* * *
- Вот здесь он живет, - сказал Пабло, показывая на верхние этажи большого нештукатуренного дома.
Мальчик задрал голову. Обвитые двумя шаткими металлическими пожарными лестницами кирпичные этажи уходили в бесконечную высь. Между окнами были протянуты веревки. На некоторых висело белье.
Мальчик вздохнул.
- Устал? - спросил Пабло.
- Ничего, мистер, - сказал мальчик. - Мы пойдем наверх?
- Пойдем.
Волосы на лбу у мальчика слиплись от пота. Под глазами были круги.
По лестнице неслись смешанные запахи жареного мяса, мыльного пара и каких-то кож. На черных ступенях валялись обрывки бумаги, окурки, картофельные очистки. Здесь было темно, свет падал только из маленького окна на крышу в самом верху.
На втором этаже они вдруг услышали неистовый детский плач. Дверь с треском растворилась, и девочка лет тринадцати с растрепанными волосами выскочила на лестницу и с криком промчалась мимо них вниз.
Мальчик в испуге посторонился.
- Что это она?
Пабло пожал плечами.
- Тут всегда так.
Они дошли до пятого этажа. Мужчина толкнул дверь.
- Тут не запирается, - пояснил он. - Никто не ворует, потому что нечего украсть.
По темному коридору они дошли до двери Джузеппе. Пабло постучал. Изнутри что-то ответили на незнакомом мальчику языке.
Они вошли в полутемную с низким потолком и нештукатуренными стенами комнату.
Возле стола стоял толстый мужчина, тот самый, что подходил к мальчику на почте. В руках у него был ботинок.
Он вгляделся в мальчика, лицо его побледнело, глаза расширились. Он бросил ботинок на стол и глухо сказал что-то на том же языке.
Пабло подошел к нему и начал говорить, потом оглянулся на мальчика и пояснил.
- Это мы по-итальянски. Мы итальянцы. - Джузеппе слушал его, тяжело дыша и глядя на мальчика.
Пабло говорил долго. На кровати, справа у стены, рядом с мальчиком зашевелилась какая-то темная груда. Он испуганно отодвинулся.
- Не бойся, - сказал Пабло, оборачиваясь. - Это Мария. Она снимает здесь угол. Она пришла с работы и спит. Тут еще пять человек живет. Они придут к ночи.
Он снова принялся говорить что-то Джузеппе. Тот слушал его молча. Лицо у него было печальное. Он кивал головой, отчего у него тряслись небритые щеки.
Пабло повернулся к мальчику.
- Всё в порядке. Он отдаст деньги.
- Пойдемте, - сказал Джузеппе. Он подошел к мальчику. - Ты прости нас. - Он развел руками. - Видишь, как мы живем. - Он помолчал. - Некоторые думают, что я толстый, а я больной. Ну, пойдемте.
- А деньги, мистер! - Мальчик покраснел.
- Деньги… - Джузеппе заторопился. - Конечно, конечно. - Он вытащил из кармана три пятидолларовые бумажки. - Вот тут, видишь, пятнадцать. - А еще пять надо спросить у сборщика. Я ему заплатил в счет долга.
- Ну, идемте, - сказал Пабло. - Идемте скорее.
Когда они выходили в коридор, женщина, всё время молча лежавшая лицом к стене на постели, что-то сказала по-итальянски. Джузеппе ответил ей.
- Она говорит, - объяснил Пабло мальчику, - что сборщик не отдаст пяти долларов. А Джузеппе надеется, что отдаст.
Сборщик жил в первом этаже. Дверь выходила прямо во двор.
При первом взгляде на этого человека сразу было видно, что он не из тех, кто отдает обратно уже полученные деньги. Он был высок, худ, мрачен и молчалив.
Пабло и Джузеппе заговорили по-итальянски. Пабло жестикулировал. Клок черных седеющих волос прыгал у него на лбу. Сборщик слушал их не перебивая, но без всякого выражения на лице смотрел на мальчика.
Когда Пабло кончил свои объяснения и Джузеппе подтвердил их, кивнув головой и прижав толстую руку к груди, сборщик сказал одно короткое слово и повернулся к своей двери.
Пабло загородил ему дорогу. Он не говорил, а кричал. Он потрясал руками, поднимал их к небу и показывал на мальчика.
