Он не знал, как объяснить всю эту несуразицу. Или так всегда бывает с красивыми женщинами, и красота всегда права - даже тогда, когда совершает недостойное и пачкает себя? Или просто он так любил Анфису, что любовь его невольно очищала ее от всякой грязи и видела лишь такой, какой хотела видеть? Или, наконец, все то, что разлучило их, было неизмеримо мельче, чем ему сгоряча показалось, и не стоило той боли, которую он пережил?
Анфиса все круче отворачивалась от него и все ниже опускала голову. Дементьев спохватился вдруг, что обижает ее молчаливым своим, как бы приценивающимся разглядываньем. И как он мог забыть: ведь ей сейчас гораздо хуже, чем ему.
- А наст хороший сегодня, правда? - поспешно спросил он первое, что взбрело ему в голову, и сам подивился той неуместной беспечности, которая прозвучала в его голосе.
Анфиса сразу остановилась, будто ее ударили, воткнула лыжные палки в сугроб перед собой.
- Вы бы еще про погоду, Вадим Петрович, - угрюмо сказала она.
И Дементьев остановился, воткнул свои палки в снег рядом с Анфисиными. Они стояли, кажется, на той же горушке, где во время первой их прогулки он приглашал Анфису полюбоваться красотой заснеженного леса. Дементьев решительно шагнул к Анфисе, сминая лыжами старый запретный след, и обеими руками бережно взял Анфисину руку в пестрой варежке. И шарфик у нее был такой же пестрый, под цвет варежек: наверно, еще задолго до их размолвки она любовно подобрала все эти наряды. Это давнее ее щегольство, не нужное теперь ни ей, ни ему, показалось вдруг Дементьеву неожиданно милым, беззащитным, почти детским.
- Все эти дни, Анфиса, я только о вас и думал, - сказал он и крепче сдавил ее руку, испугавшись вдруг, что она не дослушает его и убежит. - Я и ругал вас и проклинал, чего скрывать? Все так неожиданно на меня свалилось. Я ведь тоже человек - с ревностью и прочей ерундой… Только человек - в этом иногда обидно убедиться! Простите меня за все мои подлые мысли, за то, что я так легко отпустил вас тогда.
- Я вас ни в чем не виню… - Анфиса старательно смотрела на ближнюю сосну и не видела ее. - Ни в чем, - повторила она потвердевшим голосом.
- И напрасно! - в порыве самобичевания выпалил Дементьев. - Я старше вас и просто обязан был думать за нас обоих, а не предаваться глупой ревности. Тоже мне, Отелло из лесопункта!.. Если толком разобраться, вы же передо мной ни в чем не виноваты. Ведь все это… - Он покрутил в воздухе рукой и сразу же отдернул ее, боясь обидеть Анфису презрительным своим жестом. - Все это еще тогда было, когда вы обо мне и слыхом не слыхали. Ведь так?
- Так… - с проснувшейся надеждой в голосе ответила Анфиса и впервые открыто посмотрела на Дементьева.
И откуда он взял, что Анфиса подурнела? Вся ее красота была при ней, никуда она не делась, вот только стала взрослее, строже, не так слепила глаза, как прежде. Она как бы обратилась внутрь Анфисы, растворилась в ней и осветила ее новым светом.
- Вот видите! - живо воскликнул Дементьев, будто всеми логическими и хитроумными построениями он не себя хотел убедить, а Анфису. - Мне бы, дураку, пораньше сюда приехать - и ничего не было бы… Так нет, образования ему высшего захотелось! - со злостью обругал он себя.
- Хороший вы… - глухо сказала Анфиса и отвернулась к спасительной своей сосне.
- Как хотите, Анфиса, а я все-таки верю, что нет таких положений, из которых не было бы выхода. И мы с вами найдем свой выход! Ведь найдем?
- Не спешите, чтоб потом не жалеть.
- Давайте у эха спросим? - азартно предложил Дементьев. - Лес врать не будет!
- Не надо, не надо! - боязливо сказала Анфиса, вырвала руку и шагнула к спуску в лощину.
На миг она замерла на вершине спуска, с силой оттолкнулась палками и скользнула вниз. Дементьев стал на ее место и залюбовался Анфисой. Она стремительно летела по крутому склону, конец ее пестрого шарфика призывно трепетал на ветру.
