СПОР ДРЕВНИХ ГРЕЧЕСКИХ ФИЛОСОФОВ ОБ ИЗЯЩНОМ
Драматическая сцена из древнегреческой классической жизни, в стихах
Действие происходит в окрестностях Древних Афин.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Древние греческие философы:
Клефистон
Стиф
Сцена представляет восхитительное местоположение в окрестностях Древних Афин, украшенное всеми изумительными дарами древней благодатной греческой природы, то есть: анемонами, змеями, ползающими по цитернам; медяницами, сосущими померанцы; акамфами, платановыми темно-прохладными наметами, раскидистыми пальмами, летающими щурами, зеленеющим мелисом и мастикой. Вдали виден Акрополь, поражающий гармонией своих линий. На первом плане, у каждой стороны сцены, стоит по курящемуся жертвеннику на золоченом треножнике. Сцена пуста. Немного погодя из глубины сцены выходят, с противоположных сторон, два философа: Клефистон и Стиф. Оба в белых хламидах, с гордою осанкою и с пластическими телодвижениями. Медленно переставляя ноги, так что одна всегда остается далеко позади другой, они сближаются постепенно к середине сцены, приостанавливаются, указывают друг другу на жертвенник своей стороны и направляют к тому жертвеннику свои тихие шаги. Дойдя до жертвенников, они останавливаются, возлагают одну руку на жертвенник и начинают:
Клефистон
Да, я люблю среди лавров и роз
Смуглых сатиров затеи.
Стиф
Да, я люблю и Лесбос и Парос.
Клефистон
Да, я люблю Пропилеи.
Стиф
Да, я люблю, чтоб певец Демодок
В душу вдыхал мне свой пламень.
Клефистон
Фивского мрамора белый кусок!
Стиф
Тирский увесистый камень!
Клефистон
Туники складки!
Стиф
Хламиды извив!
Клефистон
Пляску в движении мерном.
Стиф
Сук, наклоненный под бременем слив.
Клефистон
Чашу с душистым фалерном!
Стиф
Любо смотреть мне на группу борцов,
Так охвативших друг друга!
(Показывает руками.)
Клефистон
Взмахи могучих люблю кулаков!
Стиф
Мышцы, надутые туго.
Клефистон
Ногу - на столько подвинуть вперед!
Оба, смотря друг на друга, выдвигают: один левую, другой правую ногу,
Стиф
Руку - вот этак закинуть!
Оба, смотря друг на друга, закидывают дугообразно: один левую, другой правую руку.
Клефистон
Телу изящный придать поворот...
Оба пластически откидываются: один влево, другой вправо.
Стиф
Ногу назад отодвинуть!
Оба поспешно отодвигают выдвинутую ногу.
Клефистон
Часто лежу я под сенью дерев.
Оба принимают прежнее спокойное положение, опустив опять одну руку на
жертвенник.
Стиф
Внемлю кузнечиков крикам.
Клефистон
Нравится мне на стене барельеф.
Стиф
Я все брожу под портиком!
Клефистон
Думы рождает во мне кипарис.
Стиф
Плачу под звук тетрахордин.
Клефистон
Страстно люблю архитрав и карниз.
Стиф
Я же - дорический орден.
Клефистон (разгорячаясь)
Барсову кожу я гладить люблю!
Стиф
(с самодовольством)
Нюхать янтарные токи!
Клефистон (со злобой)
Ем виноград!
Стиф
(с гордостью)
Я ж охотно треплю
Отрока полные щеки.
Клефистон (самоуверенно)
Свесть не могу очарованных глаз
С формы изящной котурна.
Стиф
(со спокойным торжеством и с сознанием своего достоинства)
После прогулок моих утомясь,
Я опираюсь на урну.
Изящно изгибаясь всем станом, опирается локтем правой руки на кулак левой, будто на урну, выказывая таким образом пластическую выпуклость одного бедра и одной лядвеи. Клефистон бросает на Стифа завистливый взгляд. Постояв так немного, они оба отворачиваются от своего жертвенника к противоположному, заднему углу сцены и, злобно взглядывая друг на друга, направляются туда столь же медленно, как выходили на сцену. С уходом их сцена остается пуста. По цитернам ползают змеи, а медяницы продолжают сосать померанцы. Акрополь все еще виден вдали.
