И в новой книге писатель Альберт Мифтахутдинов остается верен северной теме. Герои его произведений - "Перегон лошадей к устью реки Убиенки", "Орден Костяной Пластинки", "Запах мимозы", "Спроси заклинателей духов", "Отражение в реке" и других - живут и работают на Чукотке. Это полярники, летчики, геологи, моряки, охотники, оленеводы. Но где бы они ни трудились, в какие бы жизненные ситуации ни попадали, их объединяет полярный кодекс чести, ответственность за себя, за товарища, за общее дело.
Книга проникнута, лиризмом, мягким юмором, доскональным знанием северного быта. Читатель откроет для себя особый мир современника - человека, живущего в полярных широтах, "на краю земли", но в гуще проблем сегодняшнего дня.
Содержание:
Спроси заклинателей духов 1
День большого везения 4
Инфаркт 8
Запах мимозы 12
Случай в Коктебеле 15
Собачий вальс 19
Два моржа 21
Очень жарко 22
Чаю захотелось… 24
Перегон лошадей к устью реки Убиенки 26
"Крестовый поход" на блондинок 39
Орден Костяной Пластинки - Воспоминание об одной экспедиции 45
Отражение в реке - Отчет об одной экспедиции 52
Примечания 59
Альберт Мифтахутдинов
Спроси заклинателей духов
Спроси заклинателей духов
В октябре 1924 года (Аляска) Кнуда Расмуссена посетил Великий Заклинатель Духов Наягнек. Среднего роста сильный старик, огонь в глазах и властный голос. Наружность у него была ужасающая: маленькие пронзительные глазки дико блуждали, нижняя челюсть хлябала под неплотно наложенной повязкой, какой-то человек, желая убить его, обезобразил ему лицо.
Великий Полярный Путешественник спросил у Великого Заклинателя Духов:
- Из чего состоит человек?
- Из тела, как видишь, из имени, которое ты унаследовал от умершего. И еще из чего-то, из непостижимой силы, которую мы зовем "ютир" - душа. Она дает всему жизнь, форму, внешность.
- Как, по-твоему, живут люди?
- Они разобщены… они слабы, потому что не умеют отдаваться чему-нибудь одному сразу. Великий охотник не должен быть одновременно великим женолюбцем. Но никто не в силах перестать это делать.
Когда прилетел вертолет, нам оставалось только снять палатку - все давно было собрано, вертолет прилетел на пять дней позже срока. Мы лихорадочно забрасывали груз, хотя, в общем-то, торопиться было некуда. Летчики бродили по берегу реки, собирали отбракованные нами камни, те, что покрасивее, а один умудрился даже пристроиться с удочкой и выловить хилого чебачка.
На аэродроме мы долго ждали машину и в поселке появились только к вечеру. Почта еще работала, и, свалив на кухне рюкзаки, мы ринулись сломя голову на "востребования". Еще бы - полтора месяца без писем.
Каждый получил по пачке корреспонденции. Читать решили дома, а сейчас - в магазин, до его закрытия тоже оставалось не так много.
Нас четверо. Начальник отряда Жуков, два студента - рабочие, оба Саши (чтобы их не путать, начальник, как в детском саду, всех называл по фамилии), и я.
Ключи от квартиры нам оставил старый приятель, укативший в отпуск. Однокомнатное холостяцкое жилье - койка, стол и книжные стеллажи. Спальные мешки мы распаковали тут же. Каждый лежал в своем углу и читал письма. Если долго не бывает вестей, письма надо рассортировать по штемпелям, а самые важные читать последними.
Студенты закончили письма и стали вертеться перед зеркалом, рассматривая свои первые в жизни бороды. Затем с трудом одолели вино и ринулись в клуб на танцы.
Я подивился какой-то странной - наступившей вдруг - тишине. И чему-то тревожному, появившемуся в доме.
Жуков лежал закрыв глаза.
Я разлил по стаканам вино, принес ему, присел рядом.
- Что случилось?
