Спящая на кошме рядом с Бахтиором женщина вызывала недоумение. Шо-Пир сразу определил, что эта таджичка, судя по одежде, видимо, городская, сапоги и полушубок военного образца, ватные, защитного цвета брюки тоже. Зачем она явилась сюда? Шо-Пиру очень хотелось узнать поскорее новости, но приехавшие крепко спали. Надо было терпеливо ждать, когда они проснутся.
Под вечер первой проснулась Даулетова. Села, протерла заспанные глаза. Увидела Шо-Пира.
- Вы товарищ Медведев? - просто и дружески протянув руку, по-русски, с легким акцентом заговорила она. - То есть вы тот, кого здесь зовут Шо-Пиром? Привет вам от Швецова.
Шо-Пир сдавил пальцы Даулетовой так, что она, вырвав руку, быстро замахала ею.
- Виноват! - смутился Шо-Пир. - Это я русской речи обрадовался. Швецов? Кто это?
- В Волости новый замнач гарнизона.
- Спасибо. Только я не знаю его.
- А он вас знает. Слух о вас далеко идет!
- Ну, скажете! Как в норе живу.
- В Волости знают вас… Только, по-моему, Швецова и вы знать должны. В отряде Силкова служили?
- Василия Терентьевича? Как же!
- И Швецов там служил. Забыли?
Шо-Пир взволновался:
- Постойте! Швецов? Маленький такой, щуплый?
- По сравнению с вами? Ну, скажем так: худощавый, небольшого роста! Даулетова улыбнулась. - "Шуме-ел камыш, де-е-ревья гнулись, а ночка темна-а-я бы-ы-ла!…"
- А! - обрадовался Шо-Пир. - Ну, значит, тот самый! Без этой песни дня не было у него! Красноармейцем был, гармонист хороший! Петькой зовут?…
- Правильно, Петром Николаевичем! С ним я приехала. Он меня сюда и сманил, давно хотелось ему в эти края вернуться.
Подумав: "Здорово! Пошел, значит, в гору!" - и сожалея, что вежливость велит отложить волнующий разговор о Швецов, Шо-Пир спросил:
- А вы что, работать сюда приехали?
- Ага. Учительницей… Где тут школа у вас?
- Школа? - Шо-Пир был озадачен вопросом. - Какая здесь школа!
- Разве нет? - смутилась Даулетова. - Ну ничего, мы соберем актив комсомола, организуем школу!
- Комсомол? - еще более изумился Шо-Пир. - Да вы, товарищ… как вас зовут? Да откуда здесь быть комсомолу?
- И комсомола здесь нет? - в свою очередь, удивилась Даулетова. - А мне, когда комитет комсомола меня посылал, сказали… Впрочем… - Даулетова окинула взглядом обступившие Сиатанг горы, селение внизу, иссушенные осенними ветрами сады. - У нас считали… Мы в карту вглядывались… На ней река Сиатанг пунктиром намечена, а внизу сказано: "Составлено по расспросным сведениям". На этой карте Волость и Сиатанг - почти рядом, все те же горы… Ну, считали, что раз в Волости есть комсомол, то… - Даулетова улыбнулась. - Кажется, я действительно попала в глухое место…
Проснувшийся Бахтиор старался вникнуть в полупонятный ему разговор.
- Зовите меня Мариам.
- А фамилия ваша?
- Даулетова… А я-то целый год сиатангский язык изучала, думала, приеду - сразу начну работу со здешними комсомольцами… А тут, оказывается… - Мариам покраснела. - Вы не думайте, что я о трудностях! Словом, неясно я себе представляла… Как же вы тут живете?
- А ничего живу. Поглядите: вот дом, вот сад, вот парни, какие у меня в друзьях! - И чтоб рассеять свое смущение, Шо-Пир так хлопнул по колену ничего не ожидавшего Бахтиора, что тот испуганно привскочил, а Даулетова расхохоталась.
- Ничего, Бахтиор! - усмехнувшись, по сиатангски промолвил Шо-Пир. - не пугайся, это я объясняю, какой ты у меня хороший! - И снова по-русски обратился к Даулетовой: - А вы, коли к нам приехали, жить у нас будете, сами увидите, какие тут дела. Советскую жизнь устраиваем!… Это что у вас, наган?
