свою жену. Работал он сторожем на городском рынке и на этом основании повсюду ходил с ружьем, даже по магазинам сопровождал супругу словно вооруженный конвой.
Любовники залезали в какой-нибудь ящик в дальнем углу цеха, закрывались сверху крышкой, и упаковщица поила Костю молоком из бутылки и кормила пирожками с рыбой – она была почти вдвое старше Минакова и относилась к нему с материнской нежностью.
Эта любовь прервалась самым нелепым образом. Однажды, когда Костя и упаковщица сидели в ящике, пришли рабочие, забили крышку, чтобы не сорвалась, и с криками, уханьем принялись грузить ящик на электрокар – как потом выяснилось, ящик срочно потребовался взамен рассыпавшегося на железнодорожной станции.
Вместо того чтобы спокойно пересидеть погрузку, а потом вылезти из ящика, когда вокруг не будет людей, Костя и упаковщица подняли крик, стали стучать, словно их хоронили заживо, и обалдевшим рабочим предстала поразительная картина: две высунувшиеся головы, обсыпанные стружкой…
История получила огласку – хотя грузчики из мужской солидарности договорились никому ничего не говорить, – и любовь Кости и упаковщицы погибла, убитая насмешками.
С тех пор Костя Минаков за три километра обходил замужних женщин.
– Такси! – закричала Люба.
Мчавшаяся навстречу машина с зеленым огоньком резко затормозила.
– Вам куда, дамочка? – высунулся в окошко улыбающийся шофер.
– Нам по пути!
– Ну раз так – прошу!
Костя подбежал к машине, волоча портфель. Шофер сразу поскучнел, увидев Минакова.
– Вообще-то мне в парк… но раз уж сели…
Он недовольно крутанул счетчик.
– На Октябрьскую, около стадиона.
– Знаю, – буркнул шофер.
Машина рванула с места и понеслась. На повороте Костю прижало к Любе.
– Страшно? – шепнула она, глядя ему в глаза.
– Чего? – не понял Минаков.
– А вот так… ехать к незнакомой женщине.
– Ничуть не страшно, даже наоборот, – соврал Костя, хотя на самом деле испытывал неуверенность, граничившую с отчаянием. Уж очень как-то все быстро получилось… чересчур быстро. Не успели познакомиться, а уже мчатся на квартиру, где никого нет.
– Водка-то у вас хоть есть? – спросила с усмешкой Люба, откинувшись на сиденье.
– Зачем? – спросил Костя, но тут же понял всю наивность, детскость своего вопроса. – Нет… надо где-нибудь остановиться…
– Что же тогда у вас в портфеле? Вы еле его таскаете.
– Скрепки.
– Что-что?
– Скрепки для бумаг. Меня командировали их купить. Вот я и купил…
– А… – опять усмехнулась Люба. – Скрепки – это хорошая вещь, но ими сыт не будешь. Тем более пьян. Молодой человек, остановите машину вон у того гастронома.
Шофер остановился с недовольной физиономией. "Мне бы ваши заботы" – было написано у него на лице. – Я схожу, – торопливо сказал Костя.
– Портфель-то оставьте, тяжелый. Не бойтесь – не украду.
– Куда же мне все класть?
– Возьмите мою сумку.
– Ну что вы… неудобно.
– Стесняетесь с дамской сумкой? Какой вы еще ребенок!
Костя молча выдернул из машины портфель и зашагал к магазину. Насмешливый тон новой знакомой ему не нравился. Если так пойдет и дальше, то ничего хорошего ему этот, вечер не сулит. Как все застенчивые люди, Минаков не переносил подтрунивания. Или преданная любовь, или откровенная ненависть. И там и там Костя чувствовал себя увереннее, нежели в этом мире полуулыбок, полунамеков.
В гастрономе было полупустынно, и Костя быстро накупил колбасы, сыра, консервов. Из спиртного он выбрал шампанское и коньяк "Россия". Коньяк был ужасно дорогой, но Косте почему-то показалось, что водку брать нельзя, с ней он будет чувствовать себя еще неуверенней перед этой насмешливой женщиной. Дорогой коньяк ему был нужен для самоутверждения.
