- А, вон ты про что... Знаешь, Володька совсем по-другому ко мне относиться стал. Раньше мы тоже хорошо жили, ты не думай, а как узнал, что я... Ой, что было, Люд! Радовался - ужас!.. Теперь дохнуть на меня боится, делать дома ничего не дает, по магазинам сам бегает... Отпускать вот к маме и то не хотел.
- Ты надолго?
- Нет, недельки на две. Телеграмму дала, мама встретит. От вокзала недалеко, минут десять идти...
- Ничего, доедем.
Людмила сказала эти слова ободряюще и тайно вздохнула: она по-хорошему завидовала счастливой этой Ларисе.
- Ну а ты... когда думаешь? - в свою очередь спросила Лариса.
- Надо сначала замуж выйти, - Людмила рассмеялась.
- Дружишь с кем-нибудь?
- Дружила...
Стукнула дверь туалета. Старик, посвежевший от воды, с полотенцем, переброшенным через плечо, зашаркал по коридору в глубь вагона.
Лариса поднялась, оправила платье.
- Пошла я. Умоюсь да полежу, наверное. Умаялась на вокзале...
Встала и Людмила. Стояли рядышком, смотрели друг на друга с хорошими улыбками.
- Приходи, Лариса. Я тебя чаем с клубничным вареньем угощу. Мне мама целую банку в дорогу дала.
- Спасибо. И ты к нам приходи. У нас весело, мужички мои все про высокие материи спорят.
Вагон сильно качнуло на кривой, Лариса ойкнула, хватаясь свободной рукой за дверной косяк, а Людмила поддержала ее, по-матерински строго посоветовала: "Ты смотри, крепче держись. А то как раз..."
IV.
Перед станцией Шумково за контроллер сел Санька. Борис уступил ему "правое крыло" электровоза со спокойной душой: парень закончил железнодорожный техникум, пять месяцев ездит помощником, сдал уже в депо экзамен на право управления. Еще месяц - и можно будет говорить с машинистом-инструктором Щипковым о пробной поездке, Тогда, после нее, останется еще один экзамен - в управлении дороги, перед государственной квалификационной комиссией, и - считай - права в кармане. "Считай" потому, что и с ними еще не каждому машинисту доверят самостоятельную работу. Саньке предстоит поездить со Щипковым, доказать свои знания и умение управлять поездом на практике. И уж если машинист-инструктор не найдет к чему придраться... Конечно, маловато еще у Саньки опыта, бывает, теряется по мелочам. Но это пройдет. Поездит сам, почувствует, что значит за спиной семьсот - восемьсот человеческих жизней... А сейчас пусть посидит за контроллером. Перегон здесь спокойный, скорость невысокая - девяносто, машинист рядом стоит, успеет, в случае чего, все взять в свои руки.
Они поменялись на ходу. Санька ящеркой скользнул на место машиниста, положил руку на колесо контроллера, подмигнул Борису - здорово, мол! Борис нахмурился - не дури, парень, посерьезней, людей везешь. И Санька уселся поудобнее, сосредоточился, впился глазами в бегущие навстречу рельсы.
Шумково встречало "Россию" двумя желтыми сигналами светофора.
- Ну, кажись, тормозят.
- Похоже.
Санька даже привстал от огорчения. Надо же! Так хорошо ехали, двенадцать минут нагнали. Эх!
Втянулись на станцию, проползли по боковому пути мимо деревянного, старинной постройки вокзала, крыша которого напоминала шлем; стихли где-то под последними вагонами стрелки. На выходном светофоре тлел красный, и заныли, завздыхали тормоза, тягуче хлынул из магистрали воздух. Все медленнее ход поезда... Стала "Россия". И тотчас распахнулись двери тамбуров, посыпался из вагонов народ - что сидеть в духоте! Деревянный перрон вмиг заполнился разминающимся людом: кто к киоску с газированной водой кинулся, кто курево стал искать, а кто просто так стоял, на станцию глазел... Борис с Санькой осмотрели локомотив, вернулись в кабину. Санька поглядывал в окно, в сторону первого вагона; помахал сошедшей на землю Людмиле.
- А ничего она, - одобрил Борис. - Только... она москвичка, наверное...