Занавес падает
Предисловие к творению моего отца
Здравствуй, читатель! Я знаю, ты рад опять увидеть меня в печати; это хорошо. Это показывает твой вкус. Хвалю тебя! Ты помнишь - разумеется, помнишь! - мое обещание в "Современнике" 1854 года, в апрельской книжке, познакомить тебя с творениями моего отца и доказать, что весь мой род занимался литературою? - Радуйся, я исполняю свое обещание!
У меня много превосходных сочинений отца; но между ними довольно неконченого (d'inacheve); если хочешь, издам все; но пока довольно с тебя одной оперетты.
Есть у меня еще комедия "Амбиция", которую отец написал в молодости. Державин и Херасков одобряли ее; но Сумароков составил на нее следующую эпиграмму:
Ликуй, парнасский бог! - Прутков уж нынь пиит!
Для росских зрелищей "Амбицию" чертит!..
Хотел он, знать, своей комедией робятской
Пред светом образец явить амбицьи хватской!
Но Аполлон за то, собрав "прутков" длинняе,
Его с Парнаса вон! чтоб был он поскромняе!
Не скрываю (да и зачем скрывать?!) этой эпиграммы, порожденной явною завистью. Ты согласишься с этим, когда сам прочтешь "Амбицию" (К сожалению, эта комедия не найдена в бумагах покойного Козьмы Пруткова).
Представляю на твой суд оперетту: "Черепослов, сиречь Френолог", которая написана отцом уже в старости. Шишков, Дмитриев, Хмельницкий достойно оценили ее; а ты обрати внимание на несвойственные старику: веселость, живость, остроту и соль этой оперетты. Убежден, что по слогу и даже форме она много опередила век!.. Умный Дмитриев написал к отцу следующую надпись:
Под снежной сединой в нем музы веселится,
И старости - увы! - печальные года
Столь нежно, дружно в нем с веселостью роднятся,
Что - ах! - кабы так было завсегда!
Несмотря на такую оценку нашего поэта-критика, я не решался печатать "Френолога". Но недавние лестные отзывы их превосходительств, моих начальников, ободрили меня. Читатель, если будешь доволен, благодари их! - До свиданья!
Твой доброжелатель
КозьмаПрутков.
11 апреля
1856 г. (annus, i).
ЧЕРЕПОСЛОВ, СИРЕЧЬ ФРЕНОЛОГ
Оперетта в трех картинах
Сочинения Петра Федотыча Пруткова (отца)
Картина I: Череп жениха.
Картина II: Пытка.
Картина III: Суженый
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Шишкенгольм, френолог. Старик бодрый, но плешивый; с шишковатым черепом. Мина Христиановна, жена Шишкенгольма. Седая, но дряхлая.
Лиза, дочь Шишкенгольмов. Полная, с волнистыми светлыми волосами и с сдобным голосом.
Иванов, фельдшер. В услужении у Шишкенгольмов и надзиратель над его учениками.
Фриц и Густав, немцы 16-ти лет, обучающиеся у Шишкенгольма. Они в куртках, коротких штанах, без галстухов, с отложными воротничками рубашек.
Касимов, отставной гусар. В венгерке, лысый, без парика.
Вихорин, гражданский чиновник. Лицо бритое, лысый, в парике.
Иеронимус-Амалия фон Курцгалоп, гидропат. Лет 46-ти; худой, длинный; лицо морщинистое; волосы жидкие, вылезшие: оттого лоб его высокий.
Действие происходит в С.-Петербурге.
