Но Лизе теперь не до них. Она приставляет электропилу к зарубке на длинном хлысте, выпустившей густые капельки блестящей серки; пильная цепь с визгом врезается в смолянистую древесную массу, идет, точно по мягкому желтому сыру. Разделав один хлыст, она тут же переходит к другому дереву, направляет на него свой инструмент, точно живой, точно дрожащий от нетерпения.
Эта работа увлекает ее. Окинув взглядом эстакаду, длинные свежие остовы елей и сосен, поблескивающие серебром и золотом, Лиза испытывает чувство радости и удовлетворения своим трудом: эти распластанные на эстакаде деревья стали под ее рукой строительным лесом, поделочным материалом.
Разделав десятки хлыстов, Лиза выключила электропилу, прикоснулась ладонью к горячему кожуху моторчика и сказала, обращаясь к бригаде:
- Перекур, товарищи! Надо остудить инструмент.
Люди тотчас же разбрелись с эстакады. Колхозники из "Новой жизни" пошли в лесосеку к своим друзьям, работавшим неподалеку.
- Не долго ходите! - крикнула им вдогонку Медникова. Сняв шапку-ушанку, она ладонью обтерла со лба пот. Ее пышные черные косы клубками упали на плечи.
Солнце уже взошло, поднялось над тайгой, над горами. Его лучи позолотили вершинки елей и высокие кроны одиноких, перестоявших сосен. А внизу на тонких веточках рябинок и черемушек, серебрясь, лежит иней. На соседних делянках поют электропилы, пофукивают дизеля передвижных электростанций, тарахтят на лесовывозке трактора. И Лизе кажется, что она находится сейчас не в глухом уральском лесу, а на каком-то большом заводе, где все машины работают не в каменных корпусах, а в зеленом прохладном лесу, где долбят кору дятлы, шуршат по стволам деревьев малюсенькие пичужки-ползунки, где так легко дышится и хорошо работается.
Ощупав электромотор пилы, Лиза глянула на ручные часики и крикнула:
- Ого, эй! По местам!
Не спеша, один за другим стали подходить парни. Лиза знает, что ей, как бригадиру, надо с первых же дней взять людей в руки. Сейчас следовало бы на них прикрикнуть за то, что они зря растрачивают рабочее время, сказать им, что с земляками можно вдоволь наговориться в общежитии, а не заниматься разговорами здесь, в лесосеке. Но она смолчала - зачем портить хорошее настроение.
Она спешит приступить к работе, торопит парней. И вот снова запела пила, раскидывая брызги желтоватых опилок; толстые длинные хлысты, точно по волшебству, стали распадаться на кряжи. И чем больше было разделано лесин, тем азартнее работала Медникова. Ее азарт передавался всем остальным. Люди ловко орудовали на эстакаде: раскатывали по ней привезенные деревья, выкраивали нужные заготовки, скатывали готовые кряжи на вагонетку, а с нее с помощью лебедки подавали их в штабеля.
Медникова была рада, что все идет так прекрасно: люди быстро сработались, стали понимать друг друга без слов. Достаточно ей было сделать кивок головой или взмахнуть рукой - как это делали бригадиры электропильщиков на опытной лесосеке - и ее помощники уже знали, что она от них требует.
К эстакаде подъехал верхом на взмыленном коне Чибисов.
- Ну как успехи, артисты? - спросил он, ни к кому не обращаясь.
- Дело идет! - весело отозвался Коноплев. - Подрепетировались.
- Сколько деревьев уже разделали?
- Близко к сотне!
- Не шутите?
- Это точно! - подтвердила Медникова. - Кабы было у нас две пилы, дали бы гораздо больше, а то с одной пилой много времени теряем зря. Мотор сильно греется, приходится сидеть и студить… А ребята у меня подобрались хорошие. Дело сразу пошло.
- Молодцы, коли так! Держите марку бригады. Наш Чарусский леспромхоз вызвали на соревнование лесозаготовители Удмуртии. Придется подтянуться и взять повышенные Обязательства.
