Но теперь он увидел - птица ожила. Она захлопала синими крыльями и стащила с ног лакированную подставку - так, нога об ногу, человек стаскивает сапоги. Птица взлетела, сделала круг под потолком и устремилась к окну, а оно закрыто. Птица стукается о стекло, не может вырваться на волю. "Надо бы окошко открыть", - говорит сам себе Салман и не может стронуться с места. Поглядел вниз, - а его ноги прикручены к полу, как лапы птичьи к дощечке. Рвется Салман выпустить птицу - и ни с места. И вдруг кто-то широко распахивает окно, оттуда льется яркий, резкий свет. Салману не разглядеть против света, кто же распахнул окно, кто выпустил птицу. Свет всё ярче - глаза болят. Салман заслонился ладонями и проснулся. В комнате горел свет, какой-то человек ходил меж кроватями и смотрел, все ли на месте. Салман притворился, что спит. Свет погас, воспитатель ушел. "Синяя птица зато на воле", - успокоенно подумал Салман. И с тем уснул.
Утром он узнал, что в тюрьму или в колонию попадают после суда, а его привезли в детский приемник. Расспросят, кто он и откуда бежал, - вызовут мать или там ещё кого, кто у него есть, - и до свидания, повезут домой.
- А если не признаваться? - спросил Салман у мальчишки, который показался ему самым простоватым. Беленький, похожий на Витьку.
- Можно не признаваться, - сказал мальчишка. - Видишь девчонку? - Салман кивнул: вижу, малявка. - Так вот. Она тут месяц. Ничего им не говорила, а оказывается, её мать по всей стране разыскивала. Вчера телеграмма пришла - едет.
Салман с уважением поглядел на малявку. Девчонка заметила его взгляд и высунула язык.
- Ты тайны хранить умеешь? - спросил Салмана беленький.
- Ну! - буркнул Салман.
- У меня отец морской адмирал во Владивостоке. Я к нему бегаю.
Салман не понял: зачем всё время бегать, надо один раз.
Мальчишка улыбнулся печально.
- Это кажется: раз - и убежал. Ты сам попробуй - узнаешь.
Салман, конечно, не стал рассказывать беленькому свою тайну - про отца-вора. Только про Витьку рассказал, про то, что случилось в вагоне.
- Хана твоему Витьке, - посочувствовал беленький. - В прошлом году на Алма-Ате первой распечатали вагон, а там покойники. Никуда не уехали. На одну ночь закрылись от милиции - и кранты!..
У Салмана чуть не отнялись руки-ноги, но он свой подлый страх усмирил: "Я-то живой. Отчего же Витьке кранты? Ну, слабже он меня. В котельной не ночевал, в мазарах со змеями не жил. Непривычный к плохому. Понятное дело - сомлел. Но ведь теплый был, дышал. Не мог он… Я-то живой, не сдох…"
Его вызвали в кабинет к начальнику в милицейской форме, стали выпытывать, как зовут и откуда. Салман зубы на замок.
- Когда вспомнишь, как тебя зовут, откуда прибыл, придешь сюда и скажешь. А сейчас ступай, подумай.
Потом ещё раз вызвали.
- Ну как? - спросил начальник. - Надумал?
- Думаю, - ответил Салман.
Не соврал - сказал чистую правду. Он очень сильно думал, как изловчиться и убежать из приемника. Не потому, что ему тут плохо. Ему тут хорошо, кормят сытно, лапшу дали на обед, котлеты с макаронами. Салман уже прикинул, что можно не хуже той девчонки прожить в приемнике целый месяц. Прокантоваться, как говорят здешние ребята. Но не давали покоя мысли о Витьке: как он там, в больнице?
Нет, надо бежать. Сегодня.
- Давай вместе убегать, - предложил Салман сыну адмирала.
- Отсюда не убежишь. Ворота заперты. И вообще… - Сын адмирала замялся. - Я не могу сейчас ехать во Владивосток. Уже опоздал. Отцовская эскадра вчера ушла в плаванье. У меня сведения самые точные. Откуда - сказать не имею права. Военная тайна. - И шепотом, на ухо Салману: - Эскадра вернется во Владивосток через полгода. Ушла в верхние широты. Когда мне дадут знак, двинусь во Владивосток.
