- А ты бы не подскакивал, Гурий, - посоветовала Еления и, глядя на Володю, невесело проговорила: - Сказала, отвечу, придет время - ничего не утаю.
Наверное, время, которое наметила она для ответа, еще не пришло, потому что она повернулась и тихо пошла к двери. А в это время в прихожей послышались уверенные шаги, голоса и прозвучал чей-то спокойный смех. Этот смех сразу успокоил Володю, но все остальные притихли, со страхом поглядывая на дверь.
Дверь распахнулась, на пороге стоял лейтенант Василий Андреевич. У него было такое веселое лицо, что всем сразу стало ясно, кто это там смеялся.
- Твоя квартира, Володя? - спросил он.
- Наша с мамой.
- Разрешишь войти?
- А то! Я не собственник.
- Правильно! - сказал Василий Андреевич и подмигнул всем присутствующим, словно собираясь рассказать что-то очень смешное.
- Ну, Гурий Семенович, давай казну делить. Пошли в твою квартиру. Севостьянов, - обратился он к милиционеру, - проводи хозяйку да помоги ей.
В дядиной комнате Василий Андреевич усадил всех по местам и начал считать деньги. Ему помогала Елена Карповна и еще один дедушка Филипьев из дома напротив.
Дядя сидел в переднем углу и все время так тяжело вздыхал, будто из футбольного мяча выпускали весь воздух. А тетка, тихонько подвывая, совалась, как слепая, из угла в угол и все что-то переставляла с места на место.
На Володю с Таей никто не обращал никакого внимания, и они смирно сидели на пороге и только поглядывали на милиционера Севостьянова. Но он на них и не смотрел, а просто сидел себе в сторонке и о чем-то думал.
Василий Андреевич не торопясь считал деньги и тоже ни на кого не смотрел. Он и на тетку не посмотрел, когда она зачем-то схватила голубую кадушку с пальмой, пытаясь и ее куда-то переставить.
- Севостьянов, - сказал Василий Андреевич, - подсоби хозяйке.
Милиционер встал, взял кадушку, осторожно поставил на пол около своего стула и опять уселся на свое место.
Дядя выпустил из себя весь воздух, а тетка ушла подвывать за печку.
Когда все деньги были сосчитаны, зачем-то Севостьянов вдруг поставил на стол пальму и приподнял ее за ствол вместе с землей.
- Есть, - сказал Василий Андреевич, заглядывая в кадушку. - Вы, Гурий Семенович, просто фокусник. - И вытащил из-под пальмы сверток, обмотанный прорезиненной материей. В свертке тоже оказались деньги.
Но дядя, казалось, ничего не видел и не понимал. Он окончательно обалдел и немного пришел в себя, только когда уже все ушли.
И Володя совсем собрался уходить, но тут как раз явился Капитон. Его толстое, красное лицо так налилось кровью, что казалось, будто оно светится в темноте.
- Что у вас? - прохрипел он.
- Конец жизни.
- Под метелку?
- Разделили. Им деньги, мне подписку о невыезде.
Капитон сел к столу и, мотая головой, мутным голосом простонал:
- Попадись он мне… ноги выдерну!
- Ну да, как же! - сказал Володя.
Но никто даже не посмотрел в его сторону. Ни дядя, ни Капитон. Они сидели по сторонам большого стола, похожие на двух друзей, которые встретились в пивной и уже здорово нализались по этому поводу. Между ними на столе - совсем как в пивной - возвышалась пальма. Она стояла так лихо накренившись в своем горшке, словно и ей перепало ради этой незабвенной встречи.
А из угла над ними склонился темнолицый бог. Он хмуро посматривал на друзей и, подняв два пальца, как бы сердито спрашивал: "Еще пару, что ли?"
Подошла тетка, всхлипнула и, взявши пальму за ствол, придала ей правильное положение.
- Дура, - гукнул дядя, - сама им деньги подсунула. Ну, погоди, нечистый твой дух!
