В третий том настоящего Собрания сочинений вошла ранняя проза М. Булгакова: повести, рассказы и фельетоны 20-х годов. Основу тома, безусловно, составляют повести "Дьяволиада", "Роковые яйца" и "Собачье сердце". Особое внимание уделено работе М. Булгакова над текстом повести "Собачье сердце".
Том снабжен обширным комментарием.
Содержание:
В. И. Лосев. Луч жизни, или "…Полное изображение отечественного прогресса…" 1
Похождения Чичикова * - Поэма в десяти пунктах с прологом и эпилогом 1
Дьяволиада * - Повесть о том, как близнецы погубили делопроизводителя 3
Ханский огонь * 11
Багровый остров * - Роман тов. Жюля Верна 15
Роковые яйца * 18
Собачье сердце * - (Чудовищная история) 34
Москва краснокаменная 52
Комментарии 80
Примечания 89
Михаил Афанасьевич Булгаков
СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В ВОСЬМИ ТОМАХ
ТОМ 3. ДЬЯВОЛИАДА
Повести, рассказы и фельетоны 20-х годов
В. И. Лосев. Луч жизни, или "…Полное изображение отечественного прогресса…"
[текст отсутствует]
Похождения Чичикова
Поэма в десяти пунктах с прологом и эпилогом
- Держи, держи, дурак! - кричал Чичиков Селифану.
- Вот я тебя палашом! - кричал скакавший навстречу фельдъегерь, с усами в аршин.- Не видишь, леший дери твою душу, казенный экипаж.
Диковинный сон… Будто бы в царстве теней, над входом в которое мерцает неугасимая лампада с надписью: "Мертвые души", шутник сатана открыл двери. Зашевелилось мертвое царство, и потянулась из него бесконечная вереница.
Манилов в шубе на больших медведях, Ноздрев в чужом экипаже, Держиморда на пожарной трубе, Селифан, Петрушка, Фетинья…
А самым последним тронулся он - Павел Иванович Чичиков - в знаменитой своей бричке.
И двинулась вся ватага на Советскую Русь, и произошли в ней тогда изумительные происшествия. А какие - тому следуют пункты…
Пересев в Москве из брички в автомобиль и летя в нем по московским буеракам, Чичиков ругательски ругал Гоголя:
- Чтоб ему набежало, дьявольскому сыну, под обоими глазами по пузырю в копну величиной! Испакостил, изгадил репутацию так, что некуда носа показать. Ведь, ежели узнают, что я Чичиков, натурально, в два счета выкинут к чертовой матери! Да еще хорошо, как только выкинут, а то еще, храни Бог, на Лубянке насидишься. А все Гоголь, чтоб ни ему, ни его родне…
И, размышляя таким образом, въехал в ворота той самой гостиницы, из которой сто лет тому назад выехал.
Все решительно в ней было по-прежнему: из щелей выглядывали тараканы, и даже их как будто сделалось больше, но были и некоторые измененьица. Так, например, вместо вывески "Гостиница" висел плакат с надписью: "Общежитие № такой-то", и, само собой, грязь и гадость была такая, о которой Гоголь даже понятия не имел.
- Комнату!
- Ордер пожалте!
Ни одной секунды не смутился гениальный Павел Иванович.
- Управляющего!
Трах! Управляющий - старый знакомый: дядя Лысый Пимен, который некогда держал "Акульку" , а теперь открыл на Тверской кафе на русскую ногу с немецкими затеями: аршадами, бальзамами и, конечно, с проститутками. Гость и управляющий облобызались, шушукнулись, и дело уладилось вмиг без всякого ордера. Закусил Павел Иванович чем бог послал и полетел устраиваться на службу.
Являлся всюду и всех очаровал поклонами несколько набок и колоссальной эрудицией, которой всегда отличался.
- Пишите анкету.
Дали Павлу Ивановичу анкетный лист в аршин длиной, и на нем сто вопросов самых каверзных : откуда, да где был, да почему?..
