- Теперь можно, ты взрослая… Это было поздним летом сорок первого года. Нашему детскому дому было приказано эвакуироваться в глубокий тыл. Мы ехали на машинах… Ох, если бы ты знала, Валечка, как трудно было пробираться по запруженным войсками и беженцами дорогам. Видимо, благодаря своей молодости я тогда перенесла все. Над дорогами постоянно висели фашистские самолеты и бомбили, бомбили без разбора, никого не щадя. Но наших ребятишек будто сама судьба хранила: мы благополучно избегали бомбежек. Однажды на дороге нас остановил военный - майор. Он держал на руках ребенка и очень обрадовался, что встретил нас. За полчаса перед нами под бомбежку попал обоз беженцев. Страшно вспомнить, что мы увидели на дороге - разбитые телеги, разорванные бомбами лошади, еще пылающие машины. А сколько людей - убитых, раненых… Жутко было смотреть на все это. Оказалось, что в кювете рядом с убитой пожилой женщиной майор нашел живого ребенка. Это была ты, Валечка. Майор торопился. Он передал нам девочку. Мы только потом спохватились, что не спросили имени военного, а он, должно быть, тоже второпях, не поинтересовался, куда мы едем. У тебя в руках оказалась маленькая сумочка. В ней мы нашли деньги и вот эту фотографию. Посмотри - на обратной стороне карточки написано: "А это мы с дочуркой". Единственное, что ты знала - свое имя. Ты долго плакала, звала бабушку и маму. Потом, когда тебе дали кусочек сахара, успокоилась. Если о тебе потом спрашивали, чья, мол, мы отвечали - Майорова. Так и стала ты Валентиной Майоровой. Отчество мы тебе сами придумали - Петровна, а почему Петровна, я уж теперь и сама не помню.
Валентина снова и снова смотрела на фотографию матери. Кем была она? Одета по-городскому, значит, жила в городе. А отец? Кто был ее отцом? Где он и что с ним? Быть может, жив и не знает, что его маленькая дочурка - теперь взрослая девушка, учительница, невеста…
Валентина иногда читала в газетах: дети и родители, разлученные войной, через многие годы находят друг друга. Вот если бы и она отыскала отца и мать. Возможно, поможет фотография?
Словно разгадав мысли девушки, Зоя Александровна сказала:
- Мы пытались найти твоих родителей. Сразу же после войны опубликовали эту фотографию в газете, написали в город Бугуруслан, где находилось тогда Центральное справочное бюро. Мы все надеялись, что откликнется кто-нибудь из твоих родственников. Но, к сожалению, никто не откликнулся… Возьми, Валечка, фотографию, храни ее как память о матери.
3
Наступил август.
Валентина и Игорь встретились в городе. Игорь после курорта выглядел молодцом, да и Валентина тоже не могла пожаловаться на свой летний отдых в детдомовском пионерском лагере. Она похорошела, загорела.
- Теперь ты совсем похожа на цыганочку, - смеялся Игорь.
Молодые, уверенные в том, что впереди их ждет безмятежное будущее, они чувствовали себя счастливыми.
- Итак, Валечка, завтра отбываем в наш Зареченский район, - радовался Игорь.
- Отбываем, - в тон ему ответила Валентина. Она сперва побаивалась того, что Игорь воспользуется авторитетом влиятельного родителя и останется дома, как это делали иногда некоторые папенькины сынки и маменькины дочки. Но он и думать не хотел о городской школе. "Наш долг ехать туда, где мы нужней", - писал Игорь из Ялты. "Молодец", - в мыслях похвалила его Валентина. Сама она чуточку взгрустнула: надо покидать полюбившийся город с шумными улицами, с театрами, с веселыми парками, со всем тем, к чему успела привыкнуть за время студенческой жизни.
- Жди меня завтра, будь готова к отъезду, - предупредил Игорь.
По простоте душевной, Валентина думала, что в Заречное они поедут, как и все смертные, обычным пассажирским поездом. Но рано утром Игорь подкатил к общежитию на голубой "Волге" с бегущим оленем на капоте.
- Транспорт подан, - бодро сказал он. - Не удивляйся, Валечка, это отец мой расщедрился и предоставил в наше распоряжение свою персональную… Поедем с комфортом! Лады?
Игорь погрузил в пустой багажник вещи Валентины и, кивая на окна, с непринужденной веселостью продолжал:
- Скажи: прости, прощай, милое общежитие, спасибо за приют. А теперь едем ко мне, позавтракаем, прихватим пожитки мои и в путь-дорожку дальнюю!
