Цыбульского этот эпизод не напугал. Когда в следующий понедельник Шибаев вошел утром в свою приемную, он увидел ободранный пол, весь навозный линолеум был содран по-хамски, оставленные нарочно гвозди торчали там и сям. Шибаев, увидев такую картину, рассмеялся сочным басом и в тот же день поехал к Цыбульскому - я тебе не горздрав и не райсобес, получишь свои триста, только настели цветной покрасивше Как психиатр бывает отчасти похож на своих пациентов, так и Цыбульский был похож на своих условнодосрочников - невероятно наглый, хитрый, всегда заряженный на охмурёж, из тех, кому плюй в глаза, он скажет - божья роса. Оказалось, хороший линолуем пришлось отвезти в Жаманкол, в межрайбазу, Гмырину, он очень просил, а Цыбульского в свою очередь жена просила достать через межрайбазу хельгу и туркменский ковер, так что, Шибер, не обижайся. Спустя неделю, Цыбульский привез ему чешский линолеум, еще лучше, чем во Дворце, зачем повторяться? - получил свои 300 и тут же пригласил Шибаева в свою сауну, он только что закончил ее строительством (нельзя говорить "построил", несовременно, надо говорить "закончил строительством", а вместо "дождик идет" - "погодные условия") Сауна действительно оказалась потрясной - в два этажа, с шашлычной, с баром, трех цветов мрамор, бассейн выложен кафелем гэдээровским, на стенах резьба по дереву, нет такой бани по всей республике, в Алма-Ате только еще проектируют, а в Каратасе уже построена. И не только для начальства, тут надо Цыбульскому отдать должное, он разрешил своим работягам мыться в царской сауне три раза в неделю, и они в первый же день проиграли в карты шашлычника - тот скрылся в неизвестном направлении.
Ну и, конечно же, без Цыбульского Шибаев никак бы не обошелся при строительстве цеха выделки и крашения, чего уж тут рыло воротить, наоборот, надо начальнику РСУ в ножки поклониться, всё достанет, всё привезет, тут же и сдерёт, а как же иначе? Драл нещадно, нахалюга и хищник, но крайне нужный деловар. Только он и сможет отделать новую квартиру, как надо.
- Ложись, Рока, сидеть не на чем, сам запретил.
Да, он ей приказал, чтобы ничего старого, никакой рухляди она не вносила в новую квартиру - всё будет новое.
Ирма постелила на ковер клеенку, на нее водрузила тяжеленную чугунную утятницу, рядом бутылку его любимого коньяка "Двин", боржоми, рюмка - поехали. Выпили за рождество. Полагалось бы подарить ей что-нибудь, кольцо золотое, перстень с бриллиантом, важный праздник, но у него не было времени, Ирма не обидится, он столько перетаскал ей в простые дни, что в праздник может прийти с пустыми руками, - себя принес.
Индейка была очень вкусной, Шибаев чавкал, как кабан, Ирма радовалась, зная, что он любит поесть.
Из дырки на потолке свисал шнур с лампочкой без абажура, и на нитке - ветка елочки с двумя шариками, желтым и лиловым, все-таки Ирма молодец, везде умеет навести уют.
- Люстра будет обязательно хрустальная, - сказала Ирма, - я видела на днях в электротоварах за тысячу четыреста. Пока разглядывала, какая-то фифа купила ее, не глядя.
- Кто такая? Ты ее запомнила?
- В общих чертах. Мне кажется, с ней шофёр был.
- Должностные берут с базы или через подсобку. Людей денежных мы должны знать. Всех! Это могут быть нужные деловары, их нельзя упускать, я тебе уже говорил, узнавай, знакомься, ты всегда умеешь подъехать, у самого чёрта все тайны выведаешь.
- Мне бы хотелось еще Ирочкин уголок оформить, особый столик типа парты, книжную полку и тахту. Но только не с бору по сосенке, а гарнитур, я видела такой в журнале "Гут морген".
- Гмырин все может, съездим в Жаманкол вместе.
