К новому берегу - Вилис Лацис 8 стр.


- Хотя и не свой ребенок, но таким оборванцем его нельзя показывать людям. Ничего особенного не надо, лишь бы был чистым и здоровым.

Как животное, которое хотят приручить, чтобы оно привыкло к новому месту, Айвара в тот день особенно не тревожили. Справившись, как он спал, хозяйка оставила его на попечении Ирмы. Та помогла ему одеться и показала, где и как умыться, затем накормила, ласково поговорила с ним и разрешила осмотреть и потрогать каждую вещь в кухне, поясняя, для чего они нужны. Когда Эрна ушла на прогулку, Ирма показала Айвару все жилые комнаты в доме. Там было много прекрасных вещей: такие гладкие и блестящие столы и шкафы, что в них можно было смотреться, как в зеркало, а на стенах висели картины и большие часы.

В одной из комнат все стены были увешаны рогами оленей и скрещенными ружьями, а в углу стояли чучела птиц.

- Теперь ты видишь, Айвар, как живут господа… - сказала Ирма, когда они вернулись в кухню. - В наших каморках таких вещей нет, а если бы ты пошел в людской дом, то увидел бы сырые клетушки.

- А кто там живет? - спросил Айвар.

- Батраки и работники - те, кто зарабатывает хозяину все это добро, - пояснила Ирма. - У них никогда не будет ни хороших вещей, ни красивой одежды. Твои родители тоже из батраков, - разве у вас было что-нибудь хорошее?

Айвар представил себе старую батрацкую избушку в Лаверах - он еще помнил каждую вещь в кухоньке и в комнате, - действительно, там все было старое, изношенное… но там была мать, маленькая, всегда серьезная женщина, которая одевала и кормила его, и отец… большой, сильный и всегда ласковый. Однажды ночью его увезли чужие люди.

Грусть снова охватила сердце Айвара. Он сжал губы, чтобы не расплакаться, но удержать слезы ему не удалось.

- Почему ты плачешь, Айвар? - спросила Ирма. - С тобой что-нибудь случилось?

- Папа… - ответил он, тяжело и прерывисто дыша. - Мне хочется к нему… домой…

- Теперь нельзя, мальчик, - успокаивала его Ирма. - Когда-нибудь он придет. Ты его жди и не забывай.

Девушка взяла полотенце и вытерла слезы мальчику, потом сказала:

- Не плачь, Айвар. Хозяйка рассердится, если увидит. Она не любит, когда плачут. Лучше погляди в окно, как играют другие дети.

На другой стороне двора, у людского дома, бегали и кричали несколько девочек и мальчиков; один был с Айвара, остальные поменьше. Айвар долго наблюдал за игрой детей и постепенно забыл о своем горе.

- А ты читать и писать умеешь? - спросила Ирма. - Будущей осенью ты пойдешь в школу.

- Меня папа научил, - ответил Айвар. - В Коцинях у Мики были книжки. Иногда и мне разрешали почитать. Там были интересные сказки про зверей и птиц. Писать я умею чуть-чуть.

- Ничего, Айвар, до весны я тебя научу, - обещала Ирма. - Скоро я тебе принесу красивую книгу с картинками. Тогда ты сможешь читать.

Ласковое отношение Ирмы быстро расположило к ней мальчика, и с первых же дней он привязался к девушке. Хозяин с хозяйкой ему тоже ничего плохого не делали, но они никогда не говорили с ним так ласково и задушевно, как Ирма, поэтому он немного побаивался их и не умел разговаривать с ними так свободно и смело, как с Ирмой.

Вечером из города вернулся Тауринь и привез Айвару простой полушерстяной костюмчик с короткими штанишками, ватное пальтецо и две пары обуви - резиновые туфли и резиновые сапожки. На следующее утро его одели в новую одежду, и Эрна позволила ему погулять.

