- Ничего не понимаю, - промямлил он, пожимая плечами и вешая трубку.
Кто-то насмешливо проговорил, что не каждый за красивые глаза продаст рабочую честь. Рано, дескать, похвалялась синица море зажечь. Впервые Марина не сумела разыграть равнодушие. Со злостью бросила Лешке:
- Не смей за мной ходить. Я не хочу больше тебя видеть.
И это, заметьте, при всех. Эх, как вздрогнул Лешка. Будто его электрическим током дернуло. Глаза сверкнули, как разгоревшиеся угли, а шрам на лице стал особенно заметным. Сначала он весь подался вперед. Мы уже думали, побежит за Мариной. Потом резко повернулся и пошел не оглядываясь к своему экскаватору.
Мы ждали, чем дело кончится. Одни утверждали, что они снова помирятся и Тарасов первый покорится. Другие считали, он теперь раскусил, что за птица Марина.
Слышала все эти споры Травинка. Совсем она сникла. Стала как тень.
Развязка пришла самая неожиданная. Лешка стал выпивать. Всем это в диковину. Прежде-то Лешка хмельного в рот не брал. Раз так напился, что даже концерт у нас сорвал. Ему надо выступать, а он, как говорится, лыка не вяжет.
Гена Дорофеев, секретарь комитета, позвал Марину и говорит ей:
- Ты бы повлияла на Лешку. Жаль его. Ведь свихнется же.
А Марина отвечает:
- Ничего общего с этим пьяницей не имею.
Лешке передали ее слова. И совсем парень закрутил. Заявился в клуб пьяный, чуть с Маринкиным инженером не подрался.
Как-то заболел напарник Тарасова. Пришли Лешку звать на работу, а он опять в таком виде, что не только на работу, но и по комнате пройти не может.
Решили наши комсомольцы продернуть Лешку в газете, написали заметку и тоже удумали: поручили Травинке нарисовать карикатуру на Лешку. Талант у нее такой - нарисует не хуже Кукрыниксов.
Травинка наотрез отказалась, а была она у нас член редколлегии. Групкомсорг нажаловался на нее, и Травинку вызвали в комитет.
Гена сгоряча, не разобравшись, стал стыдить Травинку.
- Не успели, - сказал он, - тебя в комсомол принять, а ты от первого поручения отказываешься.
Травинка хотела что-то ответить, но в это время вошла Марина, и слова у Травинки застряли в горле.
- Ты вообще отказываешься в редколлегии работать? - спросил Гена.
- Вообще не отказываюсь, - чуть ли не шепотом ответила Травинка.
- Она только рисовать на Тарасова карикатуру не желает, - сказала Марина. - У нее личное выше общественного.
Тут только до Геннадия дошло.
- Ну… и… ну… - протянул он. И, хлопнув ладонью по столу так, что над пустой чернильницей подпрыгнула крышка, воскликнул: - И правильно делаешь! - И самокритично добавил: - А я, дубина стерильная!..
Любил наш секретарь сильные выражения. Гена заявил, что зря вызвал Травинку и пусть она идет домой и спокойно отдыхает.
Травинка не ушла. Она чего-то ждала. Может быть, когда уйдет Марина. Но тут пришли остальные члены комитета и сразу же заговорили о Лешке. Кое-кто настаивал на том, чтобы снять Лешкин портрет с Доски почета. А другие предлагали исключить Лешку из комсомола, если он хоть раз явится на работу в нетрезвом виде, чтобы не позорил комсомольского звания. Пока спорили о Лешке, Травинка сидела за шкафом у двери. Когда она исчезла, никто и не заметил.
Между тем Лешка в этот вечер отправился на четвертый участок к своим друзьям по ремесленному.
Друзья Лешки, Иван и Михаил, жили на частной квартире. Хозяйка приготовила ребятам ужин, а сама пошла на работу. Как только за ней захлопнулась дверь, Лешка вытащил из кармана тужурки пол-литра водки. Ребята сначала отказывались пить. Лешка насупился.
- Со мной не хотите?..
Чтобы не обидеть друга, сели к столу. Лешка пил и становился все скучнее. Заявил, что признает только мужскую дружбу, а любви никакой не существует.
- Правильно, Лешка, - крикнул Иван. - Выпьем за дружбу?
Выпили за дружбу, за счастливую жизнь, которую, конечно, в первую очередь создают они, строители. И нет другой такой прекрасной профессии на свете.
- Спой, Леша, - попросил Михаил. - Спой не для равнодушных людей, а для нас, твоих друзей.
Лешка не стал ломаться. Но только он затянул "Глухой неведомой тайгою", как раздался осторожный стук в окно. Ребята прислушались, стук повторился. Михаил, опрокинув табуретку, побежал в сени. Вернулся скоро, а за ним шагнула через порог девчонка.
Она, видно, долго была в темноте, потому что прикрыла глаза рукой, защищаясь от света. Когда отняла руку от лица, Лешка воскликнул:
- Травинка!
