Собаки медленно перебирали лапами и вместе с каюром искоса посматривали на идущих.
Нарта почти поравнялась с ними, и Тутриль услышал песню:
Высокое небо,
Чистое небо…
Ветер, идущий с теплой страны.
Летите, птицы, вестники счастья,
Несите на крыльях любовь и весну!
Роптын укоризненно покачал головой.
Айнана пела тихо, почти про себя, но в огромной тишине весеннего дня ее голос был слышен отчетливо и далеко.
Долина Андреевна сердито прошептала:
- Она еще и поет!
- Пусть поет! - весело отозвался Коноп. - Хорошо, когда человек поет.
Встречные почтительно здоровались с Тутрилем, поздравляли его с приездом. Старухи кидались обнять, и каждая считала своим долгом прослезиться и попричитать.
Над ухом гудел голос Роптына:
- В нашем Нутэне не осталось ни одной яранги. Построили новую косторезную мастерскую. Гляди! Это первые каменные дома в селе. Вон там котельную ставим. Вообще-то у нас уже кое-где есть центральное отопление, держали курс на то, чтобы все село охватить единой системой, но теперь смысла нет.
Тутриль почти не слушал Роптына, охваченный странным чувством: он так стремился в родное село, видел его во сне, воображал, как он приедет сюда… А настоящей радости не было, как не было Нутэна его детства, оставшегося в памяти и зовущего его тихими ленинградскими ночами.
Дом Онно находился на том самом месте, где раньше стояла яранга.
Упряжка Айнаны остановилась у соседнего домика, и девушка принялась распрягать собак и сажать их на длинную металлическую цепь.
- Все приходите вечером, - позвал Онно встречающих. - Отметим приезд сына.
Коноп подал чемодан Тутрилю и смущенно попросил:
- Ты мне рубль дай…
Тутриль удивленно поглядел на него, порылся в кармане, вытащил смятую бумажку и сочувственно спросил Конопа:
- Может, тебе больше надо?
- Не знаю, - нерешительно ответил Коноп. - Не знаю, сколько надо…
- А на что тебе рубль?
- Не знаю…
Тутриль пристально вгляделся в лицо Конопа.
- Я читал и слышал, что так полагается там… - Коноп как-то неопределенно махнул рукой.
- Где там? - не понял Тутриль.
- Там, откуда ты приехал…
- Не понимаю, - пожал плечами Тутриль.
Онно вышел из домика, обеспокоенный задержкой сына.
- Послушай, Онно, объясни сыну… Помнишь, Каляу нам рассказывал о поездке в санаторий? - обратился к нему Коноп.
- Ну и что?
- Так он, помнишь, рассказывал?.. Пальто снять и надеть - надо рубль дать… Помогает человек нести чемодан - тоже надо дать… Поел в ресторане - сверх платы надо положить бумажку…
- Чего ты вдруг это вспомнил? - удивился Онно.
- Да я за чемодан у него рубль попросил, а он обиделся, - с оттенком раздражения сказал Коноп. - Я, наоборот, хотел как лучше, согласно тамошнему обычаю…
Тутриль вдруг громко засмеялся:
- Выходит, ты с меня чаевые взял! Ну, Коноп! Насмешил ты меня!
Коноп хмуро посмотрел на смеющихся.
- Не собирался я вас смешить… Хотел как лучше, согласно тамошним обычаям. Как в настоящих городах. А своего чаю у меня довольно. Есть и байховый, и кирпичный… На, возьми обратно свой рубль.
Он подал Тутрилю смятую бумажку и понуро зашагал прочь.
3
В комнате домика Онно был накрыт стол.
Из большого приемника звучала музыка.
Тутриль встречал гостей.
Вошел Коноп в шуршащем плаще-болонье. Раздеваясь, он с оттенком хвастовства шепнул Тутрилю:
- В райцентре на меховую кухлянку выменял у одного геолога. Правда, мороза боится, но в дождь да в мокрый снег - отличная вещь.