Тетка, истово глядя на грозного бога, словно это не дядя, а он пригрозил ей, проворно закрестилась и зашепелявила:
- Да господи же! Да я-то что? Васька все, Васька-нехристь. Он милицию привел.
- У-ух, попадись он мне!.. - замотал башкой Капитон.
Володя снова сказал:
- Как же!
И опять никто ничего не ответил. Володе надоело стоять около двери, да и устал он от всех этих переживаний, которые свалились на него. Пожалуй, этого очень много для одного человека. Вот именно, для одного. Для одинокого.
В темной прихожей, слабо освещенной мутными расплывчатыми пятнами радуги, ему стало очень жалко себя - всеми покинутого человека. Ваоныч все еще не приехал, Еления спит в своей комнате. Спит, наверное, вполглаза, как Змей Горыныч, стережет свое добро. И томится там за тремя замками лебеденочек, заколдованный злой колдуньей, ждет, кто его выручит.
Глава седьмая
ОТКРЫТИЯ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
А утром, когда Володя еще лежал в постели, он услыхал распевный голос Елены Карповны. Она говорила тетке:
- Ваших дел я не касаюсь, и вы куда не надо не лезьте. Ты тут прибери, ишь, нагадили как. Молчи, божья лампадка, я в доме не хозяйка, а ты и подавно. И еще сама запомни и мужу своему скажи: Капитона и на порог не пускать. Ну да я сама его отважу.
Вспомнив Змея Горыныча, стерегущего несметные свои сокровища, Володя подумал, что теперь он тоже, кажется, попал в число этих сокровищ и что теперь и его собираются стеречь.
А тут явился перед ним сам Змей Горыныч в своем сером холстинковом платье с красивой набойкой и трубным голосом подтвердил Володины опасения:
- Встаешь, Володимир? Ну, будь здоров.
- Здрасте, - поежился Володя под одеялом.
Разглядывая фонарь, прорубленный в потолке, она приказала:
- Как соберешься в школу, ко мне зайдешь.
- Зачем?
Она не ответила на его вопрос, но снова приказала:
- И каждое утро заходить будешь, пока мать не вернется. Понял?
Володя ничего не понял, но сделал все, как она велела. Перед тем как идти в школу, он постучал в ее дверь. Просто ему было интересно - зачем. Это он так внушал себе, будто ему интересно, а если по правде, то какой уж тут интерес?
Елена Карповна строго осмотрела его со всех сторон, и Володя тоскливо подумал, что сейчас она стряхнет с него последние пылинки и запрет в темную комнату, как вещь, которую она только что купила. Он немного струхнул, а она строго проговорила:
- Вечером, как уроки выучишь, зайдешь: я проверю. Куда пойти захочешь, мне доложишься. Понял?
- Понял, - хмуро ответил Володя.
Вот он и попался, да так, что не вырвешься и не охнешь. Он вспомнил, что вчера Еления говорила о какой-то своей ответственности перед ним. Может быть, поэтому она вдруг начала о нем заботиться?
В чем тут дело - этого Володя никак не мог понять, пока Тая все ему не открыла. Пританцовывая от нетерпения, она ожидала его на крыльце. Едва Володя показался, замахала рукавичкой и зашептала, оглядываясь на дверь:
- Ой, что я узнала, Володичка, что узнала!.. Идем скорее, здесь нельзя говорить.
Едва за ними со звоном захлопнулась калитка, как она огорошила его первым открытием:
- Вовка, она тебя боится!
- Кто? Еления!?
- Ну да. Все говорят. И я сама вчера заметила. Когда ты крикнул на них, чтобы замолчали, все так и примолкли. А она, ты не заметил, так испугалась, так испугалась!..
Испугалась. Это верно. Он только не мог понять, почему.
- А знаешь, почему? - спросила Тая, заглядывая ему в глаза. - Знаешь?
- Нет.
- Ну, слушай, слушай. Вот ты вчера ушел от нас, а папка и говорит Капитону: "Еления, говорит, боится, как бы с квартиры не согнали". Понимаешь?
