- Как же так, Павлуша? - уже искренне жалел его Венька Муравьев. Наклонившись, зашептал: - Бахус подвел? Женщина? Их, стерв, больше всего опасаться надо... Нет? Ну, признавайся, дружище...
Ах, лучше бы не было этой встречи! Червячок сомнения снова завелся в душе Зацепина. Он всякий раз напоминал о себе, и особенно в дни, когда дела на участке резко катились вниз. Хотелось все бросить, уехать куда-нибудь в глубинку, на тихое место. Но вот дела поправлялись, приходило успокоение, ненадолго, но все же... А годы шли, и Зацепин все чаще приходил к мысли, что ему уже нечего мечтать о повышении. Его удел - быть бессменным начальником участка. Вот уж поистине fatum fati.
Еще будучи студентом, Зацепин частенько вспоминал это краткое латинское изречение. Оно как будто действительно соответствовало его судьбе. А разве не так?
До четырнадцати лет Зацепин жил в деревне, среди степного простора, и мечтал стать комбайнером, как дядя Федя, с которым он с утра до вечера простаивал на шатком мостике комбайна. До сих пор не забыть ему счастливого мгновения, когда пальцы рук впились в нагретое широкими ладонями дяди Феди кольцо руля. Огромная, неуклюжая машина, какой она представлялась мальчику, вдруг спокойно подчинилась ему, и он почувствовал, что машина и он - единое целое, что от его движения зависит и движение комбайна. То, что он понял это, было тогда его самым поразительным открытием. А самыми счастливыми словами были скупые слова дяди Феди, который обещал взять его в помощники следующим летом.
Но в следующее лето - жаркое лето войны - он был далеко от родных мест. Проводив отца на фронт, мать с тремя детьми приехала в шахтерский поселок к своей дальней родственнице. Здесь Зацепину пришлось поступить в ремесленное училище, а после его окончания работать на маленьком заводике, где больше приходилось бегать по разным поручениям старших мастеров, чем вытачивать детали на токарном станке.
В те военные годы он еще мечтал вернуться в деревню. Но не пришлось. Отец погиб, и мать не захотела возвращаться туда, где все напоминало бы ей о счастливой поре. И вышло так, что пошел учиться Зацепин в горный техникум. Просто потому, что стипендия была приличная и не хотелось оставлять в поселке мать с младшими братьями. Да и как он мог их оставить, если в семье он главный помощник матери! Только по этой причине он не уехал в Кузбасс, куда хотели его послать после распределения вместе с одним товарищем, который уже через год стал начальником участка. А он только через два года был выдвинут на должность горного мастера. Но Зацепин не жалел об этом. Подросли братья, мать устроилась на работу, жить стало легче, и на семейном совете было решено, что старший брат может теперь учиться дальше. И вот он в тридцать лет студент горного института.
Уже было поздно что-то ломать в жизни, его мечта ушла в прошлое, осталась в далеком, как добрая сказка, детстве. Впереди ждала трудная дорога - дорога в глубь земли, и по ней придется ему теперь ходить изо дня в день. Разве когда-нибудь - хотя бы случайно или в обрывочном сне - привиделось ему подобное? Вот оно, его fatum fati.
Остается одно: вгрызаться в науки, постигать настойчиво то, что до этого дня, до поступления в институт, он в глубине души считал еще временным, ненадежным.
Быстро прошли пять студенческих лет. Это были годы счастья и удачи: он узнавал мир, и мир постепенно раздвигал перед ним свои горизонты. Но это были и годы большого горя: умерла мать, его милая, нежная мама. Не встретит она его на пороге дома, не вскрикнет радостно: "Павлуша, сыночек мой!", не прижмется к плечу, не закинет на спину ему худые, длинные руки, не прикоснется к щекам мягкими, но уже сморщенными губами, не увидит он ее детски доверчивых глаз.