Робко ходил Айвар вокруг дома, не осмеливаясь подойти к детям, которые катались на замерзшем пруду, хотя ему и очень хотелось поскользить по льду. Таким расстроенным увидел его старый Лангстынь, который направлялся в сад закутывать тряпками молодые деревца. Вначале Айвар испугался бородатого старика, но когда тот состроил смешную гримасу и дружески улыбнулся, страх его пропал.

- Нравится тебе у нас? - спросил Лангстынь.

- Не знаю, дедушка… - застенчиво ответил Айвар.

- Яблоки любишь?

Айвар утвердительно кивнул головой и потупил глаза.

- Тогда приходи ко мне в мастерскую, вон туда, в конце конюшни. Я тебя угощу такими сладкими яблоками, каких ты еще не едал. А почему ты не играешь с ребятами?

- А может быть, им не хочется со мной играть.

- Ну и пустяки ты говоришь! - засмеялся Лангстынь. - Почему же им не играть с тобой? - он повернулся в сторону пруда и крикнул: - Инга! Поди сюда!

И сейчас же светловолосый мальчуган подбежал к Лангстыню.

- Зачем звали, дядя Лангстынь? - спросил он, внимательно оглядывая Айвара.

- Вот тебе еще один товарищ, - ответил Лангстынь. - Веди его на пруд и прими в свою ватагу, а после, когда вдосталь набегаетесь, приходите ко мне в мастерскую.

Инга взял Айвара за руку.

- Пойдем.

За каких-нибудь полчаса Айвар перезнакомился и подружился со всеми детьми. У Инги была маленькая сестра, моложе его на два года. Отец Инги - Регут - работал у Тауриня батраком. Другие дети тоже были детьми батраков Тауриня - Ансис и Лида Риекстыни и Робчик Иесалниек, еще совсем малыш, с ним таким "парням", как Инга и Айвар, даже и не пристало водиться. А вот Айвар и Инга, как только познакомились, сразу и подружились, у обоих сразу же нашлись общие интересы.

Побегав некоторое время по льду вместе с ребятами, Инга и Айвар убежали. Инга показал своему новому другу все, что в Ургах казалось ему достойным внимания: каретник, машинный сарай, конюшню и коровник, полный коров. После этого он повел его в людскую избу и показал комнату Регутов. В ней было одно окно, сырые стены, покрытые плесенью; в углу, за печью, стояла старая кровать, а на почерневшей кирпичной лежанке сушилось несколько пар носков и зачиненные варежки. Воздух был тяжелый, пахло дымом. Все остальное напоминало Айвару их комнатенку в батрацкой избушке в Лаверах.

- Ты заходи когда-нибудь ко мне, - сказал Инга. - К тебе в хозяйский дом я приходить не могу.

- Почему? - удивился Айвар.

- Хозяину с хозяйкой не нравится, когда в дом заходят батрацкие дети, - объяснил Инга. - Они нас прогоняют. А сюда ты можешь приходить смело.

Инга показал Айвару свою книгу для чтения и тетрадь, половина страниц ее была исписана большими корявыми буквами.

- Ты это сам писал? - спросил Айвар.

- Ну конечно, я, - не без гордости ответил Инга. - Айна еще не умеет писать. А ты умеешь?

- Немного умею.

- Тогда будущей зимой мы с тобой вместе в школу пойдем.

Когда они снова вышли во двор, у конюшни какой-то молодой плечистый мужчина распрягал лошадь. Заметив ребят, он весело кивнул им головой, внимательно взглянул на Айвара, но ничего не сказал.

- Кто это? - спросил Айвар у Инги.

- Мой папа…

Айвар еще раз внимательно взглянул на мужчину. "Какой он большой и широкоплечий… такой же, как мой папа… Нет, мой папа был еще больше…"

Они посмотрели, как Регут отвел лошадь в стойло, потом пошли к старому Лангстыню: его мастерская находилась тут же, возле конюшни.

Старик стоял у столярного верстака и строгал доску. Пол мастерской был устлан свежей стружкой, а в углу стояло несколько полуготовых ульев.