- В спальню тоже хочу гарнитур, и в гостиную гарнитур, у нас с тобой, кажется, есть кое-какие возможности. - Шаловливо говорила, игриво, любила подчеркнуть, как у них много денег, умела это подать уместно и так, чтобы он собой гордился, своей хваткой, умением, результатом.
- Всё сделаем, Ирма, но есть вопрос. Надо ли обарахляться, обставляться, если план у нас - на Москву. Или ты раздумала?
- Нет, Рока, нет, - сказала она ласково, - совсем не раздумала, наоборот! Я просто ждала момента, чтобы тебе напомнить. - Она, когда захочет, покорная такая кошечка, сладкая, так бы лизал ее и лизал, пока не съел. - Давай поклянемся сегодня, следующее рождество будем встречать в Москве. Я верю, ты, Рока, у меня сильный. Мельник переехал, а мы чем хуже его? Но мебель нужна, нам с тобой здесь встречаться, и я хочу все устроить по высшему разряду.
- И все повезем в Москву?
- Ты думаешь, в Москве так легко достать хорошую мебель? Там только местная, а импорт, "Версаль" или, скажем, "Кристину", купить невозможно, спроси у Мельника, он в Жаманколе заказывал для своих москвичей.
- Какого чёрта ты с Мельником не уехала?! - вспылил он.
- Не берёт! - так же сразу вспылила она и тут же спохватилась, будет скандал, сейчас он ей врежет, надо спешно исправиться - и полезла его целовать.
Мельнику помог Гмырин из межрайбазы в Жаманколе. Шибаев с ним знаком, хотя не так близко, у обоих самолюбие, ждут, кто первый поклонится, а Мельник не ждал, твердил: первым кланяется тот, кто умнее, - так, впрочем, и получалось у Мельника, он оказывался всегда умнее, то есть в выигрыше. Сейчас в Жаманкол идут от Шибаева как по фонду, так и без фонда воротники из песца, из лисы, из каракуля, метражные атлас и шелк, одеяла простые и шерстяные, вдобавок еще и шапки из кролика. За дефицитом к Гмырину из Москвы едут, из Тбилиси едут, он делец всесоюзного масштаба, и Шибаев должен идти к нему на поклон, голова не отвалится, и должен давать, без мази не будет связи.
- Уедем в Москву, а квартиру так бросим? - спросил Шибаев недовольно, и понять его можно, старался-старался, выбивал-выбивал, а она вильнула хвостом - и нет квартиры.
- Вряд ли найдутся люди менять Москву на Каратас.
Конечно же, она имеет в виду свою родню, в поселке Дружба у нее мать, две сестры, племянники, дядья и тетки, целая колония Вальтеров. При Сталине там были лагеря, как мужские, так и женские, потом зоны разгородили, многих освободили, многие разъехались, но многие и остались, кто просто прижился, а кому и опасно было ехать на родину, если рыло в пуху, полицаем служил, или с бандеровцами якшался. Ссыльных много было в этом краю, начиная еще с 20-х годов, особенно в коллективизацию, когда по всей стране вкруговую гоняли тех, кто успел кое-что нажить при советской власти, - из России гнали в Казахстан, из Казахстана в Россию, лишь бы оторвать от земли, от дела, а потом голод "от буржуазного окружения". Корейцев сюда привезли в тридцать седьмом, немцев в начале войны, чеченцев и ингушей в середине, еще кого-то в конце войны - всех и не сосчитать.
- А теперь главное блюдо, - сказала Ирма, - рождественский пудинг с изюмом, и чай. Со слоном.
