Инженер(за пальмами). Во всем нужно холодное спокойствие. Нельзя ни в чем поступать очертя голову.
Жена адвоката. Даже в любви?
Инженер. Даже в любви.
Помещица(за столом). Да еще какие грубияны стали. Встретятся, ни. один мужик шапки не ломает.
Жена адвоката(за пальмой). Мы с тобой так редко видимся. Мой дурак все сидит дома. Не понимаю, как его на службе держат.
Помещица(за столом). Царству мужицкому скоро конец: имения советские трещат. Вот у меня йоркширы понемногу дохнут.
Рундуков. То-то окорока такие вкусные едим!
Художник(ходит, покуривает, заглядывает за пальму, видит). М-да-а! (Поет.) "Когда я был арка-адским принцем, любил я очень лошадей…"
Инженер поднимается и молча уходит.
Жена адвоката(бросается в тревоге к художнику). Перестаньте!.. Прошу вас… Ну, что вы…
Художник(падает на колени). Я люблю вас! Я давно вас люблю…
Жена адвоката. Вы забылись… вы забываете, где вы…
Помещик(за столом). Земли запахано мало, урожайность понизилась, благоустроеннейшее имение, созданное моими руками, умирает.
Литератор. Вы как Тарас Бульба: "Я тебя породил, я тебя и убью".
Художник(за пальмой становится на колени). Умоляю…
Жена адвоката. Я мужа позову.
Художник. Вот как раз он мне и нужен… один юридический совет необходим… Попросите его сюда… (Громко.) Александр Эрастович!
Адвокат(за столом). Да чего вы там пристали?.. Я говорю, Станислав Константинович прав: такую подземную работу не сломить никакими репрессиями.
Художник (за пальмой). Один поцелуй, несравненная!
Жена адвоката. Замолчите! Это насилие… (Он ее обнимает, целует.)
Литератор(курит, проходит, останавливается за пальмой, видит – целуются, поет). "Бро-ди-ил я между скал, вдру-уг слышу страшный крик, то чело-век упал…"
Жена адвоката быстро уходит.
Художник(трусливо). Да нет, это так, в шутку. (Уходит.)
Литератор(разваливаясь на диванчике, курит. Помолчав). Опоздал!
Дама декольте. Софрон Андреевич, какой же вы душка-разрушитель! Совершенно Мефистофель. Я даже бы вас расцеловала за разрушение этих гадких большевиков.
Помещица. Коко, пересядь сюда поближе – тебе вредно волнение. Я так любила русский народ, а он такой неблагодарный оказался.
Жена адвоката. Александр, завесь этот портрет (указывает на портрет Маркса), видеть не могу.
Адвокат(завешивает портрет Маркса салфеткой). Действительно, нельзя смотреть на этих разрушителей великой страны.
Помещик(жене). Ну, успокоилась?
Артист. Палачи и убийцы, не только убивают людей и страну, они посягнули, подняли преступную руку на святая святых всего человечества… на искусство. И на высшее его проявление – на театр.
Дамы. Это же ужасно!
Мужчины. Позор!
Профессор. Что-то невероятное в истории человечества.
Артист. Во что обратили они театр! В конюшню, в казарму, в фабричное помещение! В былые времена глянешь в партер, на ложи, – поразит блеск интеллигенции. Какие фамилии! Какие умы! Какие деятели! Какие ценители искусства! А теперь… Ведь стиснув зубы выходишь на сцену. Глянешь: в партере, сдвинув на затылок шапки, развалившись, истопники, шоферы, фабричные, кондуктора, красноармейщина. И стоит весьма сомнительный запах по всему театру.
Дамы(вынимают платки и зажимают носы). Ужасно!
Артист. Там, где нужно плакать, они гогочут; где нужно смеяться – сморкаются. Они…
Дама декольте(подходит к нему, нежно). Не волнуйтесь, дорогой мой, я вас так понимаю. Вот у меня из сейфа вытащили эти проклятые большевики все драгоценности. Так я ночи не спала.
Рундуков. Неужто все забрали?
Дама декольте. Ну, положим, все отдали назад, – всем артистам все возвратили, но ведь сколько я переволновалась!
Артист. С этим варварством, с этим убийством искусства мы боремся всеми мерами. Эти варвары встречают постоянно глухую, неподдающуюся стену. Мы даем на сцене только то, что хотим, и не пускаем того, чего они хотят, и они ничего с нами не могут поделать.