- В городе дали. Сказали по Восточным Долинам поедете, разное там бывает. Только не пригодился.
- Ну и здесь тоже не пригодится. Штучка хоть и хорошая, однако в селение пойдете, снимите ее, а то, пожалуй, вас и за женщину не посчитают. Скажите, где ж это караван четыре месяца пропадал? Мы думали - крышка!
- Четыреста верблюдов, - на весь край товары везли. Ну, а верблюды, знаете, пока Восточными Долинами шли - ничего, а поближе к Волости перевал уже снегами закрыт, зима раньше там начинается, выше вот этого дерева там снега!
- Знаю, купался в них! Там и летом снег. А как же прошли с верблюдами?
- Про то и речь! Тропинки узкие начались, никак не пройти верблюдам.
- Значит, застряли?… Над Соленым озером, что ли?
- Именно! Наши на Восточную границу поехали лошадей доставать неспокойно там, вернулись ни с чем. А мы месяц под перевалом прождали, верблюды начали падать, нет подножного корма. Девяносто верблюдов пало. Назад идти? Швецов говорит: "Не по-нашему это!" Да и позади уже снега выпали. Мы половину груза под скалами сложили, - теперь весною его возьмут, - сами вкруговую; километров двести круг сделали; вот и пришли.
- Досталось, значит?
- Ничего, досталось! Сюда, в Сиатанг, знаете, еще несколько работников ехало: Ануфриев - фельдшер один, толстяк, Дейкин - комсомолец, кооператор. Во все крупные селения люди назначены были. Только почти все, как добрались до Волости, там и остались, кое-кто заболел, другие - просто так, до весны, говорят, проживем, тогда двинемся на места…
- А вы что же?
- А я? Вот с Бахтиором вашим приехала. Хорошая вышла оказия! Кооператору без товаров и делать здесь нечего, а фельдшер, хоть и отощал в дороге, а все-таки толстяк, куда ему зимой? Лазать не может, да и трусоват немножко… Словом, весной сюда явятся.
- Ну, вы, я вижу, молодец! - сказал Шо-Пир. - С Бахтиором-то как? Сдружились? - и, не заметив, что переходит на "ты", добавил: - Значит, по-здешнему говорить можешь?
- Говорю! - и Мариам нараспев произнесла всем известную в Сиатанге песенку:
Горный козленок с тропы на тропу
Прыгает и качается…
Девушка моя легче его.
Глаза, брови, как уголь!
- Вот ты какая!… А научилась где?
- Райком несколько стариков разыскал - переселенцев из этих мест. Целый год меня обучали… А Бахтиор? Ну, если б не он, я бы сюда не добралась!
Перейдя на сиатангский язык, Даулетова продолжала рассказывать. Бахтиор принял участие в разговоре.
Шо-Пир узнал, что в Волость приехал новый секретарь партбюро по фамилии Гветадзе, человек, хорошо знающий особенности жизни в горах.
- Он сказал мне, - сообщила Даулетова: - "Писать Шо-Пиру не буду, раз едешь ты, а передай ему на словах…"
И Даулетова подробно перечислила все порученные ей для передачи советы и указания Гветадзе. Речь шла о работе по разъяснению местным жителям проводимых в Высоких Горах советских мероприятий: об орошении пустующих площадей (Шо-Пир с удовлетворением подумал об уже действующем новом канале); о наблюдении за сохранением поголовья скота; об ожидаемой посевной ссуде; о подготовке помещений для амбулатории, кооператива, школы; о работе по раскрепощению женщины… Затем Даулетова стала рассказывать обо всем, что творится в мире. С грустью подумав, что уже давно не держал в руках ни одной газеты, Шо-Пир, слушая Даулетову, забыл об окружающем.
Гюльриз, уже в сумерках, позвала всех туда, где на кошме, под платаном, расставлена была вся имевшаяся в доме деревянная и глиняная посуда, наполненная сдобными лепешками, изюмом, сливками, колотым сахаром, горками вареного риса.
- За Худододом сходить надо бы, давно такого пиршества он не видел, сказал Шо-Пир. - Сходи, Бахтиор!
- Вот хорошо это, сейчас приведу… Шо-Пир, что будем делать? Темно уже, а Ниссо нет!
- Ниссо? И верно, где ж это Ниссо?
