Татушенька, по чистой совести говоря, жизнь течет не так, как следовало бы, т. е. все ставишь себе сроки, вот окончу одно, справлюсь с Францией, там поехать можно будет, и заживу... Спасаюсь только тем, что в мыслях стараюсь отказаться от суеты и скверны, ну да это занятие для философа, а философы дураки, вот тут и вертись... Пишу на почте, очень жарко, мухи и толчея; у почтовой барышни в окошечке завиты такие жалкие кудельки и на цыплячью грудку насыпано столько мела или пудры, что с этой барышней в самую бы пору поговорить о жизни, о ее и моей жизни, ну да она отвергнет, ей некогда.
Тату, завтра поеду в Москву получать от Вас письма, это мне радость. Пишите мне о себе все, что только возможно, пишите о том, что было на первое и что на второе и сколько было нынче градусов в тени. Мне все интересно и очень, друг мой, хочется бывать с Вами почаще. Деньги (сто р.) я перевел вам телеграфно из Сергиева. До свиданья, любовь моя, до завтра.
Ваш И. Б.
Сергиево, 29/VI-25
28. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
3 июля 1925 г.,
Сергиево
Вчерашний день провел в Москве. Только и было хорошего в этом дне, что Ваши письма. Я читал их, перечитывал и, коли бы не стыд, прижимал бы их к сердцу. А все остальное было плохо: жара, дурное состояние здоровья, дурная семейная сцена и проч. и проч. От делов от этих еще и сегодня голова болит. К стыду моему, я все еще бьюсь над сценарием, над его окончанием. Гонорар мне положили порядочный, надо постараться сделать получше. Татушенька, как это ни ужасно, но точные планы мои и сроки выяснятся только через четыре-пять дней, т. е. после окончательного моего расчета с кинофабрикой. Я думаю, что в Одессу съездить придется. Если поездка в Одессу будет необходима или хотя бы возможна, тогда я вызову Вас туда - Вы помните наш уговор? Это будет очень хорошо, в Одессе и море есть, и Вы сможете поработать в злосчастном кино у Эйзенштейна. Он будет снимать там две картины, на стороне его рука владыка - т. е. и деньги, и договор. Напишите, получили ли Вы 100 р., высланные телеграфно. Прошу Вас, душа моя, осведомлять меня о состоянии Ваших скудных финансов. Для меня это радость - заботиться о Вас. Я стараюсь быть точным и пишу два раза в неделю. Ни в каком случае не ездите в город больше одного-двух раз в неделю. Право, жалкие мои письма не заслуживают внимания. Кабы я еще умел писать не о делах, а то стоит ли делать шесть верст по жаре? Не стоит.
Меню Ваши я прочитал с захватывающим интересом, но не верю, что один человек может поглотить такое количество пищи, а ежели он может, то да будет он благословен во веки веков! Что касается меня, Татушенька, то я веду жизнь духовную (от чего Вас предостерегаю), я ем, как соловей, и скоро двух мертвых муравьев будет достаточно, чтобы насытить меня.
Больше происшествий никаких. Вчера я ехал на Ярославский вокзал в самом ординарнейшем из ординарных трамвайных вагонов, мне было грустно, и я раздумывал - что это такое? Потом впервые в жизни я испытал душевную усталость. Это началась старость, как Вы думаете, милая дама? И если это началась старость, то вот Вам и происшествие?..