Санька промолчал, пожал плечами - что он мог на это сказать? Сменил разговор:
- Надо же: Ключи проскочили, а здесь поставили. Литерный, что ли, за нами гонится?
- Да какой там литерный! - Борис вытянулся в кресле, отдыхал. - Забито, наверное, впереди.
- Скорый все же, Борь... Ты бы спросил у дежурного по станции - что там?
- Давай спросим.
Шилов взялся за рацию.
- Шумково!.. Дежурный!
- Ну? Чего орешь? - раздался близкий и недовольный чем-то голос.
- Машинист скорого говорит. Надолго поставили?
- Постой пока. Диспетчер приказал.
Послышалось раздраженное клацанье трубки..
- С этим не поговоришь.
- Да уж...
Борис высвободился наконец из кителя, вздохнул свободнее. Распахнул настежь форточку: жара донимала эту маленькую станцию Шумково, обрушилась теперь и на замерший поезд. Кабина сразу стала нагреваться, сильнее запахло разогретым машинным маслом.
- Кваску бы сейчас холодненького...
- Не помешало бы... Может, сходить, Борис? - Санька с готовностью вскочил, напялил на лоб фуражку, висевшую на самодельном крючке сбоку, под руками. Засуетился: - Квас тут, конечно, вряд ли найдешь, но хоть газировочки!
Столько нетерпения было в Санькином лице, так возбужденно и красноречиво горели его глаза, что Борис рассмеялся.
- Беги, беги. Не терпится с проводничкой поболтать? Только посудинку возьми, во что газировку-то брать будешь?
Санька выхватил из лежащего своего портфеля небольшой термос, потряс им возле уха - чаю там, кажется, не было. Торопливо шагнул из кабины.
- Одна нога здесь - другая там! - крикнул ему вслед Борис.
- Само собой! - Санька скатился уже с лесенки.
- Скоро поедем, механик? - спрашивает его кто-то подошедший к электровозу.
- А вот сбегаю сейчас за газировкой и поедем.
- Да что толку у него спрашивать? - слышит Борис. - Видите: красный горит.
- Горит, черт бы его побрал! - голос густой, сердитый. - Каких-то триста пятьдесят километров проехать не могут... Из всего проблему сделали. Да раньше по железной дороге - вспомните, Авенир Севастьянович, вы-то, Леня, молодой, не помните, наверное... вот я и говорю: раньше по приходу поезда...
Голоса разговаривающих мужчин стали удаляться, и Борис не расслышал конца фразы. Заинтересованный, высунулся в окно - три пассажира шли по перрону.
- Да, раньше по появлению моего электровоза на станции часы проверяли, - сказал им вслед Борис - А нынче...
В густой перронной толпе он поискал глазами помощника, гадая, куда бы тот мог двинуть в поисках газировки. На станции этой, Шумково, раньше они никогда не останавливались, где находится киоск с водой - бог его знает.
У первого вагона, сунув свернутые флажки под мышку, стояла стройненькая та проводница, разговаривала с какой-то женщиной. Почувствовав на себе взгляд, она подняла на машиниста глаза, сдержанно улыбнулась, как улыбаются друг другу малознакомые люди, и Борис невольно ответил ей тем же. На душе у него от этой улыбки стало хорошо, и он признался себе, что проводничка в самом деле милая деваха.
"А Лысков все же зря на меня зуб заимел, - некстати вдруг вспомнил Борис. - Самоконтроль - штука важная. В других депо почему-то доверяют локомотивным бригадам, а у нас уперлись - и все тут".
Пришло на память начало этой истории. Где-то Борис прочитал - в "Гудке", кажется, - что на одной из дорог машинисты многих депо ездят на самоконтроле - им разрешают самим расшифровывать скоростемерную ленту. На ленте этой, как на кардиограмме, все можно прочитать: с какой скоростью по какому участку ехал, где и как тормозил, выполнял ли предупреждения путейцев, применял ли рекуперацию, - в общем, как бы отчет машиниста о своем мастерстве и дисциплинированности. Стоит только опытному расшифровщику глянуть на ленту, сразу ему ясно: работал машинист со старанием и ответственностью или - так себе. Но бумажная эта лента обижала Бориса - почему, собственно, ему не доверяют? Да, сама лента, конечно, нужна: в спорном вопросе - она единственный документ, который может рассказать: правильно или с нарушениями вели поезд. И пусть она себе существует, пускай пощелкивает на ходу скоростемер - с ним даже уютнее как-то в кабине электровоза. И потом самому любопытно: не проморгал ли чего? Мог и отвлечься, конечно, особенно в конце поездки - устаешь все же. Но проверять себя - самому.