Пяти минут не просидел Павел Иванович и исписал анкету кругом. Дрогнула только у него рука, когда подавал ее.
"Ну,- подумал,- прочитают сейчас, что я за сокровище, и…"
И ничего ровно не случилось.
Во-первых, никто анкету не читал, во-вторых, попала она в руки к барышне-регистраторше, которая распорядилась ею по обычаю: провела вместо входящего по исходящему и затем немедленно ее куда-то засунула, так что анкета как в воду канула.
Ухмыльнулся Чичиков и начал служить.
А дальше пошло легче и легче. Прежде всего оглянулся Чичиков и видит: куда ни плюнь, свой сидит. Полетел в учреждение, где пайки-де выдают, и слышит:
- Знаю я вас, скалдырников: возьмете живого кота, обдерете, да и даете на паек! А вы дайте мне бараний бок с кашей. Потому что лягушку вашу пайковую мне хоть сахаром облепи, не возьму ее в рот, и гнилой селедки тоже не возьму!
Глянул - Собакевич.
Тот, как приехал, первым долгом двинулся паек требовать. И ведь получил! Съел и надбавки попросил. Дали. Мало! Тогда ему второй отвалили; был простой - дали ударный. Мало! Дали какой-то бронированный. Слопал и еще потребовал. И со скандалом потребовал! Обругал всех христопродавцами, сказал, что мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет и что есть один только порядочный человек - делопроизводитель, да и тот, если сказать правду,- свинья!
Дали академический .
Чичиков лишь увидел, как Собакевич пайками орудует, моментально и сам устроился. Но, конечно, превзошел и Собакевича. На себя получил, на несуществующую жену с ребенком, на Селифана, на Петрушку, на того самого дядю, о котором Бетрищеву рассказывал, на старуху мать, которой на свете не было. И всем академические. Так что продукты к нему стали возить на грузовике.
А наладивши таким образом вопрос с питанием, двинулся в другие учреждения получать места.
Пролетая как-то раз в автомобиле по Кузнецкому, встретил Ноздрева. Тот первым долгом сообщил, что он уже продал и цепочку, и часы. И точно, ни часов, ни цепочки на нем не было. Но Ноздрев не унывал. Рассказал, как повезло ему на лотерее, когда он выиграл полфунта постного масла, ламповое стекло и подметки на детские ботинки, но как ему потом не повезло и он, канальство, еще своих шестьсот миллионов доложил. Рассказал, как предложил Внешторгу поставить за границу партию настоящих кавказских кинжалов. И поставил. И заработал бы на этом тьму, если б не мерзавцы англичане, которые увидели, что на кинжалах надпись: "Мастер Савелий Сибиряков", и все их забраковали. Затащил Чичикова к себе в номер и напоил изумительным, якобы из Франции полученным коньяком, в котором, однако, был слышен самогон во всей его силе. И, наконец, до того доврался, что стал уверять, что ему выдали восемьсот аршин мануфактуры, голубой автомобиль с золотом и ордер на помещение в здании с колоннами. Когда же зять его Мижуев выразил сомнение, обругал его, но не Софроном, а просто сволочью.
Одним словом, надоел Чичикову до того, что тот не знал, как и ноги от него унести.
Но рассказы Ноздрева навели его на мысль и самому заняться внешней торговлей.
IV
Так он и сделал. И опять анкету написал, и начал действовать, и показал себя во всем блеске. Баранов в двойных тулупах водил через границу, а под тулупами брабантские кружева; бриллианты возил в колесах, дышлах, в ушах и невесть в каких местах.
И в самом скором времени очутились у него около пятисот апельсинов капиталу .
Но он не унялся, а подал куда следует заявление, что желает снять в аренду некое предприятие, и расписал необыкновенными красками, какие от этого государству будут выгоды.
В учреждении только рты расстегнули - выгода действительно выходила колоссальная. Попросили указать предприятие. Извольте. На Тверском бульваре, как раз против Страстного монастыря , перейдя улицу, и называется "Пампуш на Твербуле" . Послали запрос куда следует, есть ли там такая штука. Ответили:
- Есть и всей Москве известна.
