Акулина (Михаиле). Что ж, за дорого продал?
Игнат. Дорого ли не дорого. Все пропили, едрена палка. Правда, Михайла?
Михайла. А то как же. Что ж на них смотреть. В кои-то веки и погулять можно.
Марфа. Что куражишься-то. Хорошего мало. Дома есть нечего, а ты вон что…
Михайла. Марфа! (Угрожающе.)
Марфа. Что Марфа? Знаю, что Марфа. Ах, не смотрели бы мои глаза, бессовестный.
Михайла. Марфа, смотри!
Марфа. Нечего смотреть, и смотреть не хочу.
Михайла. Разливай вино, подноси гостям.
Марфа. Тьфу, пес лупоглазый, и говорить с тобой не хочу.
Михайла. Не хочешь? Ах ты, шкура собачья. Ты что сказала?
Марфа (качает люльку. Дети, испуганные подходят к ней.) Что сказала? Сказала, не хочу и говорить с тобой, вот и все.
Михайла. Аль забыла? (Вскакивает из-за стола и бьет ее по голове, сбивает платок.) Раз.
Марфа. О-о-о-о! (Бежит в слезах к двери.)
Михайла. Не уйдешь, стерва ты этакая… (Бросается к ней.)
Прохожий (вскакивает от стола и хватает Михаилу за руку). Не имеешь никакого полного права.
Михайла (останавливается, с удивлением смотрит на прохожего). Али давно не бит?
Прохожий. Не имеешь полного права женский пол подвергать оскорблениям.
Михайла. Ах ты, сукин сын. А это видал? (Показывает кулак.)
Прохожий. Не дозволю над женским полом эксплытацию производить.
Михайла. Я тебе такую остолбацию задам, что кверху тормашками…
Прохожий. На, бей. Что ж не бьешь? Бей. (Выставляет лицо.)
Михайла (пожимает плечами и разводит руками). Ну, а как я двину?
Прохожий. Я говорю, бей.
Михайла. Ну и чудак же, посмотрю на тебя. (Опускает руки и качает головой.)
Игнат (к прохожему). Зараз видно, что дюже до баб охоч, едрена палка.
Прохожий. Я за права стою.
Михайла (к Марфе, идет к столу, тяжело дыша). Ну, Марфа, здоровую свечу за него поставь. Кабы не он, избил бы тебя вдребезги.
Марфа. Чего же и приждать от тебя: бейся всю жистъ, и пеки, и вари, а как что…
Михайла. Ну буде, буде. (Подносит прохожему вино.) Пей. (К жене.) А ты что слюни-то распустила. Уж и пошутить нельзя. На деньги, прибери: две трешницы да вот два двугривенных.
Акулина. А чай-сахар я приказывала.
Михайла (достает сверток из кармана и подает жене. Марфа берет деньги и уходит в чулан, молча оправляя платок). Бестолковое это бабье сословие. (Опять подает прохожему.) На, пей.
Прохожий (не пьет.) Пейте сами.
Михайла. Ну, будет ломаться.
Прохожий (пьет.) Будьте благополучны.
Игнат (к прохожему). А видал ты, я чай, виды. Ох хороша на тебе бонжурка. Хформенная бошкурка, и где ты такую достал. (Показывает на его оборванную куртку.) Ты ее не оправляй, она и так хороша. В годочках она, значит, ну да что ж делать? Кабы у меня такая же была, и меня бы бабы любили. (К Марфе.) Верно говорю?
Акулина. Напрасно это, Агеич, что, ничего не видамши, человека на смех поднимать.
Прохожий. Потому необразованность.
Игнат. Я ведь любя. Пей. (Подносит.)
Прохожий пьет.
Акулина. Сам говорил, что от ней качества все, и в тюрьме из-за ней сидел.
Михайла. По каким же делам сидел?
Прохожий (очень захмелевший). За экспроприацию страдал.
Михайла. Это как же?
Прохожий. А так что пришли к нему, к толстопузому. Давай, говорим, деньги. А то вот: ливольвер. Он туды, сюды. Вынул две тысячи триста рублей.
Акулина. О господи.
Прохожий. Мы только хотели, как должно, распорядиться суммой, Зембриков руководствовал. Налетели… эти ворòнья. Сейчас под стражу в тюрьму заключили.
Игнат. И денежки отобрали?
Прохожий. Известно. Да только не могли они меня обвинить. Прокурор на суде мне такое слово сказал: вы. говорит, украли деньги. А я сейчас ему в ответ: крадут воры, я говорю. А мы для партии экспроприацию совершили. Так он и не мог мне ответа дать. Туды, сюды, ничего не мог ответить. Ведите, говорит, его в тюрьму, значит в заточение свободной жизни.