Из кухни показалась Долина Андреевна, неся большую миску с пельменями. Она громко сказала Тутрилю:
- Я нашла старые библиотечные формуляры, Иван Оннович, и должна сказать, что ты и тогда уже читал серьезные книги.
- А мой не видела? - спросил Коноп.
- И твой нашла, - ответила Долина Андреевна. - Надо же - почти полгода держал "Приключения Гулливера"!
- Я тогда любил читать о великанах, - как-то виновато признался Коноп. - Потом военные приключения, а теперь вот все про любовь читаю…
Тутриль достал небольшой пакет.
- Вот тут мои книжки для библиотеки. Правда, не про великанов и не про любовь…
- "К вопросу об инкорпорации в чукотском языке", - начал вслух читать Коноп. - "Устное народное творчество азиатских эскимосов", "Общность сюжетов фольклора Древней Берингии"… Да, брат, - произнес он с подчеркнутым уважением, - серьезные книги… Может быть, если бы я в детстве читал такие книги…
- Может быть, из тебя тоже бы вышел ученый? - спросила Долина Андреевна, забирая у него книги.
Коноп как-то странно посмотрел на нее, втянул голову в плечи, словно стал меньше.
- Я еще не знаю, какой ученый мой сын, - заметил Онно, - но такого водителя вездехода, как Коноп, поискать надо…
Пришел Роптын. Под кухлянкой у него был надет синий костюм.
Гавриил Никандрович принес большой портфель, в котором позвякивали бутылки.
Коноп весело упрекнул его:
- А сказал, что весь запас вышел.
- Да самая малость осталась, - сказал Гавриил Никандрович.
Когда все разместились за столом и разлили вино по стаканам, Онно выскочил в сени и вернулся с двумя заиндевелыми тарелками, в одной была рыбная строганина, а в другой - из моржовой печенки. От белых и темно-коричневых стружек поднимался холодный пар.
Первый тост произнес Гавриил Никандрович.
- Я предлагаю выпить за нашего земляка Ивана Онновича Тутриля, - торжественно начал Гавриил Никандрович. - Его жизненный путь нам хорошо известен. Много лет назад он уехал из родного Нутэна в долгий путь за знаниями. Учился в Анадырском педагогическом училище, затем успешно окончил университет и аспирантуру при Институте языкознания. Он стал одним из первых ученых-чукчей.
Когда Гавриил Никандрович сделал паузу, Коноп хотел было приложиться к стакану, но его остановила Долина Андреевна.
- Вроде бы не такая долгая жизнь прожита Тутрилем, - продолжал директор совхоза, - но в этом маленьком отрезке времени уместились тысячелетия. В его жизни вся история Чукотки: от жирника до энергии атомного ядра, от шаманства до науки!
Все выпили.
Тутриль сидел между отцом и матерью. Кымынэ, не сводя влюбленных глаз с сына, подкладывала ему лучшие куски.
- Ты такого, наверное, не ел в Ленинграде…
- Не ел, ымэм…
- Я тебе еще наварила свежего нерпичьего мяса.
- Спасибо, ымэм…
- Жаль, что ты один приехал…
- А верно, почему ты свою жену не взял? - отставив пустой стакан, спросил Коноп. - Посмотрели бы на нее. А то только на фотографии видели.
- Занята она очень, - сдержанно ответил Тутриль. - У нее большая научная работа.
- Научная работа? - спросил Коноп.
- Она тоже кандидат наук, - с гордостью и важностью сообщил Онно.
- Сочувствую, - вздохнул Коноп.
- Это почему? - спросил Гавриил Никандрович.
- Да просто с умной женщиной и то нелегко, - ответил Коноп. - А с ученой…
- А ты-то откуда знаешь? - Долина Андреевна подозрительно посмотрела на Конопа.
- Наблюдал! - поднял палец Коноп.
- Ну, тоже скажешь! А любовь, дружба?