- Только через полгода… - Салман от души посочувствовал. - Чего же ты полгода будешь делать? Здесь жить?
Сын адмирала весь сморщился, как старичок.
- Домой поеду. Матери телеграмму дали. Ничего, поживу с ней и с отчимом. А через полгода опять сбегу, непременно доберусь до Владивостока, и отец возьмет меня юнгой на боевой корабль.
- Здорово! - Салман вздохнул с завистью. - Только чего тянуть? Давай сразу во Владивосток. Там подождем. - Ему тоже захотелось в юнги. Наверное, им и форму дают, как морякам. Бескозырки!
- Мать жалко… - Сын адмирала отвернулся, захлюпал носом. - Плачет, когда убегаю…
Открылись ворота, и во двор детского приемника въехал грузовик. На крыльце появился начальник. Мальчишки, гонявшие по двору палками ржавую банку, мигом остановились.
- Не надоело вам, голуби, лодырничать? - зычно спросил начальник. - Все дети учатся, а вы от уроков бегаете. Давайте поработайте хоть немного. В кладовке старые матрацы! Быстро вынести и погрузить!
Орда побросала палки, ринулась в открытые двери кладовки.
- Адмирал, иди матрацы таскать! - сказал начальник беленькому.
Из кладовки заорали:
- Адмирал, поднимай паруса, плыви сюда!
Беленький послушно потопал в кладовку. Салман остался во дворе. Даже нарочно пошел к лавочке у крыльца и сел.
- Тебя, Иван Непомнящий, за ручку отвести? - ехидно спросил начальник.
Салман встал с лавочки будто нехотя, но всё жилки в нем натянулись: помоги, птица, не упустить случай!
Беленький его понял с одного слова. Только начальник отвернулся - Салман в кузове лег на дно, беленький тут же кинул на Салмана сразу пару матрацев - и порядок. Верный парень! Только откуда он знает, ушла или не ушла из военного порта отцовская эскадра? Чего лишнего сообразить на этот счет Салман не хотел. Ему сначала до Владивостока доехать, а там он решит, что к чему. Или по приемникам поболтаться - тоже дело. До лета, до тепла. Но сначала Витьку найти, Витьку отправить домой. Ему-то зачем беглая жизнь.
Мальчишки с хохотом таскали и таскали матрацы, заваливали кузов доверху, наплясались и навалялись на мягком. Салман только кряхтел под их ногами. Ничего, он терпеливый. Наконец грузовик взревел мотором и покатил.
Выждав время, Салман выбрался из-под матрацев. В уши ворвался грохот, грузовик ехал по городской улице. Тут не соскочишь - людей табун.
С грузовика Салман изловчился соскочить в тихом месте. Шофер зашел в дом, в проулке никого. Салман встряхнулся, вычихнул вату, забившую нос, и пошел на шум больших улиц. Впервые увидел не в кино трамваи, троллейбусы, но не жадничал глазами - ещё насмотрится разных городов, а теперь нельзя терять время.
Он подошел к старой казашке в белом кимешеке:
- Бабушка, я из аула, помогите найти больницу.
- Тебе какую? Детскую?
- Да. - Салман обрадовался. Добрая старуха и толковая. Сам-то он не догадался бы спросить детскую больницу.
- Три квартала пройдешь, повернешь налево.
У проходной детской больницы толклись женщины с узелками, банками, бутылками. Неумехи. Зато для Салмана больничная проходная дело знакомое. Отец хвастал, сколько можно выжать из больничной проходной, если умело взяться. Я, мол, для того поставлен, чтобы не впускать и не выпускать. Но ты меня подмажь, двери сами раскроются, без всякого скрипа.
Салману двери "подмазать" нечем. Он шапку на глаза, воротник повыше - и шустро сунулся в дверь. Будто он свой, здешний. Уже во двор проскочил, но вдруг цапнули за шиворот.
- Ты куда? Сегодня день неприёмный!
И вытолкали на улицу. Женщины с узелками сразу же закудахтали над ним:
- Бедный мальчик! Кто у тебя в больнице?
