- Ой, забыла! - всплеснула руками Анастасия Семеновна. - Позабыла обратно положить. Вот грех то какой! Открыла чемодан, глядь - портрет…
- Ох, и любознательная! - засмеялся сын, обнимая мать. - Любовалась, да? Красивая девушка, правда?
Он повернул портрет лицом к стенке и добавил:
- Пусть не смущает!
Часы пробили двенадцать. Анастасия Семеновна тихонько вздохнула и пошла к себе.
- Отдыхай, сынок. Спокойной ночи тебе!
Уже в постели Федор улыбнулся: "Мама все видит во мне подростка". Затем долго думал о Кате и о смешном дорожном приключении с чемоданами.На следующий день он явился на работу раньше обычного, намереваясь наедине встретиться с Труниным. "Прежде всего, ― думал он, ― обо всем надо откровенно и подробно потолковать именно с этим опытным конструктором. У него всегда много интересных мыслей в голове".Но в конструкторской, кроме Трунина, уже были Люда и Власов.
Когда Макаров подошел к Трунину и начал разговор, тот вопросительно и настороженно посмотрел на него. У Федора мелькнула мысль: "Власов опередил меня!" Разговор повел медленно, обдумывая каждое слово. Трунин с озабоченным видом кивал головой, отвечал короткими фразами, а когда Федор делал паузы, молчал, внимательно глядя ему в лицо.
Власов действительно еще вчера сделал попытку склонить Трунина на свою сторону. И сейчас, наблюдая исподтишка за разговором, он все больше убеждался, что в лице Трунина Макаров определенно будет иметь союзника. Да только ли Трунин пойдет за ним!.. И словно в подтверждение этой мысли увидел, как и Люда Давыдович подсела к Макарову. Задумавшись, Власов и не заметил, как Макаров отошел от Трунина и приблизился к его столу.
- Доброе утро, Василий Васильевич!
Задержав на энергичном лице Макарова взгляд, Власов силился понять, чего в нем больше ― отваги, дерзости или наивности? Хотелось видеть именно последнее― наивность. "Однако же этот наивный мальчик своими острыми коготками больно царапается…" Но на лице своем он постарался изобразить доброжелательную усмешку. Спросил ласково:
- Не передумали, Федор Иванович?
- Наоборот, еще больше утвердился в своей мысли, - ответил Макаров. - Право, Василий Васильевич, не упорствуйте.
- Ну, что ж, - пожав плечами, разочарованно ответил Власов. - Вернется директор из Москвы, доложите ему. Пусть он разберется и скажет, кто из нас прав. Вряд ли он согласится с вами, Федор Иванович.
- Согласится! Пусть не вдруг, не сразу, но непременно согласится! Василий Васильевич, давайте будем вместе искать…
- Пожалуй, я не подойду вам в помощники, Федор Иванович, - поднявшись и сунув длинные руки в карманы брюк, сказал Власов. - Не подойду потому, что плохо понимаю вашу мечту. Не будем спорить, - подняв руку, предупредил он. - Прежде решим вопрос у директора, потом уж вырисуется дальнейшее… Но скажу честно и прямо - под вашей затеей своей подписи я не поставлю. - Он сделал шаг вперед и, глядя в сторону, продолжал: - Нам с вами удалось сделать то, на что мы способны. Всему, наконец, есть предел. А фантазировать мне не по возрасту. Я думаю, лучше руководствоваться возможностями. Выслушайте мое окончательное мнение: мы должны не ломать конструкцию, а подготовить в производство два пробных. Между прочим, я не теряю надежды, что вы одумаетесь, Федор Иванович.
- Я такого же мнения о вас, Василий Васильевич, - перебил Макаров и резко повернулся; продолжать разговор не было смысла.
Власов проводил его до самой двери холодным взглядом.После демобилизации из армии Федор три года работал заместителем ведущего конструктора Власова. Затем они обменялись ролями. Свое перемещение Власов воспринял сдержанно, не проявив открыто недовольства новым, непривычным для него положением помощника. Он даже заявил однажды в кругу конструкторов: "Нет худа без добра. Теперь у меня больше будет времени заниматься творческой работой".