- И возьмем! - задорно сказала Медникова. - Да ведь, ребята?
- Конечно! Не подкачаем. Только пусть дадут вторую пилу, - поддержал Коноплев. - Мы приехали из колхоза не на бревнах сидеть. У нас задание - сто десять норм на брата за сезон.
- Будете перевыполнять нормы - богатые поедете из леса.
- Мы это знаем! - вмешался в разговор краснощекий парень-крепыш. - Кабы не знали, так, может быть, и не явились к вам… Обратно на поезде от вас не поедем.
- А на чем же?
- На мотоциклах. Подзаработаем денег и домой явимся на своих машинах. Мы и дома сказали, как поехали, - вернемся на мотоциклах!
- С собой, поди, еще по девушке посадите?
- Без этого не обойдется.
Когда Чибисов уехал, Лиза, взявшись за пилу, скомандовала:
- Ну-ка, ребятки, приналяжем! - И шагнула к толстой, в полтора обхвата, бортевой сосне.
В смолистое дерево пила пошла со скрежетом, с визгом, а потом, сделав глубокий паз, зашипела, зафыркала и, наконец, остановилась совсем. Люди переглянулись. Мотор выключенной пилы замолк.
- Вот, черт ее забрал! - сорвалось с языка у Лизы. - Пилу заело.
Все рабочие собрались вокруг Медниковой. Глядя на зажатую электропилу, они ждали, что скажет бригадир, какую даст команду. А она и сама растерялась, не зная, как выручить инструмент из такого толстого, огромного дерева.
"Ну и разиня, ну и разиня! - сокрушалась она про себя. - Поспешила и людей насмешила. И как это я не доглядела, что средина лесины провисла".
Ей было стыдно перед бригадой за свою оплошность. Но она тут же взяла себя в руки и распорядилась подсунуть под хлыст вагу.
- Да разве подсунешь под такого лешего, его с места не сшевелишь, - возразили ей.
- Так что же, стоять будем и ждать у моря погоды? - повысила она голос. - А ну, быстро за дело!
И сама взяла толстую жердь, попыталась подсунуть ее под бревно возле зажатой пилы. Все взялись за вагу и хотели пикой, с размаху, подсунуть ее под дерево. Однако вага под дерево не пошла, а только сдвинула его с места и повернула на бок, вместе с электропилой, взыгравшей мотором вверх и упершейся ручкой у рамы в настил эстакады.
- Э, постой, постой, что вы делаете? - раздался тревожный голос за спиной у Медниковой.
Она оглянулась. По эстакаде подле черного блестящего кабеля от электростанции шел пилоправ Кукаркин с кожаной сумкой на боку.
Увидев Кирьяна Корнеевича, Медникова смутилась, покраснела.
- Кто у вас тут бригадир? - спросил он.
- Я, - чуть слышно проговорила Лиза, потупясь.
- Эх ты, размазня Ивановна, - с веселой усмешкой сказал Кукаркин. - Ты, видно, девушка, техминимум не проходила? Разве так надо выручать пилу, когда ее заест?
- А как, Кирьян Корнеевич? Ну помоги, милый! - Она ласково заглянула в глаза пилоправу. К ней вдруг вернулось обычное, игривое настроение.
- Ишь, "милый"! Набедокуришь, а потом, как кошка, отираешься возле ног.
Обращаясь к парням, пилоправ приказал:
- Заострите-ка комли у жердей, сделайте лопаточками.
Людей с жердями он расставил по обе стороны дерева, велел возле него положить чурбаки, а на них жерди и подсунуть концы заостренных ваг под лесину. Сам ухватился за вагу.
- А ну, налегайте все! - И наваливаясь грудью на жердь, запел: - Раз еще берем, раз еще берем!
Огромный хлыст оторвался от помоста, приподнялся одним концом вверх, Кукаркин подсунул под средину возле пилы катыш.
- Вот и все. Теперь вынимайте пилу.
