Но станция работает еще по зимнему расписанию. Там только один дежурный, бог знает для чего, может быть, только для того, чтобы станцию не растащили и не загадили такие архаровцы, как Генка. Дежурный выглядывает в окно и начинает материться. Так и есть, кого-то унесло на льдине! Вот гады эти утопающие, понимаешь ты, ну до чего же исхитряются… Плавсредства - на берегу, вовсю идет конопатка, покрытие шаровой краской, понимаешь ты. Опять же, - на коне, что ли, за ним скакать по льду? Пешедралом? Так ведь это не сахар, перевернулся - и хана! Дежурный звонит в пароходство, по инстанции: "На траверзе мыса Бурный замечена льдина с живым существом. Докладывает дежурный Иванов". - "Так спасай, пока оно живое!" - "Да-а! Чем я его спасать буду, пальцем, да?" - "А у меня самолеты, что ли?.. Ну как он там?" - "Да утопнет, наверно!" - "Д-да! Это как пить дать утопнет! - Телефон секунду молчит, потом оживленно добавляет: - Я его, сукинова сына, в бинокль вижу… Живой… Может, кто дальше поймает! Че-пе выходит, понимаешь, паря! Пойти начальнику доложить! Ну, пока! Наблюдай дальше!"
- Ма-а-амка-а-а! - кричит Генка и умолкает, обессилев.
4
В сберегательной кассе тоже словно лед прорвало.
От клиентов нет отбоя. Они шли один за другим. В апреле состоялся тираж Займа обороны, и в самом конце месяца, тридцатого числа, будет тираж Золотого выигрышного займа. Фрося сразу же запарилась и от спешки и от страха просчитаться. Только теперь она смогла оценить дружеское расположение Зины и ее умение работать и поняла, что ее новая подруга знает свое дело.
Красивая Зина и работать умела красиво - уверенно, спокойно, точно. Лицо ее было улыбчивым, как всегда. Может быть, только чаще обычного она откидывала назад свои густые волосы да время от времени клала ручку на стол и делала несколько движений пальцами, чтобы размяться, - ей приходилось много писать, и у нее затекала кисть. Эти паузы могли бы рассердить клиентов, которые всегда начинали спешить, стоило им подойти к окошечку, смотреть на большие часы в операционном зале, на свои - карманные или ручные, вздыхать и переминаться с ноги на ногу, но тут Зина обращала к ним свое лицо, улыбалась, говорила: "Одну минутку!" или просто успокоительно кивала головой, и они затихали. Дорого бы дала Фрося за то, чтобы вот так - одним взглядом! - укрощать клиентов, которые в такие дни досаждали ей хуже горькой редьки, но это была только мечта, и Фрося понимала это - красные пятна пошли по ее немудрящему лицу уже на второй час работы, а лоб и нос покрылись крупными каплями пота, который она не успевала вытирать батистовым платочком, приобретенным по настоянию Зины. "Ты, Фросечка, женщина! - сказала ей как-то Зина. - Ну что ты вытаскиваешь из кармана целую бязевую простыню? Ты вынь из сумочки маленький платочек, красивенький - понимаешь? - и приложи его к лицу. Просто приложи! И не кидай его на расчетный стол. Есть клиенты - ну, как тебе сказать… брезгливые, что ли. Сами они, быть может, дома и в свинюшнике живут и по году не моются, а увидят твой платок носовой на своих деньгах - и их аж перевертывает! На людях работаем, Фросечка!" По ее же настоянию Фрося сделала себе маникюр. "Ну, выгнал бы меня Николай Иванович из дома! - подумала она с запоздалым страхом, выходя из парикмахерской. - Сказал бы: "Иди, курва, на улицу, ежли таким делом занялась!" Вот ей-богу!"
Она еще не привыкла к своим лакированным ногтям, и рука казались ей красивыми, но чужими. И, пересчитывая деньги, она сбивалась со счета, невольно задерживаясь взглядом на розовых, удлиненных своих ногтях, поблескивавших в свете лампы, которые и днем горели в операционном зале.
Но Зина - откуда только у нее все это бралось? - успевала и клиентов обслужить, и на Фросю поглядывать, и подсказывать то и дело: "Фрося! Дай крупных! Куда товарищ будет девать мешок денег! Пять сотенных, а дальше дроби! Вот так!" Или! "Подружка! Не спеши - не на пожар!" Или: "Подпись поставь, Фросечка!"
