Скорострельные пушки продолжали бить. Корабль, трясясь и напрягая свои машины, мчался вперед…
Доктор понял, что корабль ведет бой и люди там, наверху, не потеряли присутствия духа. Стеснительно оглянувшись, доктор прикрыл глаза. На висках его пульсировали утолщенные, зигзагообразные жилки. Таня смотрела на доктора, не осуждала его и думала о Курасове. Сейчас, в минуту опасности, пришедшей к ним обоим, она сразу простила его. Но, простив, она сейчас же со стыдом призналась сама себе, что прощать‑то нечего.
Что он сделал ей плохого? И неужели теперь они оба из‑за нее будут наказаны?
Стреляли соседние корабли. Звуки боя там, наверху, разлетались по огромным просторам моря и воздуха, а здесь… Их металлическая узкая коробка ныряла в волнах, стучала и гудела. Послышался характерный свист пикирующего бомбардировщика. Корабль круто развернулся, и в каюте всех бросило влево. Грохнуло далеко за кормой.
- Раненых пока нет, - сказал доктор, - но нас самих кажется доколотят…
Таня взяла в руки книгу, страница была подчеркнута Курасовым.
"Всякое живое существо в силу инстинкта боится смерти, - читала громко Таня, - но человеку дана воля, чтобы побороть этот инстинкт. Звери не только боятся смерти каждый для себя, но и боятся смерти других, себе подобных. Когда какое‑нибудь животное впадает в предсмертную агонию, то все окружающее его стадо разбегается. Человек поборол в себе это чувство… более того, человек с древних времен стремится побороть в себе опасение за свою жизнь, и военная доблесть, в которой пренебрежение к смерти есть главное, давно уже была в наибольшем почете…"
- Чего замолкли? - спросил доктор. - Читайте.
Таня захлопнула книгу:
- Я больше не могу.
Орудия палубных установок стреляли реже. Взрывов не слышалось ни вблизи, ни в отдалении.
- У человека с достаточно сильной волей хватит самообладания, чтобы побороть в себе чувство страха, - сказал доктор, будто в чем‑то оправдываясь. - Человек не может не слышать пальбы пушек, прикрепленных почти к его темени, но он должен приучить себя, чтобы шум этих пушек не мешал ему исполнять свое дело, хотя бы оно требовало сильного мозгового напряжения… Я лично любуюсь нашей Надей и прямо‑таки искренно завидую ей.
Надя расчесала гребнем волосы.
- А вы знаете, отбой, - сказала она. - Слышите?
- Слышим. - Доктор погладил усики. - Ансамбль песни и пляски объявил небольшой антра кт. Удивительно, ни одного раненого, а казалось…
- Подождите, доктор, - попросила Таня, прислушиваясь к шуму в коридоре и громким голосам.
В каюту вошел Курасов. Он был возбужден, глаза блестели, струи воды стекали с его кожаного пальто. Он снял зюдвестку, стряхнул ее и рассмеялся.
- Тридцать шесть бомб сбросили на дивизион! И ни одной в цель!
- Поздравляю, - доктор шутливо отвесил поклон Ку- расову. - Только мне не по нутру вся наша статистика. Не попал - и хорошо. Чего вы над ними смеетесь?
- Ну, а как же! Сколько селитры зря сгорело.
- А если бы не зря сгорело, пришлось бы по методу Садко путешествовать, - пробрюзжал доктор. - М–да… - Он прищурился, поманил пальцем Надю. - Мне все же хотелось познакомить вас, Надя, с правилами подъема и спуска тяжело раненых в узкие судовые люки.
- Товарищ майор медицинской службы, нам показывали…
- А вот я еще раз проинструктирую. Пойдемте‑ка.
Курасов и Таня остались одни.
- Я думал о тебе там, - сказал он. - Я только сейчас понял, что значишь ты для меня…
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Шла крупная, так называемая спорная волна. Ветер дул теперь в лоб, как бы стараясь развернуть в обратную сторону курчавины барашков. Рассвет прояснил гористые берега, открыл море по всему горизонту, но окраска всего окружающего была по–осеннему серая и хмурая.