Игнат (к Михаиле). И ловок же, сукин сын. Молодчина. (Подает прохожему.) Пей, едрена палка.
Акулина. Тьфу, нехорошо говоришь ты.
Игнат. Я, бабушка, это не поматершинно, а только так, поговорка у меня: едрена палка, едрена палка. Будь здорова, бабушка.
Марфа приходит, стоя у стола, разливает чай.
Михайла. Вот и хорошо. А то что, обижаться. Я говорю. Спасибо ему. Я тебя, Марфа, во как уважаю. (К прохожему.) Ты что думаешь? (Обнимает Марфу.). Я мою старуху так уважаю, во как уважаю. Старуха моя, одно слово, первый сорт. Я ее ни на кого не променяю.
Игнат. Вот и хорошо. Бабушка Акулина. Пей. Я угощаю.
Прохожий. Что значит сила енерции. То все в меланхолии находились, а теперь одна приятность. Дружеское расположение. Бабушка, я любовь имею к тебе и ко всем людям. Братцы миленькие. (Поет революционную песню.)
Михайла. Уж дюже разобрало его - с голодухи-то.
Занавес
Второе действие
Та же хата. Утро.
Марфа и Акулина. Хозяин спит.
Марфа (берет топор). Пойти дров нарубить.
Акулина (с ведром). Избил бы он тебя вечор, кабы не энтот. А не видать его. Аль ушел? Должно, ушел.
Уходят одна за другой.
Михайла (слезает с печи). Вишь ты, солнышко-то уж высоко. (Встает, обувается.) Видно, за водой с старухой ушли. Болит, голова болит. Да не стану. Ну ее к чертям. (Молится богу, умывается.) Пойти запрягать.
Входит с дровами Марфа.
Марфа. А вчерашний побирушка? Аль ушел?
Михайла. Должно, ушел, не видать.
Марфа. Ну и бог с ним. А человек, видно, умный.
Михайла. За тебя заступился.
Марфа. Чего мне.
Михайла одевается. А чай-сахар вчерашние ты прибрал, что ль?
Михайла. Я чаял, ты взяла.
Входит Акулина с ведром.
Марфа (к старухе). Матушка, не ты взяла покупку?
Акулина. И знать не знаю.
Михайла. Вечор я на окно положил.
Акулина. И я видела.
Марфа. Где же ему быть? (Ищут.)
Акулина. Вишь ты грех какой.
Входит сосед.
Сосед. Что же, Тихоныч, по дрова едем, что ли.
Михайла. А то как же. Зараз запрягу. Да, вишь, пропажа у нас.
Сосед. Вот как, что же такое?
Марфа. Да вот хозяин вечор покупку привез из города: чай-сахар, положил тут на окно. Мне невдомек прибрать. Глядь - нынче нет.
Михайла. Грешим на прохожего, ночевал.
Сосед. Какой прохожий?
Марфа. Такой из себя худощавый, безбородый.
Михайла. Пиджачишка в лохмотьях.
Сосед. Кучерявый, нос с горбинкой?
Михайла. Ну да.
Сосед. Сейчас повстречал. Подивился, что дюже шибко шагает.
Михайла. Скорей всего он. Далече ветрел?
Сосед. За мост еще, я чай, не вышел.
Михайла (хватает шапку и быстро уходит с соседом). Догнать надо. Вишь, шельмец. Он это.
Марфа. Ох, грехи, грехи. Не миновать, что он.
Акулина. A как не он. Так-то раз, годов двадцать тому было, так же сказали на человека, что лошадь увел. Собрался народ. Тот говорит, сам видел, как он обротывал, тот говорит, что видел, как он повел ее. А лошадь пегая, дядина, заметная. Собрался народ, стали искать. Попался им в лесу тот самый парень. Ты, говорят. Он говорит: знать не знаю, ведать не ведаю. Поклянись, говорят. Клянется, божится, что не он. Что, говорят, смотреть на него. Бабы верно сказывали, что он. Что-то сказал он грубое. Егор Лапушкин, помер он. Горячий мужик был, развернулся, ни кстя ни моля, бац его в морду, ты, говорит, вдарил раз, набросились все, стали бить успятками, кулаками, добили до смерти. Что же думаешь? На другой неделе нашли настоящего вора, а этот вовсе не вор, только в лесу хотел дерево облюбовать.