Остались младшие братья, и хоть большими выросли - кто на работу уже поступил, кто школу заканчивает, - а все же поддержка старшего брата нужна. С четвертого курса перевелся Зацепин на заочный и вернулся на шахту. Два года работал горным мастером, и только после того, как получил диплом, перевели его на пятый участок помощником начальника, а через полгода он стал и начальником участка.
- Если и дальше так пойдет, то лет через пяток в большие руководители выбьешься, - шутили друзья.
И сам Зацепин думал: "Что ж, пусть будет так, возражать не стану". Но видать, черная кошка перебежала дорогу. Осел он на одном участке все в той же должности. Перемены, конечно, были: женился, жена родила ему двух детей - сына и дочь, определил к месту всех своих братьев. И в общем Зацепин считал, что в жизни ему повезло. А то, что к своим сорока пяти годам он все тот же бессменный начальник участка, так в этом плохого нет.
Но время от времени червь сомнения все же точил его душу: все, выдохся, ни на что большее не способен.
После той злополучной встречи с Венькой Муравьевым Зацепина крепко обидели: не доверяли внедрить и освоить на его участке комбайн "Донбасс". А ведь обещали. На совещании у директора шахты Кучерова главный маркшейдер высказал мысль, что лучше всего, исходя из геологических условий, испытание комбайна провести на пятом участке. Все начальники остальных добычных участков живо повернулись в сторону Зацепина: неужели правда?
- Здорово, Павел, здорово! - радовались друзья Зацепина после совещания. - Ты им всем покажешь, на что способен! Утрешь нос.
И Зацепин с нетерпением ждал дня, когда он сможет увидеть новый комбайн в действии. Ему не доказать хотелось, а убедить себя в том, что ему еще можно доверить серьезное дело. Не доверили...
Комбайн "Донбасс" решено было освоить на соседнем, четвертом, участке. Тут - это было ясно Зацепину - перестраховался директор шахты, человек осторожный, не любящий риска. Конечно, нашлись оправдания - законные, убедительные, на бумаге с печатями.
Зацепин сник, даже написал заявление об уходе по собственному желанию. В общем пережил тогда трудное, горькое время. Но вот постепенно все обиды и горести отошли в прошлое, забылись, и хотя остался неприятный осадок, не так уж саднило сердце.
И вдруг его вызвал к себе в партбюро Алексей Иванович. И то, что он сам не пришел в раскомандировку, и то, что говорил по телефону взволнованно и был краток и строг, могло значить только одно: Зацепина ожидает что-то важное, особое. К секретарю парторганизации Зацепин относился всегда уважительно, с доброй завистью думал: "Вот это сто́ящий мужик!"
С первого же вопроса, который задал ему Жильцов, осторожно, вежливо, Зацепин понял: он не ошибся. Разговор зашел о новом механизированном комплексе и конкретно о том, что наступила пора освоить его и здесь, в южноуральском угольном бассейне, который по своим геологическим условиям был гораздо сложнее, чем, к примеру, Донбасс.
Зацепин внимательно слушал Жильцова, согласно кивал, но при одном лишь упоминании о том, что этот комплекс будут осваивать на их шахте, у Зацепина заныло под ложечкой и ему захотелось как можно быстрее закончить затянувшийся разговор. Но Алексей Иванович продолжал настойчиво расспрашивать, и никуда нельзя было деться от его пронзительного острого взгляда.
- Значит, желание поработать на комбайне "Донбасс" у вас было? - задал Жильцов самый неприятный вопрос.
Ответить хотелось грубо, резко: "Было, да сплыло", но сдержался, сухо сказал:
- У каждого оно есть.
- Похвально, - улыбнулся Жильцов. Неожиданно признался: - А я ведь вас не зря пытаю. Догадываетесь, почему?
Зацепин пожал плечами, но уже почувствовал, как все в нем напряглось, и невольно подался вперед, будто боялся, что сможет не расслышать последующих слов секретаря.