Солнце стояло за спиной Дементьева, и длинные тени деревьев далеко вытянулись по безлесному склону. Анфиса с лету пересекла четкую границу тени и света и вырвалась на лощину. И сразу пустая скучная лощина, залитая ярким мартовским солнцем, обрела в глазах Дементьева какой-то новый и самый главный свой смысл, будто она тысячи лет прозябала здесь в безвестности для того лишь, чтобы принять сейчас Анфису и покорно лечь у ее ног.
Дементьев испугался вдруг, что Анфиса умчится от него, а он так и не успеет сказать ей главного, без чего дальше ему не жить. Единственно правильное решение это пришло только сейчас, когда он любовался летящей по склону Анфисой, но исподволь зрело в нем уже давно. Он ухнул вниз и догнал Анфису в конце поляны, у нового теневого рубежа.
- Анфиса, я уже все обдумал! - запыхавшись сказал Дементьев и решительно сбил шапку на затылок. - Уедем отсюда, чтобы ничто не напоминало… За Урал махнем, а? Чем дальше, тем лучше! Поженимся здесь, пусть все сплетники заткнутся, и уедем мужем и женой. На новом месте ни одна душа ничего знать не будет. А я вас никогда ни в чем не упрекну. Обещаю, Анфиса: ни-ко-гда!
Анфиса машинально теребила шарфик у горла. Кажется, она хотела, но никак не могла поверить, что сбываются тайные ее мечты. Глазам Дементьева вдруг больно стало смотреть на нее - благодарную, оттаивающую от того холода, который сковал ее. Он отвернулся, поднял литую еловую шишку и спрятал в карман.
- Петька коллекцию собирает, - пояснил он.
В глазах Анфисы мелькнул непонятный ему испуг. Она придвинулась к Дементьеву, несмело прильнула к нему, словно искала защиты от себя самой.
- Хороший мой, вам другую бы полюбить…
Анфиса закрыла глаза, потерлась щекой о его щеку и тут же отпрянула от Дементьева, зябко вздрогнула, будто ей холодно вдруг стало под высоким лучистым солнцем.
Надя с Ксан Ксанычем расставляют мебель
Предусмотрительный Ксан Ксаныч хотел во всеоружии встретить неблизкий еще день, когда начальство начнет распределять заветную жилплощадь. Темным вечером он уговорил Надю побродить по недостроенному дому и загодя приглядеть себе комнату по душе.
- Все лучше, чем без толку топтать снег на улице, - сказал практичный Ксан Ксаныч.
Они не спеша обошли всю новостройку. В глухой тьме свет электрического фонарика таинственно вспыхивал в одной комнате, пропадал и снова вспыхивал в другой.
На Камчатке вползвука играла гармонь, и время от времени оттуда долетал девичий смех и ломкий настойчивый басок парня. А с нижнего склада у реки доносились бессонные гудки паровозика, раскатистый лязг буферов, стук бревен и возбужденные работок молодые голоса грузчиков.
- Строят, строят, а конца не видать, - рассердился Ксан Ксаныч. - Этак нам, чего доброго, до самой осени холостяковать!
Луч фонарика в руке Ксан Ксаныча обежал голую клетку комнаты, выхватил из темноты лицо Нади, стоящей рядом с ним в ночном дозоре, кучи строительного мусора на полу, густо припорошенные снегом, залетевшим через незастекленное окно, и большую дыру в потолке. Ксан Ксаныч измерил комнату шагами.
- Четырнадцать метров, и окно на юг. Вот если б нам эту комнату дали, Надюша! Очень эта комната располагает меня к семейной жизни.
- Большая… - отозвалась Надя. - Бездетным не дадут.
- А это как рассудить! - запротестовал Ксан Ксаныч. - Нынче бездетный, а завтра совсем наоборот… Ведь так, Надюша?
- Я все забываю спросить… Ксан Ксаныч, ты детей любишь?
- Чужих - не очень, - честно признался Ксан Ксаныч. - А своего парнишку или там девку я полюбил бы… Своя ведь кровинка, Надюша!
С улицы донесся приближающийся сердитый голос Дементьева:
- Строители! За целую неделю крышу не успели накрыть!