Все это показалось Лизе необыкновенно просто. И почему она не догадалась сама? Ведь на курсах об этом говорили. Сколько сейчас из-за своего неуменья потеряла времени. Как волновалась? Хорошо, что не разревелась, взяла себя в руки. А то бы - стыдобушка перед парнями! Пустили бы славу на весь леспромхоз, как у них девка-бригадир разревелась в лесосеке. Лиза повернулась к Кукаркину, обняла его и поцеловала в щеку. Он обтер щеку рукой.
- Ну и ну! Не Лиза, а подлиза… Ты зайди-ка завтра перед выходом в лесосеку ко мне в пилоправку. У меня там есть специальное металлическое приспособление для подъема хлыстов: подсунешь под дерево, повернешь рычажок - и одна будешь приподнимать вот такие махины.
- Неужели, Кирьян Корнеевич, есть такое приспособление? Нам на курсах о нем ничего не говорили.
- Не дошло оно еще до курсов. Я его только что сделал. Еле додумался до механической ваги.
Взяв электропилу, он осмотрел ее, проверил остроту пильных цепей.
- С обеда меняла цепь-то?
- Сменила.
Он включил мотор, прислушался к его работе. И чтобы испробовать пилу, шагнул к толстой, не до конца перепиленной сосне, уже пустившей по срезу янтарные слезы.
23
Приехав в Новинку, Зырянов первым долгом отправился в лесосеки. Попутная автомашина доставила его по лежневке к эстакаде, где бригадиром разделочно-погрузочной бригады работал Харитон Богданов. Эта эстакада походила на горбатый помост из бревен. Туда заходили тракторы, втаскивали за собой пучки хлыстов. Оставив их, съезжали по другой стороне помоста и, лязгая гусеницами, уходили в делянку.
Шишигин, вооруженный меркой-палкой с зарубками, размечал хлысты, выкраивал из них строевые бревна, шпальные кряжи, рудничную стойку. Но особенно Шишигин был неравнодушен к телеграфным столбам. Он буквально "охотился" за такими хлыстами, из которых можно было выкроить столб. В его представлении телеграфные столбы были самой ценной продукцией. Над ним смеялись: дескать, сам маленький, бог роста не дал, так завидует телеграфным столбам. Тем, кто подтрунивал над ним, Шишигин со всей серьезностью разъяснял, что такое телеграфный столб. Столбами обставлен весь мир. Столбы, с натянутой на них проволокой, соединяют города с селами и деревнями. Без телеграфа и телефона теперь никто не живет. И что самое главное (тут Шишигин назидательно выставлял крючковатый указательный палец) - через эти столбы можно разговаривать с другими странами… Исполнял свое дело Шишигин с большой охотой, с умом. Если попадалась береза, то знал, что кряжи ее пойдут на фанерную фабрику, а из осины люди станут делать спички.
Харитон Богданов с электрической пилой шел вслед за Шишигиным и по его зарубкам на хлыстах распиливал древесину.
Не успел еще Зырянов вылезти из кабинки автомашины, как Богданов крикнул ему:
- Замполит, эй! Вот тебя-то мне и надо.
- В чем дело? - спросил Зырянов, подходя к Богданову. - Здравствуйте, Харитон Клавдиевич!
- А вот погляди кругом и скажи, разве это порядок? Погляди, на эстакаде-то хоть шаром покати. Лесу нет. Тот сидит, другой сидит. Расселись, как сычи, на бревнышках. А вон Шишига нос прочищает, как пичужка на заре.
- Лес не успевают подвозить?
- Через час по ложке дают. И что они там в делянках делают? Говорят, лесу там навалено полно, а подвозки нет. Так и подмывает самому пойти по делянкам и навести порядок. С утра, как придешь на эстакаду, начинаешь выжидать, пока тебе подвезут хлысты. Воз привезут, ты его тут же разделаешь и снова сидишь. Прямо-таки обидно!
Богданов нервничал, глаза его были неспокойны. Он то и дело запускал руку в карман ватных брюк, доставал какие-то таблетки и кидал в рот.
- Вы что же, Харитон Клавдиевич, конфетами себя успокаиваете?