И Фрося набирала деньги так, чтобы удобно и ей и клиенту, старалась не спешить и внимательнее приглядывалась к документам, с искренней благодарностью взглядывая на Зину.
Вдруг Зина, мельком взглянув на нее, сказала:
- Полюбуйся на нашего Фарлафа!
Кто такой Фарлаф, Фрося не знала, но знала, что если Зина называет кого-нибудь каким-нибудь чудным именем, то это, конечно, их председатель - то он был Тартюфом, то Гобсеком, то Иудушкой, то оказывался прыщом или шишкой, то превращался в командующего или Архистратига. По наивности Фрося думала, что Зина сама выдумывает эти слова, но однажды услышала, что председатель стал Ноздревым и Плюшкиным сразу. Это кое-что прояснило.
На Фарлафа и верно стоило посмотреть. Он почему-то то и дело показывался в зале и как-то мялся, то озирая посетителей, то задумчиво поглаживая подбородок, то, как-то словно против воли, подходил к окошечкам и отскакивал прочь, исчезая за дверью в служебный ход.
- И хочется, и колется, и мама не велит! - сказала загадочно Зина. - Томится…
- Чего это он? - спросила Фрося.
- Увидишь сама. Тебя ждет… Сейчас разыграет комедию.
Фарлаф опять выглянул из служебного хода. У Фроси в этот момент возле окошечка стало свободно. Фарлаф словно на крыльях ветра промчался через помещение и прилип к окошечку Фроси. Глазки его были красны, щеки пламенели тоже. Он как-то очень заботливо спросил Фросю:
- Товарищ Лунё…нина! Вы у нас в каких кружках состоите?
Фрося растерялась, не ожидая такого вопроса. Но и Фарлаф не ожидал ответа. В его руках вдруг оказались шестьсот рублей, поверх которых были прижаты еще девять. Фрося таращилась на деньги Фарлафа и на его волосатый кулак.
- Три по двести. Золотого.
- ???
Зина, на которую Фарлаф почему-то не глядел, подсказала растерявшейся Фросе:
- Продай товарищу три облигации трехпроцентного займа достоинством в двести рублей каждая и получи в уплату за комиссию девять рублей! Неужели не ясно?
Получив облигации, Фарлаф сделал какое-то неуловимое движение. Облигации скрылись куда-то, в какой-то тайничок на его мощной фигуре. Он приосанился, опять обретя свою внушительность. Покровительственно посмотрел на Фросю и сказал, отходя:
- Так я запишу вас. Надо все-таки работать над собой.
Веселые чертики прыгали в глазах Зины.
- И хочется, и колется! - повторила она свою загадочную фразу. - А размаху нет. Мелочится. И только одни убытки. Дурак!
- Да убытки-то от чего? - посмотрела Фрося на подругу.
- Играет! - ответила Зина, и так как лицо Фроси выразило полное недоумение - на чем, мол? - она добавила тем тоном, которым иной раз Генка разговаривал с Зойкой, то есть тоном бесконечного превосходства, хотя Зине и несвойственно было выказывать людям ни презрение, ни сознание своего превосходства, она была добрая прежде всего: - Ничего-то ты не понимаешь в жизни, Фрося!
- Ну, скажи - понимать буду.
Но Зина отмахнулась своей красивой рукой:
- Потом. Это дело сложное.
В этот момент в сберкассу вошла Дашенька Нечаева. Фрося еще у дверей увидела ее, ладную, хорошую, приметную в толпе. Чем была она приметна, Фрося не могла бы сказать, если бы ее об этом спросили. Но Фросю всегда тянуло к простым людям с открытым сердцем, не таившим камня за пазухой, а Дашенька была именно такой. Впрочем, молодые девушки - самое совершенное создание природы! - всегда приметны своей молодостью, которая сообщает им особую прелесть во всем, непосредственность, живость, особый аромат. Открытое, милое лицо Даши сразу озарилось улыбкой, едва она, тоже от двери, оглядела стеклянную загородку, отделявшую работников сберкассы от стада посетителей, и тотчас же увидела Фросю.
