* * *
Восьмое марта - женский праздник. В клубе полно девчат. Модные. Статные. Выправились после войны. Особенно вон та. Смуглая, волосы белые. Рассыпала их по плечам веером, вскинула голову и смотрит поверх партнера. Креп-жоржетовое платье. Магнит, не девушка.
- Вот с кем познакомиться-то, - вздохнул Сергей, досадуя на себя, что не учился танцевать тогда перед демобилизацией, теперь пригодилось бы.
Кончили играть. Оркестранты, бережно уложив инструмент на стулья, потянулись в буфет. Пары, как солдаты по команде "Воздух!", исчезли с круга, жались к стенам.
- Вы почему не танцуете?
Сергея тронули за локоть. Повернулся - она. С чего вдруг такая честь? Сергей и обрадовался, и насторожился, и где-то на самом дне шевельнулось польщенное мужское самолюбие. А девушка, яркая и разгоряченная танцем, еще нарочно дразнила его самолюбие и тешила свое, болтая всякую чепуху вроде "далеко ли ему до пенсии?", и ухмылялась подкрашенными губами, наблюдая из-за пушистых ресниц, как робел и терялся этот высокий парень с красивой сединой на висках, которая так шла к его загорелому лицу и угольно-черному костюму.
Включили радиолу, - духовики явно задерживались, - заигранная пластинка пошипела, пошипела и выдала на круг хриплый фокстрот. Отдохнувшие кавалеры ринулись разбирать партнерш. Выбор богатый, но к ней подбежали сразу двое.
- Опоздали, я уже приглашена. - Она повернулась к Сергею, положила руки ему на плечи и шепнула: - Веди.
Екнуло сердце, пересохло во рту.
- Я… не… умею, - еле вымолвил он.
- Не умеете?.. А зачем тогда пришли сюда? Не поверю, чтобы человек в такие годы, - она покосилась на его виски, - не умел танцевать. А до дому проводить меня вы можете?..
И вот они на улице. Ночь смягчилась. С вечера мороз жал, сейчас потеплело. Март месяц. Природа свое берет.
Сергею некуда деть руки. Обычно говорят: без чего-нибудь как без рук, а тут они наоборот лишние. В карманы пальто спрятать - армейская выучка не позволяет. За спину заложить? Так он не дед, чтобы на поясницу их класть. Вдоль туловища опустит - тянут, тяжелые. Из-за этих рук и знакомство не клеится. Идут, молчат.
- Послушайте, а вы и провожать не умеете.
- Я? - смутился Сергей. - Почему?
- Хотя бы спросили, как меня звать.
- Допустим, спросил.
- Клавка.
Так и сказала: "Клавка" - и все. Простячка. С этакой внешностью? Сомнительно.
- Разрешите, я понесу, - тронул он сверток с туфлями, то и дело ускользающими из-под Клавкиного локотка.
- Не возражаешь? - она подхватила Сергея под руку. - Расскажите о себе?
- Родился да и живу пока. Работаю.
- И все? А поседели почему?
- Да… По дурости.
Цеплял, цеплял слово за слово - разговорился. Полет на хвосте истребителя Сергей выдавал уже с прилагательными и междометиями. Клавка ахала.
- Ой, я умерла бы со страху…
Вся Сережкина жизнь уместилась в недальнюю дорогу от клуба до Клавкиного дома. Стоят, выжидая, кто первый скажет "до свидания". По небу неслись белые облака, и луна то гасла, то вспыхивала в разрывах между ними.
- Интересно, когда долго смотришь, кажется, луна поднимается и поднимается куда-то вверх, а все такая же: ни больше, ни меньше. - Клавка прикрыла варежкой зевок. - Не в училище - до утра любовалась бы.
- А в каком ты?
- Да… В педагогическом. Дошкольном. В институт не попала, так теперь детишек нянчить учусь. Сережка… Ты посмотри-ка: ни в одном окне света нет. Пошли скорее!
- Еще куда?
- Ко мне в гости. Идем. Наш праздник сегодня.
- А мамаша не погонит нас обоих?
- Мамаша далеко отсюда. Я на квартире живу. Комнату родичи для меня сняли на пятом этаже, чтобы в окно кто не залез. Чудаки.
Клавка осторожно открыла дверь подъезда.
"А не повернуть ли обратно, - Сергей даже дыхание затаил. - С первого вечера и сразу к себе тянет. Та еще, видать, девушка".
На последней площадке под ноги попалась выбитая керамическая плитка и загремела вниз.
- Тише ты! - шикнула Клавка. - Хозяйку разбудишь. Сюда, сюда. - Она нащупала его руку, протащила на буксире через одну дверь, другую.
