И все-то ему требовалось знать: как обрабатываются рога и кости, какие обряды исполнял горец, когда отправлялся на охоту, как заключался брак, кто проводил суд при тяжбе между горцами и еще многое, многое другое…
Тогда Майрам не понимал, для чего ему все это. Думалось, - из любопытства. Но когда увидел, как делается кино, понял, что дотошность режиссера - не чудачество, а необходимость, убедился, что каждая мелочь важна, потому что строитель сразу видит, что актер впервые занимается кладкой стен: и раствор у него не с руки находится, и кирпич ладонь давит… Режиссеру бы поправить актера, - да он и сам впервые видит, как кладут стену… У Конова такого не случалось. Майрам был свидетелем, когда Савелий Сергеевич, убедившись, что артист впервые взялся за осетинский деревянный плуг, поправил его" и показал, как горцы пользовались им…
Глава пятая
…Они еще две недели гоняли из аула в аул, выспрашивали да высматривали, сами не зная что… Как-то Майрам привез режиссера к своему другу-ингушу. Тут и началось: а чем отличается ингушская черкеска от осетинской? А как танцуют ингуши лезгинку? А почему у них нет своей выпивки, как арака у осетин? И похороны будто бы разные - чем это объяснить?.. Замучил он всех своими расспросами да придирками…
Однажды Савелий Сергеевич попросил Майрама завезти: его в самую что ни на есть глухомань города.
- Давай на такую улицу, где нет асфальта, электричества, телевизоров, радио, - требовал он.
- Да где взять такую? - удивился Майрам его наивности. - Кто станет сейчас жить на такой улице?
- Не захотят, - горестно признал его правоту Конов и с сожалением поглядывал по сторонам. - Но должно же что-то остаться!
И они целый день мотались по городу. Майрам показал Коневу и сопровождавшим его оператору Степану и директору Михаилу Герасимовичу Армянскую слободку, Шалдон, отвез их в затеречный тупичок возле кладбища. Они втроем подолгу бродили по улочкам, всматривались в дома, тихо переговаривались между собой.
- Тут столб на столбе, - с сожалением говорил Савелий: Сергеевич.
- Дома сплошь кирпичные, - добавил Михаил Герасимович.
- А разве до революции не было кирпичных? - возмутился Степан.
- Не мне - худсовету доказывай, - усмехнулся директор… В тупичке возле кладбища они застряли на целый час.
- Вон тот домик пойдет, - с надеждой произнес Конов.
- Забор придется убрать, - присел на корточки оператора И памятники лезут в кадр. Не поверят, что возле кладбища домик, скажут, понарошку присобачили…
- Кладбище действующее? - спросил режиссер Майрама. Тот отрицательно покачал головой:
- Лет десять уж тут не хоронят.
- А через сколько лет можно сносить кладбище? - быстро, спросил директора Конов.
- Об этом и не думайте! - яростно замахал руками Михаил Герасимович. - Пока выбьем разрешение, полгода убежит, а разравнивать начнем - родственники покойников запротестуют. Однажды нелегкая столкнула с подобной проблемой. Сыт и пьян был без еды и алкоголя!
Они постояли, огорченные и насупившиеся, потом Савелий Сергеевич молча направился к машине.
- А Маньчжурию где снимать будете? - спросил Майрам осторожно.
- С твоей помощью нашел, - весело ответил Конов. - В том ущелье, где у твоего родственника в охотничьем домике шашлыки пробовали.
- В Куртатинском? - поразился Майрам. - Похоже?
- Похоже-не похоже, а на экране будет точная Маньчжурия, так, Степа? - обратился он к оператору.
- Без "клюквы", - заверил тот и хлопнул Майрама по плечу. - Ты, парень, не представляешь, в каком уникальном крае живешь. Тут тебе и Маньчжурия, и Мексика, и Аляска, и Гималаи, и Австралия… Постараться - так и пустыню Сахару отыскать можно. У меня такое ощущение, словно бог дал право осетинам самим создать внешний облик своей родины - и разбрелись они по миру в поисках райских уголков, и каждый притащил сюда полюбившийся ему ландшафт. Вот и оказались, Майрам, в твоей Осетии места на все вкусы!
