Введем понятие Универсума - единого, бесконечного во времени и в пространстве мира, сотканного из некой первичной материальной субстанции - апейрона, праматерии; а уж потом будем рассуждать о множестве вселенных. Универсум - источник всего. Наша вселенная - производное, явление второго порядка. В начальный период она представляла из себя сгусток вещества, как бы зародышевую асимметричную плазму или "первичный сверхатом". Одним словом, зародыш вселенной. Там безраздельно господствовала геометрия Римана. Геометрия замкнутого сферического пространства.
После распада "первичного сверхатома" на протогалактики и процесса образования галактик началось расширение вселенной, разбегание ассоциаций галактик. Сейчас космическая эволюция определяется переходом к мировым линиям с наименьшим значением действия, она состоит в выпрямлении мировых линий, в уменьшении кривизны пространства, то есть пространство все больше становится эвклидовым, "плоским". Мы живем именно в эту эпоху. Сейчас беспрестанно происходит образование новых галактик и сверхновых за счет первичной материальной субстанции - апейрона. (Это так же, как, скажем, рост органической массы на Земле за счет неорганической. Переход материи на высшую ступень.)
Каков итог разбегания ассоциаций галактик?
Он заключается в переходе "плоского" пространства в пространство с отрицательной кривизной. Этот этап будет обозначать деление нашей вселенной на две равные части, удаленные друг от друга на квинтильоны световых лет. Сгущение вещества, распад галактик в каждой из частей поведет вновь к образованию на сей раз уже двух "первичных сверхатомов" и переходу геометрии Лобачевского в геометрию Римана. Цикл закончился.
Каков смысл бесконечного размножения вселенных?
А каков смысл размножения всего сущего? Ведь всякая плазма в конечном итоге - зародышевая плазма. Важно то, что мы установили: наша вселенная - материальная организация, непрестанно воспроизводящая свою организацию. Таков закон ее развития. Все остальное - частности. Итак: от замкнутой вселенной к разомкнутой, к вселенной с отрицательной кривизной пространства и к двум замкнутым идентичным вселенным. А возможно, и неидентичным. Возможно, в данном случае мы будем иметь вселенную и антивселенную.
- Гениально! - взрывается Ардашин. - Изящная теория! Вы в самом деле заглянули за пределы человеческих знаний. Отныне наступает новый период в космологии: построение моделей вселенных невозможно без учета теории неких высших множеств и всеобщего закона расширенного воспроизводства.
Хоть Ардашин и подлиза, но я благодарен ему за восторги: они разрушили последнюю преграду между "авгурами" и Мариной, ее признали "своей".
- Если бы гипотезу обосновать математически… - продолжает нагнетать Ардашин. - Ведь, по Канту, в каждом знании столько истины, сколько математики.
Ардашин любит все выходящее за рамки обыденности, мечтает осчастливить человечество небывалой идеей или открытием. Он самый молодой из нас. Он верит в то, что еще можно удивить кого-нибудь проникновением в тайны природы, смелой гипотезой. А втайне мечтает стать руководителем сектора. Все начинают с этого…
Но Ардашин безразличен Марине. Она не удостаивает его вниманием и равнодушна к его комплиментам; она фиксирует взгляд на лице Бочарова и ждет. Она почему-то сразу как-то выделила Бочарова из всех нас. Бочаров сидит, опустив голову и нахмурив брови. Возможно, погруженный в свои мысли, он даже не слушал Марину. Но ей нужна именно его оценка. Она легонько ударяет ребром ладони по столу. Бочаров поднимает голову, некоторое время пристально смотрит на Марину и, криво улыбнувшись, говорит:
- Ардашин прав: это гениально. Но где же все-таки новелла, как условились? Вы нас угостили сухим докладом, да еще с формулами. Я сразу себя почувствовал на лекциях профессора Рубцова. А откуда все-таки взялся "первичный сверхатом"?
- Лирик из меня, признаться, неважнецкий. Если вы обладаете даром сочинять, послушаю с удовольствием. Скажем, о какой-нибудь необыкновенной любви. Ну заодно и о "сверхатоме".
