С нескрываемой радостью они восприняли фашистский переворот Гитлера в Германии; еще с большей радостью приветствовали события 15 мая в Латвии - эти события казались им чем-то само собою разумеющимся и необходимым, они придавали их классу больший вес и значимость. Наследники состоятельных хозяев, поставщиков масла, льна и бекона, считали новый курс правительства вполне естественным - ведь он был на руку крупным землевладельцам. Государственная дотация за каждый произведенный для экспорта килограмм масла, льна или бекона, так же как доплата за каждого занятого в усадьбе городского безработного, не казались им странными и несправедливыми, гак как они готовились строить свое благополучие именно на этих доплатах.
Айвар скоро привык к режиму училища: воспитанники вставали в один и тот же час, в определенное время шли в классы, обедали, готовили уроки, отдыхали и ложились спать. С первого же дня Айвар серьезно взялся за ученье и без особого усилия стал одним из лучших учеников в классе; однако первое место принадлежало Юрису Эмкалну, сыну кузнеца. Айвар сидел с ним за одной партой. Их кровати в интернате тоже стояли рядом. Они быстро подружились. Юрис Эмкалн заменил Айвару Ингу Регута. Без такой дружбы не может обойтись ни один юноша: он должен иметь единственного, настоящего друга, которому можно доверить свои мечты и тайны. У Юриса не было надежды когда-нибудь попасть в общество "молодых волков" - для сына простого кузнеца, которому отец не мог ежемесячно высылать карманные деньги, не было места в этом обществе, но он и не стремился туда, Иногда Эмкалн, не стесняясь, высмеивал высокомерных "молодых волков". Богатые сынки кое-как мирились с зубоскальством Эмкалн на и не задевали его, потому что он обладал качеством, которое всегда высоко ценят все подростки: физической силой и ловкостью. В приедольском училище не было лучшего гимнаста, чем этот светлокудрый худощавый юноша, а когда он в гимнастическом зале брался за гири или штангу, то некоторые хвастуны от удивления разевали рты.
По совету Эмкална Айвар тоже стал в свободное время заниматься гимнастикой и гирями. В конце концов это было полезнее, чем тайное курение и увлечение пивом, распространенные среди большинства "молодых волков"; они считали это проявлением истинного мужества и молодечества.
Воспитанники училища всегда отмечали именины выпивкой: в одной из комнат интерната приготовляли стол с пивом, вином и закусками, и, когда учителя уходили, начинался пир. У некоторых старшеклассников уже были подруги среди дочек соседних хуторян, к которым они ходили по ночам на свидания, и порой рассказывали товарищам совершенно неслыханные вещи о благосклонности возлюбленных.
- Мы - будущие хозяева жизни! - хвалились "молодые волки". - Надо заранее учиться брать от жизни все, что можно. Надо наслаждаться - вот в чем главное.
Чувствуя за спиной коренастые фигуры отцов и их тугие кошельки, молодчики держались свободно и самоуверенно, не особенно церемонясь даже с учителями, которые все же были не одной с ними кости, не одной плоти. Случилось, что один из приедольских воспитанников, сын владельца крупного имения, пристал в пьяном виде к молодой жене учителя, о которой болтали, что она благоволит к ученикам старших классов. Парень действовал слишком опрометчиво и высказал свои предложения в присутствии госпожи директорши. Произошел скандал. Однако дело кончилось отеческим внушением в кабинете директора и формальным извинением перед оскорбленной дамой; из училища исключали только сыновей бедноты, а сынки состоятельных родителей могли позволить себе то, за что других сажали в тюрьму.
В таком окружении приходилось жить и учиться Айвару. И если он не испортился, то только благодаря Юрису Эмкалну, у которого в жизни были совсем иные цели и содержание и который сумел хоть отчасти привить свои идеалы Айвару.