И щелкнул выключатель. Свет розовый, приятный. Комната чистая. Обстановка не сказать, чтобы богатая, но ничего. Приемник, коврик на стене, кровать никелированная. Подушки пирамидкой.
- Разоблачайся.
Клавка надела фартук, повязалась по-деревенски косынкой и еще больше похорошела.
Сергей косил одним глазом на хозяйку, другим на стол. На столе появилась колбаса, яблоки, банка сардин. Под ложечкой заныло.
- Скоро я управилась? Вот так. Выпьем? За неутомимых тружениц в быту и на производстве. 8-е марта сегодня или не восьмое?
Тенькнули рюмки.
- Мне много нельзя. Не пью, - заотнекивался Сергей.
Клавка расхохоталась.
- Да уж мужчина ли ты? Не танцуешь, не пьешь…
После третьей рюмки Сергей поднялся:
- Я, н-наверное, п-пошагаю.
Клавка усмехнулась:
- Ложись спи, пошагаешь. Утречком уйдешь пораньше.
Она смахнула влажной тряпкой пыль с пола, бросила на него матрац, на матрац подушку, обдав воздухом, разостлала простыню.
- Это мне?
- Тебе. Не рассиживайся. Мне на занятия к восьми.
- Хм. Не боишься, оставляешь? Вдруг я на тебе… женюсь.
- Нет, не боюсь. Спокойной ночи. - И выключила свет.
Проснулся Сергей - дрожит. Не может сообразить, где он. В окне над занавеской звезда. Чуть слышно маленькие часики чакают. Дамские. Вспомнил: у Клавки.
И остальное вспомнил. Укрылся с головой простыней - не согреется никак. Решительно поднялся, подошел к кровати. Поискал край - свободный.
Откинул одеяло, прилег. Молчит. Потормошил за плечо. Плечо круглое, теплое.
- Клава…
- М?
- Спишь?
Молчит. Зевнула.
"А-а, в крайнем случае женюсь потом".
Сергей порывисто обнял ее и… очутился на полу.
Вспыхнул ночник. Клавка, оторвав вешалку, сорвала с гвоздя пальто, бросила Сергею, все еще сидящему возле кровати.
- Убирайся.
- Клава…
- Что: Клава? Думаешь, если пригласила, так и все можно?
- Ну, извини. Хочешь, я и правда женюсь на тебе?
- Не хочу. Одевайся и уходи. Я думала, ты не такой, как все, а ты…
Клавка вот-вот разревется. Она села к столу. Усталая-усталая. Будто смену камни ворочала.
- Может, встретимся, все-таки завтра? - мямлил Сергей.
- Никогда. Уходи, уходи!
До чего сложно все в жизни.
Сергей сбежал вниз, хлопнул дверью.
"Гляди-ка ты: краля. Да я сам не женился бы на тебе. Водишь каждого встречного-поперечного. Вторая Любовь Андреевна: хоть за кого, лишь бы с карманом. Думаешь, так себе заработком моим ты интересовалась?"
В Сергее ворочалось задетое самолюбие. Выставили. Его! А самолюбие через край делает человека дальтоником, для которого синее ли, зеленое ли - все черное.
* * *
Человек никогда не скажет: хватит, у меня все есть. Людская потребность бесконечна. Сергей уже и так подолгу стоял у раскрытого шифоньера, собираясь в театр, но Ее Величество Мода заставляла искать, спрашивать, где ты достал, толкаться в очередях. Чем он хуже других?
- Вовка, ты не знаешь, где можно пуловер купить?
Шрамм растерялся: очень уж какой-то неподходящий к обстановке вопрос: кругом груды железа, искры веером и… пуловер.
- Это который свитер без рукавов?
- Ну, - подтвердил Сергей.
Вовка глянул из-под рукавицы в нагревательную печь, не пора ли подавать заготовки на штамп.
- Холодноватые еще. Завтра у нас что? Воскресенье? Вместе поедем.
- Куда?
- На барахоловку. Подкову надо купить.
- Какую подкову? - раскрыл рот Сергей.
- Обнаковенную, лошадевую.
- На барахолке?
- О-о, там в конце месяца атомную бомбу можно купить…
Барахолка бурлила. Вовка скоро отстал и потерялся. Потеряешься, столько миру. Люди тискались в обнесенном забором квадрате, трясли штанами, лифчиками, пуховыми шалями, зонтиками, полушубками, чулками с черной пяткой, босоножками, валенками, рядились за каждый рубль, бились по рукам, не сходились в цене и расходились, чтобы сойтись, божились, ругались в бога, хаяли и расхваливали товар, роились, как пчелы вокруг ульев, около автолавок с зеленым трафаретом на кузовах "Росглавшвейторг", просили, требовали, приценялись к обновкам. Конец месяца.