Однако начальник депо - ни в какую. "Что вы с этой идеей носитесь, Шилов? Что вам больше делать нечего? Сочтем нужным - сами всех вас на самоконтроль переведем!.." Ну, и так далее. Короче - не доверяют. Сознательности, мол, не хватает, подрасти еще надо.
Борис раз на собрании локомотивных бригад выступил, другой... Лысков вроде и не слышит. Сидит на сцене, бумажки перебирает. Тогда Борис прямо в кабинет к нему. Убедил вроде. Самоконтроль - "ленту чести" - для начала лишь пятерым машинистам доверили: Шилову, Синицыну, Спехову... Да и то - надо же додуматься до такого! - потихоньку их ленты все же проверяли. Дескать, доверие доверием, а развернуть лишний раз ленту не повредит. Тогда уж Борис речь закатил, на партийном собрании. Попало Лыскову. А машинистов с самоконтролем скоростемерной ленты прибавилось. Но с того времени отношения Шилова с начальником депо испортились. Лысков замечать стал только плохое, никогда Бориса не похвалит, не подбодрит. Уж на что полнехонек тогда красный уголок был, в день приезда Климова, замминистра, так Лысков не кого-нибудь, а его поддел: сними, мол, Шилов, фуражку. Все в фуражках сидели, а Шилова только и увидел.
Борис все же одернул себя: ну чего придираешься? Пал на тебя глаз начальника депо, вот и сказал. Ехал бы - не вспоминал бы о всякой ерунде. От безделья все эти мысли.
Ладно, пускай он тут не прав. А с шефством над электровозами что получилось? Ясно же, что ЧС-2 - не паровоз, по всей дороге туда-сюда мотается, неделями в депо не заходит. Глаз да глаз за каждым нужен. Наездников развелось - конца не видно. Приехал, сдал машину сменщику и - привет! Что там дальше с электровозом будет, как он себя чувствует - одни слесаря на ремонте знают. А почему бы им, машинистам да помощникам, не взять себе хотя бы по одному локомотиву? Ну, шефство над ним. И пару бы раз в месяц, допустим, прийти в депо, глянуть на него, как, мол, живешь-можешь? Смазать там, отрегулировать...
Лысков в этот раз даже обрадовался. Вот молодец, говорит, Шилов. Хвалю и приветствую твой почин. Поддержим и распространим. А подшефного - сам себе выбирай. И листок перед глазами положил, с номерами электровозов.
Ну что: назвался груздем - полезай в кузов. Борис номер ручкой подчеркнул - 35, сам столько лет на свете прожил. Знал бы, конечно, что так обернется, другой бы электровоз выбрал... Оказывается, "тридцать пятый" второй месяц на ремонте, нет комплекта проводов - пожар был небольшой в высоковольтной камере. Вот уж потешились над Борисом в депо. Главное, Лысков велел на каждом закрепленном электровозе фамилию машиниста написать. У других шефов все честь по чести идет, локомотивы работают себе, а "тридцать пятый" стоит, как... ну, как бревно в глазу: каков, дескать, шеф, такова и машина. Придут они с Санькой, походят, походят вокруг "дээски", ну, вытрут там пыль, кабину, например, со стиральным порошком вымыли, кресла подремонтировали... а главное-то дело, смена проводки, стоит. Лысков одно: нет комплекта. Борис и так уж, и этак... Но проводов действительно не было, кто-то уж потом в Новосибирск ездил, на завод, - привез. Сделали быстро слесаря с электриками, да и они с Санькой помогали. Где, интересно, сегодня их "тридцать пятый"?