После боя с немецкими бомбардировщиками корабли шли снова в кильватерном строю. Букреев, не покидавший мостика с начала перехода, удовлетворенно пересчитал суда. Их попрежнему было двенадцать. Караван не потерял не только ни одного корабля, но ни одного человека. Никто даже не был ранен. Букреев смотрел на Звеняги- на с чувством товарищеского одобрения.
Звенягин засунул руки в карманы кожаного пальто. На нем была фуражка, надвинутая на лоб, высокие сапоги на толстой подошве. Его перчатки–краги лежали на ящике с сигнальными флагами. Командир корабля изредка, обменивался фразами со Звенягиным и внимательно просматривал море. Шумопеленгаторы улавливали в море присутствие подводной лодки, но она была где‑то далеко.
Десантники спали, накрывшись плащ–палатками. Вахтенные краснофлотцы стояли на своих местах. На вороненом стволе крупнокалиберного пулемета, на зубьях патронов тускло поблескивали, словно литые, капли воды. Корабль нырял, то зарываясь в волну, то выбрасывая нос, и тогда по засаленным скулам резво слетали водяные струи.
Звенягин старался не встречаться глазами с Букрее- вым. Ночью, во время боя, когда корабль должен был быстро уклониться от пикирующего на него Юнкерса, растерялся штурвальный. Так как было темно и маневр вначале ограничивался небольшим пространством, они чуть не врезались в корабль Курасова. Звенягин, раньше всех понявший опасность, отстранил рулевого и, быстро переложив руль, спас положение. Никто, кроме него самого, не знал, что он пережил в этот короткий миг. Может быть, их корабль и не налетел бы на Курасова, так как тот тоже успел отвернуть. По всей вероятности, и не нужно было самому бросаться к рулю. Но, припоминая подробности, Звенягин понимал, что иначе он поступить не мог. Это был его сорок шестой бой! Сорок шестой бой! И хотя он сделал все, что положено, и сделал это хорошо, он почувствовал какую‑то гнетущую слабость и душевную тревогу.
Манжула выглянул из люка. Его сосредоточенные невеселые глаза остановились на Букрееве. Потом Манжула, броско выпрыгнув на палубу, направился к мостику, умело балансируя на своих крепких коротких ногах. В его руках был термос и что‑то завернутое в салфетку.
- Я принес чай, товарищ капитан, - сказал Манжула, останавливаясь у мостика.
- Чай? - удивленно переспросил Букреев. - Слышите, Павел Михайлович? А в узелке что?
- Гренки, товарищ капитан.
По лицу Звенягин а пробежала улыбка, разгладившая складки у рта и междубровья. Звенягин поправил фуражку, сбив ее немного набок, подмигнул.
- Удивительный народ наши краснофлотцы, Букреев. Вскипятить чай и нажарить гренки на нашем тарантасе!
- Выпьете чаю, Павел Михайлович?
- Еще бы! И если можно с гренками.
Звенягин взял кружку. Отхлебнув несколько глотков чая, Звенягин передал кружку штурвальному, а сам стал на его месте.
- Мы люди морские, брюки костромские! - крикнул он.
Вахтенные комендоры, услыхав командира дивизиона, заулыбались, принялись расталкивать спящих десантников. Из‑под мокрой парусины показались заспанные лица. На палубе становилось людней и веселей. Неожиданно, пробив узкие облака, скользнули лучи солнца и водяная, бесцветная пыль заиграла всеми цветами радуги.
Дивизион догнали два гидросамолета–разведчика. Они пролетели совсем близко. Были видны летчики в черных шлемах, штурмана, стрелки–радисты под целлулоидными колпаками турельных хвостовых пулеметов. Экипажи са- молетов были известны всем морякам дивизиона, они базировались рядом на Тонком мысу. Моряки читали но- мера машин, махали зюдвестками.
- "Эмбээры" пошарят по проливу, - сказал Звенягин, провожая самолеты глазами, - узнают, что там подготовили для нас фрицы.