После чая он развалился на ковре, блаженствуя. Вечером он встречал Талабаева, заместителя министра из Алма-Аты, завтра в Каратасе совещание по охране труда и промышленной эстетике. Будем работать не только на количество продукции, но и на красоту. Из управления Шибаеву прислали билет в президиум и попросили съездить в аэропорт - кому же встречать замминистра, как не меховому королю? У Шибаева не только вид представительный, в местной промышленности он фигура республиканского масштаба, но и это еще не всё - у него карман толще, чем у всех этих должностных. Встретили честь по чести, выехали на черной "Волге" прямо на летное поле к самолету, хотя и не положено, но это кому-то не положено, а нам все ворота открой. Отвезли в гостиницу - шикарный люкс, холодильник, телевизор, над диваном картина в раме "Трое на охоте", ужин в номер потребовали на три персоны - коньяк армянский, икра двух цветов, черный кофе, выложил тут же 120 рэ (Шибаев, но не Талабаев). Уселись они пить и есть, Шибаеву пришлось извиниться - жена у меня строгая, и поехал к Ирме. Зинаида у него действительно строгая, если говорить деликатно. Утром он предупредил ее, сегодня встречает замминистра, задержится - просьба хайло не разевать. Сказать по-честному, до вступления его в партию она у него месяцами в синяках ходила, однако норова своего не меняла, слежку за ним как держала, так и держит, сколько он ни принимает мер предосторожности, она все равно узнает - и когда, и с кем, и где. Сдать бы ее, заразу, инспектором в уголовный розыск, она бы там все убийства пораскрывала на пятилетку вперед. Ну и если совсем по-честному, без Зинаиды он бы наверняка спился и пропал, особенно после того, как посадили директора пивзавода, а Шибаев был у него начальником цеха розлива. Пришлось уйти и ждать, заберут или нет, пил и пил без просыпу, Зинаида помогла ему откупиться за пивзавод, и ему дали условно, тогда же он и познакомился с Башлыком, только-только начинавшим карьеру. После суда Шибаев подался в местную промышленность. И что удивительно - сам искал работу, где легко намотают срок, но зато можно делать деньги. То в галантерейный цех, то в сувенирный, то на пошив одеял.
- А тебе завтра обязательно присутствовать на этом совещании? - спросила Ирма. - Могли бы как раз в Жаманкол съездить.
- Будет секретарь горкома, надо с ним поздороваться.
Она не стала удивляться - экая важность, поздороваться, она понимала, пожать секретарю горкома руку, да еще при всех, означало заручиться поддержкой, и пусть видят, как директор Шибаев доверительно что-то говорит секретарю и при этом слегка усмехается, - взял да и пустил новый цех на целый год досрочно, и через месяц-полтора у них пойдет из цеха продукция, пусть попробует секретарь пройти мимо такого факта. Шибаев одним махом за какие-то полгода увеличил оборот комбината на пару миллионов.
- Доложу о нашей трудовой победе, не так много в городе предприятий, которые бы так справлялись с заданием партии и правительства. Нам вообще не хотели разрешать строительство этого цеха, а мы трах-бах - и досрочно. Нас к ордену надо! Так ему и скажу: наиболее отличившихся представить к награде.
- Это Махнарылова, что ли?
- А ты не смейся, Вася в том цеху дневал и ночевал. Скажу секретарю, чтобы в газете отметили пуск нового цеха. Самым энергичным образом поведем борьбу за качество, тут со мной все - и председатель профкома, и партгруппорг. В ближайшем будущем получим с этого цеха! - Он потер ладони, пошоркал крепко, Ирме показалось, искры полетели. - Деловой будет год! Душа поет, когда сам вертишься и всех других крутишь-вертишь!
Ирма убрала посуду, клеенку, остатки индейки вынесла на балкон - по полу дохнуло морозом, - он даже холодильник запретил ей перевозить, старенький, безотказный ее "Саратов", Коля увез его в Дружбу.
Он протянул к ней руку, позвал ее ближе. Она всегда целует его с открытыми глазами и вообще в самый пиковый момент она таращится, будто что-то важное проглядеть боится, ни одной такой бабы у него не было…
Потом они блаженно лежали на ковре, его тянуло в сон, она же наоборот взбодрилась, ласкалась, вспоминала, как ровно год назад, 25 декабря, в доме этой поганки Каролины (тогда они еще не рассорились) они загадали получить квартиру, - и вот сбылось. Теперь надо им шагать дальше, сбудется и Москва.
- Это мой любимый праздник, - сказала Ирма. - Мама так любила загадывать! Подарки сама делала, но мы радовались ужасно! Нищета была, ты даже представить себе не можешь, как тут было в сороковые годы, после войны!
- Я тебе уже сто раз говорил, я тут вырос, чёрт побери! Меня сюда грудным выслали вместе с раскулаченным отцом из-под Курска. Тебя в сорок первом, а меня в тридцать первом, ясно?