Балаболов. Близок локоть, да не укусишь!
Артист. Мы незаметно для них самих держим все в своих руках.
Все. Браво!.. Браво!.. Браво!..
Художник. Ха-ха-ха!.. Мы-то, художники, пожалуй, ядовитей вас всех. Вы там втихомолочку, под шумок, ведете свою линию, а мы всенародно вышли на площади, на улицы да такие им разрисовали плакаты, лошади на коленки падают. Ха-ха-ха!.. Надо посмотреть, какие рожи у большевиков, когда подходят к кубическим творениям, – никак не поймут: не то это гениально, не то это над ними покатываются.
Дама декольте. Они никогда не поймут нового искусства, его глубины, его символизма.
Художник. И, заметьте, наша тлетворная зараза проникает и к ним и к рабочим – художникам, литераторам, поэтам. У них и стихи, и мысли, и краски становятся кубическими. Ха-ха-ха!..
Дама декольте(бьет его по рукам). Шутник!
Литератор. Это и естественно: высшее начало подчиняет себе низшее.
Жена адвоката(звонит; вошедшему служа-' щему строго). Почему до сих пор самовар не подан? И почему вы с голыми руками? Я вас спрашиваю? (Тот уходит.) Ну, господа, довольно мерехлюндии! Елена Александровна, спойте нам, спойте, пожалуйста!
Дама декольте. Я с удовольствием. (Садится к роялю. Поет: "Гай да, тройка...", поет страстно, с цыганскими манерами, под Вяльцеву.)
Все. Браво!.. Браво!.. Браво!..
Рундуков. Эх, старину ворохнули! Бывало, Вяльцева как возьмет ноту, за самую за кишку потянет. Миллиона полтора на нее просадил.
Служащий в белых нитяных перчатках вносит самовар.
Жена адвоката. Господа, кому чаю?
Художник. Большевики, мало того, что убили науку, душат искусство, они убивают единственное, что дорого в жизни.
Дама декольте. Что? (Идет с художником за пальму, дама садится на диван.)
Художник. Обольстительность греха. Вот вы "Тройкой" все во мне взбудоражили.
Дама декольте(жеманно). Какой у вас темперамент! (Отворачивается от художника, помахивая веером; он сзади целует ей шею.) Как вы неосторожны!.. Такое время… Политические страсти… Чрезвычайка…
Жена адвоката(за столом). У всех чай? Елена Александровна, вам чашечку позволите?
Дама декольте(за пальмой). Мерси!
Художник. Я сейчас принесу вам чашку, – здесь так уютно. (Идет к столу.)
Литератор(садится рядом на диванчике с дамой декольте). Мечтаете? Мечты, мечты, где ваша сладость…
Дама в декольте. Я боготворю литературу. Тонкое кружевное стихотворение для меня восторг… (Литератор целует ее обнаженные плечи. Она, слегка отвернувшись, помахивает веером.) Какая неосторожность!.. Такое время!.. Гражданская война!..
Художник(подходя с двумя чашками). А вы уж тут как тут!
Литератор. Ничего, можно и втроем.
Служащий вносит на подносе бутылки и рюмки. У всех вздох радостного облегчения.
Адвокат. Господа, несколько бутылок мадеры, заветных, припрятанных. (Наливает рюмки.) Прошу… Господа, не могу молча выпить эту заветную бутылку, наводящую на столь радостные и, увы, далекие воспоминания. Господа! Наша многострадальная интеллигенция измучилась, исстрадалась под новым татарским игом, носящим теперь имя большевизма. Большевик! "Как много в этом звуке для сердца русского слилось, как много в нем отозвалось…" гнусного, чудовищного!
Звонок телефона.
Инженер(берет трубку, говорит адвокату). Постойте! Слушаю.
Адвокат. Но, господа, идет наконец день, встает ослепительное солнце правды, добра, истины, науки, знания, творчества, зальет животворными лучами исстрадавшуюся, измученную землю, изможденный, разодранный на части народ…
Инженер(слушая в телефон). Постойте!
Адвокат(в самозабвении). …и полетят безумцы в растворившуюся под их ногами пропасть, полетят со всем…
Инженер. Фу, да постойте! (В телефон.) Как?.. Неужели?.. Окончательно?.. (Лицо делается длинным.)