- Труд - вот главное содержание человеческой жизни, - сказал как-то во время прогулки Эмкалн Айвару. - И нет более благородной цели, чем служить человечеству своей деятельностью и этим способствовать приходу лучшей жизни не только для себя, но и для всего общества.
- Что бы ты сделал, если бы у тебя была возможность исполнять все свои желания? - спросил его Айвар.
- Во-первых, я постарался бы познать мир и жизнь людей во всей ее многогранности, - ответил Эмкалн. - Много бы путешествовал, читал и постарался бы за самый короткий срок усвоить опыт и мудрость, накопленные человечеством, чтобы потом с большим успехом поработать в той области, которая была бы мне по душе и где я мог бы принести больше пользы обществу. А что бы ты, Айвар, стал делать, если бы у тебя была такая возможность?
- Я об этом не думал. Когда все возможно, трудно выбрать. А может, совсем и не стоит думать о таких вещах, когда знаешь, что они недостижимы.
- Например? - Эмкалн участливо посмотрел в глаза Айвару. - Чего бы ты хотел такого, что сейчас тебе кажется недостижимым?
- Я очень хотел бы повидать далекие земли, моря, но… мне придется жить в усадьбе отца, в Ургах. Я буду к ней привязан до конца жизни.
- А кто тебе мешает уйти, порвать эту связь?
- Долг, Юри. Меня ведь только потому воспитывают, посылают в училище, чтобы Урги не остались без хозяина.
- Я не завидую тебе, Айвар, - сказал Эмкалн, обхватив рукою плечи Айвара.
…Первый учебный год пролетел быстро. Летние каникулы Айвар провел в Ургах, а Эмкалн - в маленькой отцовской кузне, работая молотобойцем и помогая старому Эмкалну: нелегко было кузнецу обучать сына, когда дома были едоки, которые еще не могли помогать отцу.
В начале второго учебного года, когда приедольцы на очередном "завывании" выбирали "старого волка", Айвару предложили вступить в стаю "молодых волков", но он отказался: слишком дурацким казалось ему это паясничание, эта пародия на общественную деятельность. Звали его не очень настойчиво, потому что в училище хватало парней, желающих получить звание "молодого волка".
В эту зиму Айвар прочел множество книг. Вначале читал все, что попадалось под руку: под его подушкой произведения Виктора Гюго сменяли мрачные романы Достоевского; "Мистерии" и "Голод" Кнута Гамсуна Айвар прочел после романов Бальзака, их в свою очередь сменили "Война и мир" и "Крейцерова соната" Льва Толстого. Как-то Эмкалн достал сборник рассказов Максима Горького, и они так очаровали Айвара, что он не успокоился, пока не прочел все произведения Горького, какие только мог достать: "Старуха Изергиль", "Городок Окуров", "Мальва", "Дело Артамоновых". С этого времени Айвара уже не прельщали переводы французских салонных романов и стряпня доморощенных трубадуров, до хрипоты восхвалявших сына земгальского прасола и установленный им в Латвии режим. В начальной школе Айвар настолько усвоил русский язык, что мог с помощью словаря читать русских писателей в оригинале. Таким путем ему удалось познакомиться с "Петром I" Алексея Толстого и с нелепо сокращенным изданием "Тихого Дона" Шолохова. В голове Айвара все еще царил большой сумбур, но некоторые книги, беседы с Эмкалном о новой, строящейся в Советском Союзе жизни и несколько советских фильмов, которые ему удалось посмотреть в рижских и уездных кинотеатрах, сделали свое. Айвар уже перестал слепо верить всему, что старалась втемяшить латышскому народу продажная свора пропагандистов министерства общественных дел.
"Врет, негодяй… - думал он, когда кто-нибудь из учителей начинал горячо восхвалять "изобилие" ульманисовской Латвии и мрачно и враждебно, не жалея черной краски, рисовать жизнь в Советском Союзе. - Грязи и безобразий хватает и у нас, а в Советском Союзе достаточно найдется хорошего".
