- Только не спи, - снова попросил ее Тутриль.
- А я не сплю, думаю…
- А ты думай вслух, не стесняйся.
- А вы расскажите о чем-нибудь, - попросила Айнана, - о городе расскажите…
- Да что о городе рассказывать? Ты тоже бывала в городах - в Анадыре, в Магадане…
- Тогда о деревне, - сказала Айнана. - Я думаю: наверное, нет ничего прекраснее русской деревни… Я так представляю: стоят дома, с красивыми, обрамленными резными наличниками окнами, такие же красивые ворота, деревянная церковь, как в Кижах. За домами поле, за полем - лес, а на опушке девушки в разноцветных ситцевых платьях водят хоровод… Ну еще речка, березка и калина красная… Так в русской деревне?
- Примерно так, - сквозь дремоту ответил Тутриль.
- Не спите! Не спите! - принялась тормошить его Айнана. - Не надо спать…
- Да я и не сплю, - непослушными губами пытался ответить Тутриль, не в силах сопротивляться мягкому, теплому облаку, которое ласково обволакивало его, оберегая от холода, от пурги, от снежного студеного окружения.
А покорная ветру льдина все дальше уходила от берега в открытое море.
28
Проснувшись, Лена сначала не могла сообразить, где она. Ей снился Ленинград, распахнутое окно в квартире, в которое врывался уличный шум. Она открыла глаза, но не увидела света в окне, хотя шум оставался.
Понемногу она вспомнила, где находится. Нащупав край меховой занавеси, она высунула голову в чоттагин, наполненный теплым легким дымом и запахами приготовленной еды.
- Проснулась? - услышала она ласковый голос и увидела перед собой лицо Эйвээмнэу.
- Как хорошо в пологе! - потягиваясь, произнесла Лена. - Давно так спокойно не спала.
- А теперь будем обедать, - сказала Эйвээмнэу.
Лена ела и похваливала стряпню Эйвээмнэу, заставляя краснеть от гордости и удовольствия хозяйку. О том, что еда и вправду понравилась гостье, свидетельствовала просьба еще налить супу.
Эйвээмнэу хотелось, как следует рассмотреть эту русскую женщину, вышедшую замуж за чукчу, но как-то неловко было, поэтому она старалась занять Лену разговором, исподволь изучая ее.
- Не скучает в Ленинграде Тутриль?
- Некогда ему скучать, - улыбнувшись, ответила Лена. - Много у него работы. Сейчас он заканчивает сборник сказок и легенд Чукотки.
- Про это он нам рассказывал, - кивнула Эйвээмнэу.
- Это будет самое полное собрание за всю историю существования чукотского языка, - с оттенком гордости сообщила Лена.
- Там будут и наши легенды, - сказала Эйвээмнэу. - Мы ему наговорили на магнитофон. Все говорили - и я, и Токо, и Айнана.
- А сколько лет вашей внучке? - спросила Лена.
- Двадцать лет.
- Так она совсем еще девочка!
- Ии, - кивнула Эйвээмнэу.
- Наверно, трудно быть охотником такой молоденькой, - заметила Лена.
- В жизни все трудно, - вздохнула Эйвээмнэу..
После чаепития Эйвээмнэу принялась за работу. С молчаливым изумлением Лена смотрела, как женщина сучила нитки из оленьих жил - так ловко и быстро, что, казалось, нить самостоятельно растет из ее ловких, сильных бугристых пальцев.
Затем старуха взяла размягченную кожу и принялась зубами формовать подошву будущего торбаса. Лена как-то не поверила мужу, когда на присланных его матерью тапочках он показал ямочки и сказал, что это следы зубов. Но это было так, и кусок кожи постепенно превращался в "лодочку", к которой пришивались голенища.
- Мы все просим, чтобы нам прислали граненые иголки, - рассказывала Эйвээмнэу. - Когда такой иголкой протыкаешь кожу, получается треугольная дырочка, а не круглая. Она потом хорошо и плотно прижимается к жильной нитке и не пропускает воду… И чего нам шлют круглые иголки?