Тату, поклонитесь фотографу, которому Вы задолжали шесть рублей, поцелуйте его в увядшие губы (или он грузин?) и заберите причитающиеся Вам карточки, из коих одну воздушной почтой пришлите мне, п. ч. я скучаю по Вас, как не могут скучать старики (не впал ли я в детство?), вот пишу эти дурацкие строчки и скучаю по Вас, как осиновый лист, и вспоминаю чудное Ваше лицо в хорошие ваши минуты! Кстати о лицах. По-прежнему ли Вы испещрены язвами, по-прежнему ли вздута Ваша губа, ободран Ваш подбородок и растерзан Ваш курносый милый нос? Все это было моим уделом, но теперь, когда Вы любите грузинов и, можно сказать, ласкаете их, теперь, когда Вы слушаете по ночам шакалов, сидя на веранде с страстным Фрейманом (кстати, говорят, что Фрейман - это ничего не обозначающий псевдоним, а на самом деле он написал "Юрия Милославского"), теперь, конечно, Вы похожи на Шехерезаду, грузины в восторге, они угощают Вас бараньим шашлыком с луком и помидорами, и только я и мадам Фрейман орошаем подушки густо просоленными слезами. Вы правы, Тату, и я подписываюсь под Вашей философией, которая гласит: все граждане мучаются в их жизни, я гражданка, следовательно, и я должна мучиться в моей гражданской цивильной жизни и никакие улещивания и подвохи не отвратят меня от исполнения прямого моего долга, т. е. мучиться. На этом стою и с ефтого не сойду.
Последняя новость: умер Давыдов. Он был великий человек, Вы знаете, как я уважал его, умирая, он сделал последнее свое доброе дело: Я не могу передать Кашириной моего таланта, - сказал великий человек, умирая, - но я завещаю ей мой объем. Такова была последняя воля последнего классического актера. Осмельтесь ослушаться ее, и Вас выгонят из союза, из какового Вас уже выгнали, что обозначает гражданскую Вашу смерть и налагает на меня грустную необходимость прекратить с Вами знакомство, которое Вы, в Вашем положении мертвеца, физически и духовно не можете продолжать. Значит, и переписку прекращать пора. До свиданья, Таратуточка, милая дамочка, воздушная красавица, трибун моей жизни!..
Дайте на прощанье умопомрачительную Вашу лапку, и я поцелую Ваши седины и тысячи дьяволов в Вашем ребре.
И. Б.
Сергиево, 3/VII-25
29. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
10 июля 1925 г.,
Сергиево
Татушенька, только что получил Ваше письмо от 5 с/м. Оно очень меня встревожило. Что-то дурно Вы живете. Пишу на почте, п. ч. теперь 6 ч., а в 6 1/2 ч. почта закрывается, и я не смогу отправить Вам письма. Вокруг толчея, толкают под руку, и я не могу сказать то, что хочу. Я вчера читал целиком сценарий Эйзенштейну, он в притворном или искреннем восхищении - не знаю, - но во всяком случае все идет благополучно. Завтра буду сдавать работу дирекции, думаю, что в ближайшие дни (два-три дня) все закончу. Кроме этого на той же кинофабрике предвидится для меня захватывающего интереса работа - можете себе представить - фильма о лошадях по заказу Наркомзема. Я буду счастлив, если меня привлекут к этой работе. Я рассчитываю дня через четыре вылететь в Ростов, оттуда проеду в Сочи. Завтра или послезавтра напишу Вам обо всех этих делах спешное письмо, о выезде буду телеграфировать.
За последнее время я написал несколько писем, как это случилось, что Вы их не получили. Очень плохо, что Вы потеряли паспорт, теперь Вам, м<ожет> б<ыть>, писем совсем выдавать не будут. Дела с заграничным паспортом идут благополучно, и даже есть основание рассчитывать на получение визы из Парижа, что в нынешнее время представляет большие, почти неодолимые трудности. В понедельник, 13-го, я рассчитываю, выяснится точный срок отъезда жены за границу.
Татушенька, стыдно хандрить. Будьте веселы, я думаю, что мы скоро увидимся. Друг мой, я прилагаю все усилия, чтобы вырваться отсюда. Вы знаете, мне живется здесь не сладко, я хочу бежать от литераторов, критиков, от всех этих опостылевших мне людей.
Душа моя, не надрывайте сердца, не пишите мне так жалостно, всей душой я хочу, чтобы Вам жилось счастливо.