- Значит, вы в эти страны не поедете? - разочарованно спросил Майрам.
- От добра добра не ищут, - произнес Конов.
- Честное слово, не увидел бы своими глазами - не поверил! - побожился Степа. - Обогнешь холм - в двух километрах от зарослей Мексики - вот тебе дикая, каменистая, лысая Аляска! Блеск! Мечта кинооператоров!
- Все есть в твоей Осетии, все! - подтвердил Савелий Сергеевич и чертыхнулся. - Только в самом Владикавказе не можем отыскать его же старый уголок! Все улицы обновили, застолбили, залатали асфальтом… Куда смотрит Общество охраны памятников старины?! Все клянутся, что любят прошлое, - и изо всех сил уничтожают его. Везде одна и та же проблема. как избежать примет двадцатого века?!
И вот, наконец, наткнулись на укромную улицу. Савелий Сергеевич легко и привычно распорядился:
- Михаил Герасимович, снимешь эти электрические столбы. Чтоб население не роптало, протянешь времянку за изгородью, да аккуратно, а то полезет в объектив. Весь ряд этих домов выкрасишь в серый цвет - пусть пахнут древностью.
Дерево пересадишь сюда. Забор уберешь. Вон там выставишь огромный камень. Без дураков чтоб! Высота его должна быть внушительной - в два - два с половиной метра. Пусть прикрывает часть стены дома. Помнишь, как в ауле, где разрушенные башни стоят? Чего качаешь головой?
- Дороговато, Савелий Сергеевич, - блеснул глазом директор, отрываясь от блокнота, в который подробно вносил распоряжения режиссера.
- Из сметы выходим?! - возмутился Конов. - Нет? А чего ты тогда пререкаешься? Сам видишь - все отмечено веком научно-технической революции. Единственный пятачок - этот! - и на усмешку таксиста встрепенулся. - Что лыбишься, джигит?
- Потом столбы опять ставить, камень убирать, забор строить? - покачал тот головой. - Сколько денег надо!
- Ха! - неприязненно покосился на Майрама режиссер. - Вот тебе, товарищ директор, и союзничек! Тоже о деньгах беспокоится! - и зло пояснил: - Давно известно: если бы у Наполеона была половина тех денег, что у постановщиков фильмов о нем, миру быть бы покоренным Бонапартом! - и повернулся опять к директору: - Готовность - послезавтра!
- Да вы что?! - рассердился Михаил Герасимович. - Здесь работы на полмесяца!
- Хорошо, - смилостивился Конов. - Считай, что дарю тебе целый день… - и замахал руками, - но больше ни минуты не проси! Ни минуты!..
- Вы уверены, что Сабуров будет сниматься у нас? - спросил Степа.
- Куда он денется? - нарочито уверенно улыбнулся режиссер и убежденно сказал: - Умен он, черт, сразу увидел, что материальчик еще тот!
* * *
…Майрам стоял у зеркала навытяжку, точно провинившийся водитель перед гаишником. На нем нейлоновая сорочка, как говорят в кино, "ослепительной белизны", отглаженные брюки. Не хватало галстука, чтобы выглядеть настоящим пижоном. Но и галстук нашелся! Ишь, как Майрам прилаживает его к своей шее. Майрама снаряжали в поход, организованный его братцем после упорнейшего натиска матери. В поход за хорошей девушкой, которой удастся оторвать младшего сына от замужек и вдов. Майрама окружили, ему отрезали путь к двери. Мать шныряла туда-сюда по комнате, сбоку примостилась Тамуся, напряженно следила за сборами. Черти что в ее взгляде.
Зависть? Гордость за брата-красавца? Любопытство? Страх? Не поймешь… Так вещего Олега в поход не снаряжали. Майраму вручали обновки и щедро снабжали советами. Не повышать голоса, не делать резких движений, говорить только то, что связано с приятными сторонами жизни, беседуя с одной, девушкой, не поглядывать на другую. Последний совет вылился у матери в обличительную речь. Майрам помалкивал, напяливая на себя все, что подавали в четыре руки, наматывал на: ус их советы и чувствовал себя ни больше ни меньше как Наполеон, отправлявшийся на Аустерлицкую битву. Пальцы только у него далеко не наполеоновские - не дается им галстук. Потянул вниз концы… Ну и узел! Напыженный, кособокий… И сам он… Чем не медвежатник? И туда же - в общество барышень отправляется. Если бы его сейчас увидели Илья или Волкодав, - быть бы еще одному юмористическому рассказу о Майраме. А узнай они о генеральном плане матери - хоть беги из таксопарка! Проклятый узел! Никак не давался. А сколько раз видел, как Сослан повязывает галстук. Ловко у него получается. Хорош брат. Готовься, говорит, а сам удрал. Жди теперь его. И этот взгляд Тамуськи. Так и сверлит глазенками. Сестры, любят, когда братья в дом невест вводят, - еще одна сестрица им.