- Мы тут посоветовались с руководством шахты и решили, что новый комплекс придется осваивать вам, Павел Ксенофонтович. Главное - желание есть, опыт большой, так что вам и карты в руки. Готовьтесь в командировку. Поедете в Донбасс, там в деле посмотрите, как работает комплекс. Недели две хватит?
- Хватит.
- Вот и отлично. - И крепко пожал руку. - Значит, так и звоним в горком: есть кандидатура, и, по нашему мнению, самая надежная. Как вы сами считаете?
- Не знаю, - смутился Зацепин.
Жильцов обнял за плечи Зацепина, доверительно проговорил:
- А надо знать. Обязательно надо.
Вот уж действительно fatum fati. Зацепин уже и приговор себе вынес: ходить до самой пенсии в середнячках. Ни особых успехов, ни громких рекордов. Иной участи ему не дождаться. И вдруг - крутой поворот. Но почему крутой? Он все-таки ждал, все-таки, несмотря ни на что, надеялся. Ведь не отнес же он заявление Кучерову, не высказал свое возмущение главному маркшейдеру, не отправился с жалобой в партбюро!
Через день он уже подъезжал к Донбассу. Встретили его даже лучше, чем он ожидал. Знаменитый на всю страну бригадир Мамаев неотступно находился при нем. Был он сравнительно молод, в праздничном костюме выглядел мальчишкой, и поначалу отнесся к нему Зацепин с недоверием: "Не могли найти человека постарше, поопытнее?" Но после первой же встречи на шахте был приятно удивлен: Мамаев оказался парнем не только общительным, но знающим и любящим свое шахтерское дело. "Вот бы мне такого к себе на участок!" - размечтался Зацепин и, наверно, в ту минуту вспомнил про Леонтия Ушакова. И не потому вспомнил, что оба они, и Мамаев, и Ушаков, были молоды, что даже внешне походили друг на друга - оба крепки, сухощавы, а потому, что они были преданы своей любимой работе. О Леонтии Ушакове Зацепин впервые услышал на том роковом для него совещании, на котором стало известно, что комбайн "Донбасс" поручили освоить четвертому участку, а конкретно - бригаде Ушакова. Тогда он и увидел Леонтия, и как ему ни было горько, он не мог не отметить, что именно этому молодому бригадиру удастся освоить комбайн "Донбасс". С того дня Зацепин постоянно следил за работой бригадира соседнего участка и радовался, что в мыслях своих не ошибся.
"А что, если мне попросить на свой участок Леонтия Ушакова? - подумал Зацепин и в тот же вечер твердо решил: - Обязательно попрошу!"
И первое, что он сделал по возвращении, - он прямо с поезда поехал на шахту. С единственной просьбой вошел в кабинет партбюро.
- Для этого ты только и ездил? - улыбаясь, спросил Жильцов.
- Может быть, - неожиданно сознался Зацепин.
- Что ж, я "за". Думаю, что и у директора шахты возражений не будет. - И заинтересованно, живо стал расспрашивать о комплексе, о трудностях его освоения. Зацепин, обычно скупой на слова, подробно и обстоятельно заговорил о преимуществах и недостатках механизированного комплекса.
Да, Зацепина поразила эта новая техника. Почти полная механизация труда. Лава похожа на автоматизированный цех. Каждый процесс продуман. Во всех звеньях полная согласованность. Конечно, добиться такого четкого ритма не просто. Тут особенно важно, чтоб каждый рабочий был ответствен как никогда. Только при твердой дисциплине возможен успех. А еще - при доверии и уважении друг к другу.
Жильцов, внимательно слушая Зацепина, был приятно удивлен резкой переменой в его настроении и теперь с облегчением думал: "А дело у него пойдет, наверняка пойдет".
Не знал Зацепин, что Алексею Ивановичу пришлось немало приложить усилий, чтобы новый комплекс доверили освоить именно ему. Особенно возражал Кучеров. Он считал начальника пятого участка заурядным середнячком, скептически повторял:
- Боюсь, не вытянет.