Лена слушала неторопливый говорок Эйвээмнэу и ловила себя на мысли, что происходящее вокруг порой кажется каким-то сном. Может, это оттого, что многое узнавалось по описаниям Тутриля. В его рассказах о родине каждая мелочь была дорогой и милой сердцу. Даже просто костер, вот этот очаг, обложенный поседевшими от пепла камнями, железная прокопченная цепь, деревянные жерди, поддерживающие свод из моржовых кож, полог, обыкновенное деревянное бревно-изголовье… Она еще и еще раз оглядывала жилище, и в ее ушах звучал голос Тутриля, низкий, глуховатый, вспоминающий ярангу…
- Кажется, вездеход движется, - насторожилась Эйвээмнэу и бросилась раздувать угасающий огонь в костре.
Лена прислушивалась, но, кроме привычного грохота пурги за стенами яранги, нельзя было уловить ничего.
Но вот распахнулась дверь, и вместе с ветром и снегом в ярангу вошли люди. Лена стояла посередине чоттагина, пытаясь узнать среди запорошенных снегом людей мужа. Но Тутриля не было. Она вопросительно смотрела то на одного, то на другого, пока Токо не сказал:
- В избушке их не оказалось…
- Так где же они? - встревоженно спросила Лена.
По лицам мужчин, по их глазам, которые они прятали, она чуяла что-то неладное.
- Мы проехали до самых дальних капканов, - сказал Гавриил Никандрович.
- Что же это такое? - сердце у Лены упало.
- Да вы не беспокойтесь, - успокоил ее Гавриил Никандрович. - Где-нибудь сидят и пережидают пургу. Народ они опытный, не пропадут. Они проверили дальние капканы, значит, были на пути домой. В самом худшем случае сидят где-нибудь в снежной норе.
- Так ведь там холодно, в этой норе!
Онно подошел, уселся напротив и заговорил:
- Лена, мы тоже немножко обеспокоены, но повода для большой тревоги нет. Кончится пурга - они появятся. Придется потерпеть… Собирайтесь, мы сейчас поедем в Нутэн…
Лена растерянно огляделась, потом спросила:
- А когда кончится эта пурга?
Онно пожал плечами.
- Они сюда должны вернуться?
- Да, - ответил Токо.
- Тогда я остаюсь ждать здесь, - решительно сказала Лена.
- Елена Петровна, - принялся уговаривать ее Гавриил Никандрович. - Вам там будет удобнее, здесь же все-таки яранга, неудобства всякие…
- Но ведь люди-то здесь живут, - возразила Лена, - и Тутриль здесь жил…
- И ему очень нравится здесь, - вставила свое слово Эйвээмнэу.
- Я уже тут поспала в пологе, так что первое представление у меня есть… Разрешите мне остаться здесь? - обратилась она к Онно.
Поколебавшись, Онно сказал:
- Ну что же. Может быть, так лучше… Только просьба: как только они появятся - сразу же сообщите нам по телефону.
- Это мы сделаем обязательно, - обещал Токо.
Путники наскоро попили чаю, и вездеход умчался в ветер и пургу, взяв направление в селение Нутэн.
29
В испуге Тутриль открыл глаза. Ему показалось, что он остался один в снежной пещере, превратившейся в могилу. Он протянул руку и нащупал теплое, вздрагивающее от холода тело Айнаны.
В далеком детстве Тутриль однажды видел, как хоронили русского, милиционера Савина, убитого в тундре кулаками-оленеводами. Тело милиционера, завернутое в рэтэм , лежало на нарте возле домика райотдела, пока мастер на все руки Гэматтын сколачивал гроб. Тутриль не впервые видел умершего, но его сородичей всегда клали на землю, а тут покойного не только собирались запереть в ящик, но еще рыли для него в вечной мерзлоте глубокую яму.
На холме гремели взрывы, и мерзлая земля летела далеко.