Больше не буду писать сегодня. Два дня, проведенные в Москве, растрепали меня маленько. Ложусь я на рассвете, делов множество, все издательства как с цепи сорвались, да и мысли, к счастью, одолевают, а спать невозможно из-за духоты, очень я в Сергиеве привык к легкому воздуху и здесь увядаю.
До свиданья, Татушенька. Не смейте не быть веселой, лежите на солнце за себя и за меня, п. ч. без моря и солнца и без Вас мне по чистой совести очень скучно.
Ваш И. Б.
10/VII-25
30. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
12/VII-1925 г. 12 июля 1925 г.,
Сергиево
Тату, завтра утром, вернее, сегодня утром поеду, наконец, в Москву устраивать мою судьбу. Только что (теперь третий час утра) дописал проклятущий мой сценарий. Представьте, первые четыре части я обдумал и написал в семь дней, окрыленный этим успехом, я думал, что с последней третью справлюсь еще легче, но не тут-то было, только позавчера мне пришли на ум подходящие (подходящие ли?) мысли, и я за полтора дня откатал великое множество сцен. Я очень устал, Татушенька, мысли путаются, надо поспать маленько. Очень плохо то, что я не писал Вам так долго, но из-за оттяжек этих со сценарием я был в дурном расположении духа и не хотел писать Вам ничего грустного.
Переписка оконченной работы, чтение в разных инстанциях, проведение через репертуарный и всякие другие комитеты - возьмет, я думаю, несколько дней. После этого срока я смогу телеграфировать Вам точно, куда я выезжаю, - в Одессу или в Сочи. Если в Сочи, прямо-то до Ростова буду лететь на аэроплане. Кстати - напишите мне, как в Сочи обстоит вопрос с комнатами и проч. Я радуюсь тому, что завтра получу от Вас письма; до поезда осталось часов пять, на сон надежды мало, но все же попытаюсь. До свиданья, дружочек, ешьте как можно больше, ешьте гоголь-моголь.
Ваш И. Б.
Письмо это отправлю утром спешным в Москве.
31. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
16 июля 1925 г.,
Москва
По неотложным делам выезжаю Воронежскую губернию Хреновский конный завод Этом же районе находится
Эйзенштейн По приезде завод протелеграфирую подробно Прошу приехать Ждите телеграммы.
32. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
16 июля 1925 г.,
Москва
Сегодня я отправил Вам телеграмму, боюсь, что Вы ее вовремя не получите или, м<ожет> б<ыть>, телеграммы до востребования получаются не в том месте, где письма, поэтому шлю вдогонку письмо.
Мне обязательно нужно отправиться в Воронежскую губернию на Хреновский конский завод. Он расположен у ст. Хреновой, 70 верст от ст. Лиски. Ст. Лиски находится на большой дороге между Ростовом и Воронежем, от Ростова по направлению к Москве. Я был бы счастлив, если бы Вы приехали туда. Жилищные и всякие иные дела я постарался бы устроить. В Вашем письме говорится, что Вы можете оставить на некоторое время Татьяну и Зин. Вл. Я на этом и основался. В понедельник, т. е. на три дня позже меня, выезжает в Тамбовскую и Воронежскую губернию Эйзенштейн с техническим персоналом - для съемки натурных кадров 1905 года. Вашу поездку можно будет связать с этой экспедицией если не фактически (п. ч. актеры теперь Эйзенштейном никакие не принимаются), то номинально, Эйзенштейна я об этом предупрежу. Как только приеду на завод, я телеграфно опишу все, что там застал. Считаю, что Ваш приезд вполне осуществим, если же это предприятие окажется для Вас неподходящим, то протелеграфируйте мне в Хреновую (по адресу, который я вам сообщу с завода), и мы придумаем другой выход. Деньги на поездку я вам вышлю.
Татушенька, я очень хочу Вас видеть, но если эта поездка представит для Вас какие-нибудь неудобства, то лучше взвалить тягость всяких предприятий на меня, я как-нибудь вывернусь. Хотя мне сейчас трудно приходится. Денег требуется такая уйма - родственники растаскивают меня с такой непостижимой быстротой, что надо работать без передышки; я думаю, что на заводе нам было бы хорошо, я работал бы и мы пошатались бы с Вами по прекрасным тамошним местам.
