Книга посвящена современной морской военной авиации. Ее автор подполковник Виктор Лесков многие годы летал. Сюжеты повестей и рассказов построены на остроконфликтных ситуациях, на действиях экипажей в экстремальных условиях. Мужество, верность воинскому долгу, любовь и бескорыстная дружба - в судьбе и поведении героев.
Книга рассчитана на массового читателя.
Содержание:
Вертикальный взлет 1
С высоты полета 14
Последний выбор - Повесть в монологах с отступлениями 29
Рассказы 48
Май победы 48
Первая высота 50
За облаками среднего яруса 51
Характерная ошибка 52
Спетая песенка 54
Контрольный полет 58
Круги бытия 59
Лодка на двоих 62
Комментарии 65
Виктор Лесков
Под крылом - океан
Повести и рассказы
Вертикальный взлет
1
Эти заботы встали перед полковником Вязничевым как-то внезапно. У него и в мыслях не было, что между Миловидовым и Глебовым, двумя его подчиненными офицерами-руководителями, будут какие-то разногласия.
Он собрал личный состав на предполетные указания прямо на командном пункте. Есть на каждом аэродроме своя колокольня - на открытом месте высокая башня, откуда далеко видно и еще дальше слышно. Венчается башня прозрачным многогранником, как алмазной короной, под зонтиком крыши. Это и есть самое бойкое место на аэродроме - командный пункт руководителя полетов. Внутри короны просторный зал с зеленоватым свечением экранов, пульсированием электронных лучей, настольными планшетами воздушной обстановки.
Как ни светло в экранном зале, а с приходом летчиков стало еще светлее - от голубоватых, как снег в солнечный день, костюмов. На всех не хватало стульев, и кто помоложе - а у вертикальщиков все молодые, три-четыре года службы после училища, - стояли у стен с планшетами на виду.
Полковник Вязничев сидел в винтовом кресле на приступке командного пульта и по очереди предоставлял слово синоптику, дежурному штурману, начальнику связи.
Что можно, что нельзя, где, когда, при каких условиях - об этом докладывали начальники, каждый по своей службе, на летную смену.
Летчики в погонах не летают. Случись кто посторонний на КДП, ни за что не признал бы в Вязничеве полковника. Ростом невысок, в плечах узок, на лицо худ - откуда только сила в человеке?
И выглядел молодо! В свои сорок ни сединки, ни морщинки, светло-русый зачес слева направо, по-мальчишески без пробора. Мастер спорта! (Не по шахматам, не по верховой езде, где лошади бегают.) По военному пятиборью. Где все надо самому! И еще не пить, не курить, соблюдать, одним словом, строгий режим. Последнее слово в ходе указаний - за командиром, предпоследнее - за руководителем полетов. Майор Глебов встал со своего кресла, несколько полноватый для своих тридцати двух (далеко, увы, не Вязничев!), горсткой прибрал в сторону преждевременно поредевшую челку. Глебов в таком же, как и все, светлом костюме со стежками "молний" на наколенных карманах, но заметно поношенном.
- Обращаю ваше внимание! Как говорил метеоролог, у нас начинается переходный период, происходит перестройка синоптической системы. Не попадите впросак! То дуло на сушу, теперь заворачивает на море!
Не отличался Глебов и хорошо поставленным голосом, отработанной дикцией. "Метеоролог" у него звучало как "метеоолох", "синоптической" как "синотической". А речь? Ну что это такое: "говорил метеоролог", когда в армии не говорят, а докладывают. И не "заворачивает на море", а дай точные параметры ветра в градусах и метрах. Или "не попадите впросак" вместо конкретных указаний по безопасности полетов! Не доклад, а какой-то деревенский разговор.
- Для упреждения сноса своевременно возьмите поправку в курсе, - продолжал Глебов. - Над посадочной площадкой поздно думать, как бороться с боковиком.
И вот тут в паузе после фразы отчетливо прозвучал негромкий вопрос командира эскадрильи майора Миловидова:
- Где такое записано?
Кто знаком с авиацией, тот сразу поймет, что такие вопросы, а тем более на предполетных указаниях, не возникают с бухты-барахты. Их вынашивают не один день и если задают, то лишь в подходящий момент и не без скрытого умысла. На этот раз вопрос Миловидова рассчитан был на присутствовавшего здесь ведущего летчика-испытателя НИИ вертикальщиков Олега Григорьевича Антоненко.
Действительно, не один раз спорили Глебов с Миловидовым, как лучше заходить на посадку при боковом ветре, но так и не могли прийти к единому мнению.
Создалось некоторое замешательство, какое бывает после бестактной выходки в благородном собрании. Можно было сделать вид, что никто ничего не слышал. Но тогда, значит, признать хоть в какой-то мере правомерность вопроса. Глебов при всей его внешней мягкости был не таким человеком, чтобы сглаживать острые углы.