Потом появились желтопузые "кобры", быстрые, с острыми змеиными носами, с тонкими, скошенными крыльями.
Все знали летчиков воздушной дивизии Героя Советского Союза Любимова, летавших на "аэрокобрах". Moжет быть, во главе этой шестерки истребителей летел сам Любимов, асс Черного моря, продолжавший свою опасную и почетную службу, несмотря на потерю ноги в бою под Юшунью. "Аэрокобры" поднялись выше и скрылись за облаками.
Вскоре морская авиаразведка предупредила Звенягина о появлении групп из москитного флота противника, крейсировавших на входе в Керченский пролив, очевидно, с расчетом произвести атаку каравана. Звенягин, получивший приказ не подвергать перегруженные корабли риску морского сражения, держал курс к проливу. Казалось, этот герой морских сражений решил пренебречь указаниями командования и здесь сразиться с врагом. Но противник, очевидно, решил не выходить на оперативный черноморский простор, а устроить засаду в устье пролива. Звенягин кодировал: "Прошу немецких разведчиков не отгонять".
Южное побережье Таманского полуострова открылось пустынными, розно срезанными берегами с белой каймой прибоя. В облачной дымке угадывались горы Крыма. Перемычка далекой вулканической гряды как бы связывала западное побережье с заклубленными облачностью высотами Предкавказья.
Тамань! Древняя таинственная земля лежала перед взором Букреева. Вспомнились давно прочитанные книги о коралловых океанских островах, о Саргасовом море. Волны кипели у побережья, и нигде нельзя было обнару- жить признаков жизни. Как будто они были первыми мореплавателями, подходившими к этому полуострову.
На траверзе мыса Железного рога показались два "ягуара". Выполняя приказ флагмана, разведчиков не отогнали. Пройдя над кораблями, "ягуары" скрылись.
- Добро, - сказал Звенягин, - теперь пусть ждут…
Корабли круто повернули к земле, к тому пункту, где сосредоточивались десантные войска.
Букреев передал на все корабли команду приготовиться к высадке. Берег приближался. Теперь были хорошо различимы железные остовы полузатопленных самоходных немецких барж и незаметный издали, прилипший к воде, причал. Крутое прибрежье заканчивалось песчаным отмельным подбоем, по которому неслись длинные, пенные волны. Чайки, отяжелевшие от обильной пищи, уже без крика выхватывали глушеную рыбешку, засеребрившую море. Бакланы охотились в одиночку, подолгу прицеливаясь к добыче и спускаясь на нее с устремленными вперед клювами и хищно разжатыми лапами.
- Недавно бомбили, - равнодушно заметил Звенягин. - Имейте в виду, Букреев, нужно очень быстро произвести рейдовую разгрузку. К причалу нам не подойти, здесь очень мелко.
Корабли бросили якоря, но не глушили моторов. От причала сразу же отвалили многовесельные шлюпки и связанный из бревен плот, идущий на шестах, которыми упирались в мелкодонье. На веслах и на шестах работали моряки, радостно кричавшие еще издали.
Десантники умело подтянули к кораблям шлюпки, распределились, сами сели за весла и быстро пошли к берегу. Плот, нагруженный в первый рейд имуществом взвода связи, возглавлялся лейтенантом Плескачевым, ловко, по–рыбачьи, работавшим шестом. Плот легко подносило на волне, опускало, но не захлестывало.
- Не сломайся, Плескачев, - крикнул Рыбалко, устроившийся на корме шлюпки.
- Сломаюсь, починят, Рыбалко! - отозвался Плескачев, налегая на шест.
Наспех сколоченный причал был оборудован деревянными настилами, разлохмаченными и потертыми при швартовке.
Рыбалко, выскочивший первым на помост, определил по этим признакам, что сооружение недавнее, хотя успело потрудиться. На причале поджидали краснофлотцы. На поясах у них висели кинжалы и трофейные пистолеты. Бескозырки были затянуты маско–чехлами.
- Севастополь воевать, братки? - спросил пулеметчиков широкоплечий краснофлотец.
- Сусликов по степи гонять, - огрызнулся Шулик, не любивший загадывать ничего раньше времени.
