Его отрезвил выстрел. Он вскочил на ноги. Ничего не соображая, бросился к берегу. Но берега не было. Лед крошился и лопался, льдина оторвалась от припая. Ему пытались бросить веревку, но, не долетев. Она упала в воду. Он сбросил полушубок, намеревался снять и сапоги. Лед, словно намыленный, скользил, льдина стала разворачиваться. Не раздумывая перескочил на другую льдину и побежал к припаю. Только занес ногу, как его подхватило несколько рук, а льдина с грохотом обломилась и нырнула под припай.
Все стояли и смотрели, как уносило полушубок Ивана в море. На минуту он словно ожил, приподнялся и тут же исчез. Конечно, раз на раз не приходится на рыбалке. Какой бы риск ни был, если уж пристрастился, вошел в азарт, как-то забываешь, что ли, все передряги и с еще большей тягой идешь на рыбалку или охоту. И каждый раз открываешь и в себе и в друзьях неожиданное. Вот и Валерию не терпится.
- "Увидишь, увижу…" - приставал он, - но я еще и знать хочу.
- Проще пареной репы, - задается Иван, - опускаешь корзину на дно морское, смотришь - залез краб, вытаскиваешь. Вот и все.
- И пока тащишь, сидит он в корзине? - сомневается Валерий.
- Сидит, ждет, когда его вытряхнешь на лед…
- Ну и рыбалка, - разочарованно вздыхает Валерий. - Я люблю азарт, подсечку, чтобы удилище в коромысло, - поерзал на запасном колесе Валерий.
- Еще какой азарт - присвистнул Иван, - еще как захватит, разожжет. Я тоже поначалу так думал, а хватил морской охоты, и не знаю, как утра дождаться. Слава, скажи ты, как главный рыбак, - обратился Иван к вылупившемуся из темноты с ведром Вячеславу. Он принес ведро воды и ящик из-под бутылок.
- А это зачем? В костер, что ли?
- Сидеть.
- Правильно, Слава, - подхватил Иван ящик и уселся на него к костру, - а то от этой резины, - он пнул запаску, - враз взыграет радикулит.
- Я что вам, слуга двух господ? Давай-ка, Ваня, поднимайся, приготовь краба, да так, чтобы Валерий пальцы объел.
- Чего проще, горсть соли…
- Ты учти, Ваня, морская вода.
Иван подмигнул Валерию и стал солить из мешка горстью.
- Ты, Ваня, не переусердствуй.
Иван помешал монтировкой в ведре.
Краба сварить - это тоже искусство, и немалое: переборщил соли, горечью будет отдавать, недосолил - трава: переварил - труха, недоварил - кисель. Краба по цвету варят. Пошли по панцирю оранжевые всполохи, чуть клешня побелела - снимай с огня, пока вынимаешь - дойдет, в самый раз будет.
Иван над таганом как гора над норой. Еще соли щепоть подбросил.
- Гуще будет. - Прикурил от головешки, поправил под ведром огонь - глаз с краба не сводит. - Похлебка "морская стихия".
- Сладковатый запах, - потянул носом и Валерий. - Что-то между ухой и дичью.
Валерий расстегнул куртку.
- Тепло тут у вас.
- Всю зиму утка держится, утром посмотришь - как мошки.
- Морянка, что ли?
- А кто ее знает: раз на море - морянка.
Ведро заплевалось.
- Внимание, - Иван поднял несколько крабов и бухнул в ведро.
- Лаврух, лаврух, Ваня, перчику не забудь, - подсказывает Вячеслав.
- Я больше в собственном соку люблю.
- А для аромата маленько не повредит.
Крабы словно ожили: они лезли из ведра, надуваясь и краснея.
- Во! Фирменная похлебка "морская стихия", - радовался Вячеслав. - Ты, Ваня, не перепарь, - посмотрел он на часы. - Да и сам не упади в ведро.
Иван подхватил ведро, вылил бульон на лед. Пахучий отвар струйкой сверлил лед, растекался маслом.
- Ну зачем выливаешь, - закуксился Вячеслав. - Утром умылись бы для форсу.
- Извини, Слава, забыл. - Иван зацепил самого крупного краба: - Держи, Валера.
Валерий подставил шапку.
- Да не-е.
Валерий схватил лопату:
- Клади!