Ребята, недоумевая, смотрели на Травинку. Ну зачем понадобилось девчонке тащиться в такую даль? Ведь ей пришлось прошагать добрых шесть километров, и не по гладенькой дорожке, а пустырями и котлованами. Известно, какой рельеф на втором году строительства гидростанции. К тому же темь непроглядная. Слякоть.
Смотрят ребята на Травинку и молчат, и она молчит, опустив голову, а туфлишки на ней насквозь мокрые.
- Ты что? Заблудилась? - спросил Лешка. Он решил, что Травинка идет к своей тетке, которая недавно переехала на четвертый участок.
Заговорила она, и губы у нее тряслись, то ли от холода, то ли еще от чего.
- Леша, на комитете сейчас… товарищ Дорофеев и вообще все… Леша, я бы тебе одному… все бы сказала…
- Говори при всех, - заявил Лешка, - у меня от них, - он кивнул головой на ребят, - секретов нет.
Изо всех сил старалась Травинка быть спокойной, но голос у нее то и дело срывался. Пересказала, что говорили о Лешке на комитете, и все повторяла: "Они хотят твой портрет снять с Доски почета".
Лешка слушал, трезвея и хмурясь.
- Ну и что же! - проговорил он с обидой. - Пускай снимают! Делов-то мне!
- Что ты, как же можно?
И такая тревога и печаль прозвучали в ее словах, что Лешка пристально взглянул на Травинку.
А она тихо проговорила:
- Не пей, Лешенька. Они сказали, придешь на работу выпивши… снимут… - Она замолчала, испугавшись своей смелости.
Лешка еще больше помрачнел.
- Это что же, комитет тебя уполномочил мне сообщить? - с вызовом спросил он.
- Нет… я сама…
Лешка оглянулся на ребят. Никогда еще друзья не видали его таким растерянным.
- Ты вот что, - сказал он Травинке, - раздевайся, поужинаешь с нами.
Ребята тоже принялись уговаривать ее остаться. Но Травинка сказала:
- Спасибо. Идти надо, - натянула на голову мокрый полушалок и, как бы извиняясь, пояснила: - Мне ведь в двенадцать на смену заступать.
Иван и Михаил, не сговариваясь, глянули на часы - стрелка приближалась к одиннадцати.
Лешка чуть слышно спросил:
- Ты что же? Из-за меня… и шла сюда?
Травинка молча кивнула головой.
Притихшие ребята во все глаза смотрели на Травинку. О чем они думали? Может, о том, как эта девушка в мокрых туфлишках и мокром полушалке снова будет пробираться в непроглядную темь по строительным площадкам и потом ночь дежурить у аппарата. Может быть, и о чем другом, только Иван почему-то тихонько свистнул, а Михаил, ни к кому не обращаясь, сказал:
- Да-а… всякие люди бывают…
А Лешка все глядел и глядел на Травинку, будто впервые ее увидел. Потом подошел к ней, взял за руку.
- Ребята, - крикнул он, - не нуждаюсь я в Марине. Я женюсь на Травинке. Поздравляйте нас! Вот мы не верили в любовь! Травинка, при друзьях скажи - любишь ты меня?
Парни скорее догадались, чем услышали Травинкино "люблю". Глаза у Лешки стали озорные, сам смеется. Налил всем стаканы, подал Травинке и объявил:
- Выпейте за мою невесту!
Травинка замерла, и по лицу ее видно - ничего она не понимает.
- Ну, пей, Травинка!
Она не стала пить. Пальцы, стиснувшие стакан, побелели. Потом очень осторожно, будто боясь расплескать, поставила его на стол. Подняла голову, и снова другой ее увидели ребята. Она была не та, что когда-то, захлебываясь от счастья, плясала с Лешкой на кругу, и не та, что несколько минут назад, тревожась за него, умоляла: "Не пей, Лешенька".
Во взгляде ее голубых глаз, в побелевшем лице, в повороте запрокинутой головы столько было достоинства и хорошей, девичьей гордости, что ребята смотрели на нее, как смотрят младшие на уважаемых старших.
- Не надо, Леша, - медленно проговорила Травинка. - Не любишь ты меня.
Михаил с Иваном переглянулись и потихоньку ушли за перегородку. Сначала они слышали голоса: горячий, убеждающий - Лешки, и тихий - Травинкин. Потом хлопнула дверь. Лешка крикнул:
- Травинка! Не уходи! - и побежал за ней.
С той осенней, слякотной ночи прошел год. Лешка забыл и думать о Марине. Хмельного в рот не берет. Теперь - куда Травинка, туда и он. Сидят в кино, а он не столько на экран смотрит, сколько на нее. Будто боится, что она убежит. И по улице они ходят, взявшись за руки. И хоть он ее держит за руку, а ведет-то она его. Это сразу заметно.
Говорят, что они скоро поженятся. Не знаем. Теперь уж все зависит от нее.
Вот вам и Травинка!