Тутриль был вместе с теми, кто поднялся на холм. Он слышал, как трещали доски под тяжестью наваленных на гроб камней, вздрагивал от громкого залпа множества ружей - прощального салюта над могилой, разглядывал фанерный обелиск с жестяной звездочкой, вырезанной из консервной банки, и думал, каково веселому молодому милиционеру лежать под тяжелой толщей мерзлой земли и камней… Потом Тутрилю иногда снилось, что его закапывают в землю, и каждый раз после такого сна он просыпался в холодном поту…
Сколько же может продлиться пурга? Как далеко унесет их от берега?
А если еще день-два? Ведь сил уже мало, и вполне может случиться так, что к наступлению хорошей погоды у них не будет сил подняться на ноги.
Он растолкал Айнану.
- Послушай, может быть, нам лучше пойти?
- Куда? - слабым голосом отозвалась Айнана.
- К берегу, - ответил Тутриль. - Идти все же лучше, чем вот так ожидать в бездействии. Никто не знает, сколько продлится пурга, а льдина может подойти к берегу.
- Как же мы пойдем? - с сомнением произнесла Айнана. - Мы такие слабые - ветер унесет нас.
- Не унесет, - уверенно сказал Тутриль. - Надо бороться изо всех сил, а не лежать вот так в ожидании неизвестно чего.
- А вы знаете, куда надо идти? - спросила Айнана.
- Ветер южный, можем и по ветру ориентироваться.
- Легко сказать - по ветру.
- Но согласись, что нельзя добровольно ложиться в могилу.
- В какую могилу? - испуганно спросила Айнана.
- Вот в эту снежную могилу, - ожесточенно произнес Тутриль. - Мы уже не можем бороться со сном. Если бы мне не приснилось страшное, мы бы так и остались здесь. Идем, Айнана… Это единственное наше спасение.
- Дед меня учил: в пургу лучше всего оставаться в снежной норе - только так можно остаться в живых. Потому что в пургу, даже зная направление, можно запутаться, закружиться и в конце концов обессилеть.
- Послушать дедов - так можно просидеть на месте до смерти.
Айнана дотронулась пальцем до впалой щеки Тутриля и тихо попросила:
- Не надо говорить о смерти.
- Но сейчас мы в таком положении, когда смерть нам угрожает. Давай не будем терять времени.
Он пошевелился, задевая телом стенки снежной норы. Снег сыпался отовсюду на лицо, за шиворот, таял на теле, но дрожь больше не появлялась, просто больше не было сил на нее.
- Идем, - решительно сказал Тутриль и принялся пробиваться наружу. Наверху намело порядочно снегу, и пришлось долго трудиться, чтобы пробить отверстие. В пещеру ворвался ветер со снегом, выбивая дыхание. Тутриль закашлялся, отпрянув назад.
- Вот видите, - сказала Айнана, залепляя отверстие снегом.
Работа отняла последние силы Тутриля, и он некоторое время лежал с закрытыми глазами, тяжело дыша.
- Я пойду вместе с вами даже на верную гибель, - тихо сказала Айнана. - Но послушайте меня внимательно: идти сейчас в пургу - это безумие. Я это знаю…
Ей еще хотелось сказать, что Тутриль за время долгой жизни в Ленинграде забыл, что такое пурга в тундре, и не подозревает, на что идет…
Но Айнана сдержалась…
Сквозь полузакрытые веки Тутриль чувствовал, как на него все ниже и ниже опускается снежный потолок. Вот он касается груди, прижимает ее своей тяжестью, ограничивая дыхание, снег лезет в рот, в глаза, в уши… Тутриль рывком приподнялся и стукнулся головой.
- Идем!
Собрав последние силы, он пробил снег. Ветер подхватил его и понес, не дав опомниться. Тутриль упал на колени, потом распластался на снегу и только тогда остановился. Он кричал, звал Айнану, но ветер уносил в сторону крик. На секунду мелькнула мысль, что Айнана, пожалуй, была права… Но какое это теперь имело значение? Куда идти? Где Айнана? Где оставленная снежная нора? Прижимаясь к снегу, Тутриль лихорадочно думал… Что же делать? Ветер южный. Значит, надо ползти против ветра. Царапая лицо о снежный покров, Тутриль двинулся. Он теперь не обращал внимания на снег, забивающий рот, ветер, останавливающий дыхание.