КАРТИНА I. ЧЕРЕП ЖЕНИХА
Сцена представляет учебный кабинет Шишкенгольма. Задняя стена в полках с книгами; в середине ее дверь; над дверью огромный бюст Галля, с подписью его имени золочеными крупными немецкими буквами. Шишкенгольм сидит в старом вольтеровском кресле посреди сцены, рассматривая человеческий череп, исчерченный по науке Галля. Мина Христиановн а, вправо от него, вяжет чулок. Лиза - влево от него, сидит у стола, на котором книги, бумаги и гипсовая модель человеческого черепа на подставке. Она перелистывает книги, всматривается в разные части этого черепа и пишет. Иванов, у задней стены, позади стола, при котором занимаются Фриц и Густав; он стоит, скрестив руки на груди, опершись спиною на полки с книгами. Фриц и Густав сидят у противоположных концов этого стола, твердя из книг уроки полушепотом. Продолжительная тишина, нарушаемая только полушепотом Фрица и Густава и перелистыванием книг Лизою. Иванов задремал, поскользнулся и едва удержался на ногах, опершись обеими руками, позади себя, на полки с книгами; от этого несколько толстых фолиантов падают на пол с шумом. Все пугаются, вздрагивают и оборачиваются к Иванову.
Иванов (тоже испугавшийся)
Раз!.. Ведь надо же случиться! (Подымает книги и расставляет их по местам.)
Шишкенгольм
(подняв очки на лоб и оборотившись к Иванову)
Dummer Mensch, скот!.. Так ты руководствуешь моих питомцев?! Я тебя выгоню!
Опять все принимаются за занятия. Устанавливается прежняя тишина. Но с Ивановым повторяется то же несчастие, хотя он не дремал, а только оперся на полки с книгами. Снова несколько книг падают с шумом. Шишкенгольм, Мина Христиановна и Лиза вскакивают в испуге. Фриц и Густав фыркают. Иванов раздражен своим несчастьем.
Иванов (с негодованьем)
Тьфу, и во второй!.. (Дерет за вихры Фрица и Густава.)
Лиза (сдобным голосом, презрительно)
Русский мужик!
Шишкенгольм, Мина Христиановна
и Лиза
(поют хором, обратившись к Иванову)
Спокойствие занятий
Ты дважды прерывал!..
Прими же тьмы проклятий,
Чтоб черт тебя побрал!
Geh weg!.. И, в память Галля,
К нам больше ни ногой!..
Hinaus, packt dich подале!
Наймется к нам другой.
Отворачиваются от него в негодовании и обращаются друг к другу, подаваяповелительный знак Фрицу и Густаву,
Расправу кончив с дерзким,
Приступим вновь к трудам...
Принимаются снова за свои занятия.
Иванов (грозясь злобно на Шишкенгольма)
Обиженный сим мерзким,
Ужо я вам задам!
Уходит, захлопнув дверь. Все уселись заниматься. Тишина. Вдруг раздается торопливый стук в дверь.
Касимов и Вихорин (за дверью)
Дома почтеннейший профессор Шишкенгольм и милое его семейство?
Все (с отчаяньем, подбегая к авансцене, поют хором)
О Галль, мудрец великий,
Спаси ты нас!..
Услышь ты наши клики
Хоть в этот раз.
За что судьбы гоненье?
Несчастный рок!..
Ведь этак все ученье
Пойдет не впрок.
Лишь вздумаешь заняться,
А тут, гляди,
Уж в дверь к тебе стучатся;
Учись поди!
Вихорин и Касимов (входят и, остановившись в дверях, поют)
Что слышим? Лизин голос!
Хор (мрачно)
Судьбины гнет
Мышленья срезал колос.
Касимов и Вихорин (в восторге фальшивят)
Она поет!..
Все оборачиваются к ним. Они робеют.
Фальшиво... Извините!.,
Мы второпях!..
Хор (строго)
Зачем вы здесь, скажите,
А не в сенях?!
Касимов и Вихорин (прозою, перебивая друг друга)
Мы... мы... мы опять... хотели просить руки вашей дочери...
Шишкенгольм и Мина Христиановна(гневно)
Руки?!
Лиза (жеманясь и сдобным голосом)
Папаша, они ко мне.