Поезд из Туапсе идет через Ростов, Харьков, а Лиски лежат на Воронежской линии, поэтому - если Вы решите ехать - то в Ростове и в Лисках Вам будут пересадки. Мы спишемся, и я смогу Вас встретить в Лисках или хотя бы в Ростове. Татушенька, извините за это сумбурное письмо, я пишу на фабрике, в кабинете Капчинского, здесь такая толчея, что ничего не сообразишь.
Ваши письма, милый мой друг, раздирают сердце. Я мечусь в лихорадке. Стараюсь поспеть во все места, но Тату, душа моя, раньше никак нельзя было выбраться. Не браните меня, плюньте на меня, наливайтесь жирком и весельем, как дрозд на ветке.
До свиданья, Татушечка, мы скоро увидимся. Спокойствие, - говорю я иногда себе, и это помогает. Спокойствие, Каширочка, мы не пропадем с Вами.
Ваш И. Б.
М. 16.VII-25
33. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
19/VII-1925 г.
19 июля 1925 г.,
Хреновая
Жилищные условия сносные дорога тяжелая три пересадки Телеграфьте решение Хреновая Госконзавод мне
34. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
25/VII-1925 г.
25 июля 1925 г.,
Хреновая
буфет первого класса
Прошу сообщить пассажирке Кашириной прибывающей из Ростова пассажирским № 9 двоеточие ввиду неимения поезда встретить Лисках не могу выезжайте Хреновую товарным.
Уполномоченный Газеты Правда Бабель
35. Д. А. ФУРМАНОВУ
21 августа 1925 г.,
Сергиево
Дорогой Дмитрий Андреевич.
Я справлялся на Госкинофабрике о судьбе Чапаева. Сейчас все усилия Госкино направлены на постановку юбилейной фильмы "1905 год". Съемки 5 года начались всего только неделю назад, а окончить эту махину надо к зиме. Поэтому Госкино, вернее Блиох, полагает, что заняться Чапаевым можно будет с весны 1926 года, когда станут доступны натурные съемки и проч. Сижу в Сергиеве, работаю, тщусь ублажить жестокую вашу душеньку. Помоги мне, о муза!
Сергиево, 21/VIII-25
Ваш И. Бабель
36. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
28 августа 1925 г.,
Сергиево
Милая Татушенька. Я буду у Вас в воскресенье в 6-6 1/2 ч. Иначе не выходит. Мама тоже выезжает в воскресенье. Я все думаю о Вас, и мне кажется, что мы и не расставались. Живите получше, голубушка моя Тамара, наберите целый короб новостей, не скучайте.
Ваш презренный
И. Бабель
С. 21/VIII-25
Хоть это глупо, а надо сказать: Вы мне снились в минувшую ночь, я видел во сне множество людей, состязавшихся в беге. Вы были среди них и бежали с развевающимися волосами и с лицом очень чудным. Что бы это значило, такой сон?
37. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
1 сентября 1925 г.,
Сергиево
Дорогая Тамара.
До среды я не окончу моих дел. В Москву приеду в четверг утром. Прошу Вас пожаловать на Пречистенку в четверг в 6 ч. вечера.
Денег от Вас не получил, но на получение оных уповаю. Будьте благословенны.
Ваш И. Бабель
Сергиево, 1/IX-25
38. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
Сентябрь 1925 г.,
Сергиево
Приеду понедельник
39. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
Сентябрь 1925 г.,
Москва
Милая Тамара,
Я зашел в театр, чтобы повидать Вас, но, к сожалению, сегодня нет репетиции. Очень грустно. Через час уезжаю в Сергиево - в понедельник буду ждать вас и выйду встречать к поезду, который прибывает в 2-3 часа дня. Пожалуйста, приезжайте - если не трудно будет, - а если невозможно приехать, то напишите мне в Сергиево.