Но ложь еще не пробуждала в нем отвращения и гнева, Айвар думал о ней, добродушно усмехаясь, как о неловком ходе уличенного шулера.
Быстро пролетел и второй учебный год. Когда Айвар приехал домой на каникулы, он столкнулся с одним из проявлений несправедливости, при столкновении с которой честный человек должен возмутиться до глубины души.
5
Приехав в Урги и повидавшись с приемными родителями. Айвар пошел искать старого Лангстыня, но ни в мастерской, ни в саду его не было. Какой-то незнакомый мужчина, вдвое моложе Лангстыня, работал в саду, но Айвару не хотелось обращаться к нему с вопросами, поэтому он вернулся в свою комнатку и до вечера приводил в порядок вещи, книги и школьные тетради.
За ужином ему пришлось много рассказывать о школьной жизни, об учителях, одноклассниках, а потом, улучив момент, Айвар спросил:
- Куда девался Лангстынь?
Тауринь переглянулся с женой. Оба мешкали с ответом. Наконец Эрна, зевнув, сказала:
- Он больше у нас не живет… с прошлого Юрьева дня.
- На его место взяли того человека, которого я видел давеча в саду? - спросил Айвар.
- Ну конечно… - пробормотал Тауринь.
- А где сейчас Лангстынь? - не успокаивался Айвар. - Почему он оставил Урги?
- Так нужно было, - резко ответил Тауринь, и Айвар не осмелился больше задавать вопросы. Тауринь закурил папиросу, сделал несколько глубоких затяжек, затем заговорил спокойным тоном:
- Я надумал построить рядом с садом несколько теплиц с центральным отоплением. Помидоры, редис, салат и огурцы… в одной теплице будет виноград - это принесет изрядные деньги. В Риге на Центральном рынке будем держать свой ларек. Старый Лангстынь со всем этим не справился бы, поэтому взяли человека помоложе.
- Лангстынь мог бы помогать ему, - заметил Айвар. - Хотя бы на пасеке…
- Где это сказано, что я обязан вечно кормить его? - Тауринь пожал плечами. - Он мне не сват, не брат - чужой старик. Устраивать богадельню в Ургах я не намерен.
- Для этого существует волостная богадельня, - добавила Эрна.
- Значит… он теперь там? - спросил Айвар, потрясенный до глубины души.
- Да, сейчас он там, - сказал Тауринь. - Я сам его отвез туда. Он может мне сказать спасибо. Иначе побирался бы - работать ему сейчас не под силу.
В ту ночь Айвар долго не мог уснуть. Снова и снова лезли в голову мысли о старом Лангстыне. Полжизни проработал он в Ургах, поливая своим потом чужую землю, и развел на пустыре лучший и самый доходный сад во всей волости, а когда пришла старость, его выгнали из дому, как старую собаку, - что могло быть несправедливее? В ушах Айвара звенели слова приемного отца: "Он мне не сват, не брат…" - Конечно, он тебе не сват, но ведь он человек… и человек, который работал на твоего отца, на тебя и половину своей жизни был тебе полезным. Как могли поступить так со старым Лангстынем? Это мерзко, это преступление… так поступают только волки.
Через несколько дней Айвар, тайком от родителей, навестил Лангстыня в богадельне. Он нашел его в темном, душном углу, куда редко пробивался солнечный луч. По стене, над постелью Лангстыня, ползали прусаки. Во всех углах кряхтели и вздыхали бездомные старики. Каждое лицо, даже каждый предмет в этом доме были отмечены горем, безнадежностью и глубокой скорбью.
- Вот как со мной расплатились за всю мою работу… - сказал Лангстынь. - Но что поделаешь, такова уж судьба рабочего человека. Не стоит говорить об этом. Расскажи-ка лучше, как твои успехи в этом питомнике управляющих имениями. Много ли у тебя друзей?