Салман потер глаза рукавом.
- Братик.
- В каком отделении?
- Не знаю.
- Чем болеет? Желтухой? Скарлатиной?
- Ничем не болеет! - огрызнулся Салман. - Здоровый! - Тут же себя укоротил: "Не так с ними разговариваешь. Ты им скажи по правде. Ну, не совсем, а похоже". И прорыдал жалобно: - Мы играли. А там порошок. Ядовитый. Братик надышался.
Женщины заахали на все голоса:
- Так что же ты сюда пришел! Здесь инфекционная! Ты на Пастера иди.
- Куда?
- Мы тебя сейчас на троллейбус посадим и скажем кому-нибудь. Остановка как раз возле больницы. У тебя есть деньги на билет?
Табличка на заборе: "Улица Пастера". Проходная. Всё как полагается. Другие тетки с узелками. Салман остерегся сразу нырять в проходную, пристроился к теткам послушать, о чём они толкуют.
Женщины его надежд не обманули. У них как раз беседа шла - "ах! ах! какой ужас!" - про мальчика из седьмой палаты. Там у одной из женщин лежит сын - рыбой отравился. Так вот в ту самую седьмую палату, где теткин сын после промывания желудка вполне поправляется и просил принести котлет, а их не приняли, - так вот туда ("Ох, и бестолковая ты!" - молча злился Салман), туда привезли ночью со станции прилично одетого мальчика, видать, что из обеспеченной семьи, а он - вы только представьте себе, мать-бедняжка ещё ничего не знает! - а мальчик был в беспамятстве, имя и адрес неизвестны, - так вот он до сих пор не пришел в сознание, врачи потеряли всякую надежду на спасение.
- Помрет, бедняжка! - Женщины понимающе пригорюнились: - Медицина бессильна.
- Раскаркались! - прикрикнул на них Салман, у некоторых от испуга полетели на землю узелки и банки.
Там Витька - в седьмой палате! Салман рванулся к проходной.
В дверях вырос дяденька в синем халате. Здешний сторож. Почудилось Салману или на самом деле - здешний сторож был похож лицом на его отца.
- Вы бы, гражданочки, шли по домам, - проскрипел недовольно сторож, - нечего тут дожидаться. - А сам глазами крутит, намекает, что кое в чём мог бы помочь.
- Дяденька, пустите меня! - Салман заскулил, как побитая собачонка. - Мне в седьмую палату. Мальчик там отравленный. Вчера со станции привезли.
- А ты ему кто? - спросил сторож без интереса. Злился на Салмана, мешающего другим "подмазать" больничные двери.
- Брат! - Салман немного отступил, глядит сторожу прямо в вороватые глаза. - Я его брат! Родной!
- Интересно! - Сторож затрясся от смеха. - Значит, ты его брат? Очень интересно! - Синий халат, казалось Салману, раздулся, как огромный мяч. - Я, что ли, его не видел! Мальчика! А ты меня обмануть хочешь. Нехорошо, нехорошо! Тоже мне, брат нашелся. Он блондинчик. А ты кто? Ты копченый. Разная у вас нация. Никак не спутаешь. И уходи отсюдова, чтобы я тебя больше не видел! - для острастки сторож топотнул ногами, будто сейчас кинется на Салмана.
Салман весь сжался, но не отступил ни на шаг.
Сторож поглядел на женщин, призывая их в свидетели, и стал словно бы по-доброму уговаривать Салмана:
- Ты лучше не ври. Ты скажи по правде, по совести: какая ты ему родня?
И тотчас женщины за спиной Салмана ласково заговорили:
- Ты скажи правду. Он тебя пропустит. Ты же к товарищу пришел, да?
Салман, как волчонок, оскалил зубы, завертелся на месте.
- Брат! Мой родной брат! - орал он. Правду орал. Почему не понимают?!
- Ишь какой вредный, - говорил женщинам сторож, а они поддакивали, подлизывались к нему: может, пустит или передачу примет. - И крутится тут, и крутится. А отвернешься, сворует - мне отвечать.
- Что за крик? - Из проходной показался дяденька с раздутым портфелем.