- Раз я тебя не знала, значит, тебя тут не было, - оправдывалась Ирма.
От ее неожиданных поворотов - не знала, значит, тебя не было, - у него вся злость оседала.
- А я из детства ни одного праздника не помню, - признался Шибаев. - У нас их не было, так мы жили. Советских не признавали, религиозные тоже по боку. Отец пил по-черному, буянил, избивал мать мою, и меня, а кто прибежит на защиту, и тому доставалось. Перед самой войной его сослали, даже из Каратаса ссылали, а в войну забрали, и похоронка пришла. Ну, это тебе не интересно.
Тепло было, спокойно лежать вдвоем, вспоминать про нестрашное уже прошлое и думать о лучшей доле, хорошо бы вот так всегда, никто бы не гнал, не понуждал. Однако же нельзя - гонят. Люди гонят, и дела, заботы, ни полежать, ни посидеть, ни поговорить, у него жена, у Ирмы дочь, и снизу контроль, и сбоку. Ирма и тут нашла объяснение - значит, мы с тобой еще не совсем потеряли совесть. Все у них есть, главное, есть деньги, не хватает малости - плюнуть на Каратас, взять билеты, куда ткнешь пальцем, и улететь на веки вечные, ведь хватит до скончания дней не только своих, но и детей наших.
Нельзя, говорит он сам себе, есть твердый план у него, как и у государства.
- Значит, здесь у нас будет спальня? - спросил он. - Что тут поставим, какую мебель?
- Гарнитур. Две кровати, шифоньер с антресолями, трюмо и пуф. Куда ковер прикажешь, на пол или на стенку?
- И туда, и сюда.
- Мещанство, милый, бросим на пол, а на стену картину какую-нибудь.
- Зачем всякую дешёвку?
- Есть картины по пять, по десять тысяч. Из антиквариата.
- А хельга? - Опять он вспомнил Цыбульского.
- Обязательно, для гостиной.
- А что это за мура, для чего?
- Для посуды, для скатерти, вообще для столовой.
- Ладно, мелочи, давай о главном поговорим.
- Главное - Москва, правильно? Чтобы следующее рождество - там.
- Главное кое в чем другом. Москва от нас никуда не денется. - Он посмотрел на нее требовательно, она не знала, о чем подумать. Может быть, он развод имеет в виду? Для Ирмы это действительно самое главное. Она смятенно на него посмотрела, не зная, что сказать.
- Главное, я должен довести свою сумму до семи знаков. - Разве этим он ей не нравится - своим миллионом в ближайшем будущем? Он даже себе нравится. Помолчал, усмехнулся, добавил: - Или до девяти грамм.
- Заткнись! - вскричала она. - Типун тебе на язык! - сразу завелась, как будто этого больше всего опасалась. - Ты же не такой дурак! - Она знала его бесшабашность, неосмотрительность, его крайности, очень она боялась беды, катастрофы, а он еще говорит так беспечно - девять грамм, то есть вес пули, как принято у них шиковать, у блатных, но он же не блатной, не вор.
- Шутка, Ирма, зачем же я буду голову подставлять, лучше карман подставить. А Москва дело пятое.
- Но почему пятое? Я устала вот так встречаться, у меня давление начинает скакать, - голос ее дрогнул.
- Я поговорю с Мельником, он должен приехать на общий сбор, будем решать.
Ей хотелось всплакнуть, облегчить душу, но у него дела, надо ей всегда быть в курсе.
- Что будете решать?
- Построили новый цех, надо держать совет, как будем создавать резерв, кому какой процент выплачивать. Цех строился на деньги долевиков.
Ему нужна опора на комбинате, нужны прежде всего люди жадные, падкие до денег, забав и удовольствий. Ну и чтобы дело делали, план выполняли, могли с людьми ладить, не пеньки, не дураки. Начальником цеха он намерен поставить Махнарылова - у Васи золотые руки, все, что надо, починит в один миг, а в Цехе выделки и крашения хватает всякого оборудования.