Инициатором назначения Макарова ведущим конструктором был директор завода. Своим решением он тогда не возбудил у Макарова чувства признательности. Полагая, что директор поступил как‑то несправедливо по отношению к Власову, он принимал от него дела с неловким чувством, близким к угрызению совести.
"Едва ли поймет Власов, что это перемещение произведено помимо моей воли" ― думал он и даже пытался было убедить Соколова пересмотреть этот вопрос, стал доказывать, как важно для коллектива сохранить престиж уважаемого и опытного конструктора. Но директор ответил коротко: "Не сентиментальничайте, а думайте о чести завода. Нам с вами доверяют дело большой государственной важности. Вы это понимаете, Федор Иванович?" И Макаров понял, что решение о перемещении Власова не будет изменено.
Много воды утекло с тех пор. И чем пристальней новый ведущий конструктор вглядывался в Соколова, чем внимательнее прислушивался к его словам, тем определеннее и сильнее становилось доверие к этому волевому, немного суховатому человеку, чье лицо никогда не выражало тревоги. Макаров постепенно полюбил директора.
"Нет, Соколов поймет меня и согласится, ― подумал он. ― А вот Грищук… Как этот будет реагировать?"
Главный инженер завода Павел Иванович Грищук был полной противоположностью директору. Малейшие колебания в делах тотчас отражались на нем, он легко впадал в уныние при неудачах и так же легко восторгался всем приятным.Иван Иванович не отличался требовательностью к своим подчиненным, нередко готов был в долг поверить любому работнику. Он был для всех одинаково хорошим и ласковым администратором, на разговоры отзывчивый, готовый поддержать компанию, была бы она покладистая. И неудивительно, что к нему особенно льнул Власов. При встрече они обычно начинали с такого дружеского приветствия: "Ну, как жизнь, старина?"
Макарова не удивляли такие взаимоотношения между двумя давнишними товарищами по работе. Но теперь он с тревогой подумал о том, как бы главный инженер не встал на сторону Власова. Ведь слово Грищука будет иметь важное значение при окончательном решении вопроса: переделывать конструкцию или, оставив ее в нынешнем виде, приступить к постройке пробных машин.
Несколько дней подряд Макаров систематизировал факты и явления из тех своих наблюдений, которые видел во время творческой командировки по другим заводам и научным учреждениям. Доказательств в пользу его предложения собралось достаточно. Можно было делать выводы. Однако он не торопился ставить вопрос перед руководством завода. Все еще хотелось сломить упорство Власова. Но, сколько он ни обращался к нему, все было напрасно. Скептицизм Власова окреп, под конец разговора он обычно повторял заученную тупую фразу: "В добрый час, Федор Иванович, в добрый час!.."
Однажды Макаров подошел к рабочему столу Власова, чтобы поделиться свежими мыслями, подумать вслух, порассуждать с опытным конструктором, как прежде, бывало. Но тот указал на стул и решительно предложил:
4― Прошу выслушать меня, Федор Иванович. В последний раз пытаюсь убедить вас… У любого дела есть судьба… Это же безрассудно…
Макаров, рассмеявшись, обнял Власова за плечи, сказал искренне:
- Есть житейское правило, послушайте, Василий Васильевич: кто не думает об исходе дела, тому судьба не друг.
- Это именно к вам и относится, Федор Иванович!
- Мне сначала казалось, - как бы не слыша реплики Власова, продолжал Макаров, - что вы не замечаете своей измены прежнему Власову. Но, по–видимому, я ошибся. Вы сознательно изменяете своей былой вере… И хотя вы стремитесь убедить меня в безрассудности, сами в это не верите!
Власов долго, почти враждебно глядел на Федора и, не сказав ничего в ответ, отвел взгляд в сторону.
"Незачем было подходить к нему, ― подумал Федор. ― От этого он только грубеет… Поддержки у него я не найду".
- Значит, Василий Васильевич, вы окончательно за постройку пробных?
- Да, да!.. - точно взбешенный, воскликнул Власов.