Коротковы занимали просторную четырехкомнатную квартиру в большом доме на шумной центральной улице. У Игоря была своя комната - высокая, светлая, не по-студенчески обставленная; в ней - массивный письменный стол, застекленные, темной полировки, книжные шкафы, мягкий диван, радиола, розовый, на тонкой ножке, торшер. Здесь друзья-студенты устраивали в складчину небогатые праздничные вечеринки, танцевали, готовились к зачетам и сессиям.
Всякий раз, когда Валентина появлялась с друзьями в доме Игоря, его мать, Ева Станиславовна, - дородная полная дама - с какой-то значительностью посматривала на нее и, казалось, следила за каждым движением, прислушивалась к каждому слову. Валентина всегда смущалась, робела под этими взглядами, понимая, что к ней проявляют не то вполне законное любопытство, с каким обычно смотрят на нового человека в доме, а внимательно изучают, придирчиво взвешивают все достоинства и недостатки.
Отец Игоря, Федор Терентьевич, под стать супруге - полный, солидный мужчина лет под пятьдесят. У него явно начальственный вид, снисходительно-покровительственный тон. И Федор Терентьевич тоже заинтересованно присматривался к ней - предмету серьезного увлечения сына.
От природы наблюдательная, Валентина порой краешком глаза примечала, как родители Игоря красноречиво переглядывались меж собою, будто говоря: "Сынок мог бы выбрать невесту получше". - "Да, мог бы. Но что поделаешь, если уже выбрал".
Может быть, и не об этом думали Федор Терентьевич и Ева Станиславовна. И все же Валентина не могла избавиться от навязчивой и неприятной мысли, что она не нравится родителям Игоря, что она вообще лишняя в этой чужой, богато обставленной квартире. Особенно остро Валентина почувствовала это сегодня, сидя рядом с Игорем за накрытым столом. Нет, не нужно было соглашаться приезжать сюда завтракать, она могла бы подождать Игоря в общежитии.
Федор Терентьевич старался держать себя вежливо, он даже пошучивал, наполняя небольшие бокальчики бордово-красным вином.
- Ну что ж, давайте выпьем за птенцов, которые по неизбежной воле жизни покидают родные гнезда, - предложил отец.
Ева Станиславовна горестно вздыхала, и Валентине казалось, будто мать Игоря поглядывает на нее с плохо скрытой неприязнью. Она, быть может, считает ее чуть ли не единственной виновницей, из-за которой любимое чадо покидает просторный родительский дом.
Бокал с вином заметно дрожал в руках Евы Станиславовны.
Игорь положил на стол белую накрахмаленную салфетку. На салфетке кроваво алело винное пятно.
- Пора, - сказал он.
У Евы Станиславовны влажно заблестели глаза.
- Ну что ты, что ты… Сын уходит в настоящее большое плаванье. Радоваться нужно, а ты плакать, - говорил супруге Федор Терентьевич. Взяв ее за локоть, он тихо добавил: - Давай-ка вещи выносить.
Отец и мать вышли из столовой.
- И чего плачет, - пожал плечами Игорь.
- Нельзя так говорить. Все матери плачут, это их право, - сказала Валентина и подумала: "Моя мама тоже, наверное, плакала бы…".
- Когда мы с тобой будем провожать своих сыновей…
- Перестань, Игорь.
Он рассмеялся, подхватил ее под руку и увел в свою комнату.
- Посидим, как принято, на дорожку. - Игорь усадил Валентину на диван и сам плюхнулся рядом.
В комнате все оставалось нетронутым. Письменный стол, книжные шкафы, радиола, торшер - незыблемо стояли на своих местах, даже портрет Валентины в ракушечной рамке оставался на столе, а рядом с ним лежала недочитанная книга с костяной закладкой. Можно было подумать, что хозяин на денек-другой уезжает куда-то…
- Тебе не жаль покидать все это? - спросила Валентина.
- Нет, не жаль! Все это - прошлое, а человек всегда должен смотреть в будущее. - Игорь обнял ее, заглянул в черные, как угольки, глаза, прижался лбом к ее смуглому лбу. - Мне ничего не жаль, если рядом ты, Валечка.
* * *
Повинуясь подмигивающим огонькам светофоров, "Волга" сперва осторожно пробиралась по городским улицам, потом, выбравшись на простор степной дороги, легко помчалась вперед, обгоняя солидные грузовики.
Валентина и Игорь сидели рядом. Игорь держал ее руку в своей и что-то вполголоса говорил. Валентине было приятно сидеть, чувствуя плечом его плечо. Эта близость и волновала, и пугала. Игорь уверял, что они будут работать в одной школе. Валентина не возражала. Потом намекнул: они могут получить квартиру… Валентина покраснела. Прежде у них все было понятно и просто: она жила в общежитии, он дома. А теперь? Что будет теперь? Они поселятся в одной квартире, но для этого нужно… Ну да, конечно, должна быть свадьба - веселая, шумная, с поздравлениями, с подарками, с криками "горько". А как же иначе? Как можно обойтись без этого? Не могут же они, приехав в школу, ни с того, ни с сего назвать себя мужем и женой… Так не бывает, по крайней мере, так не должно быть.