Покупки не все вошли в набитый скрепками портфель, и младший бухгалтер рассовал их по карманам плаща – рука опять натолкнулась на тысячу, будь она проклята!
Машина ждала его. Счетчик монотонно щелкал. Костя невольно скосил глаза: 2 рубля 75 копеек. После посещения магазина у младшего бухгалтера оставалось тридцать рублей. Хватит ему и на такси, и на дорогу домой.
– Конфет взяли? – спросила Люба.
– Нет, – виновато ответил Минаков. Про конфеты он забыл
– Ну и правильно. Конфеты я не люблю.
– Теперь куда? – буркнул шофер.
– Теперь прямо на Октябрьскую, – весело сказала Люба. – Без пересадок.
Минаков внутренне поморщился. Ему не нравился развязный тон, который вдруг появился у его новой знакомой. Косте было неловко перед шофером. "Наверно, принимает за каких-нибудь проходимцев", – подумал младший бухгалтер. Приключение уже было противно ему. Все это Костя представлял себе несколько иначе. Они посмотрят хороший фильм, во время сеанса он как бы случайно возьмет ее за руку… Потом они пойдут в ресторан "Москва", немного выпьют, потанцуют… Потом… потом, когда на несколько минут погаснет свет – в ресторане "Москва" во время танцев иногда тушили свет, – он ее поцелует…
Впрочем, может быть, Люба тоже волнуется и старается замаскировать волнение развязностью? Вполне возможно… От этой мысли Косте стало легче, и он искоса глянул на женщину.
В этот момент Люба смотрела прямо перед собой и, казалось, вся ушла в свои мысли. Младшего бухгалтера поразило ее лицо. На нем не было и следа улыбки, тем более насмешки. Лицо было грустное и даже встревоженное, казалось, женщина обдумывает что-то чрезвычайно важное для себя, не очень приятное, может быть, даже опасное, но что сделать было необходимо.
– О чем вы думаете? – спросил Костя. – У вас неприятности?
Люба вздрогнула. Маска озабоченности соскользнула с ее лица. Она улыбнулась. Видно, она опять хотела изобразить насмешку, но насмешки не получилось. Получилась жалкая кривая гримаса, и Люба отвернулась, чтобы ее скрыть. Плечи женщины опустились, казалось, она вот-вот заплачет.
Косте стало жалко свою спутницу. Ему захотелось прижать ее к себе, погладить по волосам, сказать слова утешения.
И вдруг младший бухгалтер ощутил чувство облегчения. Как будто огромная тяжесть упала у него с плеч. С удивлением, даже некоторым испугом Минаков откинулся на сиденье. Что случилось? Ему нравится эта женщина? Да. Но дело все-таки не в этом. Что же тогда? Не боится расплаты за взятую по глупости тысячу? В глубине души он по-настоящему и не боялся, он знал, что в милиции ему в конце концов поверят.
В чем же дело?
И Минаков понял: он разлюбил Леночку. Разлюбил давно, еще тогда, когда она испугалась его пьяного в ночной бухгалтерии, а потом донесла на него… Ведь она могла как-то скрыть эту недостачу, даже взять вину на себя… Они же со Шкафом сразу пустили по его следу милицию. Он разлюбил ее, когда спускался пьяный по лестнице в заводоуправлении после безобразной сцены, потом разлюбил еще немного в автобусе, чувствуя у себя на плече доверчивую, теплую щеку незнакомой женщины, и окончательно – на Центральном телеграфе, после разговора, который так удивил и испугал его…
Он разлюбил, но продолжал любить по инерции и понял это только сейчас…
– Вот здесь, – сказала Люба. – У этого дома.
Костя торопливо сунул шоферу пятерку и поспешил выйти, сделав вид, что не видит, как тот лениво роется в кармане в поисках сдачи.