- Прекрасно.
- Подайте техническую смету.
У Чичикова смета уже за пазухой.
Дали в аренду.
Тогда Чичиков, не теряя времени, полетел куда следует:
- Аванс пожалте.
- Представьте ведомость в трех экземплярах с надлежащими подписями и приложением печатей.
Двух часов не прошло, представил и ведомость. По всей форме. Печатей столько, как в небе звезд. И подписи налицо.
За заведующего - Неуважай-Корыто.
За секретаря - Кувшинное Рыло.
За председателя тарифно-расценочной комиссии - Елизавета Воробей .
- Верно. Получите ордер.
Кассир только крякнул, глянув на итог.
Расписался Чичиков и на трех извозчиках увез дензнаки.
А затем в другое учреждение:
- Пожалте подтоварную ссуду.
- Покажите товары.
- Сделайте одолжение. Агента позвольте.
- Дать агента!
Тьфу! И агент знакомый: Ротозей Емельян.
Забрал его Чичиков и повез. Привез в первый попавшийся подвал и показывает. Видит Емельян - лежит несметное количество продуктов.
- М-да… И все ваше?
- Все мое.
- Ну,- говорит Емельян,- поздравляю вас в таком случае. Вы даже не мильонщик, а трильонщик!
А Ноздрев, который тут же с ними увязался, еще подлил масла в огонь.
- Видишь,- говорит,- автомобиль в ворота с сапогами едет? Так это тоже его сапоги.
А потом вошел в азарт, потащил Емельяна на улицу и показывает:
- Видишь магазины? Так это все его магазины. Все, что по эту сторону улицы,- все его. А что по ту сторону - тоже его. Трамвай видишь? Его. Фонари?.. Его. Видишь? Видишь?
И вертит его во все стороны.
Так что Емельян взмолился:
- Верю! Вижу… Только отпусти душу на покаяние.
Поехали обратно в учреждение.
Там спрашивают:
- Ну, что?
Емельян только рукой махнул.
- Это,- говорит,- неописуемо!
- Ну, раз неописуемо - выдать ему n + 1 миллиардов.
V
Дальше же карьера Чичикова приняла головокружительный характер. Уму непостижимо, что он вытворял. Основал трест для выделки железа из деревянных опилок и тоже ссуду получил. Вошел пайщиком в огромный кооператив и всю Москву накормил колбасой из дохлого мяса. Помещица Коробочка, услышав, что теперь в Москве "все разрешено", пожелала недвижимость приобрести; он вошел в компанию с Замухрышкиным и Утешительным и продал ей Манеж, что против Университета. Взял подряд на электрификацию города, от которого в три года никуда не доскачешь, и, войдя в контакт с бывшим городничим, разметал какой-то забор, поставил вехи, чтобы было похоже на планировку, а насчет денег, отпущенных на электрификацию, написал, что их у него отняли банды капитана Копейкина. Словом, произвел чудеса.
И по Москве вскоре загудел слух, что Чичиков - трильонщик. Учреждения начали рвать его к себе нарасхват в спецы. Уже Чичиков снял за 5 миллиардов квартиру в пять комнат, уже Чичиков обедал и ужинал в "Ампире" .
VI
Но вдруг произошел крах.
Погубил же Чичикова, как правильно предсказал Гоголь, Ноздрев, а прикончила Коробочка. Без всякого желания сделать ему пакость, а просто в пьяном виде Ноздрев разболтал на бегах и про деревянные опилки, и о том, что Чичиков снял в аренду несуществующие предприятия, и все это заключил словами, что Чичиков жулик и что он бы его расстрелял.
Задумалась публика, и, как искра, побежала крылатая молва.
А тут еще дура Коробочка вперлась в учреждение расспрашивать, когда ей можно будет в Манеже булочную открыть. Тщетно уверяли ее, что Манеж - казенное здание и что ни купить его, ни что-нибудь открывать в нем нельзя,- глупая баба ничего не понимала.