- Ну что, набегались? - встретил их старик. - Теперь не вредно будет полакомиться.

Лангстынь открыл ящик, разворошил сухое сено и вытащил два больших румяных яблока.

- А ну, закусите.

Ребята жадно принялись за яблоки, наблюдая, как Лангстынь, попыхивая маленькой глиняной трубочкой, строгал доску. Потом он распилил конец одной доски на мелкие разной формы кусочки и показал ребятам, как строить из них разные фигурки и сооружения. Так же, как вчера Ирма, Лангстынь не спеша спрашивал Айвара про его прежнюю жизнь, по временам покрякивая и глубокомысленно ворча себе в бороду:

- Так, так, вот как… Вон как…

Наконец старик сказал:

- Тогда ты нашего поля ягода, кость от нашей кости. Если только не испортят тебя господские харчи… Ну, ничего, держись ближе к нам, тогда тебе жить будет теплей. От тех клещей… - он кивнул в сторону хозяйского дома, - ты никакой любви не дождешься. У них в голове одна дума: как бы побольше нажить добра чужими руками.

Айвар тогда еще не понял, что хотел сказать Лангстынь, осмыслил он эти слова гораздо позднее.

Поиграв с Ингой и поболтав с Лангстынем, Айвар пошел домой. Он пообедал вместе с Ирмой в кухне, и только под вечер ему удалось снова выскользнуть из дому. Он сразу же разыскал в людском доме нового друга. В тот вечер Инга научил Айвара игре в "ричу-рачу".

Перед сном Эрна Тауринь сказала Айвару:

- Ты во всем должен слушать меня и хозяина. Если ты куда-нибудь хочешь пойти, надо раньше попросить у нас разрешения. Мне не нравится, что ты водишься с этим мальчишкой - Ингой: он грубый и озорной.

Айвар кивнул головой в знак того, что понял, чего от него хотят, но об Инге Регуте у него сложилось совсем иное представление, чем у хозяйки.

11

Только через полтора года Ильза Лидум узнала, что случилось с братом. За это время она ни разу не отлучалась из местечка, а люди Айзупской волости здесь появлялись редко. Ян и раньше, бывало, не писал по нескольку месяцев, и его молчание не удивляло Ильзу - не любил брат писать письма.

Вернувшись однажды вечером с работы, она увидела в газете сообщение о суде над Яном.

"СПРАВЕДЛИВОЕ ВОЗМЕЗДИЕ ПОДРЫВАТЕЛЮ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ОСНОВ", -

гласил жирный заголовок Дальше следовало краткое описание судебного процесса. Яна Лидума обвиняли в принадлежности к "антигосударственной" террористической организации, которая якобы ставила своей целью подорвать существующий государственный строй с помощью вооруженного восстания. Хотя суд и не мог ничего доказать, но все же, основываясь единственно на агентурных сведениях, присудил Лидума к десяти годам каторжных работ.

- Десять лет… - с отчаянием прошептала Ильза, перечитывая статью. - Все лучшие годы пропали… Несправедливый и жестокий приговор… но разве впервые такой приговор выносится в белой Латвии… Как же будут жить Ольга с Айваром? Бедные, несчастные… И так никакого счастья они не видели, а теперь новая беда.

В тот же вечер Ильза написала Ольге письмо, от первой до последней строчки полное участия и любви. От чистого сердца она предлагала невестке помощь, сообщала, что готова взять Айвара к себе и заботиться о нем, - Артуру и Айвару будет лучше расти вместе.

Ильза послала заказное письмо в усадьбу Лаверов. Через неделю оно вернулось с пометкой, что адресат выбыл. Ильза не успокоилась, написала второе письмо в адрес Айзупского волостного правления с просьбой сообщить местожительство невестки, даже марки приложила для ответа. Через несколько недель пришел краткий стереотипный ответ: "Ольга Лидум вычеркнута из списков жителей волости, несколько месяцев тому назад выехала отсюда, и ее теперешнее местожительство неизвестно".