Сборщик молча отодвинул Пабло в сторону и прошел к себе. Дверь хлопнула.
- Нет, - сказал Пабло. - Это не такой человек. Он не отдаст.
- Он неплохой человек, - мягко сказал Джузеппе. - Если он не отдал, он не может. - Он объяснил мальчику. - Ты не думай, что он плохой. Если он не будет собирать деньги, хозяин его выгонит.
Они стояли втроем молча. Мальчик прислонился к стене. Он почти уже не мог стоять на ногах. Заметно стемнело. В доме начали зажигаться огни в окнах. С верхних этажей донесся звук гитары и мужской высокий голос.
Где-то близко, очевидно во втором этаже, играли в карты и ссорились.
- Вот и всё, - сказал Джузеппе. - Нам уже ничего не сделать. Понимаешь? - Он обращался к мальчику.
- Да, - сказал задумчиво мальчик. - Да, мистер.
- Ты прости нас.
- Да, мистер.
Они помолчали. Затем Пабло осторожно сказал:
- Пожалуй, тебе нужно идти домой, мальчик.
- Да, мистер, - согласился мальчик.
Он оторвался от стены и улыбнулся растерянно. - Нужно идти… - Он посмотрел на мужчин. - До свидания, мистеры.
Оба они смотрели на его маленькую фигурку в полосатой рубашке. Медленно, чуть прихрамывая от усталости, он побрел направо от ворот.
- Вот мы и украли, - сказал Джузеппе.
- Да, украдешь тут, - Пабло сложил руки на груди и мрачно уставился в землю. - У меня прямо сердце разорвалось, когда он начал просить: "Отдайте мне мои деньги, мистер…"
- А где он живет? - спросил Джузеппе. - Он пошел направо.
- Кажется, в Латинском. - Пабло шагнул вперед. - Ведь ему надо в другую сторону…
Пабло нагнал мальчика, когда тот уже еще раз повернул направо.
- Куда же ты идешь? - Он взял мальчика за плечо.
Тот молча поднял на него глаза. Похудевшее за день лицо у него было совсем темным.
- Ты не знаешь, куда идти?
- Не знаю, мистер.
Пабло взял его за руку.
- Пойдем, я тебя доведу.
* * *
Уже совсем поздно, когда на железнодорожных путях зажглись зеленые и красные огоньки и пригородные поезда начали съезжаться домой в депо, итальянец и мальчик пришли на улицу, где длинные деревянные бараки отстояли далеко один от другого.
Женщина, которая сидела, кутаясь в платок, на скамье у одного из бараков, вскочила на ноги. Она бросилась к мальчику, как вихрь. Она целовала и обнимала его и отталкивала от себя, чтобы рассмотреть, цел ли он, и снова прижимала к себе. Итальянец стоял молча, ожидая, - Деньги, мама, - сказал, наконец, мальчик, вынимая из кармана пачку смятых бумажек.
- Деньги! - женщина схватила кредитки и быстро пересчитала их. - Она взглянула на мальчика. - Здесь не хватает восьми долларов. Негодяй! - Она размахнулась и ударила мальчика по щеке. - Негодяй! - Она размахнулась снова.
- Синьора! - итальянец схватил ее за руку. - Это я украл деньги.
Мальчик сел на скамью. Он так устал, что едва слышал сквозь сон, как кричала его мать, как Пабло пытался объяснить ей всё, что случилось. Затем они оба начали разговаривать спокойно. Пабло сел рядом с мальчиком и опустил голову.
Потом на улице раздался шум автомобильных колес. Светлое большое пятно поползло медленно по булыжнику, вырвав на минуту из темноты край черного платья матери и разорванный ботинок итальянца.
Переваливаясь на ухабах, прошла машина, большая летняя белая открытая машина, про которые пишут в журнальной рекламе "Только для тех, кто любит самое лучшее". На мгновенье сверкнули белые бегущие линии передней части, шофер, напряженно глядящий вперед, двое мужчин в светлых костюмах. Машина пошла дальше, а на мостовую у ног мальчика упал светлым огоньком окурок сигары.
Неожиданно итальянец вскочил.
