Везде народ преследует его очами, как явление необыкновенное, как огненную змею, пролетающую ночью по небу. "То, верно, Гюрга", - говорят Бояры, купцы, торговцы, люди житые, селяне, огнищане, челядь, смерда и вся простая чадь. "То, верно, Гюрга на белом коне со своим оружником".
Вот почти прошел день, кони замучились, едва переступают, напрасно Ива Олелькович бьет правой своею ногой утомленного коня: нейдет, воротит с дороги в мураву.
Сердито соскочил Ива с седла, бросился на зеленый луг.
Его верный конюх и приспешник Лазарь пустил коней пастись, а сам задумался: как помочь горю? без пищи не умирать!
Видит он вблизи, в долине, погост. Пойду, думает, клич кликать… и пошел; но воротился, взял своего коня, поехал.
Вот - въезжает он в село, остановился посреди села и закричал, как Татарский бирюч:
- Эй, люди мирские! Старцы сельские и вси добрии мужи, ходите!
Как будто около какого-нибудь чуда, собрался народ вокруг Лазаря, и вот возгласил он:
- Едет храбрый витязь и могучий, сильный богатырь Ива Олелькович; иди к нему весь крещеный люд с честью на поклон; овый с хлебом, с солью, овый с медом, овый с ковригами, овый с караваями, и со всем, оже дал бог на угодье, на снедь и на веселье; молитеся ему: помиловать вашу волость от силы ли нечистой, от зверя ли алчного,) от змея ли огненного и от иных приворотов, оже вередих живот ваш!
Земно кланяется весь сельский крещеный люд Лазарю и собирается на поклон к богатырю, защитнику; сроду не видали они богатырей, а только слыхали про них, торопятся.
И вот вслед за Лазарем идут старцы сельские и селяне с хлебом и с солью.
Вот приходят к богатырю Иве Олельковичу, кланяются ему в землю., кладут перед ним живого связанного ягненка, хлеб и соль, деревянные блюда с пирогами и ставят кувшины с квасом и с пивом; а Ива и с места не поворотится, и головы не преклонит.
Заботливый Лазарь, зная обычай своего барича, что он сам ни до чего руки не протянет, расстилает перед ним постланец шитый, разламывает каравай надвое, наливает в чашу пива ячного и ставит подле него.
Ива совершает трапезу. Лазарь, стоя позади его, также отведывает крупеника, а весь сельский крещеный люд стоит перед богатырем да дивится силе его, кованой одежде, железной торченой шапке, мечу-кладенцу, длинной сулице, серому коню, а всего более огромной деревянной ступе, которая очень похожа на ступу, в которой бабы лен толкут.
Один молодец, из пришедших на поклон, подкрадывается к Лазарю, спрашивает его на ухо: "Что это за диво-с?"
- То ступа, что Баба-Яга ездит да пестом погоняет, сильный и могучий богатырь отнял у нее!
Перекрестился молодец и передал шепотом всем прочим весть про чудо.
Дивуется толпа селян на ступу. Она уже в глазах их не простая ступа: а стены толще, чем у обыкновенной ступы, да и дерево, из которого ступа сделана, бог весть, дерево ли аль не дерево.
Не одна простая чадь, но и мы, просвещенный, крещеный люд, не своими глазами смотрим на какие-нибудь кресла, в которых сидел великий человек, или на старую его изношенную одежду; часто и мы думаем, что у него и кресла должны быть по крайней мере втрое шире и чуднее обыкновенных, и одежда совсем особого покроя.
Между тем Ива Олелькович кончил свой обед, поднял с земли тяжелый свой шлем и возложил его на голову; это было Лазарю знаком: готовить коней в поход.
Седлая их и взнуздывая, Лазарь, чтоб угодить своему витязю и не сбиться с дороги, спросил у толпы селян: "Куда лежит путь за тридевять земель в тридесятое царство?"
Селяне посмотрели друг на друга, как будто спрашивая, кто знает туда дорогу; но все молчали; только один старик, опираясь на костыль, вышел вперед и, важно сказал:
- Може, то Заморское царство требно государю богатырю?