Иван засмеялся.
- Давай, давай, - Иван положил на лопату краба, - ешь, ешь, а то быстро остынет.
- Да ты вот так, Валера. - Вячеслав отломил клешню, сладко высосал сок и белое, нежное, слегка розовое мясо, а потом ложкой из панциря стал выскребать мякоть. Валерий последовал его примеру.
- Ничего, съедобно, - оценил он.
- Не то слово, Валера, - не согласился Иван. - Вкусней ничего и не едал и не представляю даже…
- Если бы остограммиться, - разбирая второго краба, сказал мечтательно Вячеслав, - то лопнуть можно от вкусноты.
- Есть бутылек. Тебе, Валера, брал, будешь? - перестав жевать, спросил Иван.
Валерий поморщился:
- Остограммиться, оболваниться… Слова-то какие?..
- Нам-то нельзя, - по-своему истолковал Иван. - Вячеслав за рулем, мне Верка не разрешает. У меня и так аппетит: больше ем, больше охота.
Иван полез в ведро за очередным крабом.
- Что же, Валер, не расскажешь, как там у вас дела идут, на основных. Говорят, мост вдоль речки строите.
- Строим, я думал, ты поумнел, Иван, как женился, а ты все старыми анекдотами начиняешься - "вдоль речки"… Петро Брагин женится.
- Интересно, интересно, - поторопил Валерия Иван. - Ты его, что ли, сосватал? Сам-то он вроде меня.
Валерий пропустил мимо ушей этот вопрос.
- Егор Акимович жив, здоров, свирепствует. Иван Иванович все выступает…
- Брагинскую-то хоть видел? - свернул к Брагину Вячеслав. - Как она?
- Вроде все при ней, а потом трудно сказать, за что мы любим. - Валерий собрал на лопату остатки от крабов, намереваясь бросить в костер.
- Стоп, Валер, вони не оберешься, - остановил его Вячеслав. - Утром подберем - и в прорубь…
Вячеслав знал, да и все на ЛЭП знали это. Котов в лесу следил за чистотой больше, чем за полом в общежитии. Если перекочевывал на другое место, то все до последней бумажки собирал, банки в землю зарывал. И место под стоянку Валерий всегда выбирал сам. Любил он ставить лагерь на пригорке, над речкой или над пропахшим смородиной ручьем. Так впишет в пейзаж вагончики, что кустика не нарушит. Парни поначалу злились; мало ему леса. А он и уборную велит поставить из дефицитных досок, и место для курения выберет; потом и самим понравилось: глаз радует, вроде как на курорте. Однажды кто-то из ребят решил сапоги посушить на макушках елочек, стоящих у входа в вагончик. Так Валерий раскипятился. "Если тебе на голову надеть резиновый мешок - понравится?!" Парни хохотали. Лэповец хоть и поерепенился, а сапоги снял с елок.
Вячеслав подкинул в костер дров и опять сел на ящик.
- Верно, что никто не может сказать, за что мы любим, ни сказать, ни ответить, - вздохнул Вячеслав. - В них разве залезешь. Вон моя, все было ладно, а потом брык - и поминай как звали. А попервости так "Слава, Слава". Не без того, конечно, когда и коготки покажет. Вот Иван знает, да и ты, Валера, - еще глубже вздохнул Вячеслав. - Что там говорить, в жизни не бывает, чтобы все как по маслу. Такого в природе нету. Думал, - рехнусь. - Вячеслав достал папироску. Валерий чувствовал, что Вячеславу хотелось, ой как хотелось и выговориться, и поддержать как-то его, Валерия. - Ну, хрен бы с ней, - почти выкрикнул Славка, - коль детей бы не было или, скажем, умерла вдруг, погоревал бы, памятник поставил. Ребятишки знали бы, где их мать…
- А надо было сразу плюнуть, - вставил Иван.
- Что получилось-то? Какая муха укусила? Галина твоя такая симпатичная, и пара вы были ладная, - спросил Валерий.
- Пусть Иван расскажет, - хмыкнул Славка.
- Здравствуйте, "Иван расскажет", сам и рассказывай, твоя баба была, не моя…
Вячеслав пристроил на таган чайник и снова подсел к Ивану на ящик.