- Сволочи! - закричал он вслед машине. - Сволочи! - Он нагнулся и, схватив окурок, швырнул его вслед машине. - Будьте вы прокляты!
Уже совсем засыпая, мальчик спрашивал себя: "Почему же они сволочи? Ведь они ничего плохого нам не сделали? Почему?"
Мексиканцы
- Вот идет мексиканец, - сказал Данни.
- Пусть идет, - Хьюз поднял наполовину налитый стакан с виски и стал смотреть на приближавшегося мексиканца.
Тот шел медленно, обходя штабеля ящиков с апельсинами, которыми был заставлен двор фермы. В некотором отдалении от него следовала семья: жена - женщина лет сорока, сгорбленная, с резкими чертами лица; худощавая девушка лет шестнадцати и двое мальчиков- десяти и пяти лет, оба смуглые, черноволосые, с быстрыми и диковатыми движениями.
- Ничего себе семейка, - сказал Хьюз, - целый курятник.
- А чего ему надо? - спросил Данни. - Ты его не рассчитал еще?
- Ну да, не рассчитал! Я вчера со всеми покончил. Наверное, что-нибудь не понравилось.
Мексиканец подошел к самой веранде, где сидели за столиком Данни и Хьюз, оглянулся и что-то сказал своим. Те остановились шагах в пяти от него. Мужчина поднял голову и, глядя на Хьюза, сказал несколько слов по-испански. Он был маленького роста, худой и высохший, с желтыми выгоревшими усами. Одежда у него была рваная и много раз заплатанная, но разноцветные заплатки и потрепанная широкополая мексиканская шляпа придавали ему какой-то оттенок щегольства и независимости.
- Чего он хочет? - спросил Хьюз. - Ты ведь их понимаешь. Бормочет что-то на своем языке.
- Да, - хихикнув, подтвердил Данни. - Ни черта не знает английского. Ни одного слова. Я еще, когда нанимал, обратил внимание. А девчонка, кажется, немного разговаривает. - Он повернул голову и заговорил с мексиканцем на его языке.
Тот ответил тихим хриплым голосом. Его черные глаза напряженно смотрели на Хьюза. Данни повернулся к Хьюзу. "Хочет поговорить с тобой. Кажется, недоволен расчетом".
- Ну его к черту, - лениво протянул Хьюз. Большой, красной от загара рукой он подлил виски в стакан. - Скажи ему, пусть подождет. Мы сейчас заняты.
- А может быть, отпустишь его? - неуверенно сказал Данни. - Будет тут стоять над душой.
- Нет, - отрезал Хьюз. - Пусть покоптится на солнце. Видишь, какой у него гордый вид, - одна шляпа чего стоит!
- Ну ладно. - Данни сквозь желтые зубы сплюнул слюну от жеванного табака, повернулся к мужчине и сказал по-испански, чтобы тот ждал.
Мексиканец неохотно повернулся и пошел к своим. Он сказал им одно короткое слово. Женщина оглянулась, раздумывая, на что бы присесть, но на пыльном дворе фермы ничего не было, кроме высоких штабелей из ящиков. Она вздохнула и выпрямилась. Мальчишки завозились между собой, но женщина искоса взглянула на них - и они затихли, спрятавшись за ее юбкой.
Было около 12 часов дня. Жара стояла страшная. Мужчина вытер пот со лба и достал из кармана табак и клочок бумаги. Он свертывал папиросу медленно и осторожно.
- Ну и шваль же ты привез на этот раз! - усмехнулся Хьюз. - Ты, наверное, брал их всех прямо из больницы. Вот посмотри хоть на этого, - он показал на мексиканца, - одни кости.
- Шваль или не шваль, - сказал Данни, - а дело сделано.
Дело действительно было сделано. Сотни тысяч апельсинов были уложены в ящики.
Хьюз был здесь хозяином. У него насчитывалось около пятисот акров плодового сада. Кроме того, он владел маленьким консервным заводом в Сакраменто.
Данни был вербовщиком. Его дело состояло в том, чтобы набрать в Мексике, Пуэрто-Рико или еще где-нибудь рабочих на сезон уборки и привезти их сюда, в Калифорнию. По договоренности с фермерами он получал по доллару с человека за каждый проработанный день.