Тогда Ильза поместила в газете краткое объявление: "Если кому известно что-нибудь об Ольге Лидум и ее сыне Айваре, проживавших до прошлой осени в Лаверах Айзупской волости, прошу сообщить сестре ее мужа Ильзе Лидум по адресу…"

Никто не откликнулся на это объявление. Молчал и Ян - ему, по всей вероятности, была запрещена переписка. В конце зимы к Ильзе явился один из товарищей Яна, это был дорожный рабочий Мартын, и рассказал, что ему было известно об Ольге и Айваре.

- Из Лаверов их выгнали сразу после ареста вашего брата. Вначале у нас были сведения, что они уехали к каким-то богатым родственникам, но позднее, когда удалось наладить связь с Яном, стало известно, что никаких богатых родственников у них нет. При помощи товарищей мы установили, что некоторое время они жили в соседней волости у какого-то кулака. Там ваша невестка погибла при несчастном случае - на нее опрокинулся воз и задавил ее. Мальчика волость отдала на воспитание в семью какого-то крестьянина, а несколько месяцев спустя его усыновила бездетная пара и увезла к себе в другую волость. Куда именно - этого мы еще не узнали, - волостное правление отказывается выдать справки. Может, вам, как близкой родственнице, они что-нибудь и скажут. Что вы думаете делать? Не можем ли мы чем-нибудь помочь вам?

- Спасибо, пока никакой помощи не надо, - сказала Ильза. - При первой возможности я направлюсь туда и не отстану до тех пор, пока мне не скажут, куда девался Айвар. Я своего племянника не оставлю у чужих, кто бы они ни были.

Вскоре Ильза получила отпуск и, оставив Артура на попечение одной из работниц их предприятия, отправилась в путь. В Кукажах ей рассказали про смерть Ольги. Судмалиене показала и могилку Ольги, обещала весной убрать ее. В усадьбе Коцини Ильза убедилась, что обитатели этой усадьбы знают о дальнейшей судьбе Айвара столько же, сколько она сама, а писарь Друкис, к которому она обратилась в последнюю очередь, отказался вступать с ней в какие бы то ни было разговоры.

- Ребенок усыновлен, и делу конец, - грубо заявил он. - По закону мы не имеем права выдавать какие-либо справки родственникам усыновленного ребенка, таков закон, и нарушители его строго караются. Будьте здоровы…

- Я обращусь в суд, - попыталась пригрозить Ильза.

- Хоть к самому президенту - никто вам не поможет, - ухмыльнулся Друкис - Или тогда надо изменить закон.

Ничего не добившись и ничего не выяснив, Ильза вернулась в местечко. Адвокат, к которому она пошла на следующий день, посоветовал ей примириться, так как здесь ничем помочь нельзя.

В глубоком отчаянии Ильза написала письмо Яну и рассказала все, что знала о судьбе Ольги и Айвара, но ответа не получила. Ян, по всей вероятности, содержался в особо строгих условиях. Прождав недели две, она послала второе письмо. А месяцем позднее, не дождавшись ответа, с большим трудом выбралась в Ригу и, приготовив передачу, понесла в Центральную тюрьму. Там она узнала от помощника начальника тюрьмы, что сейчас Ян Лидум лишен права на передачи и свидания; единственное, что она может сделать, - это внести несколько латов на имя брата: когда закончится его "черный месяц", он сможет их получить.

Огорченная и подавленная, вернулась Ильза в местечко и решила через месяц снова попытаться встретиться с братом. Возможно, ей и удалось бы осуществить свое решение, если бы внезапно в их жизнь не ворвалось непредвиденное обстоятельство, которое принесло Ильзе и Артуру новые трудности…

12

Артур быстро рос и все больше походил на мать. В шесть лет он уже научился читать, и для него не было большей радости, более увлекательного занятия, чем читать сказки и узнавать все, что там рассказывалось про зверей, гномов и красавицу-принцессу, которую злые люди заставляли страдать, а храбрый принц освобождал. Мальчик придумывал разные игры и часами играл один, а если, случалось, вечером после работы и Ильза играла с ним, радости Артура не было предела.