Глава четвертая
Наконец наступил день, когда руководство завода должно было решить вопрос о переделке конструкции. Нелегко было Макарову сидеть перед директором, который все еще читал докладную, и, наверное, не в первый раз, ведь она была вручена ему еще накануне.Он сидел немного согнувшись, смотрел на Соколова исподлобья, изредка поводя глазами на главного инженера, видимо не знавшего, по какому поводу директор вызвал его к себе.Грищук посматривал то на Макарова, то на Власова, сидевшего рядом, и как бы спрашивал их: "Ну что вы не поделили?.."
- Я тороплюсь, Семен Петрович, - вдруг сказал он директору. - Вы просили меня заглянуть. Может быть, позже?..
- Посидите! - не поднимая головы, обронил Соколов, дочитывая последнюю страницу докладной.
Грищук пожал плечами ― столько дел, а ему приходится сидеть у директора. И все из‑за конструкторов!..
Он уже начал злиться на Макарова и Власова ― что еще они затеяли? Недовольно сунув руки в карманы, он стал глядеть в окно, повернувшись к Федору чисто выбритым затылком, обвисшим поверх накрахмаленного воротничка. Макаров посмотрел на него и неслышно вздохнул. "Этот не согласится со мной".
- Почитайте, - наконец поднял голову Соколов и подал Грищуку докладную. - Любопытный сюрприз мы получили от ведущего конструктора…
Власов, сидевший на диване рядом с Макаровым, улыбнулся.Прежде чем начать чтение, Грищук достал очки, неторопливо надел. Но первые прочитанные строчки резко изменили его благодушие, щеки вздулись, губы вытянулись. Все быстрей и быстрей бегал он глазами по строчкам и, наконец, ― это было уже на предпоследней странице, ― будто сжался весь. Вряд ли можно было еще выше вздернуть плечи и глубже втянуть седоволосую голову. Сначала он задумался, а минуту спустя обратился к Макарову, глядя сквозь стекла очков.
- Федор Иванович, вы знаете о том, что в то время, пока вы были в командировке, почти вся техническая документация рассмотрена?..
- Да! - ответил Макаров. - Об этом я узнал по приезде домой.
- Больше того. Пробные уже почти в производстве! Мы обязательство дали в министерстве. От нас ждут результатов испытания. А вы придумываете бог знает что!
- Мы выполним обязательство позже…
- Да?.. - Грищук вскочил.
- Павел Иванович, пробные строить нельзя, - спокойно повторил Макаров.
- Значит, порочите собственное творение! Гордость то ваша где?
У Соколова в это время был такой задумчивый вид, что казалось, он никого не замечает перед собой. Вот он поднялся и с наклоненной головой зашагал по кабинету. Потом остановился перед Власовым.
- Василий Васильевич, а почему на докладной нет вашей подписи?
- Я не разделяю воодушевления Федора Ивановича, - неторопливо ответил Власов, снисходительно взглянув на Макарова.
- Вот как!.. Тогда изложите свою точку зрения.
- Я настаиваю на том, чтобы строить пробные машины и испытывать в воздухе.
- Но Макаров забил отбой!.. Тем хуже для него.
- Да уж куда хуже!
Разрешите, Семен Петрович, ― попросил Макаров, опасаясь, как бы директор не сделал преждевременного вывода. ―Я утверждаю, что все наши расчеты правильны, но сама конструкция не отвечает требованиям и задачам момента. Наш самолет ― не бросок вперед в развитии авиации, а всего лишь несколько улучшенный вариант того, что мы делали прежде. Случилось это потому, что мы не доверяли стреловидной форме крыльев. Собственно, не доверял Василий Васильевич, а я ему верил. Сейчас я намерен исправить свою ошибку.
Макаров умолк, потирая пальцами лоб, как бы еще что‑то додумывая и собираясь сказать. В кабинете воцарилась глубокая тишина. Власов пытливо всматривался в лица присутствующих, но не находил на них определенного ответа. Даже главный инженер молчал, не выявляя своего принципиального отношения к поставленному вопросу. Соколов продолжал большими неслышными шагами ходить по ковру, как капитан на мостике большого корабля. Он, казалось, мысленно разговаривал с самим собой.
