- Ну и что? - неожиданно загорячился Андрюха. - Что с того, что кланяется? Вон у нас Санька такое другой раз придумает - сам председатель шапку перед ним ломит. Запчастей к трактору али там к комбайну нет. Так что ж, значит, и стой комбайн? А на что кумпол-то? Туда-сюда - и па-ашел чесать, такое изобретет, что и ученому не снилось... Санька, черт, со старой молотилки ось вогнал в сеялку. Да так ловко, будто век она там сидела. И чтоб какую копейку ему за такое изобретение, едрена рог! А ты чуть что - и деньга! Этак если брать за всякое дело, так и колхоз без портков останется. На то она и смекалка у мужика. Избаловался там, в городе-то... Ну, давай разливай остаток, да пойдем.
Они выпили молча. Андрюха с жалостью взглянул на Савелия. "Мало ты чего достиг" - говорил его взгляд. Парамонов же был вначале возмущен, но, подумав, успокоился: "Хорош бы я был, если б сказал про себя всю правду..."
- А вы-то кто? - неожиданно взорвался он. - Вы-то!
- Так а мы ничего и не говорим о себе, - стараясь поймать деснами кусок огурца, ответил Андрюха. - Это ведь ты себя выставлял. А мы что, мы крестьяне... Теперь-то, правда, на пенсии...
1976
РЕПЕЙ
В деревне Сергей Дмитриевич никогда не бывал, с деревенскими людьми никогда не встречался и поэтому, попав в Кузёлево, на многое смотрел с любопытством и удивлением.
Живя в городе, он даже не знал всех жильцов по лестничной клетке. Больше того, никогда ни с кем из соседей не здоровался. Тут же все друг друга знали. При встрече останавливались посреди дороги и начинали вести неторопливый разговор, на полчаса, а то и на час, не обращая внимания на пыль, которой их обдавали проносившиеся машины. В городе жил народ нервный, вечно куда-то спешащий, тут же - неторопливый. По крайней мере он ни разу не увидел быстро шагавшего человека, а тем более бегущего. В городе до него никому дела не было, тут же на него обращали внимание. Могли остановиться и бесцеремонно разглядывать. А то и спрашивали: чей, откуда? И ему приходилось объяснять, что привезла его невестка, чтобы познакомился он с ее матерью Авдотьей Никитичной Савельевой. Что сам он из города, чертежник, но теперь уже на пенсии.
- А что ж ты один-то, без бабы?
- Работает, не смогла.
- Молодая еще, коли работает.
- Ну не так чтобы, но все же, на семь лет моложе, - мягко улыбаясь, отвечал Сергей Дмитриевич.
О том, что он приехал, узнали в деревне за один час. Особенно заинтересовались старухи. Но и старики любопытствовали. Правда, больше поглядывали, ждали, когда приезжий сам заговорит о себе. Только один из них - Репей - еще издали стал кланяться.
- Здравствуйте, здравствуйте, - приветливо ответил ему Сергей Дмитриевич и предложил закурить.
- Не-ет, не балуюсь, да и тебе не советую, - ответил Репей. - Зачем же сознательно вносить в себя отраву?
- Привычка. Больше сорока лет курю.
- Эва, табачищу-то выжрал! Видно, от рака легких хочешь умереть?
- Да нет, зачем же.
- А если не хошь, тогда слушай, меня. Научу, как бросить. Значит, так, - Репей строго взглянул на Сергея Дмитриевича утонувшими в морщинах голубыми глазами. - Начинаешь с того...
- Да нет, что вы... Я не собираюсь бросать.
- Как же не собираешься, когда не хочешь умирать от рака. Или хочешь?
- Да нет, что вы...
- Ну, тогда слушай. Вся суть в том, что ты внушаешь себе: "Я не хочу курить!" Ложишься спать, говоришь себе: "Я не хочу курить!" А сам кури. Затягивайся и думай: "Я не хочу курить! Мне противно курить. Меня тошнит с табачища!" Понял? Я тут многих от курева отучил. Благодарили. Долго ль думаешь у нас пожить?
- С неделю.
- Ну что ж, и много и мало. Смотря чего делать. Но для начала годится. Вот, давай закуривай. Давай, давай!