- А кто ее сгонит?
- Как кто? Да ты же! Дом-то ведь твой, ты - наследник. Вот она и начала тебя приласкивать.
- Ого! Она так приласкает - сам из дома убежишь.
- Да ты слушай, слушай. Я еще самого главного не сказала: она боится, что ты отберешь у нее дедушкино подарение.
- А что он ей подарил?
- Не знаю. И никто не знает. А вчера говорили, что дедушка твой отдал ей на сохранение все свои вещи. Кто говорит, отдал, кто говорит, она сама прибрала. Только вещи все очень прекрасные. Очень дорогие.
- Какие вещи? - снова спросил Володя.
- Наверное, золотые или из драгоценных камней. Он их все сам сделал. Все у нее в темной комнате под замком.
Вот сколько наговорила. И пойди разберись, где тут правда, где выдумка. Вчера Володя ничего этого и слушать бы не стал, ну а сегодня так просто не отмахнешься.
- Ты, главное, не переживай, - посоветовала Тая.
- Очень надо.
- Где-то наш Васька? Не знаешь?
- Он в надежном месте, - важно сказал Володя, хотя сам и понятия не имел, что это за место.
- В милиции?
Володя опять промолчал.
Но тут на школьном крыльце их встретил мальчик, очень похожий на Ваську, такой же рыжий, в такой же лохматой шубейке, но вместе с тем и не очень похожий. Настоящий Васька никогда не был так чисто умыт, так гладко причесан. А все-таки это оказался Васька, только какой-то обалдевший от переживаний.
- Ребята, - встревоженно зашептал он, - что я вам расскажу! Не поверите… Я теперь у Марии Николаевны живу! Она сама меня купала. В теплой ванне!
Эта новость так поразила Володю и Таю, что в первую минуту они даже подумали: а не врет ли Васька? Самая строгая учительница, которую даже родители побаиваются, купает в ванне самого последнего ученика. Нет, этого не может быть.
Они забежали в раздевалку, и там под лестницей, около бачка с водой, Васька и рассказал все, что с ним было.
Вчера вечером, выбежав из Володиного дома, Васька кинулся в милицию искать спасения от беспощадной отцовской руки. А там уже сидела Мария Николаевна. От своей матери - Павлушкиной бабушки - она узнала, что Васька арестован. Она явилась в милицию и потребовала, чтобы ей объяснили, за что арестован ее ученик. Василий Андреевич начал было ей рассказывать, но тут и влетел сам Васька.
Учительница сказала своим школьным строгим голосом:
- Я беру его к себе.
И Василий Андреевич по-учительски одобрил:
- Это очень правильное решение.
Павлик встретил Ваську как старого знакомого. В это время его с трудом загоняли в постель, а он не хотел спать. Отец в зеленой пижаме заглянул в спальню и зверским голосом прошипел:
- Ты, беглец, лучше спи. А то так всыплю!
Васька привычно подумал, что сейчас будет порка, но Павлик почему-то очень обрадовался:
- Папа, всыпь… ну немножко.
Там у них началась такая возня, что Мария Николаевна выглянула из ванной и строго крикнула:
- Виктор, прекрати игру, а то он всю ночь не уснет.
Она расхаживала по квартире в голубом халате и всеми командовала. В ванной шумела вода. Павлушкина бабушка шила, сидя на диване, а Васька молча посматривал на всех и замирал от переживаний.
Потом его мыли в горячей воде, потом кормили, потом укладывали спать на раскладушке. Засыпая, он слышал, как на кухне решали его судьбу.
Мария Николаевна сказала теплым, домашним голосом:
- Надо устроить его в интернат, а пока пусть поживет у нас.
Ее муж сказал:
- Взял бы его к себе на строительство, да мал он еще.
Бабушка зашивала прорехи в его шубейке.
- Уж и не знаю, что к чему пришивать. Одни ремки.