Поважнее начальника цеха - экспедитор, тот, кто доставляет пушнину и меха по фондам и без фондов, по закону, по блату и как можно больше левого сырья, тут должен быть рыцарь многих качеств. Шибаев надеется на Алеся Шевчика, приятный молодой человек, исключительно честная физиономия, любого может охмурить мгновенно, правда, есть у него недостаток, бывает откровенным там, где не нужно, откровенность в нашем деле совершенно не требуется. Грамотные мужики Мельник с Голубем говорят, в крупном деле - экономическом, производственном, политическом, не говоря уже о межгосударственных отношениях, - положительные качества человека постоянно дают проколы, провалы, приносят делу прямой ущерб. Хорошему деловару честность, совесть и прочие мерехлюндии надо забыть, иначе сама жизнь тебя накажет и притом жестоко. Не мешай работать другим. Требовать честности от деловара - все равно, что требовать от дуба ананасов.
Конечно, дельным экспедитором была бы Ирма, он уже думал, но передумал. Ирма уговорит любого, выбьет фонды хоть на каком уровне, все протолкнет и сделает, что надо комбинату и Шибаеву. Но, во-первых, на Ирму не даст визы Зинаида, а во-вторых, Ирма может любого должностного увести на такие подвиги, которые совсем не требуются ни Шибаеву, ни его предприятию, как увела, к примеру, три года назад его самого.
- Не забывай, у Мельника большой аппетит, - сказала Ирма, - плюс моральное право, он тебе должность директора уступил.
- "Уступи-ил", - передразнил Шибаев. - За пятьдесят тысяч наличными. - Ему стало жалко денег, вот произнес вслух "пятьдесят тысяч", и взяла злость, за государственную должность с него содрали такую сумму. Он гулко ударил кулаком по ковру. - Всех к чертям пересажаю!
- А они тебя?
- Не исключено-о, га-га! - он весело погыгыкал. - Меня-то они первого могут заложить, но я люблю рисковать, править, как черт болотом. - Он опять сильно потёр руки, будто намереваясь высечь огонь, и ей действительно показалось, будто сверкнуло нечто зубастой молнией. - Для начала всех из доли выброшу, оставлю только Васю-труженика.
Ирма приподнялась, положила его голову поближе к груди, как младенца, ей в такой позе легче было его уговаривать.
- Ты хочешь выкинуть Мельника из доли, и в то же время будешь просить его помочь нам с переездом в Москву. Одно с другим не вяжется.
- Там, где деньги, всё вяжется. За Москву он получит особо. Доля Мельника в общем котле - восемнадцать тысяч, его пай на строительство нового цеха. Он ждет, когда я эту сумму верну, да еще с процентом, а я подожду, когда он поможет нам с Москвой.
- Ой, Рока, Рока, не зарывайся. - Она, как кошка, поскребла его по волосатой груди, он и звал ее кошкой, кошечкой, а она себя считала собакой, они вернее служат. - А правда ли, что Мельник купил дачу у певицы Руслановой за двести тысяч?
- Мельник любит приврать, говорить, у него пособие за авиакатастрофу триста семь рублей пять копеек. Все разбились, а он жив остался, и Аэрофлот платит ему за инвалидность. Но дело не в пособии, в Каратасе он хорошо взял. В прошлом году он будто бы жил на даче Маленкова с деловарами из Кишинева. В нашем кругу принято себя дороже подать, чтобы аппетит растравить. А с другой стороны, если здесь, в глуши, домишко так себе стоит тысяч двадцать пять, а то и тридцать, то там все-таки Москва, не только владение продается, но и право на житьё прописка, нужна куча разрешений, а все это чего-то стоит, так что, может, и не врет.
- Мне кажется, в деле он человек надёжный.
Он повел бровями - откуда ей знать? Впрочем, он ей все рассказывает, а она вникает, женщина не глупая, бухгалтер, умеет считать, подбивать итог… Для Мельника и в самом деле формула "взял - поделись с товарищем" превыше всего, тут он джентльмен, уговора не нарушает, но не терпит, когда нарушают другие, сразу же строит пакость, немедленно! Вплоть до того, что мотают срок сообща с Гришей Голубем. В этом смысле он похлеще Цыбульского.