Они не виделись с тех пор, когда Даша вместе с Фросей обегала все места, где надо было быть для устройства Фросиных дел. Как благодарна была Фрося за это Даше, - одной ей пришлось бы очень трудно в бюрократических блиндажах и долговременных укреплениях маленьких и больших начальников! Она только заметила, что чем меньше был начальник, тем неодолимее были сооружения, которые охраняли его от вторжения противника. Но все линии их обороны пали под стремительным напором Дашеньки. Иной раз она просто глядела на кого-то из командиров бюрократического фронта, как девочка, которая не знает ни-че-го, и покоряла своей трогательной беспомощностью и надеждой на именно этого товарища, который не мог обмануть, то вдруг на ее лицо набегало выражение упрямства, и голос ее начинал звенеть, как струна, и становилось ясно, что ни обещания, ни объективные причины, на которые ссылались, не помогут - ей надо дело! "Ах ты, доченька! Ладно уж, будь по-твоему!" - думали одни про Дашу. "До чего же хороша девчонка! Ладно, надо сделать!" - думали другие, глядя на нее. "Вот заноза!" Воткнулась и - баста! - беспокойно думали третьи, но тоже кончали сакраментальной мыслью: - "Ладно. Сделаем. Пускай!"
Дашенька подошла к окошечку Зины и приветливо сказала:
- Здравствуй, Зиночка! Сто лет не видались…
- Здравствуй! - сказала и Зина, но вовсе без той охоты и радости, - чему были свои причины, ведь в мире все следствия вытекают из причин! - которых можно было бы ожидать, если две молодые женщины работали вместе, и потом расстались, и опять встретились. - Чего редко заходишь?
- Так ведь не по дороге, Зиночка! - простодушно сказала Даша. - Да и работы много! - Она рассмеялась. - Как белка в колесе!
- Крутись, крутись, колесико! - проронила Зина.
- Вот и кручусь! - Даша улыбнулась. - Ой, девочки, я по Займу обороны двести рублей выиграла. Вот чудно-то! - и она, кивая головой Фросе, как старой знакомой, подала Зине облигацию.
- Выиграла ты сто! - сказала Зина, ставя штамп погашения на радужную бумажку облигации. - Да возврат стоимости - еще сто!
- Не будь формалисткой, Зина! Двести! Ведь когда я платила за облигацию, плакали мои денежки? Плакали!
Даша недолго задержалась у окошечка Зины. С сияющей улыбкой подошла она к окошечку Фроси и сунула в окошечко свою маленькую ладошку. Фрося неловко пожала ее, вся зардевшись. Она бы и расцеловала Дашу, да через загородку неудобно, а выйти нельзя. "Сон в руку!" - подумала она, припомнив, что видела сегодня во сне окровавленного Генку. (Кровь видеть - к свиданию с близким человеком!)
- Ну как вам работается? - спросила Даша, от души желая, чтобы Фросе работалось на новом месте хорошо. - У меня, как говорят, рука легкая!
Еще бы не легкая! - сидит Фрося в тепле, на высоком стуле, с батистовым платочком в сумочке, с лакированными ногтями, к которым еще не может привыкнуть, но привыкнет, это ведь не к морозу, не к сырости привыкать!
- Ах, Дашенька! - Фрося вся светится, и даже ее лицо хорошеет как-то. - Я тебя в новую квартиру ждала, да и жданки поела…
- Новоселье устраивали? - спросила Даша, получая деньги - две сотенных бумажки, чтобы не занимали много места, которые, от чистой души желая услужить милой девушке, Фрося выдала ей, хотя такие суммы и выплачивала обычно более мелкими купюрами. - Надо бы квартиру-то обмыть, а то дом стоять не будет! - и Даша рассмеялась.
- Ой, и верно, стоять не будет! - сказала Фрося со страхом. - Да как-то все недосуг было, то одно, то другое, я и позабыла про новоселье! Да это можно! Может, на Первое мая соберемся, Дашенька? И праздник встретим, и квартиру обмоем, а? Старых-то знакомых я не буду приглашать - больно далеко. А соберемся я, ты, Зиночка, ребята, вы своих кавалеров пригласите, вот и повеселимся!
- А у меня кавалеров-то нету! - со смехом проговорила Дашенька и простодушно сказала: - Может, Зиночка двух приведет!