- Да я сейчас не хочу, - засмеялся Сергей Дмитриевич, глядя мягко, даже с умилением на этого старичка, седенького, сухого и маленького, как подросток.
- Тем более. Давай закуривай! - хорохорился Репей.
Сергей Дмитриевич достал сигарету, закурил.
- Давай, давай, затягивайся глубже и внушай себе: "Мне курить неохота. Меня тошнит от табачища!" Внушаешь?
- Внушаю, - улыбнулся Сергей Дмитриевич.
- Ну вот, давай внушай. Каждый раз, как будешь затягиваться, так и внушай. Неделя не пройдет, как бросишь. Опротивеет донельзя. А выпиваешь?
- Понемногу.
- Чего больше, белое или красное? Или желтое?
- Что за "желтое"?
- Коньяк. Употребляешь его?
- Предпочитаю водку.
- Ага. Тогда идем.
И Репей повел Сергея Дмитриевича, да так быстро, что тот еле поспевал за ним. Спросить бы, куда ведет, да как-то неудобно было. Как неудобно было и отстать от него, вернуться домой. А Репей шел не оглядываясь, уверенный, что никуда приезжий от него не денется. Легонький, сухонький, беленький как одуванчик, он просто летел вперед.
И долетел до магазина.
- Сейчас узнаем, - таинственно сообщил Репей. - Случается, что и не всегда она бывает. Перебои, как в сердце. Будем надеяться. - Он взбежал по ступенькам, открыл на полный распах дверь и вежливо пропустил вперед Сергея Дмитриевича.
В магазине никого не было, кроме продавца, хромого, нестарого еще мужчины в белой куртке и черных замасленных штанах.
- Ага, вона она! - радостно воскликнул Репей и ткнул пальцем в верхнюю полку. Она была вся заставлена бутылками разных вин, и на боку каждой блистала маленькая электрическая лампочка, отражая большую, подвешенную к потолку. Окно в магазине было одно, да к тому же еще и маленькое, поэтому всегда горел электрический свет. - Дай-ка нам "Российскую", - сказал он продавцу. Тот, хромая, метнулся к полке. - Рассчитывайся! - взглянул Репей на Сергея Дмитриевича. И тому ничего не оставалось делать, как достать кошелек и заплатить за бутылку.
- Теперь прошу ко мне, - сказал Репей и легко сбежал со ступенек.
- Но я... - замялся Сергей Дмитриевич.
- Ничего, ничего, не стесняйся. Капустка, брусника моченая, а чего еще надо? Для знакомства выпьем, посидим. На что у меня старуха строга, но для такого случая слова не пикнет. Она, когда надо, тоже с понятием.
- Да нет, дело не в этом. Я не хочу.
- Как не хочешь? Ты ж сам сказал, что белое употребляешь?
- Это верно, но почему сейчас-то?
- А когда хотел?
- Да я вообще не хотел.
- А тогда чего ж покупал? Чего это у тебя такой неустойчивый характер? То хочу, то не хочу. Чать не маленький. Идем, идем!
Сергею Дмитриевичу ничего не оставалось, как последовать за Репеем.
- Во, Ксюша, глянь, кто к нам пришел, - сказал Репей жене, как только вошел в дом.
Старуха посмотрела и улыбнулась, отчего все ее лицо сморщилось, словно она собралась заплакать.
- Вот, значит, какой свекор у Авдотьи Никитичны! Вот кого ей бог послал. Ну что ж, можа, и ничего. Заранее-то как в душу влезешь, - сказала она.
- Ну, я ж говорил - обрадуется. Вишь, как льстит, - ставя бутылку на стол, сказал Репей. - Теперь можно и к главному приступать. Ты бы, мамашка, чего на стол из закуски сообразила да выпила с нами. Коли пришел гость, так надо угостить его.
- Чего ж это я поставлю? Если капустки да грибков?
- Неужели ты еще грибы сохранила? - удивился Репей и победно взглянул на Сергея Дмитриевича.
- А как же, есть, есть в подполе. Консерву делала, так как же не сохраниться. Слазай-ко!
Репей тут же откинул крышку и спрыгнул в подпол. Через минуту, улыбающийся, высунул голову и поставил на пол банку с грибами.