Марфа. Известное дело, как бы не согрешили. Хоть он и в низкой степени, а человек, видно, хороший.
Акулина. Да уж больно опустился. И взыскать с такого нечего.
Марфа. Вот галдят. Ведут, видно.
В горницу входят Михайла, сосед и еще старик и парень. Вперед себя вталкивают вчерашнего прохожего.
Михайла (держит в руках чай-сахар, к жене). У него в штанах и нашли. Воришка, сукин сын.
Акулина (к Марфе). Он и есть - сердешный, и голову повесил.
Марфа. Это он вечор, видно, о себе говорил, что как выпьет, так и тащит что попало.
Прохожий (в волнении). Я не вор, я экспроприатор. Я деятель и должен жить. Вы попять не можете, что хотите делайте.
Сосед. К старосте али прямо к уряднику?
Прохожий. Говорю, что хотите делайте. Я ничего не боюсь и могу пострадать за убеждения. Кабы вы были люди образованные, вы бы могли понимать…
Марфа (мужу). А бог бы с ним. Покупку вернули. Пустить бы его без греха… Пущай идет.
Михайла (повторяет слова жены). Без греха… пущай идет. (Задумывается. Строго к жене.) "Пущай идет". Спасибо, научила. Без тебя не знаем, что делать.
Марфа. Жалко его, сердечного.
Михайла. Жалко! Поучи, поучи, без тебя не знаем, что делать. То-то дура. "Пущай идет". Идет-то идет, да ему слово сказать надо, чтоб он почувствовал. (К прохожему.) Так слушай ты, мусью, что я тебе сказать хочу. Хоть и в низком ты положении, а сделал ты дюже плохо, дюже плохо. Другой бы тебе за это бока намял да еще и к уряднику свел, а я тебе вот что скажу: сделал ты плохо, хуже не надо. Только уж больно в низком ты положении, и не хочу я тебя обидеть. (Останавливается. Все молчат. Торжественно.) Иди с богом да впредь так не делай. (Оглядывается на жену.) А ты меня учить хочешь.
Сосед. Напрасно, Михайла. Ох, напрасно, повадишь их.
Михайла (все держит в руке покупку). Напрасно так напрасно, мое дело. (К жене.) А ты меня учить хочешь. (Останавливается, глядя на покупку, и решительно подает ее прохожему, оглядываясь на жену.) Бери и это, дорогой чаю попьешь. (К жене.) А ты меня учить хочешь. Иди, сказано, иди. Растабарывать нечего.
Прохожий (берет покупку. Молчание). Ты думаешь, я не понимаю… (Голос дрожит.) Я в полном смысле понимаю. Избил бы ты меня, как собаку, мне бы легче было. Разве я не понимаю, кто я. Подлец я, дегенерат, значит. Прости Христа ради. (Бросает на стол чай-сахар и, всхлипывая, быстро уходит.)
Сосед. Аж заплакал, сердешный.
Михайла (жене). А ты меня учить хочешь.
Акулина. Тоже человек был.
Марфа. Спасибо чай не унес, а то бы и на заварку не было.
Занавес
Незаконченное, наброски
Зараженное семейство
(Комедия в пяти действиях)
Действие первое
Действующие лица
Иван Михайлович Прибышев , помещик, 50 лет.
Марья Васильевна , жена его, 48 лет.
Любовь Ивановна , дочь их, барышня, 18 лет.
Катерина Матвеевна Дудкина , племянница их, девица 26-ти лет.
Петр Иванович , их сын, гимназист, 15-ти лет.
Марья Исаевна , бывшая няня, теперь экономка, друг дома, из дворовых, 45 лет.
Алексей Павлович Твердынский , молодой человек, живущий на кондиции у Прибышевых, из духовного звания, 22-х лет.
Анатолий Дмитриевич Венеровский , акцизный чиновник, 35 лет.
Приказчик .
Староста .
Лакей .
Мужики .
Действие происходит в именье Прибышевых.
Утро. Гостиная деревенского помещичьего дома. Перед диваном круглый стол. На столе утренний чай и кофе.
Явление первое
Няня вяжет чулок, разливает чай стоя; Марья Васильевна сидит у стола, пьет чай.
Няня. Давайте чашку-то, налью. А то что, право, пить не пьете, только балуетесь. (Берег чашку.)
Марья Васильевна (обиженно). Постой, няня, я не допила еще. И что кричишь, точно с ребенком, право. Вот теперь налей. (Подает чашку.)
