- Знаю! - махнул рукой Эйнес.
"Принцип старого Гонома" возник в книге писателя Евгения Таю. Его любимый герой Гоном питал пристрастие к афоризмам, среди которых был и такой: "Никогда не думай о том, о чем должен думать другой".
- Это касается нашей жизни, а точнее, нашего образа жизни, - сказал Эйнес. - Это черт знает чем может кончиться!
- Почему? - пожал плечами Иван Теин. - Старый Уэлен останется, по-прежнему будешь ходить на охоту… А наряду со всем этим будем развивать то новое, о чем говорил Григорий Окотто.
- Не уживемся! - решительно сказал Эйнес. - Поглотят, съедят нас эти фермы, промышленное производство моржей и тюленей. Японцы этим давно занимаются.
- Вот видишь! А чем мы хуже японцев?
- Японцы есть японцы, а чукчи и эскимосы есть чукчи и эскимосы, - ответил Эйнес. - То, что им подходит, может не подойти нам. Мне, например, эта идея с самого начала не нравится.
- А другим? Если другим понравится?
- Ну, не знаю, - развел руками Эйнес. - Кому исконное, свое может стать чужим? Я наслышан и начитан о злоключениях соседей. Вот вроде бы у них все есть: новый остров, новое селение, новые дома и даже на будущее обеспечены. И что же они, счастливы?
- Не нам судить об их жизни, - вздохнул Иван Теин.
- Опять старый Гоном? - усмехнулся Эйнес. - Но знать-то все равно знаем. И о том, как едва не погиб старик Майна, и о внутренних распрях в селении.
Со вторым рождением Адама Майну поздравил чуть ли не весь мир: все информационные агентства передали новость о чудесном спасении старого эскимоса при атомном взрыве. Сообщение о том, что на острове, возможно, находится Майна, поступило в Администрацию уже после взрыва. Спасательная команда с чувствительными детекторами-искателями тотчас направилась на остров. Старик лежал на глубине полутора метров под скальными обломками. Рухнувшая крыша и камни образовали над телом старика подобие вместительного склепа, под сводом которого было еще достаточно воздуха, чтобы дождаться спасателей. Адама Майну показали по телевидению. Старик спокойно заявил о том, что в скором времени надеется навсегда вернуться на Малый Диомид, а пока отправляется на обследование в больницу.
История со стариком едва не стоила поста Хью Дугласу. Но все обошлось, и чудесное спасение старика посчитали даже добрым предзнаменованием. Любители символов, высказали пожелание, чтобы знаком Интерконтинентального моста был утвержден профиль Адама Майны, выпущены почтовые марки и сувенирные медали. Самого Адама после больничного обследования торжественно провозгласили Хранителем острова Малый Диомид и покинутого селения Иналик. Предложили новый дом с набором удобств двадцать первого века, но старик пожелал поселиться в старой хижине.
Эйнес некоторое время наблюдал за мелькающим на цветном экране изображением, потом медленно повернулся к Ивану Теину.
- Ведь и вы чувствуете беспокойство и тревогу, но почему все это держите про себя - непонятно.
- Именно поэтому и молчу, - откровенно признался Иван Теин.
- Когда я, - задумчиво начал Эйнес, - после учения вернулся на Чукотку, в родной Уэлен, мне казалось, что и впрямь пришло безоблачное время для человека. Так и было! Но вот с годами к этому чувству начала примешиваться тревога: останется ли все так как есть или что-то изменится? До начала строительства моста мне казалось, что в Уэлене в обозримом будущем больших изменений не ожидается. Ведь даже строительство железнодорожной магистрали - Полярного БАМа - не внесло в образ нашего существования никаких изменений. То есть изменения были и есть - еще более повысилось качество жизни, появилась возможность заниматься охотой и даже возродили древний Уэлен… А что дальше? И вот это самое - что дальше - началось и подступило к порогу нашего дома.