- Дай-ка руку, - сказал он Сергею Дмитриевичу и, когда тот подал, ухватился за нее и вывалился на пол. - Боровики! - открывая банку, гордо сказал он. - Один к одному беленькие. Я тут такие места знаю, что в любой год завсегда с грибами. Мамашка, нет ли картошин вареных? Они к грибам с маслом-то больно вкусны!
Старуха достала из чугуна несколько нечищеных картофелин, положила на щербатую тарелку.
- Вы уж тут каждый сам себе чисти, - сказала она и спросила Сергея Дмитриевича: - Хорошо ли приняла тебя Авдотья? Поди, куру забила?
- Нет, ведь мы с собой кое-чего привезли. Своего хватало, - ответил Сергей Дмитриевич, принимая из рук Репея стопку с водкой.
- Так что, и куру не забила? - удивилась старуха.
- Нет.
- Ай-яй-яй! - засмеялся Репей. - Вот вся она тут, Авдотья!
И старуха засмеялась, причем как-то по-куриному: "Ко-ко-ко-ко!" А Репей еще больше зашелся в смехе.
- Ну, давай теперича выпьем за личное знакомство и такое же благополучие, - вытирая слезу, успокаиваясь, сказал он.
Выпили.
- Нюська-то была девчушка справная у нее. Тут ничего не скажешь. Правда, сбежала с колхозу, ну дак не она первая. Дорожка-то была уж протоптана. Значит, невестка тебе она, - очищая ногтем от кожуры картофелину, сказал Репей.
- Да, славная девушка, - ответил Сергей Дмитриевич.
- Знаем ее, знаем, - вяло махнула рукой старуха, и не понять было, хорошо это или плохо.
- Ну, а ты интересовался у Нюськи, кто ее родители были, с чем пироги ели? - спросил Репей.
- Да особенно-то не расспрашивал. А что?
- Да ничего. Так, к примеру спросил. Ведь они, люди-то, каждый на свой манер. Кто ртом, кто носом дышит. Мамашка, помнишь, у нас Климов жил? Куда тебе как честный. А на поверку вышло? То-то и оно. Тут, брат, тоже надо, чтоб ухо было открыто, а не заросши волосом.
- Вы какими-то намеками говорите, - сказал Сергей Дмитриевич. - Разъясните, если можно.
- А чего ясней? Я ничего не сказывал. А если тебе про Климова, так что ж, он человек пришлый был у нас. Об этом вся деревня знает. Пожил с год и уехал. Это уж потом выяснилось, что он тут с двумя бабами путался, - как-то нехотя ответил Репей и налил еще по стопке. - Тебе-то наливать ли? - спросил он старуху.
- Налей, - разрешила она. - Для соблазну выпью.
Репей налил.
- Да, брат, ну и что же? Где спал-ночевал? - спросил он.
- А что? - уже настораживаясь, сказал Сергей Дмитриевич.
- Где она уложила-то тебя?
- В первой комнате.
- А молодые?
- Во второй.
- А сама?
- Этого я не знаю.
- Да ведь больше спать-то и негде там! - выкрикнул Репей и зашелся в смехе. И старуха закококала так, что даже плечи ходуном заходили.
- Я не совсем понимаю, - в недоумении сказал Сергей Дмитриевич.
- И ладно, что не понимаешь, если правду говоришь. Как ни летала, а перья все целы, - ответил Репей.
- Это к чему вы?
- А так, народная мудрость.
Бутылка подошла к концу. Старуха убрала стопки. Репей сдвинул на угол тарелки с недоеденной закуской, ударил ладонь о ладонь, как бы говоря: "Дело сделано!"
- Сегодня московское "Динамо" с киевским. Ты за кого болеешь? - спросил он.
- Ни за кого.
- А чего такой отсталый?
- Да просто не увлекаюсь.
- Тогда понятно, - засмеялся Репей. - Бывают такие люди. Моя вот тоже не болеет, так зато у нее и зубов нету. А у меня все сохранивши. Во, смотри какие! - Он распахнул рот, полный стершихся, но еще крепких зубов. - Захочу, резину сжую.
- Можно у вас закурить? - спросил Сергей Дмитриевич. Он давно уже томился без курева.
- Э, нет. Потом этот табачище за три дня не выветришь. На улице покуришь. Только не забывай - каждый раз, как будешь затягиваться, так тут же внушай себе: "Я не хочу курить. Мне противно. Тошно!" Вот, пойдем-ка, пойдем на улицу. Я погляжу, как ты будешь теперь курить. Пойдем! - Он шустро вскочил, поманил рукой Сергея Дмитриевича и открыл дверь в сенцы.