Где-то у забора отчаянно заверещал милицейский свисток.
"На помощь зовет!"
Сергей, оставив очередь, запродирался на выручку.
Бойкая баба в плащ-накидке поверх полушубка и армейской шапке-ушанке с полудюжиной веретен шерстяной пряжи в поднятом кулаке шла на милиционера, как со связкой гранат на танк.
- Ты кого щупаешь? - на всю барахолку кричала она. - Нет, я спрашиваю: ты кого лапаешь? Ровня я тебе?
Милиционер пятился, циркал сверчком и водил глазами по сторонам, ожидая подкрепления.
"Так это ж Юсупов!" - узнал его Сергей.
- Гражданочка. Гражданка! - Он схватил тетку за руку и давнул книзу, но торговка вырвалась, крутнулась к нему и снова занесла над головой связку веретен.
- Ложись, мина! - крикнули из толпы и загоготали.
- Сережка, будь ты холера проклятой! - Она медленно, будто жалея, что даром замах пропал, опустила руку. - Здорово, Демаренок!
- Тетка Агафья? Ты чего воюешь?
- Пескулянт он, твой Агафий, - осмелел Юсупов. Он махнул рукой и ушел.
- А ты замолчи, если не отличаешь спекуляцию от товарообмена.
Агафья воровато поозиралась, подступила вплотную к Сергею и зашептала:
- Я ведь зачем здесь, Сереженька-батюшка? Стыд сказать: за детским приданым. Ойкнула не вовремя дура старая, теперь рожай в сорок-то пять лет. А? Милиционер-то думал, у меня под полушубком вещи натолканы, а у меня там будущий человек. Чего стоим? Веди в гости. Женился, поди-ка, уж? Да что я? Так видно: холостяк, - тараторила Колесиха, успевая следить, чтобы ее не толкнул кто нечаянно. - А пряжу эту вместе с веретешками меня сватья продать попросила: тонкую работу вязать - глаза не берут, толстая из моды вышла. Зажила деревня, лоскутным одеялом ее не удивишь, так вот приехала за атласным.
Легко с Колесихой беседовать: молчи да молчи, она и спросит, и ответит. Агафья, замолкнув на полуслове, втерлась с передней площадки в подошедший трамвай, упала на свободную скамью, поставила рядом все шесть веретен, попробуй сядь кто, и заоглядывалась, поджидая Сергея.
- Место на тебя заняла, айда сюда.
Она сняла накидку, двинула со лба шапку. Одно ухо торчком, другое обвисло. В сером полушубке и в этой шапке Колесиха походила на зайца русака, только что ушедшего от погони.
- Чем там старики мои занимаются?
- А всяк своим: папаша в хлебе копается, Анна - в коровьем навозе. Не живется тебе с ними. Поклон-то передать?
Сергей не ответил.
- Ух, какой ты настырный. Вылитый Илья Анисимович. Видно, серьезно кось-накось пошло у вас с ним. Бутылек возьмем для встречи?
- Можно красненького.
Агафья нетерпеливо вошла в Сергееву комнату и остановилась: две койки, две тумбочки, два стула, стол и шифоньер на двоих. Около дырки в плинтусе дремал котенок, уткнув мордочку в пустое блюдце.
- Вот ведь что-то есть же, мои матушки, - умилилась Колесиха, - корыстный ли зверь, а уже промышляет. И ведь не отходит.
- А он привязан.
Агафья всплеснула руками:
- Да будь вы холеры, чего придумали. Холостежь, вы, холостежь несуразная. Съедят вас мыши без нас. Ты не стой, не стой, готовь угощение, если пригласил.
Сергей убежал на кухню и пока возился там, соображая закуску, Агафья подмела пол, заправила постели, протерла окно.
- Чего опешил? Думаешь, номером ошибся? Давай, что у тебя на сковородке.
Выпив, она раскраснелась и обмякла, уставясь на недоеденный пластик колбасы.
- Дожили: хлеб - не хлеб, мясо - не мясо. Не сказывала я тебе, Абросим-то мой оклемался, людей чураться перестал.
Колесиха попыталась встать, рассмеялась над своим бессилием, щелкнула пальцами и запритопывала валенками в галошах:
Я спецовочку носила,
Он винтовочку носил…
- Маленький у нас будет, Сережка! А на Петьку ты не серчай: время такое было. Которая твоя кровать? Помоги добраться. Через ча… Через часик разбудишь, я по… погоди, дай сказать, уни-вер-ма-гам порыскаю еще. Ни черта на вашей хваленой барахолке нету. Давненько у меня такой заботы не было. Х-хэ! Вот жизнь…
25
- Давай, Серега, вставай скорей на ноги, да оженим тебя. - Яша подсел рядышком.