- Значит, так, Валера: приехали к нам художники, клуб новый чеканить, всякие картины рисовать, красоту наводить. А моя-то ведь тоже художник, панели в клубе красила. Ну, вот с того дня мою Галину подменили. На дню две косынки меняет, шесть сортов губной помады. Прибежит с работы, в новое платье влезет. Хвост веером - и только ее видел. Спрашиваю: "Ты чего?" Посмеивается. Однажды разговорились о чеканке в клубе. "Ты, Слава, серость! Вот он интеллектуал". И слова-то выкопала, скажи, Валер? Ну, раз моя баба закусила удила, ты же знаешь, никакая сила не удержит. Сходил, поглядел, что это там за интеллектуал. Обалдеть, Валерка, можно, - Вячеслав с ящика привстал, - хоть картину пиши! Тощеват, правда, а так любую с ума сведет. Ладно, говорю. Чтобы пальцем не тыкали, гроши у тебя на книжке, и валите на все четыре стороны, рвите когти. Пацанов, конечно, не отдал, да она и не требовала.
Вячеслав рассказывал, а Валерий слушал его вполуха. Думал о своем. Что-то он недобирал, умом одно, а в душе другое чувствовал, и было ему так и неясно. А разве Вячеславу ясно? Хоть и говорит, что отболело, а отболело ли на самом деле?
- Ну, а дальше? - сам не сознавая, о чем хочет спросить, задал вопрос Валерий.
- А теперь просится, - живо ответил Вячеслав. - Забери, пишет. А куда заберешь? А куда Лиду денешь? Вот баба - цены нет. Где она раньше была? И ребятишкам мать. А я ведь по той дуре, хоть аркан на шею… Мы, Валерий, дураки. Надо возмутиться, а мы пятки лизать.
Валерия от этих слов бросило в жар. Он распахнул куртку. Но ему сейчас, как никогда, были необходимы слова, ему хотелось понять, в чем он оплошал. Кроме этих друзей, ему никто не скажет правду. Пройдет ли чувство у него к Татьяне, зарубцуется ли или так и будет кровить душа?
Валерий прежде легко встречался и легко оставлял девчат. Так было до Татьяны. А вот теперь, вопреки всему, что случилось, он был готов все простить Татьяне. Позови она его вот сейчас, и он побежит не задумываясь. Ночью по наледи, через пороги, через сопки. В голове вертелись обрывки мыслей - таких коротких и куцых, узел на узле, и те без конца развязывались. И он никак не мог уловить, нащупать, опереться на что-то твердое, стойкое… подняться и посмотреть как бы со стороны на себя, на случившееся.
- Клин клином вышибают, - убежденно сказал Вячеслав. - Не будь Лиды, не знаю, чем бы это все кончилось. Не знаю и не знаю. Одно знаю, - вдруг оживился Вячеслав, - не мы выбираем женщину, а женщина выбирает нас. И в этом меня никто не разубедит.
- Ну это еще надо поглядеть, - подал голос Иван.
- Нечего глядеть. Пусть ты сделал предложение, а выбирать должна она.
Помолчали.
- А в этом что-то есть, - согласился Иван. - Вот, скажем, моя Вера. Стало быть, что-то нашла во мне, другие не находили, а она нашла. Скажи, Валера?
- Душа у тебя, Ваня, вот что…
Иван поднял от костра лицо и, уставившись на Валерия, удивленно, даже испуганно поморгал - так бывает, когда неожиданно ослепят светом.
- Ну ты, Валера, это так, - позаикался Иван и умолк. Он никогда не слыхал от своего звеньевого таких слов, А уж сколько вместе, дел сколько переделали, в каких только переплетах не приходилось бывать, особенно на ЛЭП, какие не брали перевалы, в лучшем случае скажет - "молоток" или что-то в этом роде, и любой в звене от Валериной похвалы подрастет.
- Что там ни говори, - опять подал голос Вячеслав, больше для того, чтобы разрядить замешательство, - что мы, что они, куда вначале - на внешность смотрим, особенно на ножки. Моя бывшая Галина ножками и взяла. Потом уж в душу, червячка рассматривать, а куда денешься - живешь…
- Ну, Славка, ты тоже в крайность впадаешь, про Лиду разве такое скажешь? - возразил Иван.