Няня. Стоишь, стоишь, стоишь, стоишь. Одиннадцатый час небось, а еще половину господ не перепоила. Вы откушаете - тут старый барин, тут стюдент с Петрушей прийдут.
Марья Васильевна. Какой стюдент? Студент говорится.
Няня. Не люблю я его, неаккуратный человек, за то он у меня стюдент. Пустой человек.
Марья Васильевна. А мне он жалок, няня.
Няня. Есть чего жалеть. Сказал ли он доброе слово кому, вот второй месяц в доме - только зубы скалит (передразнивая). Всех, кажется, пересмеял <с племянницей с вашей; да девкам от него прохода нет.> Нечесаный, а туда же липнет. Я уж Дуняшу научила: как он к тебе станет приставать, ты его по лицу, чтоб с синяком к обеду пришел. Пускай спросят - отчего? Да опять - что ж это? Одевать мы его взялись - что ли? Все постельное белье наше.
Марья Васильевна. Ах, няня - какая ты! Ты подумай - ведь он один, молодой человек, бедный. Я удивляюсь, право, отчего он худой такой?
Няня. Отъестся небось! Придут теперь с Петрушей, напьются; тут Катерина Матвеевна, золото-то наше, с книжкой придет… Отпоишь - ну, слава богу. Только снимешь, опять: кофею! завтракать! тонконогой приедет!
Марья Васильевна. Какие ты все прозванья даешь, няня! Это кто ж тонконогой?
Няня. А Анатолий Дмитрия, жених-то Любочкин…
Марья Васильевна. Как ты глупо говоришь. Отчего ж - жених? Так ездит молодой человек в дом.
Няня. Так вы и думаете, что глупее Марьи, няни, нет никого на свете. Кажется, тридцать лет вверху жимши, пора понимать. Что ж он вашего кофею не видал - что из города-то за семнадцать верст каждый божий день ездит. Нет-с, матушка, Любочкино-то приданое все сосчитал небось, так и ездит.
Марья Васильевна. Вот как ты судишь. Первое дело он не жених, а второе - уж вот кто на деньги не польстится. Анатолий Дмитриевич совсем не такой человек.
Няня. Без денег, матушка, в нынешнем веке никто не возьмет, какая красавица ни будь. Только в женихе корысти немного. Так какой-то немудрененький, по винной части служит, не бог знает что. Да и у людей спрашивала, не хвалят. Первое дело - скуп, другое - бахвал.
Марья Васильевна. Это еще какое слово? Как ты сказала?
Няня. Бахвал, матушка. Это по-нашему значит: я, мол, всех прекрасней, всех умней, и, окромя меня, все дураки.
Марья Васильевна. Вот и неправда. Он ученый, писатель. Да что ты понимаешь!
Няня. Только Любочку мне жалко, совсем-то ей голову вскружили.
Марья Васильевна. Может быть, он вовсе не за Любочкой, а за Катенькой ухаживает. Вот как ты!
Няня. Как же, дуру нашли, так я и поверила. С Катериной-то Матвевной побаловаться - это так. Еще она как в Петербурге в гувернерках жила, так к нему бегала, а жениться-то небось он знает, за кем деньги дадут, а за кем ничего.
Марья Васильевна. Катенька знакома была с ним в Петербурге. Ты во всем дурное видишь.
Няня. Да уж так, матушка, как в гувернерки пойдут, так и догувернерются. Это верно. Так-то и Катерина Матвевна.
Марья Васильевна (смеется и махает руками). Полно, глупости.
Няня. И то мы примечаем, что во всем доме другие порядки пошли. (И барин другой стал, посмирнел совсем, и учителя стюдента взяли заместо немца, и Катерине-то Матвевне волю дали, и детей всех распустили. Все другое стало, все по-новому пошло!)
Марья Васильевна. Что ж, и я другая стала? Вот глупа.
Няня. Вы что, вы так, по доброте своей. А вот на барина, так часто дивлюсь… (Молчит, качает головой и разводит руками.) Что сделалось? Совсем другой человек. Как вспомнишь прежнее-то: был ли день, чтоб Сашка-камердин без битья одел; был ли староста, чтобы в стан не свозили…
Марья Васильевна. Ну, уж ты расскажешь… Разве очень хорошо было? Совсем не очень хорошо.
Няня. Да и не хвалю и не корю. Господа были, уж без этого нельзя. А то удивительно - как можно в пятьдесят лет свой карахтер переменить… Как эта самая царская бумага… ну там, что на первой неделе-то вышла…
Марья Васильевна. Ну да, манифест, - как ты смешна!