- Надо рискнуть, Семен Данилович, - настаивал Жильцов.
- Дело-то больно ответственное. - И упрямо твердил: - Нет, не вытянет Зацепин!
Жильцов убеждал, доказывал, приводил примеры, и в конце концов Кучеров сдался:
- Ладно, Алексей, пусть будет по-твоему, но как бы худа нам не было.
- Не будет, - уверенно ответил Жильцов. - Человеку доверять надо.
- Все-то оно правильно, но не поздно ли? Все-таки сорок пять. Возраст, так сказать, критический.
- А мы постараемся, Семен Данилович, ваши сомнения рассеять.
- Смотри, Алексей, - вновь предупредил Кучеров, - как бы нам твоя доброта боком не вышла. Головой придется отвечать.
"Нет, не придется", - вспомнив разговор с директором шахты, с уверенностью подумал Алексей Иванович.
Но удивил Жильцова не только Зацепин. Удивил его и директор шахты. Алексей Иванович думал, что опять ему придется просить, уговаривать Кучерова. Не пришлось. Только сказал о Леонтии Ушакове, как тотчас же услышал в ответ:
- Это хорошо. Я согласен.
И тотчас же предложил:
- Можно еще человек пять взять из бригады Ушакова. Только самых надежных, верных. Ну, тут Леонтий Михайлович пусть сам подыщет. - И поинтересовался: - Твоя идея?
- Нет, Зацепина.
- Вон как? Он что, уже вернулся?.. Ну как он себя ведет, как настроение?.. Впрочем, не надо. Я сам с ним потолкую.
- Он здесь, в приемной, - живо откликнулся Алексей Иванович. - Я приглашу его.
По тому, как шумно вздохнул Кучеров, Жильцов понял, что было бы лучше, если бы он промолчал. Было ясно: директор шахты не желал говорить с Зацепиным в присутствии секретаря партбюро. Но сослаться на занятость или срочность тоже было вроде неудобно.
- Зовите, - согласился Кучеров и пересел из кресла на диван, стоявший напротив двери. Он всегда садился на него, когда был чем-то недоволен или расстроен.
Конечно, еще не поздно остановиться и сказать: "Ну, это не к спеху. Пусть человек с дороги отдохнет" - и тогда бы Кучеров охотно его поддержал: "Да, пусть отдохнет". Но Жильцов этого не сделал. Он видел: Кучеров еще не доверяет Зацепину, вот почему так легко разрешил перейти Ушакову с одного участка на другой да еще сам посоветовал подключить пять человек. "Он просто-напросто страхует себя", - догадался Жильцов и был уже сам не рад, что пригласил Зацепина в кабинет, и с минуты на минуту ждал, когда Кучеров выскажет сомнение. И вновь был приятно удивлен, как дружелюбно, доверчиво разговаривал директор шахты с Зацепиным. Будто и не было неприятного разговора о том, что Зацепин "середнячок", что ему не справиться со столь ответственным заданием.
- Значит, вы верите, что комплекс у нас пойдет хорошо? - допытывался Кучеров и вновь переспрашивал: - Сам Мамаев так сказал?
Около часа шла между начальником пятого участка и директором шахты оживленная беседа. Зацепин был совершенно неузнаваем. Он говорил громко, возбужденно, и по лицу его было видно, что он по-настоящему увлечен новой, сложной и почетной работой. Он осмелел и спросил у директора шахты, не сможет ли тот принять его завтра уже с конкретными планами.
- Ну, что я вам говорил, Семен Данилович? - с гордостью заговорил Жильцов, когда они с Кучеровым остались наедине.
- Не ожидал, - честно признался тот. - Надолго ли только хватит?
- У вас опять сомнения, - засмеялся Жильцов. - Вы же сами видели, что человек прямо-таки горит! Я верю, что все будет хорошо.