- Тут сусликов нет. Тут самые слепыши. А крыс сколько, братки!
- Давай, помогай, - оборвал его Шулик, - любишь ты, вижу, парень, языком ножи точить.
- Как языком? - обидчиво спросил краснофлотец, пренебрежительно измеряя взглядом низкорослого Шу- лика. - Ты с какого корабля будешь?
- С крейсера святого лентяя… Тащи‑ка лучше вот весь этот хабур–чабур подальше от водоплеска. Ишь какая волна играет…
Плот вторично возвращался со взводом ПТР. Люди сгрудились, удерживая на весу свои длинноствольные ружья и ящики с патронами. Яровой приспособил вместо правила доску, и плот двигался теперь спорее и не крутился.
Шлюпка с Букреевьгм, Баштовым и Кондратенко шла под ударами весел опытных моряков "тридцатки". Красиво ошвартовавшись, шлюпка снова полетела к кораблям,! и на веслах остались моряки "тридцатки" с гвардейского крейсера "Красный Крым", очевидно, успевшие соскучиться по своей, моряцкой, работе.
Букреев огляделся. Крутой, метров в тридцать, глинистый обрыв тянулся к западу. В противоположной стороне белело резко отличное от морской синевы соленое озеро, вернее, лиман с солончаковым побережьем и низкими Камышевыми порослями. Ветер гнал по озеру сытую волну и со степи сносил в море бурьяны, которые снова прибивались к берегам, мокли и гнили, смешанные с водорослями.
Батальон быстро выгружался и располагался пока у берегов. Пулеметчики ставили на катки пулеметы, минометчики просматривали лямки. Все проверяли и подгоняли снаряжение, перебирали в ладонях запалы гранат, протирали автоматы и винтовки.
Причалила последняя шлюпка с автоматчиками.
Усиленный рокот моторов донесся с моря. Корабли снялись с якорей и, разделившись на две группы, разошлись в разные стороны. Одна группа направилась к Анапе. вторая под командованием Звенягина пошла к Таманскому порту, куда можно было прорваться даже в светлое время суток прорытым в войну каналом у основания Тузлинчской косы. Три орудийных выстрела донеслись с флагманского корабля. Это был прощальный салют Звенягина. Чайки сбились в стаи, закричали. Моряки подняли на винтовки и автоматы бескозырки и долго приветственно махали уходившим кораблям.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Поднявшись на крутобережье, Букреев и Батраков увидели плоскую побуревшую степь, расцвеченную светло- голубыми островками полыни. Большие лиманы, похожие на озера, отделялись от моря солончаковыми мочажинами. На лиманах табунилась дичь, доносился писк не то бекасов, не то чибисов. По небу двигались длинные сырые облака. Букреев закурил папироску и посмотрел на притихшего Батракова. Хитринка играла в уголках букреев- ских губ и в прищуре его черных умных глаз. Он улыбался по–особенному, не разжимая губ, и тогда подрагивали щеки от этой сдержанной улыбки и подбородок, лежавший на туго затянутом воротничке гимнастерки.
- Квартиру нам дали без мебели, Николай Васильевич, а? И хозяев пока нет.
- Нас должны встретить, Шагаев говорил.
- Встретят. Где‑то в этих травах расположилась целая дивизия, а посмотреть - пустыня.
В глубине степи виднелась какая‑то ферма. Туда вела Дорога, но возле нее не замечалось никакого движения. Еще дальше чернели плохо различимые строения, похожие на кошары - степные загоны для овец.
Оттуда по направлению к пристани бежала легковая машина. Машина шла напрямик, по бездорожью. Батраков, из‑под ладони наблюдая за машиной, сказал:
- К нам.
Роты располагались на завтрак. Моряки ломали бурьяны на топливо. Пресной воды поблизости не нашли, и Букреев приказал подошедшему Баштовому пользоваться водой из фляг, костров пока не разжигать.
С Керченского полуострова слышались глухие, но сильные взрывы. Букреев внимательно вслушался.