- Ты о чем думаешь, Валечка?
- О разном.
- А поточнее?
- О нашем будущем.
- Интересная это штука - будущее, - философствовал Игорь. - Интересная потому, что никто достоверно не знает, что случится с ними в этом заманчивом будущем. И мы с тобой тоже не знаем. Но верим - все будет хорошо!
"Волга" легко бежала по степной дороге, а навстречу ей мчались огромные сильные грузовики с хлебом нового урожая, и чумазые водители в кабинах чему-то улыбались. По обеим сторонам дороги - и слева, и справа - плыли, помахивая крыльями, лафетные жатки. Они оставляли за собой ровные, как линии в ученической тетради, ряды валков.
За деревянным мостом через какую-то речушку показалась арка. На ней в лучах солнца горели слова: "Зареченский район".
- Наш район! - воскликнула Валентина и стала придирчиво оглядывать поля своего района. Впрочем, и здесь было то же самое: плыли, помахивая крыльями, жатки, трудились комбайны-подборщики; трактор, похожий на большого жука, стаскивал солому, освобождая поле для вспашки зяби.
Часа в три приехали в Заречное, и вскоре Валентина и Игорь уже сидели в приемной районного начальства. На двери, ведущей в соседнюю комнату, виднелась потускневшая табличка: "Заведующий районо Карасев П. С." Из кабинета отчетливо доносился сердитый женский голос:
- Что угодно со мной делайте, а не останусь я в Шафраново. Сил нет. Хватит!
- Подумайте, - увещевал мужской голос.
- Думала, много думала… У меня ребенок, а там ни квартиры, ни детского сада. Не стану же я таскать сына с собой на уроки.
- Но я даю вам слово, скоро все будет.
- Слышала ваши слова. Вы мне и в прошлом году обещали…
Валентина с интересом прислушивалась, что ответит этот Карасев П. С.
- Подумайте, - опять раздался мужской голос.
- Куда угодно назначайте, а там не останусь, - решительно заявила женщина, и Валентина подумала: "Ишь какая настойчивая". Она даже представила себе лицо этой женщины - волевое, энергичное, строгое, и сама женщина должна быть высокой, сильной…
Из кабинета вышла уже немолодая худенькая учительница с задумчивыми и грустными карими глазами.
- Ну как, Мария Захаровна? - обратилась к ней светловолосая работница районо.
Та махнула рукой.
- Обещал подумать. Если, говорит, будет замена…
- С заменой трудно, ох как трудно с кадрами, - вздохнула блондинка и повернулась к молодым учителям. - Заходите, Павел Степанович один.
Валентина и Игорь вошли в кабинет заведующего. За небольшим столом, заваленным папками, бумагами, сидел Павел Степанович Карасев. Это был худощавый мужчина лет под сорок, с воспаленными уставшими глазами, остроносый, хмурый.
"Мрачновато районное педагогическое начальство", - подумала о нем Валентина.
- Чем могу служить? - чуть хрипловатым голосом спросил Карасев.
- Мы педагоги, направлены в ваш район, - ответил Игорь, подавая документы - и свои, и Валентины.
- Очень хорошо, - оживился заведующий. - Прошу, присаживайтесь и чувствуйте себя, как дома. Супруги? - осторожно поинтересовался он.
Валентина покраснела и тихо ответила:
- Нет.
- Пока нет, - уточнил Игорь.
- Очень хорошо, - все тем же оживленным тоном продолжал Карасев. Он прочел документы, небрежно сунул их в папку. - Словесники, очень хорошо! - Видимо, это "очень хорошо" выражало в устах заведующего все - и хорошее, и плохое. - Вас, товарищ Майорова, я могу определить в хорошую Михайловскую школу. Согласны?
Валентина неопределенно пожала плечами.
- А вас, товарищ Коротков, я думаю направить в Шафраново.
- Но мы хотели бы работать в одной школе, - торопливо возразил Игорь. - Мы специально попросились в ваш район.
- И рад бы, да не могу, не имею такой возможности, - ответил Карасев. - Вы однопредметники, а у меня в районе нет ни одной школы, куда бы требовалось сразу два словесника.
- Нам говорили в облоно, нас уверяли…
- Мало ли в чем уверяют и что говорят в облоно, - досадливо поморщился заведующий. - Нам видней.
Вот и первая непредвиденная помеха - они, Валентина и Игорь, однопредметники (слово-то какое придумано!). Да разве они раньше могли предположить, что настанет время, когда их специальность может послужить причиной разлуки?