- Не конфеты это! Меня докторица ваша, Багрянцева, лечить взялась. Какие-то таблетки мне дает от нервов.
- И помогает лекарство?
- Кабы не помогало, давно бы опять разошелся, перемутовил все в делянках, трактористов и мастеров по лесу расшвырял.
- Терпенье, Харитон Клавдиевич! Наведем порядок.
- Давно об этом от Чибисова слышу, да толку не вижу.
- И Москва не сразу строилась, Харитон Клавдиевич. Скоро в Новинке будет рабочее собрание. Приходите.
- А чего я не видал на вашем собрании?
- Поговорим, как работаем и как надо работать. Послушаете, может быть, и сами выступите, скажете, как лучше организовать труд, чтобы не сидеть без дела на эстакаде и не портить нервы…
- Нет уж. Не ходил я по собраниям и не пойду. Зачем воду в ступе толочь. Вас, начальников, приставили к делу, вот вы и распорядитесь, чтобы я тут на эстакаде обеспечен был лесом. А на собрании мне делать нечего.
- Ну как нечего? Мы тут сами себе хозяева. Как решим, так и будет. И в работе и в жизни все зависит от народа, а не от начальников.
- Давно об этом слышу, замполит. Только вот я до старости дожил, а все по свету мыкаюсь неустроенный.
- А кто в этом виноват, Харитон Клавдиевич? Как бы вы хотели жить? В чем настоящая жизнь человека?
- Долго рассказывать, замполит. За последние годы, когда над жизнью своей стал задумываться, я ночами иной раз не сплю. Лежу и думаю. Сколько за это время мыслей в голове побывает… Разве скоро об этом расскажешь?
- А о чем думаете?
- Так видишь: мне уже сорок пять стукнуло, а у меня ни жены, ни дитя, ни собственного угла. Даже живешь в общежитии на одной ноге с Шишигой, с Гришкой Синько. Ну, им-то не обидно, они отпетые головы. А я, можно сказать, шел, шел десятки годов и никуда не пришел, стою на перепутье. Теперь бы мне первым делом, семью, дом, хороший заработок и покой. Больше мне ничего не надо. От некоторых слышу про какой-то этакий коллектив, про какой-то особый труд, энтузиазм, слово-то какое, язык сломаешь! Все это чепуха. Труд, он везде один, он как хомут для лошади: не повезешь - кормить не станут.
- Выходит, Харитон Клавдиевич, человек работает за кусок хлеба?
- А как же иначе? За хлеб, за обувку, одежку. На себя работаешь, не на дядьку же?
- А вы, Харитон Клавдиевич, все же похаживайте-ка на рабочие собрания. Может быть, кое-что и поймете для себя. А поймете - для вас жизнь покажется светлее. У жизни-то две стороны: одна темная, другая светлая.
- Спасибо за совет, замполит.
- Пожалуйста, Харитон Клавдиевич. А вообще-то, не чурайтесь людей. Они, право, неплохие. Один ум хорош, а два, говорят, лучше. Если явится потребность потолковать по душам или вопросы какие будут - приходите ко мне запросто. Рад буду. Я ведь теперь тут часто бываю, живу в квартире приезжих. Если не знаете, где она, - попросите вашу уборщицу Дарью Цветкову, пусть проводит ко мне… С Цветковой-то вы мирно живете?
- Вроде, мирно. Женщина она душевная и уважительная.
- И прекрасно! На рабочее собрание тоже приходите. А где Синько? Что-то я не вижу его среди ваших людей.
- Синько я вытурил из бригады.
- Выгнал? За что?
- Бился, бился с ним, человека из него не получается. Лодырь несусветный. Только отвернешься, смотришь - он уже сидит. А то в кусты уйдет, будто до ветру, а сам швырк в делянку к девкам и околачивается возле них. Ну, раз так, ступай, говорю, в делянку, работай там, хватит тебе сидеть на шее других.
- Где он работает? В какой делянке?