- Ты, Ваня, не сравнивай, таких, как Лида, раз-два, и обчелся. Лида - баба с мозгой… - затвердил Вячеслав и не мигая уставился в костер. Посидели минуту молча, будто перед дорогой.
- Приедем - познакомлю, Валер, с Лидой, да ты ее знаешь, - спохватился Вячеслав. - Ну как не знать - знаешь, хорошо даже знаешь, блондинистая, пепельные волосы такие, и сама, - Вячеслав живописно рукой изобразил свою Лиду. - Она у всех на виду - диспетчер.
- Да вроде видел, - согласился Валерий.
Ночь таяла, по льду побежал жиденький сиреневый рассвет. Обозначились студенистые очертания этого таинственного морского чудища - острова.
Зашевелился от людей берег, и тут краболовы спохватились: ночь-то испарилась…
- Ты, Иван, бери топор и шуруй, место занимай, - потягиваясь, распорядился Вячеслав, - а мы краболовки приволочем.
Иван взял топор, "ложку" вычерпывать лед и навострился на море.
- Что, места в океане мало, зачем занимать? - нехотя поднялся от костра Валерий.
- Э-э! - сморщил нос Вячеслав. - Краб знает, где ночевать, только проснется, а мы ему ряпушку под нос…
- Так-то разве.
Вячеслав взвалил добрую половину корзин себе на плечо, подождал, пока Валерий нагрузится.
- Да ты одну в другую их составь, не будут рассыпаться.
Нагрузились, и пошли по толстому шероховатому, как рашпиль, льду.
Дорогой Вячеслав инструктировал Валерия:
- Ты к Ивану близко не лезь, к себе его не подпускай: он тяжелый - провалит лед. И сам на кромку проруби не вставай, ладно?
Валерий ничего не понял из этого предупреждения. Он тащил на своем горбу, как копну, корзины и по Иванову следу дошел до припая. Воздух был чист, свеж, прозрачен, пахло свежей рыбой. Дышалось легко, и ноша на спине почти не ощущалась. Под ногами скрипела пороша. А когда он подошел к припаю и занес ногу на свежий лед, то сердце сразу оборвалось. Лед был настолько прозрачен - казалось, в воду ступишь. Вячеслав подошел следом, сбросил с плеча груз, отдышался.
- Ты, Валера, вот так, - он взял две корзины и, шаркая ногами, спустился за припай. Лед под ним заныл и, как показалось Валерию, прогнулся. - Ты, Валера, ноги не поднимай, скользи.
У Валерия от страха вспотели ладони.
- Ну, давай, давай, - подбадривал Вячеслав, - давай!
Валерий шагнул, и дыхание у него перехватило. Вячеслав скользил впереди уже метрах в двадцати. "Не вернуться ли? Посидеть, набраться храбрости", - мелькнуло у Валерия. Но он тут же отогнал эту мысль. Раскачка здесь ни к чему. Или сейчас, или никогда.
"Если человек отступил, он не поборет в себе страх". Эти слова Егор Акимович сказал Валерию перед его первым подъемом на высоковольтную опору. Валерий нацепил на ноги когти, обхватил цепью опору и устремился в небо, но, когда головой коснулся траверзы и глянул вниз, оборвалось сердце. Надо было освободить когти, пояс, подтянуться на руках и сесть на бревно, как на спину коня, и тогда пристегнуть пояс. Валерий вполглаза глянул на бригадира. Егор Акимович не обращал внимания на своего монтажника. У Валерия тогда так же мелькнуло в голове: "Не спуститься ли, сослаться на карабин: заело замок. Какая мерзость", - стукнуло его в висок. Валерий сдернул когти, выжал на руках тело, сел на траверзу, потом стал на ноги и пошел на другую опору. Перешел и сел на другой конец траверзы. Внизу парни подбросили шапки, а у Валерия словно за спиной крылья выросли.
Бригадир так свою мысль выразил: "Смелость окрыляет, а трусость угнетает".
Валерий хоть и почувствовал под ногой зыбкий лед, но не повернул к берегу. Обходя его, какой-то рыбак еще крикнул:
- Смелого штык не берет.
- Высота - та же глубина, Котов, - сказал себе Валерий. И почувствовал себя, как орел в небе, уширил шаг. Вячеслав уже "утопил" свои краболовки и шел за другими.
- Валера. - Котов оглянулся. - Иван тебя зовет.