- Спасибо, - сказал Сергей Дмитриевич старухе.
- На здоровье, батюшко, на здоровье. Поел, и ладно.
На улице был уже предвечерний час. Шли коровы, медленно, вразвалку, неся тяжелое вымя. Перебегая с края на край дороги, метались овцы. Коровы мычали, овцы орали страшными голосами.
- Личное хозяйство, - пояснил Репей. - Пережитки.
- А у вас нет ни коровы, ни овцы? - спросил нехотя Сергей Дмитриевич, только ради вежливости. Ему почему-то было не по себе, словно он допустил где-то ошибку.
Репей взглянул на него.
- А ты чего ж, затягиваешься, а, похоже, не внушаешь себе, отвлекаешься? О, смотри, твоя новая родня - теща объявилась. За коровой вышла. Яловая у нее корова-то в нонешнем году, яловая. Два раза водила к осеменителю, а ничего не вышло. Зажирела, должно быть. Ну, покедова. Заходи, если что. Путь невелик. Побеседуем. Я тебе еще чего расскажу.
Сергей Дмитриевич поблагодарил его и направился к матери невестки. Авдотья Никитична выжидательно смотрела на него, скармливая корове ломоть хлеба.
- Куда ж это ты запропастился, Сергей Дмитриевич? - сказала она.
- Да вот, познакомился с интересным человеком, - ответил он.
- Это с каким же таким интересным?
- А вот имени-отчества и не спросил... Он стоял сейчас со мной.
- А, Репей-то... Нашел тоже, с кем знакомство заводить.
- А что, или он нехороший человек?
- А за что бы хорошего прозвали Репьем? Чего хоть поговорили-то? - Она уже шла за коровой, погоняя ее ко Двору.
- Да так, собственно, ни о чем.
- Стоило время терять. А мы ждем-пождем. Куда запропал? Обедать надо, а тебя нету. Голодный поди-ка? - Авдотья Никитична разговаривала, и в голосе у нее скользило недовольство поведением дорогого гостя.
- Да нет, выпили немного, закусили.
- Чем же таким там тебя угощали?
- Грибы поставили, картофель.
- Да уж, у них не разбежишься. Не ты ли вино-то купил?
- Я.
- А хоть бы и сказал, что не ты, ни в жизнь бы не поверила. Еще не было такого человека, которого бы Репей угостил, да не ославил. Подожди, еще и о себе услышишь.
Ждать пришлось недолго. Через какой-то час к Авдотье Никитичне прибежала соседка и что-то с жаром стала ей рассказывать вполголоса на кухне.
- Ну вот, с чем и поздравляю тебя, дорогой гостюшко, - дрогнувшим голосом сказала Авдотья Никитична, как только соседка ушла. - Вся уж деревня только и говорит, что тебя морю голодом. Что уж ел ты у них, ел, еле наелся. Что я и куру-то дорогим гостям пожалела. Чего это ты там наговорил-то?
- Я этого ничего не говорил, - в растерянности ответил Сергей Дмитриевич.
- Да нет, чего-то говорил. Дыма без огня не бывает. Иначе как бы пошло? Да еще интересовался, кто мы такие, что за люди с мужем были. Зачем тебе у чужих-то спрашивать? Спроси у меня, все скажу. Или не поверишь? - Она неожиданно заплакала. - Чем уж таким я показалась нехорошей? Что куру-то не заколола в первый день, так сам знаешь, сколько еды навезли. А сегодня вон она, кура-то, с лапшой ее сделала. Ел бы, чем по чужим домам слоняться.
- Да ведь я и не хотел. Уж как-то так получилось, что он пригласил меня...
- Нехорошо, нехорошо, дорогой гостюшко. Не так близкие да родные люди поступают. Не успел оглядеться, и вон уж сколько разговоров...
Пришли из клуба сын с невесткой. Сын встревоженно посмотрел на тещу, увидев в ее руке платок. На отца посмотрел.
- Что это у вас тут происходит? - спросил он.
- Да так, ничего, вспомнили... - вздохнув, сказала Авдотья Никитична.