Айвар рассказал про Эмкална. Наконец он не утерпел и рассказал старику про "молодых волков", про их "завывания".
- Настоящая псиная свора… - проворчал Лангстынь и сердито плюнул. - Волки… хищники. С малых лет тянет к крови. Когда они станут хозяевами, батракам жизни не будет, - он вздохнул и замолчал, а когда снова заговорил, голос у него дрожал от волнения: - Бедный парень… что они из тебя хотят сделать? Зверя. Сделают клещом и кровопийцей, душителем бедных людей.
- Я никогда не стану кровопийцей, - сказал Айвар. - Если человек сам не захочет, как же его могут сделать таким?
- Привыкнешь понемногу. Придутся по вкусу их блага… власть, богатство. Но ты не поддавайся, Айвар! Не отдавай свиньям честь и совесть. Помни, что ты сам родился среди бедняков.
- Буду помнить, дядя Лангстынь…
- Дай бог, дай бог.
Несколько часов проговорил Айвар с Лангстынем о всяких вещах. Уходя, он отдал старику все деньги, которые были при нем, и долго жал ему руку, с состраданием вглядываясь в его глаза, словно чувствуя, что в последний раз видит этого доброго и честного человека, который для него был другом и ласковым дедом.
Впервые в его сознании возник вопрос: почему со старым Лангстынем он мог свободно и откровенно говорить обо всем, а со своими приемными родителями нет? Может, он не доверял им? Может, понимал, что существуют две правды и что правда Тауриней - не его правда?
"Нет… - ответил он сам себе. - Настоящая правда может быть только одна. Человеку надо самому найти ее. А если он нашел и понял, то надо держаться, не предавать и не отступать, - иначе он не будет честным человеком. Только честный имеет право жить, носить имя человека".
"Честен ли я? - спросил себя Айвар и после некоторого раздумья ответил: - Не знаю. По-видимому, нет, ведь я до сих пор не сумел помочь ни одному человеку, нуждавшемуся в помощи. Два года назад я не сумел помочь Инге Регуту… сегодня - Лангстыню".
6
Спустя два месяца Айвар вернулся в Приедоле и в новом году учился так же прилежно, как раньше, но отодвинуть Юриса Эмкална на второе место ему не удавалось. Вскоре после Нового года он получил известие, что старый Лангстынь недавно умер и похоронен на приходском кладбище Пурвайской волости. Несколько дней Айвар ходил подавленный и не принимал участия в играх и зимних соревнованиях своих товарищей, но долго ли может грустить человек о безвозвратной утрате, если жизнь ежедневно требует отклика на каждое новое событие… Успокоилось сердце юноши, шершавая рука повседневности отодвинула в царство воспоминаний образы прошлого, каждое утро сулило что-то новое, еще небывалое, и хотя обещания чаще всего не исполнялись, но человеку приятнее глядеть вперед, в будущее, чем назад, в прошедшее.
Третий учебный год подходил к концу, когда Приедоле облетела новость: Юриса Эмкална исключили из училища! Он не совершил никакого проступка, его считали примерным воспитанником, поэтому многие "молодые волки" вначале решили, что это недоразумение и ошибка.
Айвар очень любил и уважал друга и, узнав об его исключении, огорчился до глубины души; все было сделано так внезапно и ловко, что Эмкалн даже не успел попрощаться с товарищами: в начале урока его вызвали к директору и после краткого разговора сразу же отвезли на станцию.
- Надо протестовать против этой нелепости, - сказал Айвар товарищам. - На каком основании директор выгоняет лучшего ученика? Мы знаем Юриса и можем поручиться за каждый его шаг. Кто пойдет со мной к директору?
Никто не отозвался.
- Вы боитесь? - спросил Айвар. - Может, вам запрещают думать, поэтому вы принимаете на веру все, что вам здесь преподнесут!