Был ли в этом какой-нибудь намек или Дашенька сказала это в надежде на бывшую подругу, но Зина сверкнула глазами так, что Фросе неловко стало, будто от Зины потянуло сквозняком. Однако Зина смолчала. Лишь ответила на косвенное приглашение Фроси неопределенным покачиванием головы.
- Какую обнову купишь, Дашенька? - поинтересовалась Фрося.
Даша пожала плечами:
- Никакую. Мы на комсомольском собрании постановили - все свои выигрыши сдавать в фонд обороны.
- Платочек бы купить новый! - сказала Зина без улыбки. - Сколько лет у тебя этот?
- Куплю после победы, Зиночка! - сказала Даша как-то небрежно, видимо уколотая замечанием Зины. Она взглянула на свои ручные часики, потом на большие часы в операционном зале, послушала свои, неудобно подняв руку к уху, потрясла кистью, подкрутила стрелки и сказала с веселой досадой: - Останавливаются и останавливаются! Прямо не знаю, что с ними делать!
- Купи веревочку! - сказала Зина и повертела в воздухе рукой, словно что-то раскручивая на веревочке.
- Ну, я еще поношу их! - сказала Даша, поняв намек. После паузы она добавила: - Папин подарок!
Когда она стремительно отошла от перегородки, прошла через зал, стремительно распахнула выходную дверь, быстренько помахала маленькой, будто лепесток цветка, ладошкой, а затем, уже через окно, с улицы, еще раз улыбнулась Фросе, та с легоньким вздохом, сознавая, что ей никогда вот так легко, неслышно, быстро, красиво не ходить по земле, сказала:
- Ну чисто ласточка летает!
Зина, опустив голову, тихо заметила:
- Когда-то и я была такой… ласточкой…
А клиенты все шли, толкаясь, нервничая, спеша, словно их увлекал какой-то поток, неся, как вода несет щепу. И заполняя сберегательные книжки, лицевые счета и рапортичку на выплаты и вклады, на дебет и кредит, Зина опять откидывала свои красивые волосы на затылок, закладывая за ухо движением своей красивой руки, на которой невольно задерживались взгляды клиентов-мужчин, и опять разминала кисть, и опять улыбалась стоящим у окошечка, унимая их нетерпение. Однако между делом она кинула Фросе невзначай:
- Фросечка! Ты Вихрову отдала рыбу?
Фрося вздрогнула от неожиданности.
- Ну как же, Зиночка! Как условились - от хвоста, мне головизна - лучше, суп ребятам сварить…
- Взял?
- Да я, Зиночка, хозяйке передала… А то неловко…
- Красивая она?
- Да как тебе сказать… - Фрося задумалась. Почему-то ей показалось, что Зине будет неприятно, если она скажет, что жинка Вихрова красивая, и она быстро добавила: - Как все!
Зина хотела еще что-то сказать, но к ее месту подошел капитан из военкомата. Фрося тотчас же узнала его. Еще бы не узнать: в те памятные дни она, столкнувшись с новыми лицами, которые так круто изменили ее жизнь, навсегда запомнила их, Правда, капитан уже не был так худ, как раньше. Нельзя сказать, чтобы он пополнел, но кожа на его лице как-то посвежела, стала глаже, выдавая его сытость и достаток. Едва увидев его у двери, Зина сказала Фросе:
- Приготовь-ка облигаций Золотого займа на десять тысяч.