- Вадим Петрович, - вполоборота повернулся он к Миловидову, - не креном, а курсом! Доверните на ветер и моститесь сколько угодно.
- Иван Сергеевич! - в свою очередь проявил любезность Миловидов. - Вы можете изменить инструкцию?
Не в бровь, а в глаз! Инструкция для летчика - закон! Каждое слово, как говорится, кровью записано. И говорится неспроста! За строкой инструкции весь опыт развития авиации, передовые идеи, талант конструкторов, искусство и жизнь испытателей - вот что такое инструкция. Никому, будь ты хоть сват министра, не дозволено произвольно толковать ее положения. А в ней черным по белому записано: упреждение в курсе, скольжение в сторону бокового ветра. То есть создать крен!
Ну и что Глебов? Летчики ждут. И Миловидов ждет. Он, командир эскадрильи, должен точно знать, как учить своих орлов.
Миловидов не в пример Глебову жилист, подтянут, аккуратен. Что-то в нем больше от Вязничева: так же собран, целеустремлен, легок на ногу. Лицом смугл, красив, в серых серьезных глазах спокойное ожидание. Он прав, он может и подождать.
Чувствуется в Миловидове армейское воспитание с суворовского училища. В крови, в натуре уважение к точности и порядку. В образе мыслей тоже. Так как же учить молодежь? По инструкциям или по самостоятельным рекомендациям? Сегодня одно скажут, завтра взбредет кому-то другое?
Надо иметь в виду, что каждое слово на КДП, каждый писк ловится микрофоном и накручивается на магнитофон. Разумеется, не для того, чтобы слушать только самого себя. Но и для прокурора. "Говорил?" - "Говорил". - "Отвечай!"
Кто осмелится заявить: "Товарищи, не летайте, как написано в инструкции!"?
Вот в этот момент полковник Вязничев и отметил про себя: "Обижен Миловидов! Полгода назад оба они, и Глебов, и Миловидов, были командирами эскадрилий. Освободилась должность заместителя командира полка. Надо кого-то двигать. Кого? Выбрали Глебова. И вот цветочки… Цветочки потому, что через месяц идти в поход. И если у них на земле идет наперекосяк, то что же будет на корабле, в длительном плавании? Да они на первых милях не то что по-деловому решать вопросы - смотреть друг на друга не смогут".
- Волокитное дело вносить поправки в инструкции, - сказал Глебов, обращаясь больше к летчикам. - Мы разработали рекомендации, методический совет их утвердил. Осталось дело за канцелярией.
Ни спора, ни дискуссии, ни позы изрекателя истин. Что было на самом деле, то и сказал. Как надо, так себя и повел. Вот за что и ценил его Вязничев.
Летчики всё поняли. Глебов в вертикальщиках с первым поколением, давным-давно уже оседлал "мустанга", в какие только переплеты ни попадал.
А что Миловидов? Год как после академии. До академии он этих самолетов вертикального взлета и посадки в глаза не видел.
Интересно послушать самих испытателей. Что скажут они?
Антоненко со своими спецами проводил очередной этап программы, отрабатывал взлет с укороченным разбегом.
Никто его ни о чем не спрашивал, да и не мог спрашивать, но все ждали его слова. Да и ситуация сложилась такая, что он не должен был отмалчиваться.
Антоненко сидел рядом с Глебовым - они старые друзья! Высокий, худой, сильно поседевший Антоненко, не вставая со стула, в порядке личного мнения заметил: - Мы писали инструкцию на все случаи жизни. При слабом боковике можно и креном прикрыться. Но на вашем аэродроме с сильными завихрениями ветра лучше не рисковать, а сразу взять упреждение курсом.
В развитии вождения самолетов вертикального взлета последним законодателем был он, Олег Григорьевич Антоненко. Больше верилось, что не подъемные двигатели преодолевали земное притяжение, а он, заслуженный летчик-испытатель, на своих плечах поднимал новую машину в небо. А по виду скромный интеллигент с негромким, без командных интонаций голосом, предельно предупредительный в разговоре.
Последнее слово на предполетных указаниях - за командиром. Вязничев много распространяться не стал:
- Утверждаю указания руководителя!
И точка. С таким не поспоришь: глянет - и растрепа подбирает живот. Не зря кто-то из испытателей не без иронии назвал Вязничева коротко: солдатский штык! Да, не то что Антоненко.
- Вопросы есть? - А острый взгляд на Миловидова.
- Никак нет, - отвалился тот от прозрачной, витринного стекла, стены.
- По самолетам!
Указания закончились, а разговор нет.
- Вадим, послушай меня! - придержал Глебов Миловидова, не забывая о недавних добрых отношениях. - Будешь прикрываться креном - скрутишься в момент, выкинет на лямки.