Вызов брошен. В какие века было видано, чтобы женщина охмуряла молодых мужчин космологическими спекуляциями! Нас больше не существует. Мы исчезли, растворились. Остались двое: Марина и Бочаров. Марину я знаю: у нее страсть к игре - покорить, подчинить. И все без определенной цели. Просто для того, чтобы показать свое превосходство. Главное оружие - едва уловимая ирония, сарказм, парадоксальность мышления.
За Бочаровым наблюдаю с некоторой опаской: не оскорбил бы Марину какой-нибудь глупой выходкой. За ним водится дикое озорство. Он неистощим на выдумки, не щадит ни великого, ни малого.
Однажды Бочаров с услужливой миной помог одеться Цапкину. Наутро Цапкин сказал:
- Твой идиотик Бочаров подсунул мне плащ академика Щуровского, а шляпу вывернул наизнанку. Так и ходил весь вечер перед иностранными гостями, как беглец с Канатчиковой дачи.
Всеобщему любимцу доктору физико-математических наук Рубцову, человеку рассеянному, Бочаров вместо чая подсунул стакан с коньяком. В конце доклада повеселевший Рубцов воскликнул: "Благодарю за коньяк!" После этого Бочарова даже вызывали на бюро. Но с него как с гуся вода.
Ко мне как руководителю Бочаров относится почтительно, но это официальная почтительность дисциплинированного служащего.
Судя по всему, Бочаров настроен благодушно. Держит марку гения. Гений должен кочевряжиться, быть экстравагантным, поражать современников оригинальностью мышления и поступков. Если уж ты взобрался на этого конька, держись.
- Необыкновенная любовь… - произносит он задумчиво. - А ведь существует она, необыкновенная любовь!.. Но тут нужна особая чуткость. Богатство души и, я бы сказал, смелость. Заурядная любовь не требует от вас всех этих качеств. Я не думаю, что когда-нибудь наука сведет любовь к понятию резонанса, хотя тут кое-что есть. Модель любви, конечно, можно построить. Но будет ли это любовью? Для роботов, возможно, сойдет…
Я в своей жизни прошел мимо необыкновенной, чудовищной любви, бежал от нее. Вы, люди Земли, поймете меня. С моей стороны даже нечего было говорить о любви. Другое дело: мой страх оказался выше научной любознательности. Я должен был пожертвовать собой ради науки, но не сделал этого.
Я даже не знаю, с чего начать этот странный рассказ. Может быть, с рассуждений о совершенно иных формах разумной жизни. Другая основа жизни, не имеющая с нашей, органической, никаких точек соприкосновения. Я говорю о Корпускуле. Корпускула - вечно пульсирующий гигантский полый шар, ни живое, ни мертвое. Чтобы общаться с Корпускулой, нужно войти в ее чрево…
Есть такое место - Читинские Альпы. Мощный горный узел. Там встречаются заросли кашкары. Большой желтый цветок с коричневым хоботком, золотистый рододендрон. Он любит высоту, забирается по каменистым осыпям к самым снежникам и ледникам. Отваром из молодых побегов кашкары в наших местах лечат ревматизм. Послал меня батя в горы за кашкарой. Продрался я сквозь стланик и очутился в незнакомой местности, на перевале. То, что сперва принял за голец, оказалось огромным серым шаром. Шар пульсировал, вернее, то появлялся, то исчезал и вновь появлялся. Всякая чепуха полезла в голову. Страха не было. Только любопытство. Спустился в котловину, подошел к шару. Тишина. Ни души. Пересвистываются сеноставки. Шар как живой. Вглядываюсь в голубовато-серую глубину и будто бы там, внутри, вижу знакомое женское лицо. Не могу вспомнить, где видел раньше. Какая-то одурь нашла. А она смеется, манит пальцем. И я шагнул туда… Обволокло меня со всех сторон и потащило.
"Вот ты и пришел…"
Легонько обняла. Сидим на маленьком шаре. А сквозь оболочку главного, как сквозь толстое стекло, вижу заснеженные гольцы, тайгу и даже сеноставок в камнях. Только временами все это как бы исчезает.