- Не так, - объявила Тамуська.
- Что не так? - прервал Майрам свой художественный свист.
- Галстук не так повязываешь.
- А как так? - поморщился он.
- Дай я, - охотно подскочила к брату она.
Ох, уж эти любящие сестренки! Не могут отказаться от дел, которые ну никак не их стихия: умеют - не умеют, а попытку сделают.
- Пусть попробует, - подала голос мать и поспешила на кухню.
Интересно, что она еще там на его голову затеяла? Ее выдумкам предела нет. Если уж на что нацелилась - никакими уговорами не заставишь отказаться от затеи. Как бы она еще цветы ему не всучила!..
- Опусти руки, - скомандовала Тамуська, и Майрам покорно, хотя и недоверчиво, подставил ей шею.
Хорошая невеста кому-то растет. Аккуратненькая во всем, старательная: ишь как язычок от напряжения высунула! К тому же хозяйственная. И характер чудесный - спокойный. А главное - заботливая. И не без лукавства, чтоб скучно не было. Подрастет - Майрам сам ей такого парня добудет, чтоб от зависти все подруги ее век с зажмуренными очами ходили.
- Ну, вот, - отпустила сестренка галстук.
Он посмотрел в зеркало и причмокнул губами:
- Растешь, сестричка!
- Видела, как Сослан завязывает, - зарделась она и с трогательной мечтательностью заявила: - Хочу, чтоб у тебя красивая невеста была.
- И я хочу, - согласился он, натянул на свои могучие плечи пиджак и покосился в зеркало.
- Не вози в машине эту женщину, - неожиданно осмелела Тамуся.
- Какую? - замер Майрам.
- У которой туфли с пряжками, - пояснила сестренка. - С двумя поперечными пластинками…
- С пластинками? - удивился он и, вспомнив, что у Валентины в самом деле туфли с широкими пряжками, на которых, кажется, примостились и поперечные пластинки, резко повернулся к сестре: - Где видела ее?
- Видела, - серьезно сказала Тамуся и тихо спросила: - У тебя с ней любовь?
Ахнув, брат схватил ее за косы:
- Откуда знаешь такие слова?
Сестренка осекла его сердитым взглядом, неторопливо отняла косы, рассудительно вымолвила:
- Не надо тебе с ней быть. Стыдно будет потом. Когда у тебя появится красивая невеста.
Угрозу ее уловил. Впрочем, когда еще будет у него невеста? А появится - с какой стати она должна его прошлую, до встречи с ней жизнь осуждать и претензии предъявлять? Но у женщин свои понятия. Им только дай повод. А болтуны найдутся - все поведают. Но и Майрам не все забыл…
- Гладь мне каждый день брюки, повязывай галстук - и будет красавица-невеста! - и тут же он погрозил пальцем Тамуське. - Поговори мне о любви! - прежде, чем отойти от зеркала, бросил последний взгляд на себя. Высокий, широкоплечий - его гордость эти могучие плечи, - темнобровый молодец. Невольно еще шире расправил плечи и подмигнул своему отражению: "У такого парня должна быть красавица-невеста!" - подняв обе руки и помахав ими, как чемпион публике, воскликнул:
- Берегитесь, красавицы! Иду! - изловчившись, схватил за плечи Тамуську, прижал к себе, нежно и доверительно шепнул: - Будет тебе невеста! Вот такая! - вытянул к потолку большой палец.