Он протянул письмо.
Письмо было длинным, я не стал читать.
- Отсюда есть прямые рейсы на Москву? - спросил он.
- По вторникам.
- А сегодня?
- Суббота.
- Сколько у нас денег?
- Все деньги у тебя, - напомнил я ему.
- Ах, да… На билет туда хватит…
- Дадим телеграмму, в понедельник пришлют… Но зачем?
Он опять протянул письмо, и мне пришлось его прочитать.
- Ты ее любишь?
Он вздохнул:
- За неделю в Москву и обратно я успею. А начальство в Магадане не узнает.
- Летать в Москву выяснять отношения? Может быть, она тебя разводом просто пугает?
Он покачал головой.
- Давно у вас это?
- К этому шло, - сказал Жуков.
- Надо закончить работу… закончить до снега… в Москву успеешь потом… не горит…
- Со стороны видней, - усмехнулся он.
- Видишь, как благодарно - собрала вещички и укатила. Оставила тебе в Магадане квартиру и любимого кота… А ты полетишь в Москву унижаться…
Я знаю, не надо вмешиваться в личные дела, но ведь он сам дал мне письмо. Мне хотелось разозлить его, чтобы он успокоился.
- Очень мило - не дождаться даже возвращения с поля… Видать, очень ты ей нужен!.. Ну и забудь… постарайся… Вернемся в Магадан, видно будет.
- Не надо об этом… - сказал он и выпил вино. Потом встал, зашагал по комнате, налил себе еще… - Какое мерзкое пойло…
Я знал, если он поедет и вернет ее - будет еще хуже, вернет себя в добровольное рабство на всю жизнь. Ничего хорошего из этого не получалось, были случаи, насмотрелся. К тому же я боялся, что мне придется одному упираться со студентами.
- Жуков, а мне ведь нужно на охотучасток… Пожалуй, я сегодня и пойду… А? Вернусь в понедельник… мне нужно, у меня там дела… сам знаешь…
- Ты ее любишь? - спросил он.
- У нас это давно… я каждый год сюда приезжаю… И в отряд к тебе напросился, чтобы работать здесь…
- Показал бы хоть…
- Увидишь, еще не вечер… давай-ка ужинать…
Он пошел на кухню открывать банки, а я стал накрывать на стол.
Мы сидели на толстом стволе лиственницы, выброшенной морем. Небольшой костерок тлел рядом. Костер нам со стариком Керго не нужен, он просто так, для души. Огонь для еды рядом с домом, там колдует старуха Имаклик, жена Керго, готовит чай и мясо.
Здесь на берегу пять избушек, один большой сарай - бывший склад. Летом обитаема только одна избушка - дом Керго. Сарай пуст, зимой в нем хранилось моржовое мясо, охотничья утварь, брезент, палатки, ремни, шкуры.
Теперь в нем гуляет ветер. Зимой на этом охотучастке будет так же пустынно, охотники переселились дальше на север, на берег Ледовитого океана, а Керго остался. Здесь тоже берег Ледовитого, южная оконечность небольшого уютного залива, тут всегда спокойно. Вот и сейчас мы смотрим на гладь воды, греемся на солнце. Тепло и тихо - август.
Я пришел вчера ночью. От поселка участок недалеко - сорок километров по берегу моря. Зато весь берег пустынен, без жилья, без следов человека, потому-то и возможна охота на этом самом ближнем участке. Но все-таки другие охотники перебрались подальше. Им видней, а Керго спокойней. Вот только скучно зимой будет, в гости ездить далеко придется.
Рад был ночному гостю Керго, мы с ним дружим давно - лет десять. Почти каждый год видимся.
Бабушка Имаклик запалила в ночи костер, повесила котел с мясом - молодую нерпу застрелил днем на берегу Керго. В котле потроха и кровь с жиром, хороший суп - хлебово, его обычно зимой готовят, сытный. Нашлась у меня заветная бутылочка, знал, что к друзьям иду - досидели почти до утра.