Адвокат. …со всеми своими безумными кровавыми опытами социализма…
Инженер(кладет трубку). Да постойте, вам говорят! Дело в том, товарищи… мм… не советские войска, а войска белого генерала разбиты наголову; полки сдаются за полками; сотнями сдаются офицеры… Словом, разгром, и разгром полный… (Садится, мешает ложечкой в стакане.)
Все притихли, опустив головы, мешают в стаканах ложечками. Долгое молчание. Вполголоса, не глядя по сторонам, перекидываются тихо.
Помещица. Какая сегодня погода?
Дама декольте. Кажется, дождик моросит.
Литератор. Нет, луна.
Помещик. Говорят, ветер.
Литератор(взглядывает на стоящего служащего). Товарищ, что же вы стоите?
Художник. Да вы садитесь!
Рундуков. Садись, садись, брат, без стеснения. Сшиты-то мы все из одной кожи. Чего там!
Дамы(хором, раздвигая стулья). Садитесь, товарищ, садитесь! Вот сюда, вот тут место есть. Да ничего, садитесь.
Все. Садитесь, садитесь с нами. Теперь все равны. Не трудящийся да не ест. (Его слегка подвигают к стулу.)
Служащий. Это-то я знаю. (Неловко садится между дам.)
Дама декольте. Ну, вот и прекрасно! Я очень рада. (Помахивая веером, искоса поглядывает на него, кокетливо.) Вы в театре бываете? У вас интересные глаза.
Жена адвоката. Да вы снимите перчатки, зачем это! Все ведь без перчаток. Вам удобнее будет. (Тот снимает.) Хотите чаю?
Служащий(приподымается). Я налью себе сам.
Дамы. Нет, нет, не беспокойтесь. Мы вам сейчас…
Жена адвоката, советская барышня и дама декольте торопливо наливают и несут ему каждая по стакану.
Адвокат. В Советской России этому места не должно быть. (Собирает рюмки.) Надо убрать. Это – разврат.
Служащий. Позвольте, я отнесу.
Адвокат и жена адвоката. Нет, нет, нет!.. Вы пейте чай. Все одинаково должны трудиться. Не трудящийся да не ест. (Уносят бутылки и рюмки; литератор и художник, запрокидывая головы, торопливо допивают остатки.)
Художник(допивая свою рюмку). Не трудящийся да не пьет.
Профессор. Товарищи, при той великой стройке, которая сейчас совершается в России, я, как представитель науки, должен сказать: нигде, ни в одной стране, наука не пользуется таким почетом, уважением, как в России. Да здравствует наука на пользу и на строительство новой жизни!
Все. Да здравствует советская власть!
Артист. Товарищи!
Голоса. Слушайте, слушайте!.. Тише!..
Артист. Товарищи! Наука и искусство – родные сестры. Если одну любят, холят, то и другую нежат, заботятся о ней. Я должен сказать: искусство нигде не развернулось таким пышным цветом, как в стране благородных коммунистов.
Балаболов. Александр Эрастович, как бы мне записаться в партию?
Адвокат. Я сам думаю об этом. Надо рекомендации добыть.
Артист. Надо спросить нас, художников, артистов, как мы себя чувствовали раньше, при господстве буржуазии. Бывало, выйдешь на сцену, глянешь в партер, в ложи – что же это такое? Свиные рыла, плешивые, обрюзглые, а по огромным животам золотые собачьи цепи. И уж ничем его не прошибешь, все ему прискучило, все приелось, – облопался. Играешь и с болью сердечной видишь, как все твое вдохновение, все искусство идет мимо этих обожравшихся золотых мешков. Им что нужно? Кафе-шантаны, полуголые девицы, отдельные кабинеты… Искусству они чужды и глухи.
Дамы. Ах, как это все верно!.. Восхитительно…
Артист. А теперь! Глянешь – крепкие рабочие, трудовые лица, внимательные, острые глаза, схватывающие каждый ваш жест, каждый оттенок. И сколько понимания, сколько чутья!
Все. Браво, браво! (Аплодисменты.) Да здравствует трудовой народ!..
Помещик. Д-да… Я тысячу десятин пожертвовал трудовому народу…
Рундуков. Я четыре дома по пяти этажей пожертвовал трудящимся, чтобы беднота не гнила по подвалам, а сам теперь в одной комнате ючусь, – для народа можно.