- Да вот там, за кулисой, на ручной заготовке дров, - сказал Богданов, махнув рукой в сторону узкой полосы леса, стоявшего между эстакадой и лесосекой.
Из-за лесной кулисы показался, наконец, "Котик" - трактор "КТ-12" с широкими эластичными гусеницами, оставляющими следы, похожие на копытца, с глухой кабинкой, чем-то напоминающей огромные защитные очки. Прогремев по настилу, точно по клавишам, трактор втащил на помост на своем загривке пучок бревен, механически освободился от груза и остановился.
Из кабинки вышел тракторист Спиридонов.
- Где ты пропадал столько времени? - крикнул на него Богданов. - Дрых, поди, где-нибудь под елкой?
Выслушивать объяснения трелевщика он не стал. Бригада уже обступила хлысты, скинула с них чокеры - металлические поводки, тросики с крючьями и цепочками на концах - и раскатила лесины по эстакаде. Разметчик Шишигин начал выкраивать из них стандартную заготовку, а Богданов, включив электропилу, стал разрезать хлысты. Казалось, что нервное состояние Харитона передается и пиле: шла она неровно, то касалась дерева легонько, то вдруг вгрызалась в него, фыркала, фонтаном выкидывая желтоватые опилки.
- Что ж это вы так плохо работаете? - спросил Зырянов Спиридонова, коренастого парня, с серыми открытыми глазами.
- Разве это работа, товарищ замполит? - загорячился тракторист. - Нет никакого порядка на валке леса. Валят деревья кому как вздумается, не подъедешь к ним ни с какой стороны. Покрутишься, покрутишься в делянке, подъедешь к завалу и начинаешь из кучи выуживать по одному хлысту. А ведь время идет! Пока соберешь воз - смотришь, солнышко с одного места переместилось на другое.
- По солнышку работаете, без часов?
- Какие там часы! Пробовал я по часам работать, так только кровь себе портишь.
- И норму, конечно, не даете?
- Норма бывает только когда возишь лес от Сергея Ермакова. Тот работает по всем правилам, комар носа не подточит: свалит десять-пятнадцать лесин, вершины сходятся в одном месте, по направлению к трелевочному волоку. Сергей учитывает, что после него в делянку приедут трактористы. А другие вальщики об этом не задумываются. Они думают только о своей норме. Когда заедешь в Сергееву ленту - душа радуется! Раскинешь трос, помощник тут же зацепит чокерами хлысты на полный воз - и поехали! Теперь только вальщики и вырываются вперед, у них норма, у нас недовыработка.
- А мастера куда смотрят?
- Эх, товарищ замполит! Спросите Сергея Ермакова, он вам скажет, чем занимаются мастера. У нас в деревне от кулаков и духу не осталось, а тут у вас мастер Голдырев живет вроде маленького помещика и копит богатство за счет государства. Он не о лесозаготовках думает, а о своем собственном хозяйстве… Поговорите с Ермаковым. Сергей дельный парень. Мы с ним толковали насчет непорядков в лесосеках. У него есть хорошее предложение, он собирался идти с ним к директору леспромхоза.
Харитон Богданов искоса наблюдал за трактористом и замполитом, потом, выключив пилу, сказал:
- Вот что я тебе скажу, замполит: ты сам ничего не делаешь и другим работать не даешь.
- А в чем дело, Харитон Клавдиевич?
- А в том, мешаешь тут! Трактористу надо за хлыстами ехать, а ты лясы с ним точишь. Надо поговорить с человеком, так на то вечер есть. Делать тебе нечего, вот и гуляешь по лесосекам.
Зырянов не обиделся, отпустил тракториста.
От Богданова замполит решил сначала зайти к Сергею Ермакову. К месту повала леса, где работал парень со своей бригадой, вел неширокий волок, похожий на желоб, выбитый тракторами; кое-где на самой трассе торчали пни, валялись толстые размочаленные деревья.
На разветвлении волока перед делянками Зырянов опять встретился со Спиридоновым. Тракторист шел красный, возбужденный.
- Куда вы, Алексей? Что случилось? - спросил его замполит.