- Прибавилось ли что-нибудь в твоей коллекции? - спросил я старика.
Он сходил в дом, вернулся с ящиком. Раскрыл его. Там между двумя фанерками, перевязанными ремнями, оказалась картонка и бумаги. На картонке привинчены значки ОСОВИАХИМ, "Ворошиловский стрелок", "Отличник сельского хозяйства", медали ВДНХ, "За доблестный труд в Великой Отечественной войне", значок "Ветеран труда Магаданской области", "Ударник коммунистического труда", орден "Знак Почета", знак из моржовой кости "40 лет Чукотскому национальному округу" и еще несколько, я не разобрал при свете ночного костра. Были три грамоты, подписанные И. Папаниным.
Не первый раз смотрю я его реликвии. Вот и сейчас я выразил вслух удивление и восхищение.
Довольный старик аккуратно все запаковал как было и отнес в дом.
Керго, пожалуй, самый старый на побережье. О нем и заметка в районной газете была "Ровесник века". Только думается мне, он вовсе не ровесник, а чуточку старше. Сам не помнит, когда родился. Он помнит только события. Много родственников у него разбросано по тундре, не сосчитать. А знают-то его повсюду - и на востоке Чукотки, у эскимосов, и у южных чукчей, и на западном берегу. Жена его - Имаклик - эскимоска. Это третья его жена или четвертая, я не знаю, нехорошо чужих жен считать.
…Мы сидим на бревне, смотрим на море и молчим. На море можно смотреть бесконечно долго.
Я соскальзываю с бревна, ложусь на землю поближе к костру, смотрю на небо и, подсвеченные красным облака. Ранние утки на красном небе меняют строй. Кажется, сказочный змей летит. Почему у чукчей и эскимосов в фольклоре нет змей? Да просто нет тут никаких гадов, не водятся. Откуда же им и в фольклоре взяться?
Правда, один раз я видел, но это было далеко отсюда, Керго знает где.
Пришел я как-то в один из августов, года два было тому, к Керго. Заказать одежду на зиму - в августе как раз забой оленей на одежду - каанматгыргын называется, "забой тонкошерстного оленя". Сам он морской охотник, но к нему подкочевывают пастухи, - можно заказать, ему не откажут.
- Опоздал, - сказал тогда Керго. - Давай чай пить.
За чаем выяснилось, что если выйти на моей лодке к устью реки, впадающей в залив, и дальше идти вверх по течению несколько дней, а потом, возможно, и пешком, то можно прийти в тайгу. Туда откочевывали его родственники, далеко, может, к самой границе с якутами или ламутами. Уж там-то разжиться одеждой и шкурами запросто.
Я согласился. Но не ради меня отважился на такое путешествие старый Керго. По всей тундре разбросаны его многочисленные родственники, он даже не знает, где их и сколько. А если и знает, то видится редко. Просто захотел увидеться с людьми, любившими его или бывшими от него в зависимости еще по тем временам, - как никак, он - "ровесник века".
Долго мы плыли на юг, а потом шли пешком путями, известными только Керго. Ходит он неторопливо - некуда спешить, но не устает, ходить умеет.
Здесь перекрещивались пути чукчей и эвенов. И неподалеку было священное место эвенов, его чукчи обходили. Эвены хранили там коготь громадной птицы-духа.
Я видел этот коготь. К птице он не имел никакого отношения. Это был рог ископаемого шерстистого носорога, который эвены принимали за коготь священной птицы. Но я никому ничего не говорил - не надо разочаровывать людей, живущих не по твоему уставу. Я и Керго не сказал о том, что был в местах поклонения эвенов.
Три дня гостили мы у оленеводов. Им надо откочевывать дальше, а нам возвращаться на север. Да и чего тужить - трех дней вполне хватило. И в последний день вечером увидел я стариков, сидящих вокруг пня, а на пне небольшая коричневая лягушка. У каждого в руке был нож. Последовательно по кругу старики расчленили лягушку.