- Но мы должны сделать так, чтобы и в этих условиях сохранить единственное и неповторимое, что дорого нам самим, что было изобретено арктическими народами. Ведь согласитесь, что новой формой разведения морских животных, таких, как моржи, киты, тюлени, должны заниматься сами северные жители, - Иван Теин говорил медленно, как бы размышляя вслух.
- Все это, может быть, и так, но все-таки, - вздохнул Эйнес.
В комнату решительно вошел директор хозяйственного объединения "Уэлен" Александр Вулькын. Правда, люди его называли просто, по-старому - директором совхоза. На его лице играл румянец, и на крыльях широкого носа поблескивали бисеринки пота.
- Прошу прощения за опоздание, - виновато произнес он. - Заигрался.
Александр Вулькын был заядлым спортсменом и каждое утро играл в волейбол в большом сельском спортивном клубе.
- Что-то происходит с подачей горячей воды с Гылмимыла, - сообщил он.
Уэлен отапливался горячей водой, извлекаемой из подземных источников.
- А что такое? - спросил Иван Теин.
- Температура скачет.
- Это все от взрывов, - заметил Эйнес. - Они Вроде бы и незаметны, но могут сместить глубинные пласты и задержать выход горячей воды.
Иван Теин посмотрел на настенные часы.
- В Магадане только около восьми. В девять позвоню в Главное геологическое управление северо-востока, - сказал он вслух. - А пока пусть держат наготове дублирующую систему аварийной подачи горячей воды.
- Вы слышали выступление Григория Окотто? - обратился Эйнес к Вулькыну.
- Когда это-было?
- Вот только что! - ответил Эйнес. - По московской первой программе. О новой хозяйственной стратегии говорил. В связи с мостом. Будешь создавать китовые фермы, моржовые заповедники, специальные тюленьи садки…
- Что ты говоришь! - изумился Вулькын. - Надо же пропустить такое!
- Наверное, выступление повторят по нашим чукотским программам, - утешил его Иван Теин. - Но пока Окотто говорил как о тенденции на будущее.
- Но все равно очень интересно! - воскликнул Вулькын, человек увлекающийся и готовый немедленно приступить к делу, если оно сулило что-то новое.
Саша Вулькын - человек еще молодой, ему было около пятидесяти - происходил из рода оленеводов Хатырской тундры и вырос в яранге. Начал учиться по системе начального телевизионного обучения и продолжал образование в Дальневосточном университете, получил степень доктора экономики традиционных промыслов и предприятий.
С его приходом в хозяйстве Уэлена повеяло новым, осуществлялись смелые проекты.
Иван Теин в душе радовался изменениям в Уэлене. Жизнь, на его взгляд, стала слишком налаженной, и всякое отклонение от ритма, от заведенного порядка заставляло по-новому смотреть на вещи, как-то встряхивало человека изнутри.
В одиннадцать часов Иван Теин включил видеофон и вызвал начальника Северо-восточного геологического управления. На экране возникло лицо человека с пышными светлыми усами и веселыми глазами.
- Сердечно приветствую жителей славного Уэлена! - сказал он.
- Дорогой Валерий Николаевич, - улыбнулся в ответ Иван Теин, - здравствуйте. Что-то неладно с горячей водой из подземного источника. Предполагаем повреждение в результате атомных взрывов.
- Сегодня же у вас будут геологи, - заверил Валерий Николаевич. - Не беспокойтесь. В крайнем случае, если это серьезно, можем подключить резервное Дежневское месторождение горячей воды. Замерзнуть не дадим!
- Да уж как-нибудь перетерпим, если даже совсем холодная вода пойдет, - со смехом произнес Иван Теин и выключил видеофон.
Послышался мелодичный звук вызова по местной линии.
Это был Петр-Амая.
- Я хочу зайти к тебе, отец.
- Заходи.
Когда Петр-Амая появился в кабинете, там оставался лишь Александр Вулькын.
Поздоровавшись, Петр-Амая уселся в кресло. Видно было, что он ждет ухода Вулькына.
Когда за директором закрылась дверь, Петр-Амая встал и подошел к отцу.