Мать не хотела, чтобы сын ее рос дичком, поэтому советовала ему играть с другими детьми. Товарищей по играм у него в местечке хватало, но ни с одним мальчуганом или девочкой он не мог подружиться так, как в свое время дружил с Айваром. Долго не забывал он зиму в Лаверах и не терял надежды, что когда-нибудь к ним приедет Айвар. Как они весело будут бегать по полям и лугам, сколько расскажут друг другу!

Мать и сын жили простой, скромной жизнью. Ее нельзя было назвать легкой, были в ней трудности и заботы, но света и тепла тоже хватало. Самоотверженная любовь Ильзы солнцем озаряла детство Артура, он рос жизнерадостным, и характер его под влиянием ласковой матери складывался светлым и ровным.

Кроме работы на лесопилке, Ильза кое-что прирабатывала на стороне: собирала ягоды, грибы, стирала белье, а в длинные зимние вечера занималась рукоделием - вязала для жен местных богачей всякие замысловатые вещи. Это давало возможность кое-как перебиваться.

Ни трудная работа, ни тяжелые жизненные испытания ничего не могли поделать с румяными щеками и стройной фигурой Ильзы. К двадцати семи годам она только по-настоящему расцвела, и редкая женщина в местечке не смотрела ей вслед с завистью, когда она, накинув на плечи платочек, всходила по воскресеньям погулять с Артуром. Но еще меньше было мужчин, способных равнодушно пройти мимо нее, и один из тех, кто воспылал к ней страстью, был владелец лесопилки, мельницы и шерстечесалки - Блумберг, самый богатый человек в местечке и в ближайшей округе. Весною ему стукнуло пятьдесят лет; его юбилей высшие слои местного общества отметили пышным банкетом и всевозможными чествованиями. Сын его учился в университете, дочь была замужем за старшим лесничим, что, конечно, не вредило лесопилке, а жена каждое лето лечилась в Кемери. Когда весной на деревьях и кустах начали распускаться почки, расцвело и сердце Блумберга, и почтенный промышленник стал взволнованным и неуравновешенным. Ежедневно раз по десять он заворачивал на лесопилку и находил всякие поводы, чтобы некоторое время побыть возле Ильзы, укладывающей в небольшие штабеля только что напиленный штакетник для заборов. Однажды, улучив момент, когда вблизи никого не было, он сказал Ильзе:

- Зайдите сегодня часиков в восемь в контору. Мне надо вам кое-что сообщить.

- В восемь? - удивилась Ильза, зная, что контору закрывают в шесть часов, а в восемь там обычно нет ни одной живой души - все предприятия Блумберга работали только в одну смену.

- Да, в восемь, - повторил Блумберг. - Прошу не забыть.

Сказав это, он ушел и больше в тот день не показывался на лесопилке.

В пять часов Ильза кончила работу. По дороге домой она зашла в лавку. Дома отмыла выпачканные смолой руки, приготовила ужин. Артур, бегавший целый день на улице, сильно устал и вскоре после ужина уснул.

В назначенное время Ильза явилась в контору. Открыл ей сам Блумберг. Больше никого в конторе не было.

- Садитесь… - сказал хозяин, указывая на стул по другую сторону письменного стола. Сам он расположился в директорском кресле и, достав папиросу, закурил. Когда Ильза села, он спросил: - Скажите, сколько вы у нас зарабатываете?

- Полтора лата в день, - ответила Ильза. - Женщинам больше не платят.

- Да, это обычный женский тариф, - согласился Блумберг. - Полтора лата в день… за месяц выходит что-то около тридцати шести - тридцати девяти латов. А сколько вы платите за квартиру?

- Десять латов в месяц… - сказала Ильза, удивляясь внезапному любопытству Блумберга: до сих пор не было слышно, чтобы хозяин интересовался условиями жизни своих рабочих.

Назад Дальше