Молча они поднялись в лифте на четвертый этаж. У черных, обитых дерматином дверей с цифрой 13 Люба остановилась, достала из сумочки ключи, вставила в замок.
– Плохая цифра у вашей квартиры, – сказал Костя, лишь бы что-нибудь сказать.
– Для кого как, – сказала Люба. Она не улыбнулась, как ожидал Костя.
– А для вас?
– Для меня в самый раз.
Загадочно, непривычно щелкнул замок, как щелкают все замки в незнакомых квартирах.
– Прошу.
Люба посторонилась, пропуская Костю. Младший бухгалтер сделал два шага и остановился, оглядываясь. Коридорчик был обычным, маленьким. Сработал выключатель. Вешалка, зеркало, оленьи рога… Пальто, туфли-шлепанцы, еще одни, наверно, для гостей. Небогато, но чисто, уютно. Пол застлан красивой циновкой.
– Раздевайтесь, надевайте тапки и проходите,
– Я выложу все. Кухня сюда?
– Да.
Костя надел тапки, взял портфель, сделал еще два шага и очутился на кухне. Здесь тоже было опрятно и уютно. Кастрюли, половники, ножи развешаны по стенам. Удобная мойка, мебель из красивого голубого пластика. На подоконнике цветы. В углу урчит холодильник "ЗИЛ".
"Зачем ей такой большой холодильник? – удивился Минаков. – Впрочем, у нее же кто-нибудь есть…"
Костя выложил свертки на стол, поставил бутылки и остановился, не зная, что еще делать. Он принялся разглядывать кастрюли, подвешенные над столом. Кастрюли все сияли.
– Что же вы стоите? Проходите в комнату! – крикнула Люба откуда-то из глубины квартиры.
Костя, шлепая чужими, слишком большими тапками, прошел в соседнюю комнату. Шаги получились осторожными, крадущимися. "Как у блудного кота", – подумал Костя. Он чувствовал себя крайне неловко,
И гостиная понравилась Косте. Светлая, ничего лишнего, на стене пара эстампов, африканская маска, наверно, местного производства, диван под красным приглушенного цвета покрывалом, возле журнальный, на котором ничего не лежало, столик, на стене книжная полка…
Минаков подошел к полке. Книг стояло немного, и подбор их был, конечно, случайным, ничего не говоря о вкусе хозяйки, разве что хозяйка читает от случая к случаю… "Королева Марго", наверно, за макулатуру, Станислав Лем, "Сумма технологий" – довольно сложная книга. Неужели она ее прочла? "Книга о вкусной и здоровой пище" – ну, это понятно. "Жизнь без лекарств" – увлекается спортом? "Ремонт автомобиля" – неужели у нее есть машина?
– Скучаете?
Люба вышла из соседней комнаты, очевидно, спальни. На ней было длинное черное платье строгого покроя, без всяких украшений, за исключением маленького золотого листика на груди, почти возле шеи.
"Какая у нее отличная фигура", – подумал Костя.
– Я вижу, что вам нравлюсь? – спросила Люба. У нее опять был насмешливый тон, но не едкий, а добрый, немного игривый.
– Даже очень.
Она села напротив гостя, сложила руки на коленях, как послушная девочка, однако смотрела в упор.
– Итак, что будем делать? – Глаза она успела слегка подвести.
– Я думаю, надо сначала выпить… Мысль, конечно, не новая.
– Правильная мысль. Я быстро.
Люба встала и ушла на кухню. Послышался стук тарелок, захлопала дверца холодильника, звякнули рюмки… Она и в самом деле вернулась через пять минут с подносом, уставленным закусками… Принесла вазу с яблоками.
– Возьмите шампанское… И лед захватите. Давайте несите все, что есть! Будем пировать по-настоящему! – командовала Люба.
Минаков сходил на кухню, принес лед, шампанское, коньяк.
Люба потерла ладони, подражая пьяницам.
– Открывайте шампанское. Только с шумом. Люблю, чтобы с грохотом, пеной. Но не разбейте люстру.