Машина остановилась возле роты Ярового, шагах в пятидесяти от того места, где стояли Букреев и его заместитель. Из машины неторопливо вылез невысокий армейский офицер в сером плаще с полевыми погонами полковника.
- Наверное, сам полковник Гладышев, - догадался Букреев.
- Пойдем‑ка представляться.
Полковник направился навстречу. Его сопровождали Баштовой и незнакомый худощавый офицер с тонким бледным лицом, одетый в меховую дубленую безрукавку.;
На сырой траве оставались ясные следы, или, как говорят степняки, оставалась сокма. На полынной кружа- винке, покрытой кучками глинистой земли, выброшенной слепышами, полковник остановился, поджидая Букреева и Батракова. Когда они подошли и откозыряли, он представился: "Командир Н–ской стрелковой дивизии, 18 армии Гладышев". Офицер в меховой безрукавке оказался подполковником, начальником штаба дивизии.
- Поздравляю вас с благополучным прибытием, товарищи, - сказал Гладышев. - Вас немцы хотели подхватить?
- Вы уже знаете? - удивленно спросил Букреев.
- Слухом земля полнится. Или, как говорится, у каждого слуха найдется свое ухо, - пошутил полковник и серьезно добавил: - Я был как раз у командующего фронтом, когда Звенягин радировал о нападении бомбардировщиков.
У Гладышева оказался глуховатый голос, не соответствующий его плотной фигуре. На гладко выбритом упитанном лице пролегли морщины, доказывающие, что ему далеко за сорок. Во всем, начиная от новенькой фуражки и замшевых перчаток до отлично начищенных сапог, правда, сейчас забрызганных росой, чувствовалось, что полковник подготовился к встрече. Аккуратный Букреев с сожалением оглядел свой ватный костюм, прошитый полосами, вымазанные грязью головки сапог.
Командир дивизии держался вначале начальнически небрежно, но после нескольких минут разговора, словно рассмотрев и оценив новых, подчиненных ему, офицеров, стал более прост.
- Костров пока не разжигайте, - сказал он в подтверждение приказания Букреева, - немцы следят. Перед вашим приходом бомбили причалы. К счастью, кроме трех раненых пленных румын, никакого результата.
- И рыбки наглушили, товарищ полковник, - заметил Баштовой.
- Рыбу они мастера глушить. Да… Ваш маршрут вот к той фактории, - Гладышев указал в сторону фермы. - Располагаться придется в степи, не прогневайтесь. Место выберете сами, только биваки должны быть скрыты от воздушного наблюдения. Вы придаетесь полку майора Степанова и от него получите продовольствие и пресную воду. Сегодня же свяжетесь с ним и представитесь начальнику политотдела. Вы их найдете в той же фактории.
Полковник с удовольствием произносил слово "фактория". Это не резало уха, так как на фоне пустынной степи, напоминающей какие‑нибудь льяносы или пампасы, подходило именно такое слово.
- Мы хотели попросить вас добавить нам автоматов, - сказал Букреев. - Нам нужно еще примерно полтораста или двести…
- Для кого?
- Для минометчиков и пэтээровцев. Обычно в десанте, когда выходят из строя минометы и противотанковые ружья, расчеты используются в качестве автоматчиков.
- Отлично. - Полковник подумал. - Автоматы получите. Вы учтите, товарищ подполковник… Видите, как важно быть опытным десантником. Кстати, товарищи моряки, у меня полки не плохие, но в десантах не участвовали.
- Мы знаем, - многозначительно сказал Батраков.
- Не участвовали, - повторил полковник, внимательно присматриваясь к Батракову, - хотя и штурмовали Новороссийск. Очень просил бы вас помочь. Выделите опытных десантников и пришлите в наши подразделения для обмена опытом. Нам предстоит дело серьезное. Слышите?
В направлении Керченского полуострова снова грохнуло одновременно несколько взрывов, пронесшихся над степью рокочущими, как горное эхо, волнами.
- Что там происходит? - спросил Букреев. - Мы тоже обратили внимание.
- Готовятся к приему гостей. День и ночь идут взрывные работы. Строят укрепления…