"Я ждала тебя… долго ждала. Я жду тебя двенадцать галактических лет. Не правда ли, долго? Ты должен был прийти и вот пришел".
"Кто ты?"
"Разве не узнаешь? Твоя Мечта. Твой идеал женской красоты. Не правда ли?"
Да, такой я и представлял ее себе. Что-то эллинское. Одним словом, юношеская глупость. Прекрасная Елена или нечто в этом духе. Астральная красота. Бездонные синие глаза, ласковые, немного печальные. Обнаженные круглые руки. Я понял: передо мной в самом деле моя мечта. Ведь в юности всегда так: создаешь в своем воображении что-то особое, исключительное. И вдруг все это материализовалось каким-то чудом. Но мы не привыкли даже собственную мечту принимать на веру, мы хотим знать всю подноготную. Вера в чудеса давно утрачена, во всем мы видим лишь естество - и никаких иррациональностей! Курица и астральная женщина в одинаковой степени подчиняются законам природы. Так нас учили в школе. Если бы я любил свою Мечту, я говорил бы ей о своей любви. Но вместо этого я занялся выяснением кое-каких обстоятельств.
"Ты - человек?"
"Нет, конечно. Корпускула. Вечно блуждающая Корпускула".
"Ты с иной планеты, из другой галактики?"
"Тебе не понять".
"Я хочу знать!"
На ее лицо набежала тень.
"Ну если ты пришел только за этим, тогда слушай и смотри… Я из другой вселенной, где нет ни звезд, ни галактик. Иные формы жизни, иные формы мышления, иное бытие со своими законами природы. Мы, корпускулы, обуянные вечной жаждой познания, сравнимы лишь с вашими галактиками".
"Я знаю только одну вселенную, и другой не может быть!"
"Ты слишком категоричен, человек. Ты - крупица разума. Что ты знаешь о бесконечном, о формах существования материи, о многослойной структуре Мира как в пространстве, так и во времени? В ваших галактиках крупицы разума заключены в клеточки мозга мыслящих существ. Мы - сконцентрированная мыслящая субстанция. Да, конечно, если брать в совокупности, то и ваши галактики можно считать мыслящими. Но как пока еще разобщено подобное мышление! Ты - ничтожная клетка разума твоей галактики. Миллиарды лет я ждала Человека. На твоем месте мог бы оказаться другой. Наша с тобой встреча не была предопределена. Я могла ждать еще миллиарды лет. Рано или поздно он пришел бы. Возможно, он, тот, другой, искал бы совсем иную свою Мечту, более возвышенную, недоступную твоему пониманию.
Для тебя я материализовала твою Мечту - создала эту прекрасную богиню в эллинском духе, которую ты должен любить. Я говорю с тобой ее устами, я обнимаю тебя ее руками.
Но понимаю тебя я своим разумом, вмещающим знание не только твоей вселенной, но и многих иных миров. Оказывается, ты любознателен, человек, и не за любовью пришел ко мне… Что ж, смотри…"
Не знаю, как передать на обыкновенном человеческом языке то, что я понял, ощутил, так как нет пока слов для описания того, что лежит за гранью нашего опыта.
Теперь я осознаю, что меня интересовали вещи тривиальные. Но тогда я жаждал откровения.
Я научился отличать галактики от антигалактик по тому, в какую сторону закручены спирали по отношению к некоторой плоскости.
Я вдруг понял, что органическая жизнь в нашей вселенной жмется к абсолютному температурному нулю. На первых стадиях развития жизнь еще вынуждена приспосабливаться к мощным излучениям солнца. Но лишь затем, чтобы, окрепнув, сознательно отказаться от такого нестационарного источника энергии. Да, с горячими звездами связано лишь пробуждение жизни, ее юность. Потом, когда звезда гаснет, возникает так называемая "независимая" цивилизация. Это наиболее древние цивилизации, их в метагалактике в миллиарды раз больше, чем "зависимых". "Независимые" цивилизации - очаги самого высокого развития; им не угрожают космические катастрофы. Там, в непроницаемо темных участках вселенной, - миры, в сравнении с которыми мы всего лишь младенцы… "Закон возрастания органической массы" таков: биологическая масса на планете-генераторе растет в геометрической прогрессии. Конечный итог развития - обмен биологической массой между планетами, между солнечными системами, между галактиками. Для чего? Я узнал и эту великую тайну.