- Не стоит связываться, - в конце концов ответил ему Берзинь из Гулбене. - Пусть Эмкалн, если он прав, сам хлопочет за себя. Почему я должен из-за него портить отношения с директором? Это не мое дело, я ничего не знаю…
- Значит, не пойдете со мной? - переспросил Айвар. Все молчали. - Ну ладно, и не надо, если вы такие трусы. Я пойду один.
Директор принял сына богатого Тауриня очень вежливо, но, узнав, по какому поводу явился Айвар, вдруг стал официален и резок.
- По какому праву вы суете нос в мои дела? - спросил он. - Где это сказано, что директор училища должен отчитываться перед воспитанниками? Если бы ваши родители не были весьма уважаемыми людьми и верными приверженцами нашего вождя, мне оставалось бы только исключить и вас из училища вместе с Эмкалном! Тауринь, да есть ли у вас стыд? Выступить в роли адвоката и защищать такого человека!
- Эмкалн лучший ученик нашего класса, господин директор, - твердо ответил Айвар. - За ним не замечалось ничего плохого. Как это самый лучший вдруг стал самым плохим - это не понятно ни мне, ни моим товарищам.
Директор покраснел от волнения и гнева. Но с сыном Тауриня волей-неволей приходилось сдерживаться и говорить корректно.
- Мы не можем давать образование детям врагов, - сказал он. - Отец Эмкална недавно арестован. Его сыну нет места в нашем учебном заведении, которое так высоко оценил в одной из последних речей сам вождь. Можете передать это своим товарищам. И вообще бросьте эти глупости, никогда больше не выступайте в качестве адвоката, если вас не задевают. Как вам не стыдно: отец - командир айзсаргов, образцовый хозяин и общественный деятель, а сын защищает отпрыска какого-то коммуниста! Идите, Тауринь, и никогда больше с такими делами ко мне не приходите.
Айвар ушел. В интернате его встретили молчанием и вопросительными взглядами.
- Ну, чего добился? - наконец не вытерпел тот же Берзинь. - Оставили Эмкална в училище?
- Его исключили из-за отца… - мрачно ответил Айвар. - Отца недавно арестовали, а сыну приходится страдать.
- Красный? - глаза хозяйских сынков вспыхнули, как у молодых волков, когда они чуют добычу.
- Так говорит директор, - ответил Айвар, - и все равно это несправедливо.
- Значит, ты не согласен с директором? - спросил один из "молодых волков". - И ты ему сказал об этом?
Возник горячий спор, в котором Айвар остался в одиночестве. Все воспитанники признали, что директор поступил правильно, исключив Эмкална, - этого требовала добрая слава учебного заведения. Удивительно, как такой человек вообще сумел пробраться в приедольское святилище, откуда Ульманис ждал полноценное пополнение для своей кулацкой гвардии.
Увидев, что товарищей невозможно переубедить, Айвар обособился, стал замкнутым. Целую неделю он не разговаривал с одноклассниками.
Первая попытка Айвара восстать против несправедливости и активно повлиять на ход событий потерпела полный провал. По-видимому, жизнь нельзя было изменить гуманностью только одного человека: чтобы добиться улучшения, нужно было что-то большее. А что именно - Айвар не знал.
В начале мая он получил письмо из дому. Эрна Тауринь писала, что после Юрьева дня состав обитателей батрацкого дома почти целиком обновился. Отец нанял несколько поляков и латгальцев, так как с местными батраками нет никакого сладу: они только и знают, что требуют немыслимую плату, а за спиной хозяина говорят про него разные гадости. Из местных в Ургах будет работать только один сезонный рабочий, Инга Регут, - может, Айвар помнит его?
Конечно, Айвар хорошо помнил верного друга детства. Это известие очень его обрадовало. С нетерпением ждал он окончания учебного года. Хотелось скорее попасть в Урги - там его ждал человек, которому он дал слово вечно быть его другом и с которым целых три года не виделся.