Ксан Ксаныч с нашкодившим видом поспешно погасил фонарик, шагнул в пустой проем двери и потянул за собой Надю. Дементьев с пожилым прорабом подошли к дому и остановились возле приглянувшегося Ксан Ксанычу окна на юг.
- Обижаете вы строителей… - уныло сказал прораб.
Дементьев вспылил:
- Слушайте, вы, обиженный! Если к Первому мая не кончите этот дом, я вам биографию испорчу!
- Биографию? - удивился прораб. - А биография у меня обыкновенная, строительная: сто грамм премий и тонна выговоров.
- На этот раз выговором не отделаетесь. Не сдадите дом к маю - я вас… выгоню к чертовой бабушке! И характеристику такую дам, что строить вам больше не придется. Своей власти не хватит - в райкоме подзайму!
- К Первому мая? - деловито переспросил прораб. - Вадим Петрович, а может, недельку накинете? Видите ли… - попытался он обосновать свою просьбу, - не в традиции тут быстро строить.
- Ни одного дня! Вырабатывайте новую традицию.
- Легко сказать…
Дементьев с прорабом ушли. Ксан Ксаныч выступил на середину комнаты, с молодым задором пнул ногой кучу мусора и спросил повеселевшим голосом:
- Слыхала, Надюша? Скоро заживем с тобой не хуже людей! Вадим Петрович хоть и молодой, а слов на ветер не бросает. - Зыбким лучом фонарика он обежал комнату вдоль и поперек и сказал так уверенно, будто ордер на эти заманчивые четырнадцать квадратных метров лежал уже у него в кармане: - Кровать мы поставим в тот угол, а шкаф вот сюда. Просторней так будет в комнате… Пойдем, Надюша, а то, не ровен час, увидят нас тут, могут нехорошее подумать. Знаешь, какие бывают люди?
Ксан Ксаныч помог Наде вылезть на улицу через незастекленное окно и сам вылез вслед за ней. Но уйти так быстро от дома, где вскоре начнется его долгожданная семейная жизнь, Ксан Ксаныч был просто не в состоянии. Он замешкался у окна и направил луч фонарика в глубь комнаты.
- Стол, Надюша, лучше к окну придвинуть: будем летом чай пить и на улицу смотреть - вроде кино!
- А может, посредине? - предложила Надя, заражаясь уверенностью Ксан Ксаныча. - А то как-то голо будет в комнате.
- Можно и посредине, - покладисто согласился добрый Ксан Ксаныч. - Мы еще подумаем, Надюша, не завтра ведь переезжать…
Парень на Камчатке громко сказал:
- Не было ее тут, Вадим Петрович.
Дементьев, чем-то расстроенный, поравнялся с Ксан Ксанычем и Надей.
- Добрый вечер… Надя, вы Анфису не видели?
- На дежурстве она, должно быть.
- Нету ее там… И где она от меня прячется?.. Извините.
Дементьев ушел. Ксан Ксаныч осуждающе посмотрел ему в спину:
- И чего он за Анфиской бегает? Подмочит она ему репутацию.
- Да не в репутации тут дело! - с досадой сказала Надя. - Любит он ее…
- Любовь, она, конечно… - виновато пробормотал Ксан Ксаныч, снова зажег фонарик, заглянул в окно и озабоченно покачал головой. - А потолок все-таки низковат!
Надя шагнула вдруг к своему жениху, горячо и неумело обхватила его шею руками и поцеловала.
- Бог с ним, с потолком, Ксан Ксаныч! И чего мы ждем? Давай поскорей поженимся, а то я чего-то бояться стала… Прямо завтра и поедем в загс, Ксан Ксаныч?
Как всегда в минуты волнения, Ксан Ксаныч затоптался на одном месте.
- Ну что это за семейная жизнь у нас будет? Ты в одном общежитии, а я в другом… Потерпим еще, Надюша, больше терпели. Теперь уж недолго осталось: сама слышала, что Вадим Петрович говорил.
- Ну смотри, Ксан Ксаныч, смотри…
Анфиса платит сполна
Лихорадочно спеша, Анфиса бросала платья в раскрытый чемодан. Тося безмятежно спала на своей койке среди вороха раскиданных учебников, свернувшись калачиком и заслонившись от яркой лампочки надежной хрестоматией по литературе. Задетое рукой Анфисы, парадное зеркало с грохотом упало с тумбочки и разбилось. Тося села на койке, протерла глаза.