Иван махал руками.
На льду, в заливе, всюду столбиками и точками маячили краболовы. Валерий размашисто, словно на лыжах, пошел к Ивану и остановился, как учил Славка, на расстоянии. У Ивана спина отсвечивала изморозью, он описывал круг, орудуя топором на длинном топорище. - Валерий смотрел, как Иван поднимал топор и опускал его, вел по окружности бороздку, сантиметра на три прорубая лед. Из-под топора летела белая стружка, но воды топор не доставал, и Валерий ожидал, когда Иван вскроет прорубь. Иван описал круг и повернулся: к Валерию. Лицо его было, в куржаке: и ресницы, и брови, и челка из-под шапки курчавилась снегом. Иван подрубил лед, обухом стукнул в середину круга; раздался звук, словно рядом треснуло стекло. Круг посинел, Иван толкнул его топором и сразу на льду расплылось черное пятно величиной с колесо "Москвича". "Ложкой" Иван подхватил льдину, похожую на круг молока, и выворотил на лед. Из проруби выплеснулась вода. Валерий прикинул толщину льда: не больше спичечного коробка.
- Валер, - с продыхом сказал Иван, - ставь сюда краболовку. Самое фартовое место. В прошлый раз королевский шел.
Иван отошел от проруби и уже закинул на плечи "ложку" и топор, но остановился.
- Да ты не так, Валер, - и направился к Валерию и сразу из проруби начало выдавливать воду.
Валерий было замахал руками, хотел остановить Ивана, но тот сам остановился, не доходя пяти шагов.
- Посторонись-ка, Валера, - Иван склонился над краболовкой, прикрутил проволокой на дно корзины ряпушку, привязал за дужку проволоку и на вытянутой руке стравил корзину в прорубь. И как только проволока ослабла, вынул из-за голенища пассатижи, откусил проволоку, прикрутил ее конец к палке и положил палку поперек проруби.
- Как клюнет, тяни, - поднимаясь с колен, сказал Иван. И пошел дальше рубить проруби.
Валерий, сдерживая дыхание, подошел к лунке. "Тоже мне, клюнет. Вот если рухну под лед в этом скафандре, будет тогда закуска крабам". Валерий, как гусак, вытянул шею к лунке, стараясь заглянуть в глубину.
- Погоди, Валера, - послышался голос Вячеслава, - держи наживку. Обвыкнешь, не будешь дребезжать. Я тоже по первости на брюхе ползал, - засмеялся Вячеслав, - боялся вставать. - Он вытянул краболовку, - ряпушки не оказалось. - Ну вот, один пишем, два в уме.
Вячеслав привязал на дно корзины кусок рыбины и опустил ее в прорубь.
Валерий встал на колени перед прорубью.
- Молиться будем, - засмеялся Вячеслав и заскользил дальше в море.
"Ну и рыбалка, будь она неладна, когда клюнет, поди узнай". Валерий потрогал за проволоку: вроде клюет. Вытянул корзину. В корзине кусок ряпушки. Первый невод пришел с тиной, но где же золотая рыбка? Валерий почувствовал, что к нему кто-то идет, вскинул глаза: так и есть, бородач сосед.
- Ты вначале засеки, а потом вытаскивай, - крикнул бородач.
- Тоже мне консультант, - отвернулся Валерий. - Советами замучают.
Он поправил ряпушку и пожалел, что напрасно Иван не целую рыбину привязал: "Может, краб на куски не идет?"
Валерий придвинул к краю корзину и ногой столкнул ее в прорубь. За его спиной раздался похожий на рык звук, и лед стал прогибаться, выплеснулась из проруби вода, словно его корзина пульсировала со дна морского. Валерий оглянулся: за его спиной тот самый бородач сосед. В валенках, поверх резиновые чуни, в полушубке. Перетянутый в поясе красным кушаком, через шею на веревке рукавицы, - меховые, теплые. Валерий было замахал руками, но краболов в трех шагах от него остановился.
- Спички не найдется? - спросил бородач.
Пока Валерий доставал коробок, бородач еще приблизился и заглянул в прорубь - лед поехал Валерий это почувствовал, к ноге прихлынула вода.
- Разве так поймаешь? - сказал спокойно бородач. - Краболовка-то вверх дном.