Советская барышня. Я тоже не сплю по ночам над советской работой. Ведь теперь каждый должен отдавать все свои силы, всего себя на строительство новой жизни.
Балаболов. Я тоже как специалист…
Литератор(перебивая). И я!
Художник. И я!..
Адвокат. Товарищи, мы все идем за мировым пролетариатом. Ведь только в этом и есть смысл жизни для нас, истинно интеллигентных людей.
Советская барышня. Товарищи, мы все увлечены революционным порывом. Мы все идем под красным знаменем пролетариата. А посмотрите, что делается с вождем пролетариата? (Указывает на портрет.) Смотрите!
Голоса. Ужасно! Возмутительно!
Жена адвоката. Кто это сделал? В моем доме!
Все переглядываются. Адвокат торопливо снимает с портретов салфетку и платок.
Помещица. Я не знаю, и во сне не снилось. Это он. (Указывает на литератора.)
Жена адвоката. Так это вы?!!
Все(наступая). Это вы?!!
Литератор. Да я ни сном ни духом. Клянусь богом! Никогда не позволю себе! В лучших домах принят… У Рябушинского читал свои произведения.
Голоса. Какая развязность!
Литератор. Да не я же. Это, должно быть, он. (Указывает на художника.) А я ничего не видел. Клянусь богом, я за пальмой сидел, я и…
Жена адвоката(азартно). Не давайте ему говорить! Не давайте ему говорить! Уходите, уходите!..
Литератор испуганно пятится и уходит.
Помещица. А другой вот! На него показал тот. (Указывает на художника.)
Художник. Да что вы! Я и портрета-то не видел.
Адвокат. Милостивый государь, я не потерплю в своем доме… Прошу оставить мою квартиру.
Художник(растерянно). Я – я же ни при чем. (Пятясь задом и кланяясь.) Я в лучших домах… У Рябушинского мои картины… (Уходит.)
Рундуков. Выпроводили двух хулиганов.
Профессор. Позорят литературу и искусство.
Дама декольте. Ужасный циник!
Профессор. Кто?
Дама декольте. Этот вот, что у Рябушинского: хотел поцеловать меня. Какая наглость!
Балаболов. Пощечину заслужил.
Дама декольте. И тот хотел.
Балаболов. Кто?
Дама декольте. Тоже у Рябушинского… Какой цинизм!..
Жена адвоката. В моем доме!.. Что же вы мне не сказали?
Дама декольте. Не успела.
Балаболов. Забудемте этот печальный инцидент. Теперь обратимся, господа…
Помещик. Какие здесь господа?..
Помещица. Это он намекает, Коко, на нас. Мужики постоянно пальцами тыкают и все говорят: "Господа-баре".
Помещик. Я, милостивый государь, этого не оставлю.
Балаболов. Какой я "милостивый государь"!.. Я служу в победоносной Красной Армии.
Помещик. Извиняюсь, товарищ…
Балаболов. Нет-с, позвольте-с, теперь я этого не оставлю… Это оскорбление!
Помещик. Да я, товарищ, против вас, товарищ, ничего не имею. Я, товарищ, знаю вас, товарищ, с самой лучшей стороны, как товарища.
Адвокат. Будет, будет, товарищи. Не надо омрачать праздника революции. Будем просить уважаемого Николая Николаевича прочитать нам что-нибудь революционное.
Все. Просим, просим!..
Помещица. Постойте, а как же с доктором молодости?
Помещик. Фу, да нет! Постой, не то совсем!
Помещица. Нет, подожди, так же нельзя. Я политикой не занимаюсь, но профессор говорит: общество движется задом наперед, от старости к молодости. Значит, и у человека это бывает. Я бы и хотела просить Герасима Иваныча указать, к какому доктору обратиться по этому поводу.
Адвокат. В том-то и дело, Марья Евгеньевна, это была маленькая ошибочка, недосмотр: общество движется вперед лицом, а не задом, это теперь выяснено. И… и лучше об этом помолчать. Мало ли что, теперь везде уши. Такие времена.
Помещица. А-а! Ну, я ведь не знала.
Жена адвоката. Николай Николаевич, так, пожалуйста, из вашего революционного цикла.
Все. Просим, просим!
Артист(вдохновенно).
Выдь на Волгу! Чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется –
То бурлаки идут бечевой…
Волга, Волга! Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля.
Где народ, там и стон.
Все. Браво! Браво, браво! Интернационал! Интернационал!