Да, катапульта срабатывает автоматически. Только начнет валить машину, система фиксаторов пеленает летчика - и… он с парашютом летит в одну сторону, самолет - в другую. Потом уже разбираются на земле. Если по вине летчика - потерю самолета не прощают: слишком дорога техника. Переводят туда, где попроще. Была у летчика судьба счастливой, а теперь уж как получится.
Об этом и предупреждал Глебов.
- Со мною такого не случится! - сказал Миловидов. А в глазах прямой вызов.
Глебов, улыбаясь, не отступил:
- Есть одно спасение при срыве: двигатели на максимум и на второй круг!
- Спасибо! - Миловидов загромыхал каблуками летных ботинок по деревянным ступеням лестницы, как по пустым коробам, вниз.
- Может, вернуть? - осторожно предложил кто-то за спиной Вязничева. - В таком состоянии лучше не идти на полеты. Тем более командиру эскадрильи…
И у Вязничева первый порыв - вернуть, пока не натворил беды.
- Не надо возвращать, командир, - сказал замполит подполковник Рагозин. - Плохая примета. - И, улыбнувшись, по очереди обвел взглядом всех, кто был на КДП. Вроде бы сразу всем улыбнулся.
Рагозин походил на охотника, скрадывающего дичь. Он все знает наперед и очень осторожен. Идет - травинка не шелохнется. Никакой суеты, никаких шараханий в сторону: продуманный маневр, выверенный шаг и в заключение точный выстрел.
Роста он выше среднего, но худоплеч и длинноног. Посмотришь на него, и кажется - все время улыбается: здоровый румянец, веселая синь в глазах, приветливость в лице. Этот, подумаешь, всегда будет за тебя.
- Все проблемы, командир, после полетов!
Вовремя сказал свое слово замполит. Вязничев тоже подумал, что ни к чему сейчас выяснение отношений, тем более при Антоненко.
- Хорошо, пусть летит, - разрешил он.
В конце концов морально-психологическое состояние летчика перед полетом - это по части замполита. Если Рагозин за полет, значит, так тому и быть.
2
Сколько бы ни твердили молодому летчику, что он родной брат Икару, до каких бы небес ни возносили, а наступает день и час, когда надо решать простой вопрос: выпускать его в небо самостоятельно или нет? Сломает самолет - инструктора по шапке, погибнет сам - виновника под суд! Есть в человеке изъян - неминуемо, неотвратимо скажется на полетах.
От КДП к летному полю вела вниз по сопке длиннющая, с пятью переходными площадками, лестница. По сторонам вдоль всей ее длины сверкали серебрянкой трубчатые перила. Внизу, у последней ступеньки, стоял автобус с дверцами нараспах: Миловидов одной ногой стоял уже в автобусе. Вязничев спускался следом.
- Вадим Петрович! Поехали со мной! - крикнул он Миловидову.
Миловидов поглядел через плечо с явным сомнением: приказывает или предлагает?
- Переходи в мою машину! - повторил Вязничев с заметным напряжением в голосе. Значит, не просто командирская любезность.
Едва захлопнулась за Миловидовым брезентово-железная дверца газика, машина сразу взяла разгон. Они выехали на рулежную полосу. Белые пунктиры осевой линии, словно дождевые капли, срывались с верхнего обреза ветрового стекла к нижнему.
- Меня озадачил твой вопрос на предполетных указаниях, - не оборачиваясь, сказал Вязничев.
- Товарищ полковник, - обиделся Миловидов. - Ну что за двусмысленные толкования инструкции! Читай одно, а в голове держи другое. Я за четкость и ясность!
Вся служба у Миловидова шла на волне успеха, никогда и ни в чем ни сучка ни задоринки. С первого захода поступил в академию, закончил ее с отличием и сразу стал комэском. Кто для него Глебов, недавний комэска без академического образования? Доморощенный самоучка, благодушный, и не ему бы стать заместителем командира полка, а Миловидову.
Над людьми, над их отношениями, думал Вязничев, стоит само дело. От этой печки и надо плясать.
- Хоть один самолет в мировой авиации приживался в небе с первого исполнения? - спросил он.
- Не знаю. Сколько самолет летает, столько и ведутся доработки. Естественно, вносятся изменения, поправки в инструкцию. Что здесь неясного?
Впереди показалась групповая стоянка, а на ней, как в парадном строю, - готовые к немедленному вылету самолеты.
По-хорошему сейчас бы прямиком катить к морю, присесть на выброшенный штормом, отполированный, как слоновая кость, кряж и завести под теплым солнышком неторопливый разговор. Почему бы и не посидеть? До вылета еще сорок минут.
- Держи прямо, - сказал Вязничев шоферу. - На залив.
- Командир, я в первом залете… - засобирался на заднем сиденье Миловидов.