Ваш любящий Вас И. Б.
Во вторник или в среду мне придется снова быть в Москве, п. ч. виза после многих хлопот получена, и Евг<ения> Б<орисовна> через несколько дней уезжает.
Писать очень неудобно, поэтому так плохо выходит.
40. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
Сентябрь 1925 г.,
Москва
Милый друг Каширочка.
У меня есть пять минут для того, чтобы забежать в театр и оставить Вам эту записку. У меня множество дел сегодня. Я очень хочу Вас видеть, мне стало скучно жить без Вас.
Каширочка, позвоните мне завтра домой между 2-3 ч. дня по телеф. 2-56-44. Я буду сидеть дома и ждать вашего звонка. До Свиданья.
Ваш И. Б.
41. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
7 октября 1925 г.,
Москва
Милая Тамара.
Третий день безвыходно сижу дома. Завтра, надеюсь, окончу нудные мои дела с Грановским и Сабинским и тогда смогу поехать в Сергиево. О дне и часе моего отъезда я уведомлю Вас точно.
Чувствую себя хорошо, т. е. грустно, но не унываю, и меня печалит только то, что Вы дурно обо мне думаете. Я все готов сделать для того, чтобы этого не было, клянусь Вам.
Письмо это принесет Вам курьер Лившица. Если хотите, дайте ответ - пожалуйста. Лившиц передаст мне Ваше письмо.
До Свидания.
Ваш И. Бабель.
7/Х-25
42. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
Октябрь 1925 г.,
Москва
Милая Тамара. Завтра Вы получите от меня письмо с изложением всех наших дел. По великому моему скудоумию я считаю, что дела наши поправятся. Подтвердите получение этой записки и денег.
И. Б.
43. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
23 октября 1925 г.,
Москва.
Тамара. Я раздумал писать Вам длинные письма о наших делах. Мы лучше поговорим о них. Каждый вечер я буду теперь проводить на кинофабрике. Там в это время никого нет; тишина, тепло, одиночество. Сегодня или завтра Вы можете приехать туда к 8 часам вечера. Ответьте, когда Вы будете. Сообщение на Б. до Калужской площади. Жду вашей записки.
И. Б.
23/Х-25
44. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
Ноябрь 1925 г.,
Москва
Татушенька. Прошу Вас прийти ко мне завтра, в четверг, в 4 часа дня, не позже. Это необходимо. Поведение мое было преступно. Простите меня, я умоляю Вас об этом. Стыд терзает меня. Стыдно взглянуть на дневной свет. Вот второй день, как я пытаюсь загладить следы злых, глупых моих дел. Я думаю, что нетрудно исправить то, что я наделал. В этом последнее мое утешение. Приходите завтра.
И. Б.
45. Т. В. КАШИРИНОЙ (ИВАНОВОЙ)
2 декабря 1925 г.,
Москва
Милая Тамара. Прошу Вас через подателя сего сообщить мне о состоянии Вашего здоровья. Собираетесь ли Вы выйти, или Вам надо отлежаться?
Я обещал Зинаиде Вл. зайти сегодня в 12 ч., но не могу этого сделать, п. ч. плохо себя чувствую - физически и душевно. Особенно удручает меня то, что я лишен возможности окончить гнусные мои работы, уже почти доведенные до конца. Здание, которое я в последние месяцы сооружал с таким трудом и отчаянием, рассыпается прахом.
В театре я был, там все обойдется благополучно. Деньги я передам Вам немедленно по получении. Думаю, что это произойдет сегодня или завтра.
Расписание ближайших дней складывается для меня след. образом: сегодня и в пятницу я буду занят весь день, завтра, в четверг, я буду свободен от 5 до 7 ч. вечера, в субботу буду свободен весь день. Сегодня в 6 ч. буду у Лившица, меня можно вызвать по телефону. Писать мне можно до востреб<ования> - 34 почт. отдел.
Ваш И. Б.
2/XII-25