Со мной творилось невероятное: стоило назвать предмет, как мгновенно становилась понятной его многогранная суть. Вселенная подобна гигантскому колебательному контуру: смысл ее эволюции - в непрестанном переходе вещества в антивещество; это своего рода "омоложение" вселенной. Когда все вещество перейдет в антивещество, начнется обратный процесс, согласно закону синусоидального времени.
Но все это было не главное, крохи познания. А я стремился узнать основную, великую истину. Рассуждал я так: у физиков есть понятие: поколения нейтронов. В активной зоне реактора рождаются и гибнут поколения нейтронов. У них одна задача: дать эффективный коэффициент размножения. Физики считают, что нейтронная цепная реакция имеет поразительное сходство с процессами рождения, развития и гибели биологических организмов. Потому-то математические методы, применимые к вопросам биологического размножения, очень часто используются для исследования процесса в реакторе.
Ну, а если продолжить аналогию?..
…Если бы нейтроны обладали разумом, они могли бы воскликнуть: "Мы участвуем в великом процессе!" А каков смысл, каков конечный итог этого процесса? "Мы диффундируем для всеобщего прогресса - и все тут!" Разве не так отвечают люди, когда их спрашивают о смысле бытия?
Копошась в своей активной зоне, в маленьком трехмерном уголке пространства, поколения нейтронов даже не могут подозревать о наличии в природе, помимо их активной зоны величиной с ведро, таких вещей, как вторичный контур, турбина. Это где-то там, за границами их маленькой вселенной… Не знают они и того, что реакция ведется не ради самой реакции, а что у нее есть высший смысл: рождаясь, диффундируя и умирая, нейтроны освобождают огромное количество энергии. Они не знают, для чего нужна эта энергия. И все-таки они - энергетический источник. В итоге они вращают турбину, о которой не имеют ни малейшего представления.
Какую неведомую турбину вращаем мы, поколения людей?..
И мне открылось оно, самое сокровенное… В какие-то мгновения я познал все. Мне сделалось страшно. Я вдруг понял, что я совершенно один в чреве некоего чудовища, пришельца из неведомых глубин. Ни живое, ни мертвое… Чтобы не испугать меня, оно обернулось прекрасной женщиной. Но с таким же успехом оно могло обернуться гигантской змеей, осьминогом, цветком или же неодушевленным предметом. Оно вмещало в себе все. Оно могло творить, овеществлять, Для него не существовало невозможного. Ни доброе, ни злое, оно могло направить жизненный процесс на Земле совсем по иному руслу или же смахнуть органическую жизнь, как ненужную плесень.
Но ему не было никакого дела до нашего прогресса, до наших устремлений. Оно ставило эксперимент. Миллиарды лет тому назад оно решило проследить, как возникает жизнь в другой вселенной, ибо мы - люди, деревья, насекомые, микробы - для него иная форма жизни, иная форма движения материи.
Зачем я понадобился ему, я - жалкий, ничтожный человек?!
"Зачем я тебе?! - закричал я в ужасе. - Зачем? Я ничего не знаю, не умею… Возьми другого, самого умного. Только не меня… Я хочу жить и быть таким, как все…"
"Я не чудовище… - печально прозвучал ее голос. - Не бойся, человек, мне не нужны ни кровь, ни плоть твоя, ни практичная мелочность твоего ума. Я могу дать тебе все: бессмертие, могущество познания. Мы вечно будем вдвоем; а когда тебе наскучит твой мир, я унесу тебя туда, и тебе откроются великие тайны. Выбирай!.. Может быть, тебе нужно то, что вы называете богатством, славой?.."