Тотчас к нему подлетела одна из женщин!
- Здравствуйте, доктор! Как там мой Коленька?
- У вашего Коленьки всё в порядке. И пожалуйста, не носите ему еды, - строго сказал доктор. - Вы нам чуть всё лечение не пустили насмарку. Ему нельзя…
- Дяденька! - Салман оттолкнул женщину, схватил доктора за рукав драпового пальто. - Дяденька, у вас там мальчик со станции! Вы его вылечите?
- Это что за явление? - спросил доктор у сторожа.
- Да вот крутится у проходной и врет, будто мальчик отравленный ему родной брат. Так я ему и поверил. Нация совсем другая.
- Нация другая? - Доктор внимательно посмотрел на Салмана. Подумал, покачал головой, оглянулся на злого сторожа и опять на Салмана - смотрел долго, пристально.
Салман вытерпел - не отвел глаза.
- Почему так уж, сразу, и не верить? - засомневался доктор. - Так ты говоришь, твой родной брат? - Он спросил Салмана всерьез, без подкавыки.
Вот когда пригодились ему знания, которых он набрался в приемнике, от опытных людей.
- Папка нас бросил, мамка замуж вышла, - горестно зачастил Салман, - мы к бабушке ехали, она нас давно зовет, а мать не пускала…
- Вместе ехали? Это хорошо. Что ж, пойдем к брату. - Он взял Салмана за плечо, подтолкнул впереди себя в проходную. - Плохо, парень, твоему брату. Надо бы мать телеграммой вызвать. - Доктор повел Салмана через залитый асфальтом двор, по-прежнему держа руку на его плече. - Если мать не хочешь вызывать, давай сообщим бабушке. Адрес-то ты помнишь, куда ехал.
- Помню, - сквозь зубы сказал Салман.
Доктор привел его в больничную раздевалку, переоделся в белый халат и Салману велел надеть. Салману халат доставал до ботинок, мешал идти, но Салман подхватил обе полы и вприбежку поспевал за доктором по больничному коридору. Сейчас он увидит Витьку, а потом пускай выкидывают отсюда пинком в зад.
В тесной белой комнатушке на белой тумбочке стоял белый телефон. Доктор присел на белый табурет и достал из кармана халата карандаш.
- Говори адрес бабушки. Сейчас пошлем ей телеграмму.
"Хитрый какой! - подумал Салман. - Так я тебе и скажу адрес". Опустил глаза в пол и буркнул:
- Брата вылечите - он скажет. А мне говорить нельзя, - и помотал головой.
Доктор удивленно похмыкал:
- Однако… Я не ожидал, что ты начнешь с ультиматума.
Салман не понял, про что говорит доктор, и промолчал.
- Так это ты сегодня утек из приемника? - спросил доктор, смеясь.
Салман с тоской покосился на белую дверь, на ключ, торчащий из замка. "Все знает, заманил". И быстро начал прикидывать: "Выбегу - и по коридору. Мне бы только добежать до седьмой палаты…"
Доктор угадал его мысли. Встал, повернул ключ, вынул и положил в карман.
- Если не возражаешь, я позвоню в приемник. Скажу им, пускай не волнуются, ты у нас.
Салман насторожил уши и внимательно слушал, что наговаривают из приемника:
- Вы этот народ не знаете, а мы знаем. Всё он врет, нет у него брата. Мы пересмотрели все сообщения, братьев никто не разыскивает. Вы этих бегунов не знаете. Все говорят, что папка бросил, мамка замуж вышла. Почти поголовно. И все едут к добрым бабушкам. Есть у нас один, который бегает к отцу-адмиралу, но он, поверьте, исключение. Кстати, он тоже врет. Только что приехала мать и сообщила, что насчет адмирала абсолютная выдумка.
Салман перекривился немного, услышав, что за беленьким уже приехала мать. И отец никакой не адмирал. Зачем беленький врал? Непонятно. Отец есть отец. У Салмана отец вор, но всё равно Салман не мог бы себе придумать другого. Пускай какой достался, такой и будет.