А утром Васька шел в школу чистый, накормленный, согретый. Павлик поцеловал его на прощание и сказал: "Приходи скорей", бабушка сунула в его карман завтрак. Он шел в школу как человек, и по дороге Мария Николаевна строго ему внушала:
- Хорошо учиться должен каждый настоящий человек.
Выслушав Васькин рассказ, Тая вздохнула:
- Бывают же люди…
И Володя тоже вздохнул:
- А говорят, она с нас шкуру спускает.
- Дураки говорят, вроде Капитошки, а я теперь для Марии Николаевны сам из своей шкурки вылезу.
ВАСЬКА ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ
Настало утро. Ничего не изменилось, а Володе казалось, будто все кругом стало не такое, как было вчера, будто он вырос за одну ночь и у него прибавилось силы и отваги. Его сначала удивило, что в классе никто не замечает этого, а потом он понял, что и все в классе изменились и притихли. Все стали очень вежливые и какие-то гордые за то, что именно у них такая учительница, которая никогда не оставит своих учеников в беде.
И все очень старались, чтобы все было если уж не отлично, то хотя бы хорошо. И чтобы Мария Николаевна поняла, как ее любят все и уважают. Конечно, за Васькой все так ухаживали, будто он для всех стал родным и самым близким человеком.
Непонятно только, как это в школе все узнали, что произошло? Сам Васька никому не рассказывал, а Тая клянется, что никому ни словечка не сказала. А все равно все узнали и только делали вид; что никто ничего не знает.
Пока Васька жил у Марии Николаевны, все о нем очень беспокоились и хлопотали, как бы определить его в интернат. То есть беспокоились все, а хлопотали, конечно, не ребята, а взрослые, но пока ничего из этого не получилось, потому что в интернате не было места.
А Васька теперь очень хорошо учился и образцово вел себя. Он никому не рассказывал, каково ему живется на новом месте, но видно было, что неплохо. Его часто встречали на улице с малышом в коричневой шубке, подпоясанной красным пояском.
Васька подружился с маленьким Павлушкой с того самого вечера, когда Мария Николаевна впервые привела его к себе домой. Он относился к Павлушке, как к младшему брату: любил его, но держал в строгости, и Павлушке нравилась именно эта братская любовная строгость. Он без разговоров выполнял все Васькины распоряжения. Никто в доме не располагал такой властью - ни бабушка, ни мать, ни отец. А Васька только скажет, как Павлушка готов сделать все: съесть, что дают, лечь спать без разговоров, умыться, даже не вздохнув при этом.
Но недолго продолжалась такая расчудесная жизнь.
Один раз, когда Володя бежал в школу, его остановил Капитон. Он вышел из своей калитки и прохрипел:
- Постой-ка, студент!
Если бы он даже и не позвал, то Володя все равно бы остановился - таким необыкновенным предстал перед ним Капитон. На нем была очень старая, затрепанная стеганка; брюки, которые как будто нарочно сшили из одних заплат; шапка, очень облезлая, с потрескавшимся кожаным верхом. И все это густо заляпано известкой и пятнами разноцветных красок. В руке он держал ведерко, из которого торчали кисти.
- Чего шарики-то растопырил? - удушливо рассмеялся Капитон. - Это мне и самому удивительно, как скоро меня перевоспитали. Васька там как?
- Ничего…
- Пошли, нам по дороге. Я тут на строительство пристроился. Маляром. Золотое дело - пролетарии всех стран! Так что Ваське скажи, пусть прекратит, домой пусть вертается. Лупить, скажи, не стану. У нас теперь другая мода пойдет.
- Ладно, скажу, - пообещал Володя, недоверчиво поглядывая на Капитоновы толстые ежовые щеки.
- Это ты правильно, - лениво заговорил Капитон, волоча ноги по утоптанному снегу, - правильно делаешь, что мне не веришь, сомневаешься. А ты никому не верь, вот и будешь житель. Человек любит обмануть другого человека для своей выгоды. А есть некоторые дураки, и так обманывают, для удовольствия. Обманул - вроде это он в театр сходил. Вот этого не надо…
- Не все же обманывают, - возразил Володя.