- Это только в книгах и у лекторов, - Коноп, несмотря на бдительность Долины Андреевны, успел без очереди приложиться к стакану.
- Счастливая любовь - это украшение жизни, нравственный идеал, - нравоучительно сказала Долина Андреевна.
В сенях тявкнула собака.
Открылась дверь, и вошла Айнана.
Увидев множество людей, девушка смутилась, сделала движение уйти, но ее решительно остановила Кымынэ.
- Етти, Айнана, - сказала она, - иди, садись с нами…
- Да я за спичками, - смущенно сказала Айнана. - Печка потухла…
- Садись, садись, - строго сказал Онно, - зачем нарушаешь обычай, отказываешься?
- Тем более такой интересный разговор для молодежи, - сказал Роптын. - О любви!
Айнана нерешительно потопталась, бочком прошла в комнату.
Ей освободили место рядом с Тутрилем, поставили стакан, налили вина.
- Ты за какую любовь? - вдруг спросил Коноп у девушки.
Айнана смутилась от неожиданного вопроса, посмотрела на Долину Андреевну, на Тутриля, словно ища у них поддержки.
- Почему одни счастливы в любви, а другие - нет? Что главное в семейной жизни? - продолжал Коноп. - Вот в чем вопрос, как сказал тонконогий человек из кинофильма - Гамлет.
- По-моему, ты хватил лишку, - шепотом заметила Долина Андреевна.
- Пусть Айнана ответит, - настаивал Коноп. - Для нее это важный вопрос, поскольку она молодая и красивая.
- По-моему, любовь не бывает счастливая и несчастливая, - тихо произнесла Айнана.
- То есть как это? - насторожилась Долина Андреевна.
- Любовь и есть любовь, - еще тише сказала Айнана.
- Да откуда ей знать, какая любовь бывает! - снисходительно сказала Кымынэ. - И что вы пристали к девушке?
- Подождите! - Коноп вырвал свой стакан из цепких рук Долины Андреевны и торопливо выпил.
- Значит, ты утверждаешь, что любовь не бывает счастливая, несчастливая, радостная или грустная? А? - утирая губы рукавом, спросил Коноп.
Айнана беспомощно оглянулась.
- Ты, девочка, глубоко ошибаешься, - строго и наставительно произнесла Долина Андреевна. - Я вот уж скоро десять лет как работаю в библиотеке. Знаю, как читатель тянется к высоким примерам: любовь Анны Карениной, Ромео и Джульетты, Онегина и Татьяны, Григория Мелехова и Аксиньи…
- Но разве это были счастливые любови? - застенчиво возразила Айнана.
Долина Андреевна как-то осеклась, призадумалась.
- Товарищи, товарищи! - заговорил Гавриил Никандрович. - Мы здесь собрались не на лекцию о любви, дружбе и товариществе. Мы пришли сюда, чтобы отметить приезд нашего знатного земляка Ивана Онновича Тутриля… Поэтому предлагаю снова выпить за него…
- Правильно! - поддакнул Коноп и, не обращая внимания на строгие взгляды Долины Андреевны, первым опрокинул стакан.
- Вы будете только в Нутэне работать? - учтиво спросила Долина Андреевна.
- Хотелось бы, - не сразу ответил Тутриль. - Но те, с кем я бы хотел встретиться, здесь больше не живут…
Онно поднял голову и долго смотрел в глаза сыну.
- Сейчас много говорят об охране окружающей среды и загрязнении природы, - продолжал Тутриль. - Оберегают чистую воду… Однако есть еще один источник, который для человека не менее важен, это наша древняя память. Сказки, легенды и предания. В быстром движении вперед мы часто оставляем позади драгоценное и нужное, тот чистый источник, который питал наших предков и нас на протяжении веков…
- Не только сказки и предания, но и язык начинают забывать! - сердито произнес Роптын.