А слухи о Чичикове становились все хуже и хуже. Начали недоумевать, что такое за птица этот Чичиков и откуда он взялся. Появились сплетни, одна другой зловещее, одна другой чудовищней. Беспокойство вселилось в сердца. Зазвенели телефоны, начались совещания… Комиссия построения - в комиссию наблюдения, комиссия наблюдения - в жилотдел, жилотдел - в Наркомздрав, Наркомздрав - в Главкустпром, Главкустпром - в Наркомпрос, Наркомпрос - в Пролеткульт и т. д.
Кинулись к Ноздреву. Это, конечно, было глупо. Все знали, что Ноздрев лгун, что Ноздреву нельзя верить ни в одном слове. Но Ноздрева призвали, и он ответил по всем пунктам.
Объявил, что Чичиков действительно взял в аренду несуществующее предприятие и что он, Ноздрев, не видит причины, почему бы не взять, ежели все берут. На вопрос: уж не белогвардейский ли шпион Чичиков, ответил, что шпион и что его недавно хотели даже расстрелять, но почему-то не расстреляли. На вопрос: не делатель ли Чичиков фальшивых бумажек, ответил, что делатель, и даже рассказал анекдот о необыкновенной ловкости Чичикова: как, узнавши, что правительство хочет выпускать новые знаки, Чичиков снял квартиру в Марьиной роще и выпустил оттуда фальшивых знаков на восемнадцать миллиардов и при этом на два дня раньше, чем вышли настоящие, а когда туда нагрянули и опечатали квартиру, Чичиков в одну ночь перемешал фальшивые знаки с настоящими, так что потом сам черт не мог разобраться, какие знаки фальшивые, а какие настоящие. На вопрос: точно ли Чичиков обменял свои миллиарды на бриллианты, чтобы бежать за границу, Ноздрев ответил, что это правда и что он сам взялся помогать и участвовать в этом деле, а если бы не он, ничего бы и не вышло.
После рассказов Ноздрева полнейшее уныние овладело всеми. Видят, никакой возможности узнать, что такое Чичиков, нет. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не нашелся среди всей компании один. Правда, Гоголя он тоже, как и все, и в руки не брал, но обладал маленькой долей здравого смысла.
Он и воскликнул:
- А знаете, кто такой Чичиков?
И когда все хором грянули:
- Кто?!
Он произнес гробовым голосом:
- Мошенник.
VII
Тут только и осенило всех. Кинулись искать анкету. Нету. По входящему. Нету. В шкапу - нету. К регистраторше:
- Откуда я знаю? У Иван Григорьича.
К Иван Григорьичу:
- Где?
- Не мое дело. Спросите у секретаря, и т. д. и т. д.
И вдруг неожиданно в корзине для ненужных бумаг - она.
Стали читать и обомлели.
Имя? Павел. Отчество? Иванович. Фамилия? Чичиков. Звание? Гоголевский персонаж. Чем занимался до революции? Скупкой мертвых душ. Отношение к воинской повинности? Ни то ни се , ни черт знает что. К какой партии принадлежит? Сочувствующий (а кому - неизвестно). Был ли под судом? Волнистый зигзаг. Адрес? Поворотя во двор, в третьем этаже направо, спросить в справочном бюро штаб-офицершу Подточину, а та знает.
Собственноручная подпись? Обмокни!
Прочитали и окаменели.
Крикнули инструктора Бобчинского:
- Катись на Тверской бульвар в арендуемое им предприятие и во двор, где его товары, может, там что откроется!
Возвращается Бобчинский. Глаза круглые.
- Чрезвычайное происшествие!
- Ну!!
- Никакого предприятия там нету. Это он адрес памятника Пушкину указал. И запасы не его, а "АРА".
Тут все взвыли:
- Святители угодники! Вот так гусь! А мы ему миллиарды!! Выходит, теперича ловить его надо.
И стали ловить.