Капитон лениво согласился:
- А кто же говорит, что все. Если все обманывать друг дружку начнут, тогда уж никого не обманешь. Так скажи Ваське-то.
Володя передал Ваське приглашение отца, ничего не сказав насчет обмана. Но Васька и сам все понял.
- Придуривается, - поморщился он, - да мне наплевать. В интернате все равно места для меня никто не приготовил.
- Значит, ты теперь домой?
- Куда же еще?
- А у Марии Николаевны что же?
Васька строго, как взрослый, проговорил:
- Пожил - и хватит. Там, понимаешь, я к товару нагрузка.
Володя не понял, Васька объяснил:
- Ем я много. Стараюсь поменьше, а все равно не получается. Бабушка-то все замечает: говорит - ты ешь, ешь, не стесняйся. А в первые дни не говорила. Понял?
- Ясно. А Мария Николаевна?
- Да ты не думай, шибко удерживать не станет.
Но все было совсем не так. Мария Николаевна не хотела отпускать Ваську и советовала пожить у нее хотя бы до суда. И он согласился, но Капитон очень настаивал, чтобы сын вернулся домой. Он надевал свой самый лучший костюм, приходил в школу, в гороно и везде говорил, что теперь все будет очень хорошо, пусть, кто хочет, придет и проверит. И все подумали, что Капитон с перепуга исправился и Ваське теперь дома будет и в самом деле неплохо.
Тогда Мария Николаевна сама отвела Ваську к отцу, и после этого начали Ваську обследовать. Сначала пришла высокая женщина в желтой мохнатой шубе, подпоясанной кожаным ремнем, и в серой каракулевой папахе. Отстегивая ремень и распахивая шубу, она сообщила, что является инспектором гороно. Это она сказала таким Суровым голосом, что Капитон, и без того подавленный всеми событиями, бестолково забегал по комнате, как будто он испугался, что его сейчас начнут стегать этим самым ремнем.
Женщина достала из портфеля толстую тетрадь в черном переплете и, указывая карандашом на Васькину мачеху, спросила:
- А это что?
- Супруга это.
- Сама вижу, что супруга. Я спрашиваю, почему капот на ней, как тряпка. И кругом грязь. В такой обстановке жить ребенку нельзя.
- Это у нас временно, - все еще суетился Капитон, - в связи с переживаемым моментом.
- А где твое рабочее место? - спросила она Ваську.
Он стоял у окна и подтягивал свои лыжные брюки. Ослабла резинка, и брюки все время сползали. Он непочтительно сопел и, разглядывая нечистые доски пола, молчал. У него еще никогда не было своего места, а кроме того, он не любил отвечать на вопросы.
- Что же вы не отвечаете? - прохрипел Капитон, обращаясь к Ваське на "вы", желая, наверное, подчеркнуть свое уважение к происходящему событию. - Ответьте товарищу инспектору, что за время вашего отсутствия столик временно прибран…
- Ладно, - сказала женщина и что-то записала в свою тетрадь.
Еще приходили из школы, от родительского комитета, из горздрава - все вокруг заинтересовались Васькиным житьем-бытьем. Капитон привык и уже не так тушевался. Муза постирала свой халат и каждый день со стонами и вздохами прибирала в комнате, загоняя сор в такие места, куда обследователи не заглядывали. Ваське купили по дешевке, через скупочный ларек на рынке, поношенную, но вполне приличную форму. И все, кто только не обследовал Ваську, в один голос говорили, что жизнь у него вполне приличная, а не такая ужасная, чтобы надо было срочно определять его в интернат.
И Капитон подтверждал:
- Правильно, жизнь у нас нормальная, а если чего и вспыхнет, так из вас каждый детей имеет и знает, насколько они ангелы, особенно мальчишки. А если вы желаете коснуться моего ошибочного заблуждения в смысле художественной продукции, то, как видите, осознал. Переключился.
Он так все это убедительно говорил, что все ему верили. Один Васька не верил и часто говорил Володе:
- Это он перед судом красоту наводит.