- Папа, на пару слов выйдем, - сказал сын Сергею Дмитриевичу.
- А что? - уже встревоженно спросил Сергей Дмитриевич, чувствуя какую-то новую для себя неприятность.
Сын ждал его у крыльца хмурый, озабоченный.
- Что ж ты себя под смех-то ставишь? - осуждающе сказал он.
- А что? Я ничего.
- А чего ж тогда болтают, что ты ждал к себе ночью Нюшину маму? До петухов не спал.
- Да ничего я этого не говорил. Клянусь тебе!
- Не знаю, но вся деревня только про тебя и говорит. Прямо хоть уезжай домой.
- Ну что ж, уеду. Только я тебе со всей честностью: ничего я не говорил. Это все старик Репей наплел. Идем к нему. Пусть он скажет, что я ему говорил.
- Ничего он не скажет... И зачем ты пошел к нему? И Аннушка расстроилась. Зачем-то расспрашивал про ее родителей...
- Да не расспрашивал я! - вскричал Сергей Дмитриевич. - Ну что это на самом деле! Ничего я не говорил. Ни про куру, ни про нее, ни про себя. Навыдумывал все, старый пес! Наврал!
На крыльце появилась Авдотья Никитична.
- Ну чего вы тут устранились? Репей, он и есть Репей. Кого хошь ославит. Только тебе-то, Сергей Дмитрич, надо бы посурьезней быть. Не мальчишка... Идите молоко пить, да и спать надо.
Когда Сергей Дмитриевич поравнялся с нею, Авдотья Никитична спросила:
- Не говорил ли Репей чего про корову, когда ты стоял с ним у дороги?
- Говорил, яловая она.
- Ну вот, и все-то ему дело. А у самого собаки никогда не было. Так пустырем и прожил всю жизнь. Ладно, хоть про нас с тобой грязи не пустил. Он все может.
Сергей Дмитриевич подавленно молчал.
1977
ЛЮБОВНАЯ ИСТОРИЯ
Думали - дойдет до убийства. Особенно если учесть характер Алексея Ломова - молчун мужик. А то так рявкнет, что оторопь возьмет. Все удивлялись, как с ним живет Маргарита Петровна.
Девчонкой она работала в клубе контролером. Проверяла билеты. Тонюсенькая, хрупкая. Только такой и заниматься клубной работой. И не осуждали, хотя она была из такой же крестьянской семьи, как и другие девчата. Только те - как свеклы из грядки, а эта вроде горохового стручка. И удивлялись, чего в ней нашел Алешка, здоровый красавец парень. А чего-то, видно, нашел, если женился. Родила она ему сына. И нисколько не изменилась - все такая же тонюсенькая, вроде подростка. И Алексей все таким же молчуном оставался.
Любопытно было узнать, как все лее они живут. Пытались иные заглянуть в их дом, но для посторонних он всегда был на запоре. Только от матери Алексея, высокой сильной женщины, порой доходили слухи, что невестка ленива и неряшлива. Когда эти слухи докатились до Алексея, то и матери доступ в дом был закрыт.
Ну, то, что неряшлива, это как сказать. По ее виду не подумаешь. Всегда чистенькая, аккуратная, и причесана по-модному, и платье как на картинке. Такой, конечно, одеться со вкусом проще простого. Самая ходовая фигура. И грудь невысокая, и в поясе вперехват, и росту не больше первого. Да хоть и ноги взять - тридцать третий. А таких размеров даже в сельском магазине навалом, не то, что тридцать девятый или сороковой. Тех наищешься. Так что ей не быть аккуратной? Да и работа такая. К тому времени, как вся эта история развязалась, любовная-то, Маргарита Петровна работала заведующей клубом. Ну, а ленива, как про нее говорила мать Алексея, так кто ее знает. Снаружи дом как дом, и во дворе порядок. Правда, Алексей все по дому ломит. Так, опять же, кому и ломить, как не ему, с его-то силой.
Случалось, и довольно часто, приходя с работы, заставал он жену на кушетке с книгой. Она как бы через силу подымалась, вроде бы ей нездоровилось, но он тут же махал рукой, чтобы она не отвлекалась от своего дела. Потому как работа у нее такая, культурная. И сам разогревал себе обед, благо не такой уж и труд поднести к газу спичку.