- Мы не согласны, - твердо заявил Игорь.
Карасев беспомощно развел руками. Эта беспомощность возмутила Валентину. По ее мнению, заведующий должен был бы ответить Игорю приблизительно так: "Вас, молодой человек, выучили, так будьте добры поработать там, где нужно". А вместо этого Карасев негромко посоветовал:
- Подумайте. Извините, меня вызывают в райком. - Он бесцеремонно встал из-за стола. - Завтра часам к девяти утра приходите. Надеюсь, мы договоримся. - И ушел.
Валентина и Игорь переглянулись, как бы спрашивая друг у друга: что же нам делать, куда идти? На помощь пришла белокурая женщина.
- У нас в Заречном есть гостиница. Можете пока остановиться там. Места вам заказаны.
Валентину поместили в небольшой комнатке. Ее соседкой оказалась Мария Захаровна, та самая учительница, которая сегодня так решительно требовала перевода в другую школу. Мария Захаровна пришла вечером, нагруженная всякими кульками, банками.
- О, мы с вами уже встречались в районе. Вы тоже учительница? - спросила она, бережно раскладывая на подоконнике банки и кульки.
Валентина утвердительно кивнула головой, назвала себя. Ей сразу же захотелось расспросить соседку о Шафрановской школе, куда Карасев предлагал ехать Игорю.
- В какую школу получили назначение? - поинтересовалась Мария Захаровна.
- Пока не получила. Карасев направлял в Михайловку… Скажите, Михайловка село хорошее?
- Все села, Валентина Петровна, одинаковы - с квартирами туго, зимой занесет снегом, и живешь, как на острове; весной грязюка отрежет тебя от всего мира… Если движок, часом, поломается, неделю свети керосином…
"Сведения утешительные", - усмехнулась про себя. Валентина, и вдруг ее охватила злость на эту учительницу, которая сама бежит из села и так грубо хает село. "Нечего сказать, педагогический прием - говорить подобное выпускнице института, приехавшей с направлением. Уж лучше приврала бы для успокоения…"
Перебирая кульки и банки, Мария Захаровна восхищенно восклицала:
- Вы посмотрите, Валентина Петровна, какое богатство! Представляете, мне удалось раздобыть новый стимулятор роста. Буду с ребятами опыты ставить на пришкольном участке. - Она любовно подбрасывала на ладони банку с красочной этикеткой. - Денег на эту прелесть нам отпускают мало, но мир не без добрых людей. На селекционной станции друзья мои работают, выручили однокашники, а кое-что на свои отпускные купила…
- Вы же собираетесь уходить из Шафраново, зачем такие затраты? - заметила Валентина.
Мария Захаровна виновато улыбнулась, покачала головой:
- Ах, Валентина Петровна, я уж пятый год ухожу. Приду в районо, вгорячах поругаюсь с Карасевым, а потом радуюсь его отказу, и сама над собой смеюсь. Вы думаете, это легко - бросить школу? Нет, Валентина Петровна, поработаете - узнаете. Не могу я покинуть ребят; они у меня такие умненькие, такие бедовые, такие смышленые. А если бы вы посмотрели наш пришкольный участок. В этом году виноград спеет, два сорта - Коринка Мичурина и Буйтур. Ночами ребята стерегут, чтобы ни одна кисточка не пропала!
Валентина смотрела на эту невысокую женщину с заметной сединой в волосах. Карие глаза Марии Захаровны светились, она как-то сразу помолодела, разгладились морщинки на небольшом смуглом лице.
- Смело проситесь в нашу школу, Валентина Петровна. Я точно знаю - нам нужен литератор. Наш директор, Арина Игнатьевна, подавала заявку, сама на днях была у Карасева. Если хотите, я могу завтра пойти вместе с вами в районо. Мы уломаем Карасева.
Валентине хотелось броситься к Марии Захаровне, обнять ее, расцеловать. Было досадно, что полчаса назад она нехорошо подумала об этой сельской учительнице.
Погасив свет, они лежали в постелях.
- Видно, доля наша такая, учительская, - говорила Мария Захаровна. - Кто хоть раз переступит порог класса, увидит эти ребячьи лица - пытливые да озорные - считай, пропал навеки. И трудно бывает, и злость иногда берет, и кажется, бросила бы все, побежала, куда глаза глядят, а войдешь в класс и все забудешь, и жизнь кажется такой полной, такой чудесной, будто и нет в мире счастливее тебя человека.
"Завтра попрошусь в Шафраново, - решила Валентина. - А как же Игорь? Мы договорились, давно договорились работать в одной школе…"
- Мария Захаровна, вы спите?
- Нет, нет, - полусонно ответила соседка.
- Вашей школе нужен только один учитель языка и литературы?