Шишкенгольм
(делает строгий знак Лизе указательным перстом правой руки,
качая оный неторопливо вправо и влево, как маятник; а затем
обращается к Касимову и Вихорину)
Молодые люди!., я вам уже несколько раз отказал?.. Я вам уже несколько раз говорил: что вы не любите Лизу; говорил я вам это?
Касимов
Но ведь и я сказывал вам, что люблю!.. (Старается заслонить Вихорина, который тоже хочет говорить.)
Шишкенгольм
(качая вправо и влево указательным перстом правой руки, прямо
против своего носа, говорит медленно и важно)
Тс!.. Молчать! Я уже много раз доказал вам: что вы оба не любите Лизу; доказал я вам это?! Ни слова более!.. Мне кажется, профессор френологии может всегда безошибочно узнать: кто способен и кто не способен любить женщину?.. Вы не способны любить женщину, и потому вы не любите мою Лизу! Слышите? Я наблюдал ваш череп; я знаю.
Касимов
Но мне ли не знать, господин Шишкенгольм, что вы ошибаетесь?
Вихорин
(пробиваясь из-за Касимова, который старается его заслонить,
и, наконец, перебегая впереди Шишкенгольм а на другую его
сторону)
Клянусь... клянусь... вы ошибаетесь!..
Шишкенгольм (гордо и строго)
Я ошибаюсь?! (Ощупывает одновременно, обеими руками, их затылки.) Ни за что!.. (Уходит большими шагами в правую боковую дверь. Фриц и Густав за ним.)
Мина Христиановна (к Касимову и Вихорину)
Вы слышали? Ступайте же вон!
Касимов и Вихорин (становясь по обе стороны ее)
Мина Христиановна, матушка!.. Клянусь, он ошибается!
Мина Христиановна (гордо и строго)
Он ошибается?! (Ощупывает одновременно, обеими руками, их затылки.) Ни за что!.. (Уходит большими шагами в ту же боковую дверь.)
Молчание. Лиза, Касимов и Вихорин стоят печальные. Касимов начинает робко, нерешительно приближаться к Лизе.
Вихорин
(прикладывает палец ко лбу, ободряется и говорит
в сторону)
Придумал!.. Я в парике... (Радостно приподымает немного свой парик за виски.) Подобью парик шишками из ваты, да побольше!.. Браво! Побегу поскорее!.. До свиданья, Лизавета Ивановна! (Уходит большими шагами в среднюю дверь.)
Касимов (печально, со слезами в голосе)
Лизавета Ивановна, послушайте!.. (Поет.)
Природа, видно, подшутила,
Когда меня произвела?
Она любовь в меня вложила,
Любви же шишек не дала!
Что делать! право, я не знаю!
Уговорите-ка отца!..
Готов я в ад, лишуся раю,
Отказ же сгубит молодца.
(Падает перед Лизою на колени, рыдая.)
Лиза (с достоинством)
Отец мой все по шишкам мерит;
Людям свою цену дает.
Он вашей страсти не поверит,
Коль шишек страсти не найдет.
К тому ж, по Галля наставленьям,
Вас изучала я сама...
(Ощупывает его голову.)
Судя по ямкам, возвышеньям,
У вас нет сердца, нет ума;
К искусствам нет у вас влеченья;
Едва ль способность есть к любви?..
Нет памяти у вас, терпенья,
И жару вовсе нет в крови...
Такого мужа не хочу я!
(Отталкивает его и сама отступает с отвращеньем.)
О нет!.. Уйдите от меня!
Касимов встает с колен и поет сквозь слезы)
Увы!.. Любви огонь почуя,
Я мнил: когда дождуся дня,
Чтоб тесно с вами породниться?
И что же? - вдруг я узнаю,
Что страсть без шишек не годится!..
О, как не клясть судьбу свою!
(Рыдает и продолжает петь.)
Как зло природа подшутила,
Когда меня произвела:
Она мне в грудь любовь вложила,
Любви же шишек не дала!
(Рыдая, уходит большими шагами в среднюю дверь, держа платок у глаз.)