- Девчонки, какой я сон видела-а!.. Анфиса, ты чего?
- Отстань!
- Зря ты в другую комнату перебираешься… У нас лучше! - убежденно сказала Тося.
Анфиса сорвала наволочку с подушки, скомкала ее и кинула в чемодан.
- Да ты, никак, совсем уезжаешь! - догадалась вдруг Тося. Мягко ступая по полу ногами в чулках, она подошла к Анфисе, робко дотронулась до ее локтя. - Не уезжай, слышь?
- Пусти… В каждую дырку затычка!
- Это все из-за меня, да? - со страхом спросила Тося и зажмурилась. - Если уж так сильно Илью любишь, что не жить тебе без него, лучше я уеду, хочешь?
Анфиса удивленно посмотрела на Тосю, будто впервые ее увидела.
- Вот ты какая… - Она вдруг позавидовала зеленой Тосиной молодости. - Ох и глупая ты еще! Не нужен мне твой Илья, владей им на здоровье.
Тося облегченно перевела дух. Анфиса смахнула с тумбочки в чемодан всю свою парфюмерию, протянула Тосе маленький флакончик:
- На, твой любимый… с царапиной!
Тося покорно взяла флакончик, машинально понюхала. Анфиса захлопнула крышку чемодана, щелкнула замком.
- А Вадим Петрович? - ужаснулась Тося. - Если б меня так любили, я бы ни за что не уехала? Разве можно так?
- Добрая ты, Тоська! И он меня любит, и я его больше жизни, а вот…
Анфиса пнула ногой чемодан.
- Но почему, Анфиска? Говорят, он тебе, это самое, все простил?
- Эх, Тоська!
Анфиса бессильно опустилась на развороченную свою кровать. Тося подсела к ней.
- Через гульбу мою он перешагнул, а я ему новый гостинец приготовила…
- И охота тебе? - пристыдила Тося. - Терпеть не могу, когда люди на себя наговаривают!
Анфиса устало покачала головой:
- Никто не знает, тебе первой откроюсь… В общем, доигралась я: не будет у меня детей. Хоть сто лет проживу - не будет! В прошлом году аборт делала у одной знахарки, и вроде все хорошо обошлось, а вот надо же… Выходит, и не женщина я уже, а так, пустая оболочка… Все одно к одному ложится, здорово кто-то планирует!
Тося с ужасом смотрела на Анфису.
- Что, страшно? - Анфиса горько усмехнулась и запоздало спросила: - И чего мы с тобой все ругались?
Она потрепала Тосю по плечу. Было сейчас в ее отношении к Тосе что-то очень взрослое, ласковое, почти материнское.
- В общем, обманула меня жизнь, Тоська: сначала простой прикинулась, а теперь вот так обернулась… Я, дура, все думала: врут люди про настоящую любовь, сказочку красивую сочинили, чтоб скотство свое прикрыть. А теперь вижу: есть она, есть! Другим - в радость, а для меня - мука горькая… Знаю, смешно это и против науки, а в последние дни мне все мерещится: измывалась я над любовью - вот она и подкараулила меня, за все прежние штуки мои отомстила… Если б мне кто раньше сказал, что я Вадим Петровича встречу, - я бы совсем по-другому жила, его дожидалась… Нет, не сказали!
- А если… это самое, без детей? - тихо спросила Тося. - Ведь живут же люди?
- Не понять тебе, Тоська, молодая ты еще… Сгоряча он, может, и согласится, а потом, знаю, жалеть будет. Ведь он, как назло, детей любит, прямо души в них не чает. Даже странно: такой молодой - и так сильно любит их. У него это с потомками как-то там связано. Все против меня, и потомки даже!.. Нет, видно, не судьба нам. Не хватало еще, чтоб я и его жизнь заела… Уж лучше бы совсем его не встречала: так и жила бы как заведенная. А то показали мне кусочек настоящей жизни, поманили - и тут же цыкнули: куда прешь, такая-сякая!..