- Что ж, будем надеяться. - Кучеров поднялся с дивана и опять пересел в свое любимое кресло. - Звони в горком, Алексей. Вижу, не терпится тебе сообщить о своей победе.
- О нашей победе, Семен Данилович, о нашей, - улыбаясь, поправил Кучерова Жильцов.
ШЕСТАЯ ГЛАВА
Федор Пазников ждал, когда к нему вновь придет Леонтий. Он был уверен, что друг его, как в далекие школьные годы, не отступится, будет настойчив, упрям. "На этот раз у него ничего не выйдет, ничего", - твердил он самому себе, но на каждый стук двери оборачивался, выжидающе замирал.
- Ты чего? - с тревогой спросила Ирина. - Ждешь кого?
- Нет, - машинально ответил Федор.
- Я же вижу, что ты кого-то ждешь! Еще вчера заметила. Но не спросила, думала, что ты сам мне скажешь. А ты?.. Ты не хочешь говорить?
- Я же сказал, никого не жду. Никого! - сердито проговорил Федор.
- Вот и секреты начались. - Ирина, поджав под себя ноги, отодвинулась в угол дивана.
- Ну, Ирина... - Федор потянулся к жене.
- Не прикасайся! Не хочу! - Она отшатнулась, будто его прикосновение "могло причинить ей боль.
Федор поморщился:
- Зачем так, Ирина? Я ведь сказал: никого не жду.
Кто-то стукнул в дверь. Сам того не ожидая, Федор вздрогнул, обернулся.
- Иди открывай, - язвительно процедила Ирина. - Чего медлишь?
Стук повторился. Федор, оглядываясь на жену, направился в прихожую. Ирина уткнулась в журнал, накинув на ноги плед.
"Ну, Леонтий, сейчас ты узнаешь, кто я такой. Нет, я не мальчишка! Меня не уговоришь! Нет!" - распалял себя Федор. Он рванул на себя дверь. На пороге стояла соседка.
- Извините, пожалуйста, если я не вовремя, - зачастила она, всплескивая руками, по локоть испачканными в муке. - Тесто я тут замесила, а муки не хватило, как на грех... Всего-то чуток не хватило. А куда на ночь глядя бежать? Все магазины закрыты...
- Ирина, к тебе! - громко окликнул жену Федор.
Пока Ирина занималась на кухне с соседкой, он сидел на диване и перелистывал журнал, который только что читала Ирина. Соседка ушла, но Ирина не появлялась.
- Ирина! - позвал Федор и привстал с дивана. - Ирина!
"Вот, начинается", - усмехнулся Федор.
Он прошел на кухню, Ирина стояла у окна спиной к нему. Плечи ее зябко, будто от холода, вздрагивали.
- Ирина, - ласково проговорил Федор и сглотнул слюну. - Ну, прости... Не хотел я...
Она ткнулась ему в грудь и сквозь плач, забормотала:
- Феденька, милый, не могу я так... Тяжело мне. Весь день одна и одна. Все чужие, косятся, завидуют... Только и радость: придешь домой - и ты рядом... И поговоришь, и приласкаешь... И никаких секретов, все начистоту. А вот - ошиблась. И ты... ты таишься, скрываешь что-то. Я ведь вижу, не слепая. Видать, уже стала тебе не нужна. А не нужна, так скажи...
- Что ты болтаешь, глупенькая, господи, что ты мелешь? - удивился Федор, но Ирина не успокаивалась, и он принес ей воды. - Выпей, полегчает.
Она приняла стакан, и он помог ей напиться. Потом, подхватив под руки, отвел на диван, накрыл пледом. Присев рядом, стал вытирать ее мокрые глаза и нежно приговаривал:
- Ну вот, хорошо... И никаких слез нам больше не надо... Ведь правда, Ирина?.. Улыбнись... Вот так...
Он хотел поцеловать ее в губы, но она отвернула голову, спросила:
- Тебе со мной скучно, Федя?
- Откуда взяла?! - пожал плечами Федор. - Ты просто устала. Отдохни...