- Сейчас только что говорил с Френсис.
Иван Теин не сразу понял и переспросил:
- С кем?
- С Френсис.
- Ну и что?
- Я хочу сказать тебе, что я ее люблю.
- А зачем ты мне это говоришь? Ты это ей скажи.
- Ей я тоже сказал об этом.
- Тогда при чем тут я?
- Я пришел сказать, чтобы ты знал. Чтобы для тебя не было неожиданностью, если что случится.
- А что может случиться? - насторожился Иван Теин.
- Ну, вдруг поженимся, - с виноватой улыбкой произнес Петр-Амая.
Иван Теин некоторое время молчал, потом сказал;
- Ты не забыл, что у тебя есть дочь?
- Нет, не забыл, - ответил Петр-Амая. - Я всегда это помню. Кстати, весной она приедет.
Ивану Теину весь этот разговор был тягостен и даже неприятен. Чтобы переменить его, спросил:
- Ты слышал выступление Григория Окотто?
- Слышал, - ответил Петр-Амая. - Я участвовал в разработке этих планов.
- Вот как! - искренне удивился Иван Теин. - Я не знал.
- До поры до времени решено было не разглашать эти наметки. Дали проверить программистам-футурологам, экономистам, экологам - словом, вся наука участвовала.
Иван Теин почувствовал обиду: а вот его не спросили и даже не поставили в известность. Почему?
- А как же вы мыслите дальнейший прогресс в жизни наших народов? - с оттенком иронии спросил Иван Теин.
Петр-Амая не обратил внимания на тон и ответил серьезно и обстоятельно:
- Образ жизни, привычки, как тебе известно, изменяются трудно и медленно. Наверное, еще долго будет существовать и старый Уэлен, и традиционные формы морского промысла и оленеводства. Но уверен, что они будут постепенно заменяться тем, что предсказывает наука.
- Но это означает исчезновение традиционной культуры морских охотников! - воскликнул Иван Теин.
- А почему это, я имею в виду новое, в свою очередь, не должно означать возникновение, рождение новой культуры народов Арктики, культуры, взявшей из прошлого самое ценное? Ведь и то, что существует сегодня, - это совсем не то, что было в предреволюционные годы, до тысяча девятьсот семнадцатого года… Неужели ты, отец, известный писатель Иван Теин, стал человеком, опасающимся нового?.. Хотя, впрочем, во все времена, у всех народов были люди, которые считали, что то, что есть сегодня, и даже то, что было вчера, - это и есть самое лучшее…
В голосе Петра-Амаи явно слышалась насмешка, и Ивану Теину стало грустно.
Он замолчал в некоторой растерянности, не зная, как дальше продолжать разговор с сыном.
Из этого состояния его вывел сигнал вызова местной связи и мелодичный голос Веры Айнау:
- Из Магадана прибыли геологи. Вместе с Александром Вулькыном они направляются на скважины и ждут вас.
- Иду, иду, - почти обрадованно ответил Иван Теин и стал одеваться.
Не попрощавшись с сыном, он вышел из кабинета.
Большая группа людей собралась возле конторы.
Поздоровавшись с приезжими, Иван Теин уселся на большой снегоход рядом с Вулькыном, и вереница машин помчалась в тундру, вздымая за собой свежий, выпавший за ночь легкий сухой снег.
Сначала дорога шла вдоль замерзшего и покрытого снегом судоходного, канала от побережья Ледовитого океана на юг, к тихоокеанскому побережью полуострова, затем снегоходы повернули на юго-восток, в долину реки Тэю-Вээм, и уже оттуда к поблескивающим в лучах низкого солнца строениям на месте выхода термальных подземных вод.
Геологи быстро раскинули большую тент-палатку, обогрели ее изнутри переносными компактными обогревателями, распаковали ящики с оборудованием.
Вулькын и Теин отъехали чуть подальше, на склон реки Тэю-Вээм. На снегу виднелись следы стада и чернели "орешки" оленьего помета.
- Папанто здесь, - произнес Вулькын, изучив следы.