Ему послышался слабый крик. Это Айнана! Тутриль приподнялся и крикнул:
- Я здесь! Я здесь!
Что-то мелькнуло в белесой мгле, и, протянув руки, Тутриль вцепился в развевающуюся на ветру камлейку Айнаны…
- О-о-о! - простонала со слезами Айнана. - Я думала, что не найду вас… Милый мой, хороший… Живой…
- Живой я, живой, - радостно повторял Тутриль, целуя Айнану. - Идем обратно, к пещере. Ты права.
Пойдя против ветра, они поняли, что промахнулись, прошли мимо снежного надува, где была вырыта нора.
Повернули обратно, часто останавливаясь, тщательно осматривая все вокруг.
- Может, выроем другую нору? - предложил Тутриль.
- Где? - возразила в бессилии Айнана. - Глядите!
Она ковырнула носком торбаса снег - слой был всего сантиметров в четыре-пять.
- Найти бы тот сугроб, - с надеждой в голосе проговорила она.
- А может, нам его не искать, а пойти все же вперед? - нерешительно предложил Тутриль. - Попадется по дороге снежный надув, там и остановимся.
Шли молча, с трудом преодолевая напор ветра. Тутриль догадывался, что ветер относит влево, но молчал, только каждый шаг старался делать так, чтобы хоть немного забирать вправо.
Айнана часто останавливалась, чтобы перевести дыхание, садилась на снег. Потом стала ложиться и закрывать глаза. Тутриль пристраивался рядом, но уже через минуту-две поднимался и тормошил ее.
- Надо идти, не надо останавливаться.
- Я знаю, - с раздражением отвечала Айнана. - Вот наберусь сил и пойду.
- Не закрывай глаза! Не спи!
- С чего вы взяли, что я засыпаю? - шептала Айнана. - Снег в лицо, вот и закрываю глаза.
А веки такие тяжелые, словно потолстевшие, опухшие и налитые свинцом. Держать их открытыми - мука.
Тутриль тормошил ее, пытался поднять, и Айнана вставала, утешаясь мыслью, что через несколько шагов она снова упадет и полежит хоть несколько мгновений.
Но всюду, куда они шли, была вода. Открытая океанская вода, кипевшая под ураганным ветром.
Тутриль обследовал окрестности и позвал Айнану:
- Иди сюда! Здесь почти нет ветра и можно подольше отдохнуть!
Айнана поползла на зов и вправду оказалась в защищенном от ветра укрытии, образованном стоявшей стоймя льдиной.
Она привалилась спиной к ней и тотчас закрыла глаза.
- Только не спи, я прошу тебя!
- Не буду спать, - распухшими губами произнесла Айнана.
- Тогда говори, говори, - просил Тутриль.
- Хорошо… Слушай… Ты хотел дослушать до конца легенду о росомахе. Энмэн… Влюбился юноша в Дочь Солнца, а она не может жить в тени ночной земли. Холод тьмы губителен для нее… Только росомаший мех мог ее защитить. Длинный и теплый, он не боится мороза, на нем не бывает инея… И пошел юноша по следу росомахи, чтобы добыть ее, чтобы любимая всегда была с ним… Идет он, идет…
Тутриль то впадал в забытье, то вдруг отчетливо слышал голос Айнаны. Иногда ему казалось, что ее нет рядом и все лишь воображение, игра затуманенного сознания.
Он видел себя то на берегу моря, теплого, ласкового, то вдруг вместо затухающего голоса Айнаны слышал Лену…
И где-то вдали, у морского горизонта, звучала песня:
Высокое небо,
Чистое небо…
Ветер, идущий с теплой страны.
Летите, птицы, вестники счастья,
Несите на крыльях любовь и весну!
30
К утру пурга стала утихать, хотя ветер еще был силен. Но уже открылись дальние горы, и было ясно, что буря идет на убыль.