- Тебе нельзя, - тихо, но строго сказал Керго, и я ушел с глаз подальше. Но сам Керго был в числе тех, кто сидел вокруг пня.
Потом он мне рассказал, что это старинное южное гаданье. У лягушки почти нет крови. Так вот, с чьим ударом выступит капелька крови, тому в скором времени уходить в мир иной, к верхним людям. Круг идет до первой крови. Как только выступит капля - остальные бросают ножи. Это может быть и с первым ударом, и с последним, а иногда тушку лягушки выбрасывают, не доводя дело до конца - когда нет крови и дальше продолжать страшно.
В тот раз выпало на Илеле.
- А где сейчас старик Илеле? - спросил я Керго.
- Умер, - спокойно ответил он, словно это произошло давным-давно.
По моим расчетам лягушек там водиться не должно, наверно, совсем к югу уходили - как знать? А у старика я не спросил. И забыл про южное гаданье, да вот август напомнил, сейчас тоже время каанматгыргын.
Праздник забоя прошел, пастухи ушли. Только я у Керго совсем по другому делу. Но он действительно бывший шаман, и какая-то чертовщина все-таки еще владеет им, он угадывает мои мысли и посмеивается. И я решаю вывести его на чистую воду и спрашиваю в лоб, зная, что молчать или обманывать он не будет.
- Ты знал Алитета?
- Да.
- И Коравье, его отца?
- И отца…
- А сколько Давал Коравье американцу Чарли, торговцу. Сколько давал за винчестер?
- Восемь песцов… - вспомнил Керго, - трех лисиц… пыжика много - десять или двенадцать…
- А Алитет? Сколько Алитет отдал Чарли за вельбот?
- Шесть шкур белого медведя… - думает Керго, - и еще два мешка песцовых и лисьих шкур… и еще много-много клыков… от моржа.
- А отец Алитета шаманил?
- Да… Коравье большой шаман был…
- Как Керго? - смеюсь я.
- Нет, - качает головой Керго, - я еще не умел…
- Потому что не знал Наягнека?
- Наягнек!.. - И лицо Керго выражает удивление. Наверное, он поразился, что Наягнека еще помнят. Вот и я, не имеющий к нему никакого отношения, все же знаю о Наягнеке.
- Наягнек, о! - только и повторил старик.
И задумался. Потом сказал:
- Он знал силу… знал душу… знал, из чего человек…
- Ты его на той стороне пролива встречал? - спросил я.
- Мне отец рассказывал, как я видел Наягнека… и встречался с ним… в Америке… мы оба были там… потом сюда приехали… я не помню Великого Заклинателя, но отец говорил, он разговаривал со мной… мал я был, не помню… хорошо разговаривал… Коравье это не понравилось, когда узнал…
- А-а… - догадался я. - Наягнек, наверное, тебя благословил, а Коравье ревновать стал… дело ясное.
- Не знаю, - признался Керго.
- А кто из вас сильней - ты, Коравье или Наягнек?
- Наягнек - Великий… Зачем спрашиваешь? Я не спрашиваю, зачем ты пришел?
Я смущаюсь и молчу.
- Ты ищешь Эмуль. Ее нет, она на побережье… Скоро придет… оттуда, - он показал рукой на восток. - Туда ушла на вельботе… Скоро вельботы придут. Каждый год ты приходишь, зачем? - лукаво улыбается старик. - Дом твой далеко, а ты приходишь?
- Мы тут работаем неподалеку.
- В прошлом году не работали и в позапрошлом не работали, а ты приходил.
- Не работали, - соглашаюсь я. - Передай Эми, что я приходил.
- Она и так узнает.
- Откуда?
- Имаклик скажет, - кивнул он в сторону старухи. - Женщины…
- Понятно. Пусть скажет. Я к ней приходил, к Эми.
- Ты не увезешь Эмуль?
- Нет… одна жена у меня была, - смеюсь я.
- Ну и что… Вам же можно… много, - намекает он на мое татарское происхождение.