Фрося хотела спросить - зачем? Но она уже привыкла слушаться Зину и быстро вынула из сейфа пятьдесят ценных бумаг и положила на виду. Капитан подошел к Зине. И по тому, как он посмотрел на красивую контролершу и поздоровался одним кивком головы, Фрося невольно вспомнила тот вечер, когда Зина не пошла с ней в детские ясли, а нехотя, но пошла с военным, лица которого Фрося так и не увидела, она поняла теперь, что тогда ожидал на улице Зину именно этот капитан. Он же заполнил быстро расходный ордер на красной стороне бланка, дал его Зине, та проделала, что нужно было сделать в этом случае, и передала документы Фросе. Капитан брал наличными десять тысяч. Ого! Фрося невольно глянула на него. Капитан не смотрел на нее, а жадно наблюдал за Зиной, которая занималась своим делом. Но Фрося совсем была подавлена, когда взглянула на сумму остатка - пятьдесят тысяч рублей. У нее даже закружилась голова. Вот это мужик! Ай да капитан! В душе Фроси одновременно проснулись и уважение к капитану и какой-то страх: откуда у него такие деньги? Капитан протянул руку, чтобы взять свою книжку. Фрося сказала:
- А я вас сразу узнала! Вы мне помогли квартиру получить…
Капитан как-то весь сжался. И уже совсем другими глазами взглянул на Фросю - они были пустые, холодные. Казалось, ему было неприятно, что Фрося узнала его. Он молча кивнул ей. Денег он не взял, сказав:
- Дайте на эту сумму облигаций Золотого займа! - и тут же протянул Фросе сто пятьдесят рублей в уплату за комиссию.
Зина посмотрела при этом на Фросю и кивнула ей на приготовленные загодя облигации: "Дай эти!" Капитан молча сунул пачку за борт шинели, кивнул Фросе, взглянул на Зину, причем глаза его совершенно изменили выражение его лица, и вышел, поднеся руку к своей серой шапке со звездочкой.
Фрося невольно обернулась к Зине. Лицо ее порозовело.
- Видала? - тихонько обратилась Зина к подруге. - Ты не смотри на него, что он такой снулый, - хватка у него волчья. Играет крупно, откуда только у него смелость берется! - Она подумала и прибавила: - Смелость ли, жадность ли…
Опять "играет"?
- После тиража он принесет тебе эти облигации обратно! - пояснила Зина, видя, что Фрося ждет объяснения. - Конечно, кроме тех, которые выигрывают. А выигрыш на книжку. Ты же у него и облигации примешь и оплатишь. Ему эта операция по три рубля расхода на каждую бумажку и стоит-то всего! Он давно эту технику освоил. Еще когда, до призыва в армию, председателем артели "Прогресс" был. У него, наверное, и книжка не только в нашей кассе…
- А это можно? - оробев, спросила Фрося, чуя какой-то душок во всем этом деле.
- Не очень!
- Поди, ежели сообщить по месту службы-то, так и не погладят его, Зиночка?
- А ты давала подписку хранить служебные тайны, Фросечка? - ласково обернулась к ней Зина.
- Ну, давала! - сказала Фрося и припомнила, как вспотела она, давая эту подписку в кабинете директора и заранее страшась, как бы ей на этом деле не попасть впросак… Охо-хо! Жизнь! Вроде бы все и законно - облигации Золотого займа продаются и покупаются свободно! - а вот, поди ты, Фросе показалось, что и капитан и Зина ведут какую-то грязную игру…
В этот день и Вихров пришел в сберкассу. Приближался праздник. Нужны были деньги. Это были небольшие деньги - три тысячи. Это даже и Фрося почувствовала, после того как увидела пятизначное число в книжке капитана. Вихров заполнил красный бланк на пятьсот рублей. "Кутнем!" - сказал он, усмехаясь, Фросе, и было видно, как философски относится он к тому, что кошелек его не тянет кармана.
Нежный румянец опять появился на щеках Зины. Она мельком оглядела себя в зеркальце, которое было у нее прикреплено всегда на откидной доске стола, - все ли так, как надо? - и затем не отрывала глаз от Вихрова все время, пока он стоял возле. Она подошла к окошечку Фроси, хотя контролеру и не полагалось подходить к рабочему месту кассира, и вдруг тихонько посоветовала:
- Возьмите облигации выигрышного займа.
- У меня денег нет! - сказал легко Вихров.
- После тиража продадите нам же! - сказала Зина. - А вдруг выиграете хорошие деньги… У меня рука легкая! - И Зина протянула Вихрову несколько облигаций: - Возьмите на счастье!
Но Вихров, которому как-то очень не понравилось предложение Зины, хотя и он не мог оторваться от нее, уже сознавая, что надо отойти и что нельзя же так таращить глаза на молодую женщину, но, тяня время, чтобы еще раз взглянуть на нее, обратил все в шутку:
- Я несчастливый. Я никогда не выигрываю…
- Не везет в карты - везет в любви! - сказала Зина и поперхнулась, словно у нее горло перехватило.