- Да, дело сделано, - согласился Хьюз. - А кто его знает, какой будет спрос в этом году на сок и повидло!
- Ничего, - Данни хлопнул его по плечу. - Ты не прогоришь, не бойся. Такие не прогорают.
Хьюз усмехнулся. Помолчав, он сказал:
- Не люблю я этого виски. У меня потом от него голова болит. Да и жарко очень.
- Молодец ты, - сказал Данни, - даже виски не пьешь. - Он замолчал и в пьяном раздумье посмотрел на мексиканца. - Интересно, куда они потом деваются?
- Кто? - спросил Хьюз.
- Да вот эти, сезонные рабочие.
Хьюз пожал плечами.
- Во время уборки, - продолжал Данни заплетающимся языком, - их здесь всегда бывает такая уйма. Я сам привез человек пятьсот. Пока урожай не снят, они работают. Потом мотаются по дорогам, нищенствуют. А потом все куда-то исчезают.
- Подыхают, наверное, - сказал Хьюз. - Не буду я больше пить. - Он отодвинул стакан.
Мексиканец с семьей по-прежнему стояли во дворе. Солнце палило беспощадно. Рабочие, нагружавшие машину в дальнем конце двора, двигались, несмотря на присутствие хозяина, медленно, как в полусне. Над бесконечным плодовым садом, правильные ряды которого поднимались сразу от дороги к холму, стояло синее марево. Воздух как будто сгустился.
Мексиканец облизал пересохшие губы, посмотрел на веранду и отвел глаза в сторону. Двое гринго сидели за столом. Они сидели в тени, а он с семьей стоял на жаре и ждал. Это его не удивляло. Сколько он себя помнил, всегда было так, что он либо работал на жаре, либо стоял и ждал, а кто-то из гринго сидел в тени и смотрел. Ему, мексиканцу, было свойственно работать, как птице летать. Гринго было свойственно сидеть и смотреть, как другие работают, как змее свойственно ползать. Они не могли понять друг друга, как змея не может понять человека. Поэтому он относился к гринго с холодною ненавистью, смешанной с презрением, как человек относится к ползучим гадам.
Хьюз всё это смутно чувствовал.
- Ты видишь, - сказал он Данни. - Этот мексиканец больше не подойдет. Будет стоять и ждать, пока я его не позову. Хоть неделю. Ненавидит нас. Ненавидит всех американцев.
Мексиканец в своей большой шляпе, женщина и девушка смотрели вниз, на пыльную землю. Они понимали, что гринго на веранде говорят о них, но в их позах чувствовалось полнейшее равнодушие к тому, что американцы могли говорить и думать. Только мальчики с любопытством смотрели на веранду.
- Эй, малый, - Данни взял со стола кусок дыни и поманил старшего мальчика. - Хочешь дыни?
Мальчик взглянул на мать. Та, сверкнув глазами, что-то резко сказала ему. Он отступил за ее юбку.
- Ну и пусть стоят, - произнес Данни обиженно. Грязной рукой он стер пот со лба. - Пусть стоят до вечера.
- Да ну их, - сказал Хьюз поднимаясь. - Надоели. Прямо какой-то парад нищих. Давай разберемся с ними. Ты будешь переводить.
Данни встал и, пошатнувшись, схватился за стол.
- Надо бы еще стаканчик выпить, - сказал он жалобно.
- Хватит, - отрубил Хьюз. - Эй, Майк! - крикнул он в сторону двери. - Давай сюда списки. Тут еще один недовольный пришел.
Из двери на веранду выглянуло загорелое лицо с рыжими бачками. Это был Майк - повар, счетовод и сторож. Раньше он выступал на ринге, но в драке ему сломали руку, и он работал теперь на ферме. Майк бросил взгляд на маленького мексиканца.
- Сейчас.
Через минуту он вышел на веранду с большой бухгалтерской книгой в руках, сел за стол и сказал:
- Этого я помню, его зовут Мачадо.
Данни спустился во двор и прислонился к веранде.
- Иди сюда! - крикнул он мексиканцу на его языке.
Мужчина сделал два шага вперед.
- Ну, в чем дело? - спросил Хьюз с веранды. - Спроси его, в чем дело, Данни.