Когда Сослан и Майрам вместе выходили из подъезда, вслед им из окна насмешливый голос сестренки продекламировал:
- Идите, дети мои, и без славы не возвращайтесь… Вдвоем, одновременно, точно по команде, они погрозили кулаками счастливой задорной мордочке и отправились на поле ожесточенной брани…
…В сельскохозяйственном институте вечер танцев был в разгаре. Сослан, пробираясь сквозь толчею, фамильярно хлопал по плечам ребят, сжимал локоть девушек - такая у нега манера здороваться с ними. Неплохо получается - Майрам возьмет это на вооружение.
- Ты, Сосланчик? - улыбнулась брату миловидная дев чушка.
Сослан шутливо положил ей на плечо черноволосую голову, поймав озадаченный взгляд ее партнера, усмехнулся и пошел, дальше. Неплохо! Кинжал в самое сердце ее партнера.
- Кто она? - догнав Сослана, спросил Майрам.
- Познакомить - и прекратим наши поиски? - довольный произведенным эффектом, оскалил зубы брат.
- Дай оглядеться!
Танцующих было много. Но еще больше подпирало стены. И братья тоже остановились у колонны. Майрам жадно глядел по сторонам. Ой, сколько их было, будущих невест! И все интересные. И танцевали по-разному: кто сосредоточенно, кто весело переговариваясь, кто молча, многие в метре-двух от партнеров, так что не сразу и определишь, кто с кем танцует….
Майрам не остался незамеченным. Случись обратное - он был бы оскорблен. Так долго снаряжаться, надеть на себя эти шмотки, и чтоб девицы не пялили на него глаза? Поймав взгляд блондинки с сильно подсиненными глазами, он горделиво подбоченился. Танцуя, она оказалась лицом к Майраму. И он не скрыл своего интереса. На миг Майраму представилось, что это он танцует с блондинкой и это она доверчиво положила руку ему на плечо, он даже почувствовал ее дыхание у своего уха. И там он - и здесь, у колонны. Может так быть? Но вот пара повернулась к нему боком, и грубое лицо парня со шрамом на щеке уставилось на Майрама: парень что-то заподозрил. В самый раз пора было вспомнить советы матери. Помогло. Майрам перевел взгляд на улыбающуюся брюнетку. И. она, слушая своего партнера, смотрела на него. И опять ему почудилось, что это он ведет девушку в танце. А потом Майрам танцевал с девушкой с раскосыми глазами. Затем пару ему составила длиннокосая, строгая малышка, весело семенящая пухлыми ножками… Еще несколько бодрящих тактов музыки - и Майрам одновременно танцевал со всеми девушками, заполнившими зал. А парни застыли у колонн, грустные и несчастные, и кипели бессильной завистью…
Огромным усилием воли Майрам отогнал от себя грезы. Сослана рядом уже не было. Он танцевал со своей любовью, той, которую привез с улицы Затеречной. Что он в ней нашел? В очках, нос остренький, на целую голову ниже его… Отыскав в толпе блондинку, к которой на плечи клал свою голову Сослан, Майрам сравнил их. "Волга" и "Запорожец"! Не понимал он своего брата.
И тут внимание Майрама привлекла пара: длинноногая дивчина и парень в морской форме. Как он сюда затесался? Точно газик на параде легковых автомобилей. Парень повернулся к нему лицом, и Майрам сорвался с места.
- Сергей! - крикнул он на весь зал, оторвал его от партнерши, прижал к груди.
На них оглядывались, но Майрам начисто забыл советы матери. Друзья стояли посреди зала, и Майрам кричал во весь голос, хлопал его по плечам, потом потащил сквозь толпу танцующих к колонне. Неотрывно следя за дивчиной, которую пригласил на танго один из студентов, Сергей счастливо смеялся.
- Неделю отпуска дали. Так хорошо! - и кивнул на див чину: - В дороге познакомился. Учится здесь, на механическом факультете, - он тихо, будто боялся расплескать чувство, при знался: - Влюбился я… По уши! И она! Тоже с ходу! - и серьезно произнес: - Это навеки. Будет ждать, пока не отслужу. - Он резко повернулся к Майраму, точно почувствовал его настороженность: - Это твердо! - Он засмеялся. - Выручай. Возвращусь в часть - замучают: рассказывай, что да как. Не от делаешься от них. Поведай мне из опыта - выдам за свое…
Майрам внутренне напрягся до предела. Будто давным-давно был у них этот же самый разговор. Будто так же стояли они возле колонн, следили за танцующей девушкой и обсуждали любовь навеки. Только роли у них были другие: тогда Майрам был влюблен, а Сергей слушал его восторженный вопль о любви, которая посещает человека раз в жизни и поглощает его всего…
- А у вас что..? - грубо уточнил Майрам у Сергея.