- И я в первом, - коротко взглянул на него Вязничев. - Успеем. Перед вылетом полезно дать глазу простор.
Аэродром лежал у моря. Взлетно-посадочная полоса тянулась вдоль горной гряды. Гряда эта, вроде глухой стены замка, внешним полукольцом выпирала в залив, а бетонка пересекала внутренний двор от одного крепостного рва до другого. Взлетали на море и садились с моря, никогда не забывая, что по обеим сторонам полосы возвышаются ярус за ярусом сопки.
Посмотреть на аэродром сверху, так взлетная полоса, как по ученической линейке, отторгала от материка небольшой полуостров, соединяя северный залив с южным. Вот эта выступавшая в море боковина и создавала неожиданные и непредсказуемые помехи полетам, вызванные внезапными изменениями ветра по силе и направлению, или, как говорил синоптик, ломкой ветра.
В прибрежных районах, как известно, климат муссонный. Зимой ветры свистели над полосой, с материка на море, летом - с моря на материк, а в переходный период как попало. Точно заигравшиеся котята, гоняли потоки вокруг сопки туда и обратно; не считаясь с прогнозами озабоченного синоптика. "На сей раз ничего не могу поделать!" - только разводил он сокрушенно руками, как будто в другой раз что-то значил в произволах "небесной канцелярии".
С утра на берегу было тихо. Небо и море сходились под углом двумя зеркально-голубыми плоскостями по четкой линии горизонта. Над изломами сопок поднималось солнце - как вылущивалось из распадка стеклянным шариком, раскаленным до прозрачно-малинового свечения.
- Миловидов, мы идем первыми!
Вязничева можно было понимать и буквально. Похоже, до них сегодня еще никто не успел побывать на берегу. По урезу моря, по дуге вдоль песчаной косы, расположилась колония белых чаек, розовевших на солнце. Часть из них зашла в мелководье. Но все птицы стояли неподвижно, будто дремали, греясь в первых лучах солнца. При появлении людей ближние чайки взлетели на море, пунктиря лапами по воде, дальние, осторожно вскинув головы, по-гусиному отходили дальше, берегом.
- Самолеты вертикальных взлетов и посадок, - сказал Вязничев, - начинают еще не летать, а подлетывать. Испытатели закончили первый, исследовательский, этап, мы продолжаем его проверкой жизнью. Никто не лишает нас права делать свои выводы и давать практические рекомендации. Я не против споров и дискуссий. Но не на предполетных же указаниях! - повернулся он к Миловидову. - Пожалуйста, решай спорные вопросы в рабочем порядке.
- Почему? А если предполетные указания даются вразрез с букварем? - Миловидов ни толики вины не брал на себя.
Летал Миловидов отлично. Этого у него не отнимешь. То, что другим давалось с трудом, у него получалось играючи. Плохо только, что и Миловидов это понимал.
- Нам надо искать такие варианты, чтобы летали все - и молодые, и неопытные, и средних способностей. С запасом надежности.
- Согласен, командир. Но сначала надо научить правильно летать! Надо уметь правильно летать!
На этом "уметь правильно летать" Вязничев понял, что дальше разговаривать с Миловидовым бесполезно. Не переубедить. Он знал эту болезнь молодости: так называемый синдром отличника. Живет человек и считает себя безупречным во всех отношениях. Прекрасная пора счастливых взлетов и смелых решений. Сам черт ему не брат! Он все знает, все умеет, на каждый случай у него собственное мнение. Попробуй кто подступись с поучениями - ни в какую не примет.
Только пережив потери и поражения, человек начинает освобождаться от заблуждений на свой счет. Да и то не всегда и не совсем.
А Миловидов пока в победителях, ничего такого не испытал.
- Хорошо, Вадим Петрович, - сказал Вязничев. - Я смотрю, разговор у нас разворачивается долгий, а времени мало. Давай продолжим его в другой раз. Согласен?
- Согласен. - Миловидов следом за Вязничевым направился к машине.
- Как обстоят дела с Махониным? - уже на ходу поинтересовался Вязничев.
- Плохо, товарищ командир. Вывозную программу выбрали полностью, а инструктор самостоятельно не выпускает.
Лейтенант Махония летал в эскадрилье Миловидова и озадачивал всех своей техникой пилотирования: полетит на обычном истребителе - настоящий боевой летчик, просто чудеса в небе творит, пересядет на вертикальный - как подменяют человека, на площадку попасть не может.
- Он сегодня летает?
- Нет, в наряде.
- Сколько уже не летает?
- С прошлой недели.
- Так он у вас летчик или офицер для нарядов?
- Пока думаем, что делать. Потом доложим решение, - вполне резонно ответил Миловиден.
- Вам и думать нечего! Для этого существует методический совет. Завтра же подготовить документы на заседание!
- Будет сделано, командир!