- А время такое и вправду было, когда думали, что все наше - это ненужное, в коммунизме негодное…
- А язык - это знак жизни народа, - продолжал Тутриль. - Он может быть и орудием, иной раз даже более грозным, чем огнестрельное, и единственным средством, которое может выразить такое чувство, как нежность…
Коноп протянул было руку за строганиной, но тут ею настигла Долина Андреевна и заставила взять вилку.
- Это ты верно про язык говоришь! - заталкивая в рот стружки строганины, заметил Коноп. - Язык может быть и орудием демагогии!
Тутриль засмеялся в ответ на эти слова.
- Когда умирает язык, умирает и сам народ, - продолжал Тутриль. - Можно произнести много речей об уважении к человеку, к народу, но если сказать всего лишь несколько слов на его родном языке, можно сделать человека другом на всю жизнь…
- Во - это верно! - одобрительно сказал Коноп. - А то ведь иной человек приедет на Чукотку, до пенсии доживает и, кроме "какомэй", другого слова сказать не может…
- Когда я впервые услышал чукотский язык, - вспомнил Гавриил Никандрович, - я подумал: никогда мне не выучиться ему.
- Зато когда мы впервые услышали твое имя да отчество, так месяц учились выговаривать! - со смехом заметил Роптын. - У меня просто уставал язык выговаривать: Гавриил Никандрович. Как мы завидовали кэнискунцам, у которых заведующего факторией звали легко и просто - Иван Иванович.
Айнана встала.
- Ну, я пойду… А то у меня еще много дел, а завтра уезжать.
Айнана ушла, и некоторое время за столом было тихо.
- Бедная девушка! - проронила Долина Андреевна. - Такая способная, талантливая и несчастная…
- Несчастная? - с любопытством переспросил Тутриль.
- А что хорошего? - пожала плечами Долина Андреевна. - Живет со стариками в тундре.
- Трудно ей пришлось. - Роптын повернулся к Тутрилю: - Всю жизнь без матери: она развелась с первым мужем, когда еще Айнана была маленькой. Вышла за другого и уехала в Петропавловск. Айнану оставила старикам.
- Девочка сама по себе росла, - заметила Кымынэ.
- Нынче многие так растут, - сказал Роптын. - Только родится ребенок - его тут же забирают в ясли, потом в детский сад. В школу пошел - переселяется в интернат. В иных семьях дети только на бумаге числятся, а в домах ребячьего голоса не слышно… Вот недавно я был в тундре, в бригаде Тутая. Чую: что-то от меня скрывают. Потом увидел мальчишку. Года три ему. Оказывается, прятали его от меня, будто я враг какой-то… А в райцентре меня вот за таких ругают: нет охвата воспитанием…
Роптын тяжко вздохнул.
Коноп искоса глянул на Долину Андреевну, на стакан и вдруг сказал:
- Давайте выпьем за нашу школу] Только не за сегодняшнюю, а за ту, в которой мы учились.
Когда все выпили, Роптын сказал Тутрилю:
- Как выстроили новую школу, мы старую под клуб приспособили. Завтра мы тебе покажем наши танцы, споем песни…
- Надо Амману попросить, чтобы не уезжала, - напомнила Кымынэ. - Никто лучше ее не танцует.
Тутриль распрощался с гостями на крыльце домика.
4
На улице было тихо. Огромное, светлое от звезд небо сняло над домиками, приютившимися на берегу скованного льдом океана. Казалось, оттуда, сверху, из космической дали на заснеженную землю неслышно изливалась тишина, затопляя все - домики, голубые айсберги, сугробы, морское побережье, тундру, каждую ямку, звериную нору и синий след росомахи, протянувшийся от песцовой приманки к низким, скрытым под снегом ивовым зарослям на берегу реки.
На стук открыла Айнана. Она была как-то странно одета - в синем фартуке, обсыпанном чем-то белым, словно припорошенном снегом.
- Это вы? - удивленно спросила Айнана.
- Ты не ждала?
- Нет.