- У нас?! - Сергей даже испугался. - Нет! Не могу! Любить можно чисто… - и пытливо глянул на друга: - Смешно, да? О моряках столько говорят, об их напоре и быстроте… А я вот…
Майраму стало не по себе. Прошлое нахлынуло на него, ин видел в Сергее самого себя, каким он бывал с девушками… Он знал: все влюбленные похожи друг на друга. Майрам посмотрел на лицо Сергея. У него сейчас один бог - бог любви, и кроме Зики он никого и ничего не замечал. Да если бы Майрам что-нибудь и имел против Зики, и то бы смолчал. Не пробуйте разуверить человека, попавшего в плен первой любви. Вы станете его врагом, завистником, сплетником… Человек из этого состояния должен выйти сам. Сам и только он сам. Лишь собственное зрение, слух, ощущения, внутреннее чутье должны раскрыть ему сущность его увлечения. Зика предстала перед ним такой, о какой он мечтает. Вот пообвыкнет или убедится, что Сергей в ее руках, - только тогда сущность ее вылезет наружу, потому что женщине не скрыть истинного лица, как бы она ни старалась. И ты, Сергей, жди этой минуты… А пока любуйся своей Зикой… Ишь, какая она симпатичная!..
Никогда у него не было такой девушки - чистой до невероятности, поистине неземной. Все как-то так получается, что те, кто ему нравятся, обходят его, и выходит, что не он кого-то, а его женщины выбирают. Вот хотя бы Валя… Он вспомнил, как это было: и случайно, и не по его воле… И предчувствие было - вызов на дом…
Майрам не любит вызова на дом. По опыту знал: раз вызывают такси на дом, - значит, будет груз. В наше время деньгами не разбрасываются. Вызвав машину, уж постараются использовать ее на полную катушку. Казалось, ему-то что? Волкодав вон всегда радуется: вызов на дом - верный трояк. Но как начнут загружать "Крошку" корзинами да бидонами, и еще норовят полностью заставить сиденье, вскипает все внутри Майрама. Ему положено возить пассажиров, а не грузы. А скажешь про грузовое такси, зверем смотрят и деньги на чай норовят всучить… Злой он, когда по вызову едет, и скрыть не может свое недовольство, "Крошка" аж стонет. Где-то здесь, возле стадиона притаилась, наверное, старушка со своими корзинами и шмотками… Ага! Вот он, дом номер девятнадцать. А вон и она сама машет ручкой с лоджии третьего этажа… Так и есть: груз! И самой не снести его вниз, таксиста зовет. Ага, мешок уже на пороге, дожидается. Она его, чтоб не свалился набок, поддерживает бедром. Поначалу Майрам на нее и не взглянул. Мало ли кого за день перевезешь! Только и заметил пальчики с ярким маникюром, ухватившиеся за мешок. Он был грязный, заскорузлый, засаленный, а ручка маленькая, белокожая, холеная…
- За мужем персональная машина закреплена, да все некогда ему! - изливала свое раздражение женщина. - Заставил мешком прихожую, и месяц - не пройти, не выйти. Сама отвезу. И сама посажу картошку, пусть его совесть заест!
- Поздно, - засомневался Майрам.
- Насчет совести поздно? - переспросила она.
- Поздно сажать, - уточнил Майрам.
- А у нас всегда так: тянет до предела! - возмутилась она; тонкие пальцы ее предательски скользнули по мешковине. Мешок тяжело, неуклюже брякнулся на ступеньки, неумело повязанная тесьма сорвалась, и картофелины, обрадовавшись свободе, весело, наперегонки поскакали по ступенькам лестницы. Женщина покраснела от досады. Конечно же, в этом был. виноват ее супруг. - Всю мужицкую работу на меня свалил, - горячо атаковала она отсутствующего главу семьи. - У других мужья обо всем сами заботятся, а этот…