Смена вечерняя, начальства нет, заготовок тоже. Кури.
- На ком, если не секрет? - нехотя поддерживает беседу Сергей: пробовал он тут недавно жениться, больше не манит.
- Найдем, невест в нашей деревне много. Юла, замуж хочешь?
- Не мешало бы, - притворно вздохнула Юлька. Притворно ли?
- Обручальных колец нет, - отшучивается Сергей.
- Во! Загоревал. Штамп свой, скуем - трактором потом вас не разъединишь.
Яша пошуршал шершавыми ладонями.
- Эх и гульнем. Громче меня "горько" никто не кричит.
- Во! На свадьбу напросился уже.
- Мы вятские хватские.
- Яш, Яш, - заерзал Вовка, - я слыхал, болтают, будто у вас в Вятке вредительство открыли.
- Ка-кое? - насторожился Яша.
- Семь миллионов пар лаптей на одну ногу наплели.
Яша запустил в Вовку рукавицей, Шрамм поймал ее, зачерпнул из корыта воды, зажал устье, давнул, из дырочки на большом пальце циркнула струйка, Яша заотплевывался, Юлька по-детски взвизгнула и прижалась к Сергею.
- Играемся? - вывернулся из-за штампа Киреев. - Так, так. Смотри мне, бригадир.
- Что бригадир? Что бригадир? - загорячился Сюткин. - Сперва работой обеспечьте, потом спрашивайте.
- У нас как в отсталом аду: смола есть - дров нет.
- Ты мне, Шрамм, такие разговорчики оставь, поймаешь. В чем дело?
- Заготовки кончились.
- Должны снабжать. По скользящему графику…
- По скользящему графику одна Исакова рекорды ставит, она на коньках, а мы на подшитых валенках не в ту степь можем усклизнуть, Матвей Павлович.
Киреев задумчиво почесал темечко через кепку.
- М-да. Дайте-ка закурить, я свои все сжег.
Яша в поисках кисета хлопнул по оттопыренному карману, из кармана брызнула вода: Вовка когда-то успел варежку туда тихонько опустить.
Ну, теперь курева долго ждать: первый подручный кинулся ловить второго. Матвей Павлович, набирая скорость, помчался к заготовителям выяснять, в чем дело.
- Собачья должность у нашего Киреева. Начальник маленький, участок большой!
- Конечно, - соглашаются с бригадиром. - Рабочему легче. Отзвонился - и с колокольни. У Киреева план: ни сна, ни покоя.
- Меня тоже в мастера агитируют…
- В бригадирах оно спокойнее. Киреев с Доски почета не слезал, пока штамповщиком был. Ну, воткнул он в кармашек эту хитрую линейку… как ее…
- Логарифмическую, - подсказал Сергей.
- Во-во. А дважды два на бумаге множит.
- Глядите, глядите! Заготовку везут. Выколотил.
Мимо них, обгоняя кран, метеором пронесся Матвей Павлович. Начальник маленький, участок большой.
Но смена все равно пропала. Пока загрузили печь, да пока она нагрелась. Не столько сделали, сколько испачкались. Начало месяца. Ополоснулись в душе - и домой.
- Ты, друг сердечный, жениться думаешь когда-нибудь? - ни с того ни с сего спросил вдруг Вовка.
- Тебе что за печаль? Вы что, сговорились, что ли, все об одном.
- Пора бы вроде…
- Ищи невесту.
- И найду. Герка Два-с-гаком и тот, пишет, женился.
- Дашь адрес?
- Принесу завтра. Чем Юлька плоха?
- Юлька? Нагревальщица? Да ну-у…
- Чего "ну". Ты ее в гражданском не видел.
Вовка, покачивая пропуском, как остановившимися часами, боком-боком запротискивался мимо вахтера. Тот поймал его за подол пиджака.
- Ну-к, ну-к, ну-к. Ты чегой мне кажешь?
- Пропуск.
- Пропуск? - И Сергею: - Вы, молодой человек, проходите, не задерживайтесь. Так пропуск, говоришь? Чей? Почему женское обличие на карточке?
- Спрашивайте у фотографа, я при чем?
- Дай сюда.
Вахтер протянул руку за пропуском, Вовка крепко пожал ее - и наутек. Вахтер за ним.
- Держи его! Эй! Кто там? Я тебя запомнил! Шпиен.
"Шпиен" помахал ему рукой из трамвая, показывает Сергею, чтобы тот оглянулся. Оглянулся - Юлька.