Лена высунулась в чоттагин, окунувшись в уютный дым от костра, смешанный с запахом свежих лепешек на нерпичьем жиру.
Эйвээмнэу возилась у костра.
- Доброе утро! - весело сказала Лена.
- Кыкэ - доброе утро! - отозвалась Эйвээмнэу. - Токо запрягает собак, сейчас поедет.
Пока Лена умывалась с помощью Эйвээмнэу, вошел Токо и принялся налаживать рацию.
Лена с интересом смотрела на него. По всему видать, старик хорошо разбирался в этой технике, движения у него были уверенные и точные.
- Я вижу, вы хорошо разбираетесь в технике, - заметила Лена.
- Да тут ничего хитрого. Только никак не пойму, почему эта радиостанция называется "Недра". Наверное, для шахтеров предназначалась…
- А может быть, для геологов? - предположила Лена.
- У них станция получше нашей, - сказал Токо.
- Вы меня не возьмете? - с надеждой спросила Лена.
Токо помолчал.
- Можно бы взять, однако собачки будут ехать медленно… А потом, если кто обессилел - Тутриль или Айнана, - вам тогда пешочком придется идти… В другой раз покатаетесь на собаках. Айнана свезет вас в Нутэн, если хотите.
Токо взял в руки телефонную трубку, и сразу же выражение его лица переменилось, будто он оказался там, где находился его невидимый собеседник.
- Алло! Алло! - произнес он несколько раз.
Лена прислушивалась к его разговору.
- У нас пока нет новостей, - отвечал Токо. - Сейчас выезжаю на собаках в сторону дальней охотничьей избушки. А вы - в другую сторону. Пока не надо… Чего зря людей тревожить да машину гонять.
Токо положил трубку и поймал взгляд Лены.
- Из района звонили: как стихнет, вертолет поднимется. Онно уже выехал на собаках.
- А что так? - встревожилась Лена.
- Вот я им сказал: нечего панику поднимать, - сердито произнес Токо и принялся за чаепитие.
Но уж таков закон Севера. Еще Токо пил чай, а от конторы Нутэнского совхоза уже отъехал вездеход.
На маленькой посадочной площадке районного центра разогревали моторы небольшой одномоторный самолет "Ан-2" и вертолет. Они ждали, когда стихнет ветер, чтобы подняться в воздух.
Онно уже давно находился в пути, ведя свою упряжку по береговой, еще покрытой снегом полосе.
По телефону, по радиотелефону от Нутэна до Анадыря неслась тревожная весть: двое не вернулись, и неизвестно их местонахождение.
Токо вышел из яранги. Следом за ним женщины - Эйвээмнэу и Лена. Запряженные собаки возбужденно перебирали лапами и нервно повизгивали. Ветер почти стих, но иногда вдруг с прежней силой налетал порывами, поднимая шерсть на собаках.
Токо выдернул из снега остол, тихо чмокнул и тронул нарту. Собаки рванули, и каюр на ходу плюхнулся на тонкие доски сиденья, заставив скрипнуть тугие ременные крепления.
Лена и Эйвээмнэу стояли возле яранги, пока нарта не скрылась из виду.
Токо сидел бочком, поставив подошву правого торбаса на полоз, и думал о своем.
Об Айнане, о Тутриле и Лене… В его молодости все было не так. Она, эта любовь, может, и была на самом деле, но не занимала большого места в жизни. Они с Эйвээмнэу об этом и не задумывались. Может быть, только в самом начале, когда были молодые… Может быть, просто времени на это не было? Тяжкая работа и зимой, и летом. Надо было строить свою ярангу, кормиться и растить детей. Было два сына и дочь. Один умер в младенчестве, второй утонул на охоте. Осталась дочка. Росла, училась в школе, пионеркой была, потом комсомолкой. Веселая, красивая. Все мечтала о больших городах. Рано родила, не стала учиться дальше. А потом встретилась с тем моряком, за которого и вышла замуж, оставив деду и бабке Айнану.