- А конкретней, Федор Иванович? - вдруг спросил Грищук.
Макаров быстро глянул в доброе лицо главного инженера― ему хотелось встретить поддержку, сочувствие, но тон, каким было сказано это "конкретней", не оставлял никаких сомнений: главный инженер стоит на. стороне Власова.Федор немного наклонил голову, как бы желая спрятать от маленьких глаз Грищука свое смущение. Он не считал возможным повышать тон, но как трудно было говорить спокойно, когда внутри все кипело.
- Меня удивляет, Павел Иванович, такая постановка вопроса, - сдержанно ответил он. - Пока только мыслям просторно, но словам еще тесно. Чтобы точно и правильно выразить мысли,. необходимо посидеть и заново продумать очень многое. Могу сказать: самое схему, особенно фюзеляж, крылья и оперение, я намерен пересмотреть от начала и до конца.
- Федор Иванович, - мягко заговорил Грищук, в одолевающей вас сумятице чувств и мыслей, несомненно возникших под впечатлением увиденного на других заводах, я улавливаю нетвердые, скороспелые идеи. Считаю нужным предупредить: не отбрасывайте столь решительно суждений Василия Васильевича. Он опытный конструктор. Полагаю, вам следует поладить… выражаясь точнее, вам надо по–прежнему относиться друг к другу с надлежащим уваженим. Мне крайне хочется верить, что так и будет.
- Какая лирическая тирада! - поморщившись, усмехнулся Соколов. - Конструкторская -это творческая лаборатория, а не клуб единомышленников!
Грищук взгянул на Соколова, ему показалось, что тот смотрит на него дольше, чем обычно.
- Не с того вы начали, Павел Иванович, - задумчиво продолжал директор, глянув в окно вдруг потемневшими глазами. - Не в неуживчивости, видимо, тут дело. Нет, - твердо повторил он и встряхнул головой. - Существо разногласий вовсе не в том, что между собой не поладили два конструктора.
Макаров медленно поднял голову и увидел устремленные на него жгучие глаза Соколова. Их острый взгляд проникал в самую глубину души. У него забилось сердце. Он чувствовал ― директор был на его стороне.
Когда Макаров и Власов вышли из кабинета, Соколов покосился на дверь, точно желая убедиться, плотно ли она прикрыта.
- Павел Иванович, - начал он, окидывая Грищука медленным взглядом, - вы не должны так относиться к предложению Макарова. Талантливый конструктор!..Эти слова он произнес сдержанно, однако тоном властным. Грищук недоуменно поднял на него глаза, чувствуя, что директор не все сказал.
- Все то, что Макаров изложил в своей докладной, не расходится с замечаниями, которые нам сделали в министерстве, - продолжал Соколов, медленно расхаживая по кабинету.
- Но отрицательное мнение Власова, Семен Петрович!.. - с чувством проговорил Грищук. - С ним нельзя не считаться. Человек с опытом. Кстати, вы не читали его диссертации?
Соколов почувствовал, что Грищук стремится увести разговор в сторону. Это ему не понравилось. Но не изменил своего спокойного и ровного тона.
- Читал перед отъездом в Москву. И, должен признаться, с усилием. В его работе не чувствуется исследовательской тенденции. Правда, формально в ней все на своем месте, но, к сожалению… все давно уже не новое. Дальше институтских стен такая работа не пойдет. Не обижайтесь, Павел Иванович, но во власовском сочинении чувствуется общность с той работой, которую вы защитили год тому назад.Грищук уставился на директора.
- У нас темы совершенно разные! - обиженно возразил он.
- Темы разные, а метод обоснования положений общий. И вы и он ставили себе целью разобраться, не в техническом прогрессе авиастроения, а в истории. Поражают меня такие диссертации. Ищешь и не находишь отражения выстраданного людьми в упорной борьбе с силами природы. Сколько еще загадок в нашей практике!.. Вот ученые и обязаны разгадывать их, делая смелые, новые открытия… А что в вашей работе, что в диссертации Власова?