Вот еще факт: полтора года назад Борис пассажирские водил, и не на главном ходу, - на Горнозаводском. Вечером дело было, скорость от станции Камень только начали набирать. Вдруг видит: поперек пути - шпала. То ли забыл кто, то ли схулиганил... Борис тормозить, все нормально, - стали. Шпалу скинули под насыпь, дальше поехали. Доложил о случившемся рапортом начальнику депо, Лысков им с помощником (Борис тогда не с Санькой работал) по пятнадцать рублей выписал - премия за предотвращение... ну, крушения, конечно, не было бы, разбили бы что-нибудь в электровозе. Помощник доволен остался, а Бориса эта премия обидела - приказ ведь о поощрении одна бухгалтерия видела... Пошел и вернул деньги. Шуму было!..
Вот и не ладят они с начальником депо. Внешне это и незаметно, а Борис чувствует: не любит его Лысков. То ли выскочкой считает, то ли еще кем. Поговорить с ним по душам, что ли? Мол, Юрий Васильевич, что уж вы так коситесь на меня? Работаю, стараюсь, а от вас словно холодом тянет...
Да нет, не получится разговора. Лысков найдет что сказать. Выдумываешь, скажет, Шилов. Разве не поддержал я тебя с тем же шефством? Разве не похвалил в праздничном приказе? Работай, Шилов, работай. Не морочь себе голову.
Что тут скажешь? Ничего. Все правильно. А душа вот - не на месте. Нет, надо все же сходить к Лыскову, надо.
Сзади, с левой стороны поезда, нарастал гул приближающегося состава, и Борис перешел к левому окну, высунул в него голову. Окутанный сизым дымком и пылью, часто и тревожно сигналя - станция! - на полном ходу летел грузовой, - цистерны. Все ближе, ближе красные горизонтальные полосы на широкой груди электровоза, все громче, отчетливее рык его мощных двигателей. Мелькнула на мгновение кабина с приоткрытым стеклом и за ним - довольное, улыбающееся лицо машиниста: загораешь, дескать, "Россия"? Ну-ну, загорай, а мы вот едем. И вслед за этой явно поддразнивающей ухмылкой машиниста ворвался в кабину запах разогретой, душной нефти. Борис захлопнул окно, озадаченно смотрел, как мелькали за ним чумазые круглые цистерны. "Вот так литерный! - расстроенно думал. - Мы тут с Санькой головы ломаем, что да как, а кто-то бочки эти вперед сунул..."
- А вы говорите скорость давайте, товарищ Климов, - уже вслух прибавил Борис.
Перед глазами его закачался красный круг хвостового ограждения - состав цистерн умчался. В тот же момент послышался скрип щебня, потом звякнуло - вернулся Санька. Подавая машинисту термос, кивнул вслед цистернам:
- Чокнулись диспетчера, не иначе.
Борис молча согласился с ним; отвинтив пробку термоса, пил из горлышка тепловатый сладкий лимонад. Потом, вытерев губы, снова взялся за трубку рации.
- Шумково! Дежурный!
- Ну?! Опять ты?!
- Я. Вы что это - нас держите, а грузовые...
- Я ж тебе сказал, - сердится трубка, - диспетчер вас поставил, Бойчук. Значит, стой и не рыпайся. И кишки мне не мотай. Велят мне выпустить тебя со станции - открою сигнал, и поедешь как миленький... И чего человеку не сидится?.. Чайку б попил.
- Да иди ты со своим чайком! Ехать надо. Люди вон на жаре...
- Люди, люди... Ты ему - белое, а он тебе...
Рация отключилась.
Борис, знаком велев Саньке: приглядывай тут, я скоро, - спустился с электровоза, побежал к зданию станции - одноэтажному, с двумя большими квадратными окнами.
За пультом, слегка развалившись в кресле, сидел дежурный - редковолосый, в форменной рубашке с подвернутыми рукавами и расстегнутым воротом. Поверх пульта, над круглыми, с шустрой секундной стрелкой часами, лежала красная, с покосившейся кокардой фуражка, рядом с нею, в развернувшейся жесткой бумаге - какая-то еда. Тихо ныла аппаратура, в комнате дежурного стоял специфический запах разогретых ламп, металла, проводов.