В комнате, возле окна, Тутриль увидел станок, куски моржового бивня, несколько готовых пиликенов, фигурок нерп, моржей…
- Это ты делаешь? - с удивлением спросил Тутриль.
Айнана молча кивнула. Она взяла со стола большой клык и подала Тутрилю.
- Узнаете?
Перед Тутрилем был Нутэн его детства: два ряда яранг на узкой галечной косе, три деревянных круглых домика, магазин и здание старой школы, выделявшееся и величиной, и блестящей крышей из оцинкованного волнистого железа. На морском берегу разделывали моржей, вытаскивали из воды вельботы, несли на плечах байдары. Возле школы толпились ребятишки, и среди них - учительница, высокая, худенькая, с длинными светлыми волосами. На лагунной стороне молодые парни кидали бол в пролетающие утиные стаи. Чуть дальше яранг, на пустыре, стоял ветряк - электростанция, вокруг - несколько домиков. Над домиками парил метеорологический змей с грузом приборов…
- Откуда ты все это взяла? - с удивлением спросил Тутриль.
- У деда сохранилась старая фотография, - ответила Айнана. - И еще - он много мне рассказывал.
Вглядевшись пристальнее в изображение старого Нутэна, Тутриль нашел отцову ярангу. На камне у стены сидел мальчик.
- Это я? - с улыбкой спросил Тутриль.
Айнана глянула через плечо.
- Может быть… Теперь переверните клык.
На другой стороне был изображен новый, сегодняшний Нутэн. Каменные дома косторезной мастерской, двухэтажная школа, деревянные домики - многоквартирные, голубые и серенькие одноквартирные, - такие, как у Онно…
Клык был раскрашен акварелью. Неярко, словно краски уже выцвели от времени. И в этой бледности красок было что-то трогательное, щемящее, как мимолетное, смутное воспоминание.
- А ты, оказывается, настоящий художник, - тихо сказал Тутриль, искренне пораженный увиденным.
Тутриль не знал, как себя держать, снова взял в руки клык, оглядел комнату. Если не считать станка - обыкновенное убранство современного чукотского жилища: кровать, шифоньер, стулья, стол, полка с книгами…
- Расскажи-ка подробно, как вы оказались в яранге, - попросил Тутриль и уселся на стул.
Айнана смахнула костяные крошки с фартука, придвинула ближе второй стул и устроилась напротив.
- Я приехала сюда, когда дед с бабкой уже были в яранге, - начала Айнана. - После окончания Дебинского медицинского училища я работала в Анадыре, в окружной больнице. Как-то получаю письмо от матери - она сейчас с новым мужем, моряком, живет в Петропавловске. Писала она, что с дедом что-то случилось, просила поехать в Нутэн, навестить стариков.
- А почему сама не поехала?
- У нее маленький ребенок, моя сестричка, - смущенно, с виноватым видом произнесла Айнана. Потом подняла глаза на Тутриля, улыбнулась и продолжала: - Приезжаю в Нутэн, и вправду ни деда, ни бабки в доме нет. В дверях палочка торчит вместо замка. Стала узнавать, что случилось. И рассказали мне все, что случилось между дедом и вашим отцом.
- Но из-за чего? - с нетерпением спросил Тутриль.
- Из-за переселения, - ответила Айнана. - Есть такой проект: Нутэн и окрестные селения перевести в районный центр и сделать один большой благоустроенный поселок… Называется это концентрация. Много разумных доводов приводили - там и дома большие можно построить со всеми удобствами, и работа всем будет…
- А что, здесь работы нет? - перебил Тутриль.
- Многие ведь кончили семилетку, а то и десятилетку, - с улыбкой ответила Айнана, - охотиться не хотят… А там - всякие учреждения, конторы, большая звероферма. Загорелись многие. Стали мечтать: вот, говорили, и в город не надо будет ехать, свой город построим в тундре… На собрании выступали, рассказывают, все единодушно… А вот дед встал и сказал про Наукан… Вы знаете?