- Съездим к нему, - предложил Иван Теин.
Он чувствовал некоторую вину перед другом, оленным человеком, как говорили в старину.
Яранга Папанто стояла на склоне долины, на небольшой ровной площадке. Во время перекочевок, проходящих по раз и навсегда заведенному маршруту, оленеводы обычно селились там, где они уже раньше бывали, и ставили яранги на те же самые, отмеченные кругами каменных линий места. Из вершины яранги шел легкий дымок, и в чистом воздухе еще издали чувствовался запах костра.
Папанто встретил гостей у порога и с нескрываемой радостью воскликнул:
- Ну, наконец-то! А то совсем забыли своего тундрового брата! Только и видишь ваши лица по видеофону. Заходите, заходите!
В чоттагине было чуть дымно, но удивительно уютно. Живой огонь костра питался сухим тундровым стлаником, сверкал сквозь голубую пелену. Над ним висел закопченный котел, а сбоку притулился чайник.
- Какие только способы приготовления оленьего мяса ни пробовал, - сказал Папанто, - и на углях жарил, в инфракрасной плите запекал, помещал в высокочастотный жарочный шкаф, а нет ничего лучше нашего древнего способа - варки на живом огне костра, в обыкновенном котле.
- А где все твои? Неужто один управляешься? - спросил Вулькын.
- Ты знаешь, дочери у меня на учебе. А жена вчера улетела в Магадан: какая-то новая премьера в театре. Она ведь у меня специалист по старому театру. Завтра утром вернется.
Яранга стояла на плите-платформе с укрепленными по периметру специальными блоками-захватами. Когда приходило время перекочевать на новое место, Папанто вызывал кран-вертостат, прицеплял ярангу и она за считанные минуты перелетала на новое место, часто за сотню километров. Этот способ переноса яранги и имущества оленевода начали применять еще до конца прошлого века с появлением мощных кранов-вертостатов. Кроме яранги у Папанто был благоустроенный так называемый бригадный дом в живописном месте тундры, со всеми современными удобствами. Там могли жить и две-три семьи, но оленье стадо в пять тысяч голов, практически обслуживалось одной семьей потомственных оленеводов. Сам Папанто по образованию был ботаником и печатал статьи в специальных изданиях. Ему даже удалось обнаружить новый вид тундрового мха, и это в свое время произвело сенсацию в ученом мире, ибо считалось, что на нашей планете уже не осталось ничего неизвестного и неизведанного в животном и растительном мире. За это открытие Папанто получил Международную премию и Премию Академии наук СССР.
Доставая из котла сваренное оленье мясо, Папанто говорил:
- Утром слушал речь Григория Окотто. Говорил он, прямо скажу, пока смутно и неопределенно, но меня обрадовало, что все же что-то началось.
- Что ты имеешь в виду? - настороженно спросил Иван Теин.
- Ну хотя бы то, что я уже не чувствую больше себя обреченным всю жизнь делать одно и то же, - ответил Папанто.
- Тебе не нравится пасти оленей? - удивился Иван Теин, зная, сколько людей нашлось бы на это место, изъяви Папанто желание покинуть тундру.
- Вы меня не так поняли, - усмехнулся оленевод. - Для меня нет лучшего места, чем тундра, нет иного дела, более отвечающего моим представлениям о настоящей жизни, чем работа оленевода, но все же хотелось бы, чтобы была какая-то перспектива…
- А не пугает тебя, что все эти изменения рано или поздно вообще уничтожат оленеводство? - Иван Теин посмотрел в глаза Папанто.
- Не думаю, что будет так, - твердо ответил Папанто. - Вспомните, что было в прошлом веке! Сколько было принято постановлений и решений на самом высоком уровне о переводе оленевода на оседлость, об уничтожении кочевого оленеводства - а ничего не вышло! Отнимали у родителей детей, чтобы не было оленеводческих семей, соблазняли тундрового жителя благоустроенными домами в поселках, а чаучу оставался верен тундре и оленю… А вот что приходило в тундру на подмогу: новые снегоходы, перекочевка краном-вертолетом, уничтожение овода и других паразитов, искусственная подкормка оленей в трудное гололедное время - все это воспринималось с великой радостью!