Анфиса ткнулась лицом в Тосины колени. Злые мелкие слезы бежали по ее щекам. Тося в одной руке забыто вертела дареный флакончик, а другой тихонько гладила красивые Анфисины волосы. Нечего было ей сказать Анфисе, нечем ее утешить. Тося вдруг припомнила, как еще совсем недавно ненавидела Анфису и боялась ее, и подивилась, до чего же она была слепая. Анфиса рывком вскинула голову:
- А все красота моя, будь она проклята! Еще девчонкой была, в школу бегала, а мужики липли уже. Пойми, я себя не оправдываю, но и они ведь… А теперь все в стороне остались, одна я в ответе. Это как, справедливо?..
Приближающийся железный гром заглушил голос Анфисы. Стекла в окнах забились в испуганной дрожи.
По улице мимо общежития тяжело прогрохотал трактор - спокойный, работящий, уверенный в своем праве глушить жалкую исповедь Анфисы.
Анфиса встала, вытерла кулаком слезы, потуже затянула платок на голове.
- Нагнала я на тебя тоску… А в общем, все идет правильно: за ошибки свои надо платить сполна. На этом мир держится.
Она взяла чемодан, пошла к двери. На пороге остановилась:
- А Илья тебя любит, верь. Меня он никогда так не любил. Если дорог он тебе, не мучь ты его понапрасну… Ну, бывай, Тоська. Желаю тебе…
Анфиса чемоданом распахнула дверь и вышла. Тося отбросила флакон, запрыгала на одной ноге, натягивая резиновые сапожки, и выбежала вслед за ней.
Непогожий мартовский вечер встретил Тосю на крыльце. Анфиса на миг мелькнула в свете дальнего фонаря и пропала во тьме. Тося обогнала прогуливающихся возле недостроенного дома Ксан Ксаныча с Надей и помчалась к конторе.
Она вихрем ворвалась в тихую ночную контору, миновала слепое окошко кассы, взлетела по ступенькам на второй этаж, подергала дверную ручку запертого кабинета Дементьева, прогрохотала вниз по ступенькам, упала, чертыхнулась и рванула на себя дверь коммутатора. Девица с серьгами, позевывая, дежурила у телефона.
- Вадим Петрович где?
- Дома, наверно… А что, крушение?
- Хуже! Анфиса… - начала было объяснять Тося, нетерпеливо махнула рукой и выскочила из коммутатора.
Она подбежала к дому Дементьева, забарабанила в окно, не жалея стекол.
- Кто там? - спросил Дементьев, высовываясь в форточку.
- Скорей! Чего вы спите? Анфиса…
Хлопнула дверь - Дементьев вырос на крыльце, на ходу напяливая пальто.
- Анфиса убежала!
- Как убежала? - опешил Дементьев.
- Ну, чего вы стоите? Догоняйте, если любите!
Дементьев ринулся к перекрестку дороги, где все уезжающие из поселка дожидались попутных машин. Тося еле поспевала за ним.
- Верните ее, Вадим Петрович… Вы же начальник! И любит она вас… Больше жизни, сама говорила!
Тося остановилась, запыхавшись, перевела дух и крикнула вдогонку Дементьеву:
- Без Анфисы не возвращайтесь! Силу… это самое, примените. Силу!
На перекрестке дороги Анфисы уже не было. Сырой мартовский ветер раскачивал деревья и гудел в дорожной просеке, как в трубе. Нетерпеливо вглядываясь в ночную тьму, Дементьев прождал долгих полчаса. Машины все шли со стороны железной дороги, а к станции - ни одной. Наконец показался попутный грузовик. Дементьев вскинул руку, но грузовик промчался мимо, обдав его ошметками мокрого снега и гремя пустым разболтанным кузовом.
Это было так неожиданно, так нелепо, что Дементьев не поверил своим глазам. Сгоряча ему почудилась какая-то промашка во всей жизни, какой-то существенный просчет - на меньшее Дементьев сейчас не мог согласиться. Поступку шофера нельзя было подыскать никакого оправдания, а беспричинная жестокость всегда почему-то угнетающе действовала на Дементьева. Все дело было, видимо, в том, что она унижала в нем человека.
Дементьев не мог больше ждать, надеясь лишь на слепой случай, бегом вернулся в поселок и поднял с постели заведующего гаражом. Тот долго не понимал, зачем техноруку среди ночи понадобился разъездной "газик".
- Личное дело, личное! - твердил Дементьев. - За бензин я заплачу!