Грищук взглянул исподлобья на директора. Он уже не раз слышал его резкие суждения об ученых. Возражать не было смысла. Вместо ответа сказал мягко:
- Все же, Семен Петрович, я нахожу заслуживающими внимания возражения Власова.
Соколов подошел к столу, наклонился и начал делать в календаре какие‑то заметки. Он понимал, что главный инженер против предложения Макарова, хотя из осторожности и не обнаруживает явных признаков несогласия.
- Мне невольно пришла в голову мысль, Павел Иванович, что убеждение Власова базируется на немудрой основе. Макаров пытается идти по первопутку, а он выбирает проторенные дороги. И еще пытается убедить нас, что они лучше.
- Семен Петрович, вы излишне строго судите о Власове, - вместо возражения заметил Грищук.
- Вот что, - положив руку на плечо Грищука, посоветовал Соколов, - побеседуйте, Павел Иванович, с Власовым. Растолкуйте ему, как своему другу, что для новых поисков мы откроем решительно все двери! Пусть он пересмотрит свою точку зрения. В этом будет польза не только делу, но ему самому. Макаров прав! Скорость надо набирать не по мелочам, а сразу, рывком. Силою тяги двигателя мы обеспечены. Остается одно: резко снизить сопротивление воздуха на звуковых скоростях…
…Власову и сразу не казалось, что его доводы против идеи ведущего конструктора получатся убедительными. Тем не менее ему и в голову не приходила мысль, что Макаров так легко победит. "Все погибло! Сколько бессонных ночей, сколько надежд!.. И все прахом…" Он чувствовал, что его теперь окончательно отшатнуло от бывшего ученика. Конец совместной творческой работе. Конец долгой дружбе…Из кабинета директора оба конструктора вышли вместе. Шагая по заводскому двору и прислушиваясь, как под ногами похрустывает только что выпавший сухой снежок, Власов то и дело тайком косил глаза на Макарова― не раскаивается ли? Его раздражала победа молодого конструктора. Он думал о своем одиночестве. На Грищука нечего возлагать особых надежд, конечно, ― струсит он, не посмеет выступить против решения директора завода…
- Все злитесь на меня? - вдруг заговорил до сих пор молчавший Макаров. - Василий Васильевич, в сотый раз прошу, давайте ка возьмемся дружно за дело!.. Разве мы не мечтали создать такую машину, чтобы на ней, наконец, удалось прорваться за скорость звука?..
- Нет, Федор Иванович, - оборвал Власов, не глядя на Макарова, - у меня нет повода к оптимизму. Все повернулось так, что сейчас не стало даже желания думать. Как начальника прошу - отпустите меня отдохнуть. Домой пойду. Попытаемся еще подумать, - вы о своем, я - тоже…
Федор взял Власова за руку повыше локтя, подался ближе, точно хотел прижаться к его большому костистому телу.
- Я уверен, вы поймете меня, если подумаете…
Федор Иванович― проговорил Власов, отстраняя его руку. ― Вы уверены, а я ― нет! Не стало во что быть уверенным, извините.
Они разошлись молча. Каждый зашагал своей дорогой, даже не пожав друг другу руки.Поздно вечером к Макарову в кабинет вошел летчик–испытатель Бобров ― небольшого роста, в пилотском комбинезоне и меховых унтах с приспущенными голенищами. Еще у двери остановился на полушаге. Его слегка прищуренные глаза весело глядели на конструктора. Макаров посмотрел на него.
- Федя! - глуховато произнес летчик, - А я ждал тебя в столовой. Ты почему без обеда? Может быть, женился в дороге и молодая женушка снабдила пирогами? Ну, что нового, рассказывай?
- Только не сразу, - рассмеялся Федор. - Как ты поживаешь, Петр Алексеевич?
- "Фигаро здесь, Фигаро - там". Пробую серийные… Сегодня в небесах уже побывал.
Пожимая руку Федора, Бобров душевно смеялся, росинки влаги дрожали на его длинных ресницах.