- Я за него отвечаю! - сердито кричал доктор в телефонную трубку. - Да! Никуда он от своего брата не убежит… Адрес? Нет, адреса я у него ещё не спрашивал. - Доктор подмигнул Салману: видишь, мол, вру из-за тебя. - Как зовут? - Доктор прикрыл ладонью низ телефонной трубки. - Слушай, как же все-таки тебя называть?
- Сашка, - выдавил Салман.
- Его зовут Сашей, - сказал доктор в телефон. - Он мне сейчас очень нужен… С тем, с другим? Плохо пока. Его фамилия? - Он опять прикрыл трубку ладонью. - Фамилию брата скажешь?
- Вылечите - он скажет! - уперся Салман.
Теперь он был уверен, что рассчитал наверняка. Витьку в больнице должны вылечить. Иначе они никогда не узнают, кто он и откуда. Витька выздоровеет - сам всё про себя расскажет. Ему чего бояться! А Салмана хоть бей, хоть пытай - он будет молчать. Витькин отец полковник, командир части. Его адрес вовсе никому не положено знать, его фамилию нельзя никому открывать. Салманово дело молчать - и точка. Витьку пускай правильно лечат, Витька им скажет. Люди разберутся: Витька ничего плохого не сделал. Мазитов сделал, фамилия теперь испорченная, можно сказать, если случится после одному влипнуть, а сейчас он с Витькой как брат с братом - не Мазитов, неизвестно кто. Сашкой зовут - на том и хватит.
Доктор совсем поссорился с начальником приемника, бросил трубку, отпер дверь и повел Салмана по коридору. Вот она, цифра семь на дверях палаты.
Витька лежал за непрозрачной стеклянной перегородкой. Лицо на подушке далекое-далекое и какое-то синее. Салман рванулся потрогать - теплое или нет? Доктор его схватил поперек груди и оттащил.
- Тихо, а то выгоню!
Салман встал к ногам Витьки, обеими руками впаялся в спинку кровати. Теперь он никуда отсюда не уйдет!
Его не гнали. Даже табурет под колени двинули: сиди. Он сел и не отрываясь смотрел, что врачи и медицинские сестры творят над Витькой. По стеклянным трубочкам текла какая-то жидкость, в Витькину синюю руку втыкали длинную иглу, стеклянный пузырек наполнялся кровью, другой пузырек мелел. Салман ничего не понимал и глядел, глядел, глядел…
За окном стемнело, в палате зажгли свет, потом свет погас, затеплилась слабая лампочка возле Витькиной кровати. Салман сидел и смотрел. Вся больница уже спала. Последний раз зашла медсестра, сделала укол и сказала Салману:
- Я лягу в коридоре на диване. Ты разбуди, если что…
Он кивнул.
- Ты скорей поправляйся, - сказал он Витьке, когда они остались вдвоем. - В степь пойдем, суслика поймаем. Ладно?
Витька не отзывался, лежал недвижно.
Ночью Салман вышел в коридор, разбудил медсестру.
- Ты что? - Она вскочила.
- Адрес пиши! Матери телеграмму! - решительно произнес Салман.
- Какой адрес? - Она уронила голову на подушку. - Спят все. И ты ложись. Вон там, - она показала на второй диван. - Одеяло, простыня. Я тебе приготовила.
- Телеграмму! Телеграмму надо послать! - твердил ей Салман, но она уже спала. Он вернулся охранять Витьку.
Утром, заглянув за стеклянную непрозрачную ширму, доктор увидел, что давешний мальчишка сидит на табурете.
- Ты что? Ты не ложился?
Салман поглядел на доктора красными от бессонницы глазами и ничего не ответил. Глупый, ненужный вопрос!
"Ну, характер у стервеца!" - уважительно подумал доктор. Он знал, что только женщины-матери могут вот так сидеть у больничных постелей.
Салман не пропустил той минуты, когда начало розоветь лицо на подушке, щелочкой проглянули Витькины глаза - серые, ещё совсем беспонятные - и тихо, радостно прояснились.
- Сашка, - еле слышно проговорили белые губы. - Сашка! Живой!
По щекам Салмана побежали щекочущие слезы, и он громко, хрипло засмеялся.
- Дайте же ему валерьянки! - приказал доктор.