- Прискочил-таки, - неодобрительно сказал дежурный, всем корпусом поворачиваясь на вращающемся стуле к машинисту. Глаза его из-под набрякших, тяжелых век смотрели насмешливо, с ожиданием.
- Дай-ка я диспетчера вызову! - взвинченно потребовал Борис.
- Вызывай. Вон по тому.
Шумковский дежурный зевнул, не прикрывая рта и не отворачиваясь, равнодушно слушал, что говорит по телефону машинист диспетчеру. Глядя в широкое окно, вяло поинтересовался:
- Ну, выпросил зеленый?
Борис расстроенно махнул рукой.
- Сказал, что еще два состава цистерн догоняют. Зашились где-то с наливом, приказ такой.
- Ну вот. А ты пупок рвешь. Отдыхай.
- Какой тут отдых! Гнал, гнал, думал опоздание сократить... Знаешь, на сколько мы опаздываем?.. А мне, между прочим, и домой надо.
На пульте зазвенел звонок, дежурный потянулся к трубке, выслушал кого-то, постепенно багровея, и зразу же перешел в крик:
- Я тебе, Хворостенко, еще утром сказал: три вагона с удобрениями поставь на подъездной путь мелькомбината, совхоз успеет их выгрузить... Ну, если ты по-русски не понимаешь, то я тебе по-вашему, по-хохляцки скажу: слухай ухом, а нэ брюхом!..
Борис, под продолжающийся крик дежурного, вышел на перрон. Жара, кажется, еще прибавила: во эту было сухо, горчило - не мешало бы снова напиться. Но как выстоять такую очередь - вон, в три хвоста вьется. А без очереди тискаться... Увидев железнодорожника, пассажиры наверняка заведут не очень лестный для него разговор, изругают, чего доброго. Нет уж, попьет он лучше воды из фонтанчика - дешево и сердито.
У электровоза, когда он подошел к нему, стояли три женщины в рабочей одежде - желтые куртки, мешковато сидящие на бедрах серые брюки, грубые ботинки на ногах - осмотрщицы вагонов. Одна из них, круглолицая, в кокетливо повязанном платочке, встретила Бориса игривой улыбкой.
- А вот и машинист. Ишь сердитый какой... Мы уж тут с помощником твоим познакомились. Оставил бы его нам. А то в Шумкове женихов нету.
Она подняла смеющееся лицо к окну кабины, откуда свесился с улыбкой на губах Санька.
- Да и сам оставался бы, чего там! - подхватила другая женщина. - Невесты наши - что надо!
- Вы б, невестушки, уехать нам быстрее помогли, - суховато сказал Борис - Людей только мучаем.
- Да я бы всю жизнь так мучилась! - захохотала круглолицая. - Сиди себе в купе, вино трескай да лясы точи. Верно, Наташ?
По ту сторону поезда опять загрохотали цистерны.
- Пошли, девки, - позвала третья женщина, молчавшая до сих пор. - А то мастер хватится нас. Все равно тут каши не сварите.
Засмеявшись, осмотрщицы пошли кучкой.
- Все старания коту под хвост, - сказал Санька, прочитав на лице машиниста, что загорать тут еще да загорать. - Двадцать девять минут стоим.
- Еще один состав будет, - в тон ему со вздохом проговорил Борис, почти с ненавистью глядя на красный, раздражающий глаз светофора. В нем жила надежда: может, задержался где этот третий состав, может, выпустят их сейчас со станции?
Но, увы, зеленый не загорался.
А солнце между тем палило вовсю, жгло шею, горячо обнимало плечи. В высоком голубом небе - ни облачка, лишь тянулась над самой головой широкая, заостренная впереди полоса - след реактивного самолета.
- Во рисует! - восхищенно сказал Санька, перехватив взгляд машиниста. - Ни диспетчеров тебе, ни светофоров.
- Ну, положим, диспетчера у них тоже есть, - отозвался Борис, поднимаясь в кабину.
Он сел в нагретое солнцем кресло, нервно побарабанил пальцами по подлокотнику. Сказал решительно:
- Утром в отделение дороги пойду. Найду этого Бойчука, спрошу: о чем он думает? Скорый поставил, а цистерны гонит...