- И я все думаю! - вмешалась Гюльриз. - Вы разговариваете, забыли, а я думаю: беда, наверно, случилась…
Но тут, словно только и дожидалась, когда заговорят о ней, в темном саду показалась Ниссо. Огромная ноша пригибала ее. С трудом переставляя тонкие босые ноги, Ниссо продвигалась между деревьями, ветви цеплялись за покрытые примерзшим снегом снопы. Конец ослабшей веревки волочился за носилками по земле. Шо-Пир и Бахтиор, вскочив, кинулись к девушке; ее опущенное к земле лицо было скрыто копной разметанных волос. Ветка тутовника, задев за носилки, нарушила равновесие. Ниссо упала на колени, снопы прикрыли ее.
Шо-Пир и Бахтиор быстро разметали снопы, и из желтых колосьев показалась черная лохматая голова. Ниссо откинула назад волосы, и все увидели ее утомленное лицо, но огромные глаза сияли счастливо и возбужденно.
- Вот! Хлеба тут на десять дней, - сказала она прерывающимся голосом. Я не думала, Бахтиор, что ты сегодня придешь…
Обильное угощение не обрадовало, а скорее огорчило Ниссо. Шо-Пир это понял, нагнулся, обнял девушку в приливе неожиданной нежности, поймал себя на желании поцеловать Ниссо прямо в полураскрытые губы. Ниссо не шелохнулась, не опустила глаз; она была полна гордости. Шо-Пир только потрепал спутанные мокрые волосы девушки.
- Ах ты, барсенок! Кто же тебе позволил идти туда?
- Свободная я… Ты же сам говоришь, Шо-Пир! - горячо выдохнула она и, взглянув на Даулетову, смутилась, выскочила из груды снопов и побежала к дому.
- Глядите! Еще бегать может! - рассмеялся Шо-Пир. - Гюльриз, веди-ка ее сюда. Все в порядке теперь. Есть будем… Э-эх, - заломил он руки, - жизнь у нас хороша!
8
Было решено: пока Бахтиор, Худодод и Шо-Пир не выстроят дома для школы, Мариам и Ниссо поселятся в новой пристройке. Здесь же будут храниться все привезенные Бахтиором продукты. Шо-Пир обещал на следующий же день заняться изготовлением деревянных кроватей для девушек, а в эту ночь обе легли спать на мешках с мукой, застланных кошмами и ватными одеялами.
Чуть не всю ночь проговорили они в темноте, рассказывая каждая о себе. Двадцатилетняя Мариам решила именно с этой девушки начать свою воспитательную работу и хотела, применяясь к ее развитию, подружиться с ней. Ниссо с гордостью чувствовала себя ничуть не менее взрослой и опытной.
- Значит, ты такая же, как и я? - заключила Ниссо.
- Такая же… Только от Азиз-хона не убегала.
- Это потому, что там ханов нет. Но зато ты была очень больна от голода.
- Да, если б меня не подобрали тогда и не увезли в детский дом, я бы так и умерла на улице Самарканда.
- Расскажи мне, что такое детский дом и что такое улица Самарканда?
Ниссо слушала не перебивая. Но потом задала сразу столько вопросов, что Мариам объявила:
- Знаешь, давай лучше я тебе каждый день буду рассказывать о чем-нибудь одном. Очень много нужно рассказывать. Хорошо?
- Хорошо, - согласилась Ниссо. Помолчала, раздумывая, и сказала: Значит, ты за работу свою все время деньги получать будешь?
- Буду.
- Я тоже хочу.
- Будешь, если всему научишься.
- А ты книги, значит, умеешь читать?
- Умею.
- Я тоже хочу. И сама, куда хочешь, ездишь?
- Конечно.
- Я тоже хочу. А как там ездят? Шо-Пир говорил такое слово: машина. Ты ездила?
- Ездила.
- Вот это я тоже хочу! Расскажи, как на них ездят?
Мариам покорно принялась рассказывать об автомобилях, железных дорогах и самолетах. Ниссо слушала, наконец перебила Мариам:
- Вот это все ты тоже, как и Шо-Пир, выдумываешь! Сказки это, но я тоже хочу!… У тебя есть муж?
- Нет, не хочу замуж.
- Ну, и я не хочу. А ты никакого мужчину не любишь?
- Нет, не люблю.