Мексиканец начал говорить. Напряженно, не отрываясь он смотрел на Хьюза и что-то объяснял. Речь у него была со множеством шипящих, но в то же время певучая и мелодичная. Один раз маленькой рукой с жесткими загрубевшими пальцами он сделал осторожный поясняющий жест.
Когда мексиканец кончил, заговорил Данни. Он плохо знал испанский и путался, вставляя в свою речь английские слова. Данни скоро замолчал, и снова мексиканец сказал несколько слов. Выражение лица у него не изменилось, он всё время смотрел только на Хьюза.
Данни объяснил:
- Он говорит, что, когда ехали сюда, я им обещал по 100 долларов в месяц на семью. Они работали тридцать дней, а теперь вышло, что он еще 20 долларов должен.
Мексиканец протянул руку с раскрытой ладонью. Потом приложил ее к сердцу.
- Он спрашивает, где же деньги. Говорит, что есть нечего.
- Ага, - сказал Майк с веранды. - Я нашел его в книге. У него мальчишка болел лихорадкой и кто-нибудь из семьи всё время с ним оставался. Потом мы еще брали за лекарство.
Данни перевел. Мексиканец ответил ему несколькими фразами.
- Он считает, что не могли с него вычесть так много.
- Ну, в чем дело? - сказал Хьюз. - Сейчас мы посчитаем. - Он сам начал объяснять мексиканцу. Тот слушал, не отрывая взгляда от красного лица хозяина. - У вас было трое работников. За тебя полтора доллара в день, жена и дочь - доллар. За детей, наверное, 50 центов… Как мы за детей, Майк?
- Полдоллара за пару.
- Ну вот, - продолжал Хьюз. - Вы работали 31 день и еще один день до обеда. - Он показал на красных толстых пальцах. - Тридцать один, понимаешь?
Мексиканец кивнул.
- Всего получается около 100 долларов.
Мексиканец опять кивнул.
- Ну, теперь начинаем высчитывать. За жилье 25 долларов. Переведи ему, Данни.
Данни перевел. Мексиканец что-то сказал ему.
- Он говорит, - пояснил Данни, - что их поместили в старом сарае. Там- даже одной стены не было.
- Наплевать. - Хьюз сплюнул. - Мой сарай. Сколько хочу, столько и беру. Всё по закону.
Мексиканец, очевидно, знал слово "закон". Он печально кивнул, Хьюз перечислил другие вычеты: за столовую, инструменты, штрафы за невыход на работу.
Данни переводил.
- Ты объясни, что всё по закону, - сказал Хьюз. - Он должен 20 долларов. За один день невыхода на работу я высчитываю заработок за три дня. Так что теперь он должен будет отработать в саду.
Данни уже надоело переводить.
- Всё равно он ни черта не понимает. Видишь, стоит как пень. Давай лучше выпьем.
Маленький мексиканец глядел на Хьюза. Каждый раз при слове "закон" он печально кивал. Когда Данни кончил, он снова протянул руку и сказал несколько слов.
- Он говорит, что всё понял, - перевел Данни. - Просит 15 долларов, как вое получили. Он доберется до города и будет там искать работу.
- Вот осел! - злобно сказал Хьюз. Ему это тоже надоело. - Скажи ему, что он никуда не уйдет, будет отрабатывать здесь, в саду.
Данни перевел. Мексиканец задумался. Он смотрел в землю, потом поднял голову.
- Он говорит, что уйдет, - сказал Данни. - Не будет работать. Говорит, что, когда начнутся дожди, им отсюда не выбраться.
- Уйдет, - Хьюз присвистнул. - Эй, Майк, покажи-ка ему, что у нас бывает с теми, кто уходит, не расплатившись.
Майк поднялся из-за стола. Он был голый до пояса. Лицо и шея у него были красные от загара. Грудь и плечи - белые, жирные и покрытые рыжеватыми волосами. Поигрывая огромными бицепсами, Майк спустился во двор и подошел к мексиканцу. Он был на треть выше мексиканца и вдвое шире его в плечах. Девушка позади сжала руки и шагнула к матери. Женщина переступила на месте и отбросила черную прядь жестких волос со лба. Ее суровое худое лицо не изменило выражения. Мальчишки держались за юбку матери, испуганно поблескивая черными круглыми глазами.