- А вам? - намекаю ему на его прошлое.
Легкая улыбка вспыхнула вдруг на его лице и затерялась в морщинах.
- Не увози, - серьезно сказал старик.
- Знаю… нельзя ей в городе.
- У тебя другие дела… - внимательно посмотрел он на меня. - Не она, у тебя другие дела.
Я опять поразился его всевидению.
- Да, - согласился я. - Мне идти дальше, только я не знаю, как лучше.
- Хорошо, ты не забываешь друзей… Ты Юрия ищешь? Да?
- Да…
- Ему плохо… найди его…
- Ты поможешь, Керго?
Он молча кивнул:
- Когда пойдешь?
- Сегодня. Чай вот попью - и тогда.
Я никому не говорил, что ищу Юрия. Керго просто понял меня. Месяц тому в поселке, куда я на три дня вырвался за продуктами для нашего полевого отряда, встретились мне рыбаки из совхоза. Они все и рассказали.
Юра Ровтын - моторист совхоза - возвращался из поселка вместе с двумя товарищами на лодке-дюральке. Залив был спокоен. Небольшое волнение застало их уже у самого дома. Здесь лодка и перевернулась. Никто из троих плавать не умел. Удалось спастись одному Юрию, и то чудом. Его и считали виновным - и потому, что сидел за рулем, и потому, что спасся. Не мог он вынести молчаливого осуждения односельчан, не мог вынести собственной причастности к смерти своих товарищей - ушел из села на побережье - изгоем живет на скалах, говорят, промышляет моржей.
Жена его Мэри разделила позор и горе, ушла из села, не сказав куда никому, даже мужу. Когда Юрия простят, она вернется. Только надо сначала найти Юрия и надо, чтобы его простили.
Сколько с Юрой на его вездеходе мы колесили по тундре! И весной, когда завозили продукты оленеводам на отелочную кампанию, и зимой, когда помогли пастухам в перекочевках, и осенью, когда ездили по бригадам и собирали детей в интернат перед началом учебного года. Мы с ним старые товарищи, разве можно его бросать… Когда я болел, приходил он ко мне в больницу, легкую кухлянку из неблюя подарил, чтобы я не простужался больше в тундре. Ах, Юрий, Юрий! Не верю я, что пьяные они возвращались из поселка - Юрий совсем не пил… Разве что иногда, совсем немного, и то почему-то любил шампанское, чего мы никак не понимали…
- Надо идти по камням… на мыс Эрри, - говорит после чая Керго.
- Там не пройти… надо морем…
- У тебя лодки нет… - отвечает старик. - Лезь на скалы. Иди по самому верху… Гляди вниз… может, найдешь… он там, я знаю… больше ему негде жить… на мыс Эрри иди…
- Попробую…
- В камнях ночевать можно, - советует Керго. Я понимаю, это совет на тот случай, если я до ночи не отыщу Юрия.
Пропало солнце, и вдруг пошел тяжелый мокрый медленный снег. На Чукотке снег выпадает всегда сразу, неожиданно. Этот августовский еще растает, будет много теплых дней, но сейчас от океана потянуло холодом, хотя и было безветренно. Керго пощупал мою куртку, я его понял.
- Не надо, она теплая, спасибо.
Старик не стал приносить другую и продолжал сидеть у костра. Мы налили по кружке чаю. Вышла Имаклик, махнула рукой, звала в дом.
- Хорошая женщина, - улыбнулся старик, - всегда молчит.
- А если собираются женщины?
- О! - засмеялся старик.
Все ясно.
Шел снег, и я рассказывал о Жукове.
Старик слушал внимательно, он принял беду моего друга как мою.
- Что делать? - спросил я Керго.
Он молчит.
- У вас большая работа… женщина мешает… Юрий тоже один…
И опять замолчал надолго.
Безбрежный черный океан тихо плескался у костра. Мы молча смотрели на горизонт, туда, откуда плыли тяжелые белые льды.