- А я вот люблю! - горячо воскликнула вдруг Ниссо, сразу спохватилась и замолчала, прикусив палец.
Мариам в темноте улыбнулась, хотела спросить: "Кого?" - но раздумала и сказала:
- Давай спать, Ниссо.
- Давай, - глухо ответила девушка, и хотя после этого в помещении воцарилась тишина, но обе долго не засыпали. Мариам думала о том, что никто и никогда не должен узнать об ее чувстве. Пусть тот, кто покинул ее в Самарканде, теперь подумает: куда она делась? Но кого же здесь любит Ниссо? Бахтиора, наверное? Что она понимает в любви? Когда будет ей, ну, хоть восемнадцать, тогда, может быть, и пойдем, как это горько и радостно!…
А Ниссо, лежа на спине, глядела в темноту и думала, что напрасно она сказала Мариам это слово, больше никому никогда не скажет его. Ах, если б Мариам могла понять, как это радостно и как горько!
9
Утром, когда Шо-Пир и Бахтиор завели большой разговор о распределении привезенной муки, девушки еще спали. Гюльриз заглянула к ним и решила их не будить.
С этой ночи Шо-Пир снова мог спать в своей комнате. Проснувшись раньше других, наскоро одевшись, он набил трубку привезенной махоркой и с наслаждением закурил. Не умывшись и не причесавшись, лохматый, невыспавшийся, он сразу же сел за стол и занялся подсчетами. Раздать привезенную Бахтиором муку предстояло тридцати двум беднейшим ущельцам. Шо-Пир решил дать каждому по два пуда - на три месяца, до весны. Этого кое-как хватит им, при любых обстоятельствах избавит их от голода, от необходимости варить траву. Двадцать пудов следует оставить в запасе, на всякий случай. Восемь пудов риса тоже останутся в запасе - выдавать рис Шо-Пир решил только по праздникам или в виде премий за ту или иную работу. Составив список ущельцев, которым предстояло получить муку, Шо-Пир велел Гюльриз разбудить Мариам и Ниссо и, перекинув через плечо полотенце, отправился к ручью.
За чаем он сообщил, что сегодня будет раздавать муку, и, прочитав список, предложил Бахтиору сейчас же спуститься в селение, обойти дома обозначенных в списке и объявить, что мука будет выдана бесплатно и что каждый должен привезти на своем осле обмолоченное зерно: Бахтиор сохранит его до весны, а весною возвратит владельцам для посева.
- Пока ты вниз сходишь, я весы сделаю, - сказал Шо-Пир, - а вы, девушки, пересыпьте муку и разделите ее на равные доли. Потом поможете мне выдавать ее.
Бахтиор ушел, а Шо-Пир добавил:
- Ну, возьмемся и мы за дело! А то набежит народ, тут такое будет!
Ниссо и Мариам отправились в пристройку. Шо-Пир взял у Гюльриз для весов два больших деревянных блюда и выбрал из наваленных на дворе тополевых жердей одну попрямей и потолще.
Ниссо попросила Шо-Пира дать ей флаг. Оба флага после собрания хранились в комнате Шо-Пира. Шо-Пир сказал: "Это правильно!" - и вынес из дому флаги. Ниссо вместе с Мариам вывесила их под дверью пристройки; веселая, возбужденная, поднялась на террасу, вернулась с большим ножом.
- А это зачем? - спросила Мариам, склоненная над мешком и уже выбеленная мукой.
- Зарубки на столбе делать!
Первыми явились два низкорослых ущельца, которых Ниссо не знала. Они ничего с собой не принесли - ни зерна, ни мешков. Шо-Пир, прикрывая лицо от мучной пыли, велел Мариам выдать им по два пуда.
- А почему? - сказала Ниссо. - Где их зерно?
- Вот ты какая строгая! У них нет его и не может быть, они не сеяли ничего, работали на канале, только теперь получили участок на пустыре. Дай им! - И Шо-Пир обернулся к ущельцам: - А мешки принесете.
Весы еще не были готовы, и Шо-Пир, определив на глаз вес двух опорожненных на треть мешков, взвалил их на спину ущельцам. Они ушли сияющие, преображенные.
Шо-Пир, торопясь доделать весы, оставил девушек одних.
Третьей в помещение робко вошла Зуайда, и за нею просунулась морда осла. Осел повел ушами, ему не понравилась пыль, он круто повернулся и лягнул порог двери.