Папанто поворошил огонь, вызвав вспышку пламени, пододвинул на угли чайник.
- Вернется жена, приеду в Уэлен, слетаю на Ратманова посмотреть, как идет строительство Интерконтинентального моста.
- Стройка идет полным ходом, - сообщил Иван Теин. - Хотя внешне пока ничего особенного не видать. Но случается, что даже в Уэлене ощущаются подземные толчки от мощных взрывов… Кажется, народу немного, а сделано уже порядочно. В основном работают промышленные роботы.
- Нам их предлагали для оленеводства, - усмехнулся Папанто. - Приехали к нам инженеры и убеждали, доказывали, что этого робота в принципе можно так запрограммировать, что он вроде бы лучше оленного пастуха будет работать. Даже привезли несколько штук для пробы. Дождались пурги и послали их стеречь стадо. Пошли утром поглядеть, а все стадо на льду озера топчется, олени голодные, а эти роботы обступили стадо, не дают вырваться ни одному оленю на землю… Объяснили мы инженерам, что олень должен добывать пищу не из-подо льда, а на земле. Говорят, программу можно изменить, это несложно.
Но мы тогда подумали, что же будет с нами, если роботы за нас начнут пасти стадо, потом займут ярангу, а там, глядишь, начнут есть оленье мясо вместо нас?.. А мы куда денемся? Посовещались между собой и отказались от них. Пусть нам трудно в пургу, мерзнем, мокнем, устаем, это это настоящая жизнь для человека!
- Сейчас во всем мире такая тенденция - избавлять человека от физических усилий, - глубокомысленно заметил Александр Вулькын, наклоняя носик пыхающего паром чайника над своей кружкой.
- Может быть, это надо где-то делать, - отозвался Папанто, - но надо что-то и человеку оставить. А то превратится в неповоротливого разжиревшего трутня, а все его физические функции будут исполнять роботы и разные механические приспособления.
За стенами яранги послышался сигнал подъехавшего снегохода.
Папанто позвал геологов в жилище.
Один из них, с виду коряк, признался:
- Хоть я и коренной оленевод по происхождению, но в тундровой чукотской яранге впервые.
- А где отпуск проводите? - спросил Папанто.
- Ловлю рыбу в Сероглазке, - ответил геолог. - Жена оттуда родом.
- Вам надо как-нибудь собраться и провести отдых-разрядку в тундре, - посоветовал Папанто.
- Возьмете меня? - спросил геолог.
- С удовольствием, но у меня очередь на три года вперед, - ответил Папанто. - Есть даже заявки из Европы. Но беру только тех, кто может по-настоящему работать оленным пастухом. Если не подходит - отправляю обратно.
- Ну что там со скважиной? - спросил Иван Теин.
- Ничего страшного, - ответил геолог. - Смещения горных пород нет. Небольшой сбой, оттого что немного запоздало поступление грунтовых вод. В этом году земля промерзла немного раньше обычного. А раньше такие сбои у вас бывали?
- Бывали, - ответил Иван Теин. - Но теперь, со строительством моста, все, что ни случается, подозрительно.
- Это верно, - согласился геолог. - Но в данном случае надо, как обычно, перейти на запасную скважину.
- Большое спасибо, - поблагодарил Иван Теин геологов.
Наступали ранние зимние сумерки.
Снегоходы, шурша полозьями, легко скользили по насту. Вечерняя заря разгоралась за Инчоунским мысом, высветляя клинообразный, круто обрывающийся тупым концом в Ледовитый океан скалистый выступ.
Новый Уэлен показался еще издали, а старый, заслоненный светом новых больших зданий и яркими огнями, оставался в тени, за покрытой льдом лагуной, у торосов, подступивших вплотную.
Снегоходы шли рядом так, что Теин и Вулькын могли разговаривать.