Но ужас завладел мной, и я не хотел ничего. Ужас не за жизнь, а тот ужас, который сильнее страха смерти: ужас перед неведомым. Я был на грани сумасшествия, корчился, лепетал, приводил глупые аргументы.
Неожиданно я успокоился. В мозгу застучали слова:
"Я разгадала все загадки здешнего бытия… Осталась одна. Ты можешь дать мне то, чего не знают в нашей вселенной, - любовь! Любовь… Я хочу понять это, ощутить. Неужели она сильнее жажды познания? С самого начала наблюдала я за вами, людьми. Я думала. От напряжения субстанции вспыхивали новые звезды, содрогались галактики. Что такое любовь? Ведь это труднее разгадать, чем тайну рождения галактик…"
Что я мог ответить? Мечта прекрасна, пока она недоступна. Стоит ей воплотиться в конкретные формы, и она перестает быть мечтой.
Я не смог бы дать ей любовь. Для этого надо любить. И как объяснить ей?.. Ведь это в самом деле труднее, чем понять тайну рождения галактик.
И я ушел… Снова светило солнце над головой. Свистели сеноставки. Цвел золотистый рододендрон.
Ощущение полной свободы - вот что испытывал я в тот момент. Будто вырвался из чудовищной паутины. Да, я бежал. Я боялся, что оно "раздумает". Когда поднялся на перевал, грянул гром. Гром из чистого неба. Я прислушался и в раскатах грома различил слова: "Человек, я тебя люблю… Вернись…" Еще долго сопровождали меня раскаты грома. Но я не вернулся.
5
Марина слушает разглагольствования Бочарова с непонятным напряженным вниманием. Затем говорит:
- Все это слишком фантастично, чтобы быть неправдой. Просто мелочная практичность человеческого ума не в состоянии охватить все это. Я хочу знать, какую турбину вращаем мы, люди!.. Отвечайте…
Но Бочаров уже сбросил звездный шлейф.
- Я и так заболтался. Объясню как-нибудь в другой раз.
Конечно же он говорил, токовал только для нее. А она, разумеется, поняла, что наконец-то встретила "родственную душу". Ардашина и Вишнякова ни он, ни она не слушают. Обмениваются многозначительными взглядами. Забыты все семейные трагедии. Марина, Марина… Да, Бочарову не откажешь в изощренности. Раньше пели серенады. Теперь вот такое, отчего в голове густой туман. Вера откровенно зевает.
Марина едва приметно улыбается мне: вот, мол, судите сами - не подвела, блеснула умом и других заставила развязать языки. Ваша выучка…
Она упирается подбородком в кулаки и снова напоминает ту юную Марину, которую я знал когда-то.
А я пытаюсь взглянуть на нее чужими глазами. Но это как-то не удается. Мне всегда казалось, что я понимаю ее всю, с ее мелким тщеславием, холодным кокетством и в то же время интеллектуальной изощренностью. А может быть, она совсем, совсем не такая, какой представляется мне?.. Совсем другая. Я знаю о ней не больше, чем может знать наставник о своей ученице.
Да, если смотреть на нее чужими глазами, она некрасива. Она красива только для меня. У нее, по всей видимости, очень неприятный характер. Характер волевого человека, знающего себе цену. Она великая притворщица - вот что.
Она сидит, гибкая, сжатая как пружина, чуть раскачивается, хлопает накрашенными ресницами, но все время себе на уме. Она видит нас насквозь, а нам только кажется, что мы видим ее насквозь. У нее длинная гибкая шея, тонкие розовые пальцы. Но она-то понимает, что красота - вовсе не главное. Красота нужна глупой женщине. Обаяние выше. Обаяние - это нечто неотразимое. В чем оно, обаяние? Почему молодые люди, впервые увидевшие Марину, изощряются перед ней наперебой, стараясь блеснуть эрудицией? Пожелай Марина, и тот же серьезный Бочаров кинется исполнять все ее прихоти. Отчего? "Синий чулок" новой формации, "синий чулок", который считает радости жизни выше всякого научного бдения.