Все рассмеялись. Похлопав по крупу осла, Зуайда сбросила с него два тяжелых мешка, сама втащила их в помещение.
- Сюда ставь! - сказала Ниссо. - Зерно здесь будем складывать.
И, помогая Зуайде перетащить зерно в угол, добавила:
- Видишь, Зуайда, не напрасно ты руку за меня поднимала, богатство сейчас тебе дам!
Кивнув Мариам, - не мешай, мол, сама справлюсь, - определила на глаз вес мешка, приподняла его, стукнула об пол и, объятая облаками мучной пыли, сказала:
- Бери!
В мешке было не меньше трех пудов. Ниссо это знала. Зуайда смутилась, но Ниссо повелительно повторила: "Бери!" - и они вдвоем поволокли мешок к двери. Пока Зуайда, навьючив на спину осла мешок, прикручивала его веревкой, Ниссо торопливо прошла в глубину помещения, где были сложены рис и сахар, и, схватив приготовленный кулек, искоса глянув на стоящую спиной к ней Мариам, вышла наружу.
- Это тебе, Зуайда, еще, - тихо проговорила Ниссо. - Сердце хорошее утебя. Никому не говори: рассердится Шо-Пир. Приходи ко мне, когда дела не будет, просто так приходи, всегда моя гостья ты!
Зуайда поцеловала Ниссо, толкнула осла кулаком и пошла за ним следом.
Ниссо вернулась в помещение и деловито сделала три зарубки.
После этого долго не приходил никто. Мариам и Ниссо удивлялись отсутствию ущельцев.
Шо-Пир, сделав весы, выбирал камни, которые должны были заменить гири. За оградой он неожиданно увидел Кендыри. "Зачем он здесь?" - подумал Шо-Пир, а Кендыри, поймав его взгляд, перелез через ограду и спокойным шагом приблизился к нему. Осмотревшись, как бы желая убедиться, что никто, кроме Шо-Пира. Не видит его, он почтительно поклонился, приложил одновременно одну ладонь к груди, а другую ко лбу - так, как здороваются повсюду на Востоке, но только не в Сиатанге.
- Да будет с тобою здоровье, почтенный Шо-Пир.
- Здравствуй! - продолжая выбирать камни, ответил Шо-Пир. - Ко мне?
- К тебе, если позволишь, Шо-Пир, - сказал Кендыри. - Разговор к тебе есть. Без чужих ушей поговорить с тобой можно ли?
- Чужих ушей здесь нет. Говори, - Шо-Пир отложил камни, кинул взгляд на халат и на тюбетейку Кендыри, вгляделся в его неподвижное лицо. - Важный разговор, что ли?
- Для тебя - важный. - Кендыри постарался не заметить выглянувшую из дверей Ниссо. - Может, пойдем в дом?
- Пойдем, - согласился Шо-Пир, встал, потер ладонь о ладонь и направился вместе с Кендыри к дому.
Выходя из помещения, Ниссо увидела Рыбью Кость, сразу насупилась, презрительно повела губами. Рыбья Кость стояла у порога пристройки, что-то объясняла Мариам.
- Пришла? Что надо тебе? - с вызовом подступила Ниссо.
- Шо-Пир где?
Ниссо полна высокомерия и надменности.
- Нет Шо-Пира сейчас. Мариам, что она говорила тебе?
- Муку просит.
- Ты тоже хочешь муку получить? - язвительно спрашивает Ниссо.
Рыбья Кость бледнеет от злобы, но, овладев собой, коротко бросает:
- Давай!
- Не дам! Тебе нечего делать здесь!
Мариам с недоумением следит за их разговором. Обе, сжав кулаки, готовы кинуться одна на другую. Мариам встает.
- Погоди, Ниссо! Кто она?
Ниссо презрительно молчит. Мариам обращается к Рыбьей Кости.
- Ты кто?
- А ты сама кто? - выкрикивает Рыбья Кость.
- Я? Учительницей буду у вас, ты не волнуйся, скажи свое имя - в списке я посмотрю.
- Рыбья Кость ее имя! - выкрикивает Ниссо. - Разве ты, Мариам, не видишь? Какое еще может быть у нее имя?! Нет в списке ее, Шо-Пир утром читал, я помню. Не полагается ей.