- Вестимо Заморское! - вскричал Лазарь.
- Заморское! - повторили все прочие селяне.
- Коли Заморское, то лежит оно за синим морем, - отвечал важно старик, взявшись обеими руками за костыль и склонил его перед собою. - А путь к нему на село Верхотурье, где был торг в княжение Государя Князя Станислава Романовича, а потом путь лежит великим озером к Лукоморью.
- Много ли езды будет? - спросил Лазарь.
- Как поедешь. До Верхотурья три поприща, да за Верхотурьем, може, толико-жде.
Ива сел на коня; весь крещеный люд ему поклонился до земли, пожелал здравия и благополучного пути; и вот герой наш понесся лисьим скоком в гору, а Лазарь за ним хоботом.
Проводив сильного и могучего богатыря Иву Олельковича глазами в гору, весь сельский крещеный люд начал уже изъявлять удивление свое на словах, восклицая и рассказывая друг другу все, что каждый видел, ибо каждый видел все по-своему: и речи и замечания одного было новостью для другого. Наговорившись вдоволь, они принялись собирать остатки трапезы, чаши и кувшины, но сколь был велик ужас всех, когда увидели они в траве ступу Бабы-Яги. Второпях Лазарь забыл ее.
Долго ходили они около нее, не зная, что делать и как сбыть, проклятую, с своего поля, наконец решили идти в приходский погост, просить совета или молитвы.
Идут в погост; никто не остается сторожем около ступы.
Рассказывают иерею про все случившееся, зовут его. в поле, собирается иерей с крестом и причетом; идет, преследуемый крестьянами села и погоста. Приближаются со страхом к тому месту, где обедал Ива. Поле чисто.
Баба ли Яга, догонявшая Иву Олельковича на помеле, отыскав на дороге свою ступу, отправилась в ней или какой-нибудь проезжий, полагая, что это простая ступа, толчея, взял ее как находку, только ступа исчезла с того места, где забыл ее беспамятный Лазарь.
- А! сгинула, нечистая, как повидела знамение! - вскричали селяне с радостью, что место их свято; только иерей досадовал, что ступа исчезла не при нем и ему не удалось даже взглянуть на нее.
Подивились, поахали, разошлись; а Ива скачет да скачет вперед.
VII
Едет Ива, скачет Ива Олелькович; опять дивятся на него встречные и поперечные, прохожие и проезжие, кланяется ему почтительно, как надлежит храброму и могучему богатырю Русской Сказки.
Вот едет он уже много дней без всяких приключений;
Придет время обеденное, Лазарь оставляет богатыря своего и чистом поле под развесистым дубом, торопится в ближнее село клич кликать, чтоб шел народ поклониться сильному могучему богатырю с хлебом и солью. Приходит вечер, Лазарь опять клич кличет. Таким образом Ива Олелькович и сыт, и пьян, и всем бы доволен, да недостает ему чести и славы, да Мирианы Боиборзовны… Подобные недостатки хоть кого поторопят; и вот, полагая, что он уже проехал по крайней мере десять царств, спрашивает Ива Олелькович у прохожих:
- Се кое царство?
- Русское, батюшка государь богатырь, - отвечают ему.
- Русское? - вскрикивает с гневом Ива Олелькович и едет далее.
- Се кое царство? - спрашивает он опять.
- Русское, - опять отвечают ему.
Ива Олелькович выходит из себя; он не верит, останавливает всех и каждого и допрашивает: "Кое царство?" - "Русское", - отвечают ему, и Ива Олелькович с досады мстит коню, гонит его и в хвост и в голову, чтоб поскорее выбраться из Русского царства; скачет, скачет, проходят дни, а Русскому царству нет конца.
- Кое царство? - спрашивает опять Ива Олелькович у проезжего.
- Русское, - отвечает он.
- Блюдися лжи, окаянный! порублю наполы! - вскрикивает исступленный от нетерпения витязь и выхватывает меч
- Не ведаю, не ведаю, государь богатырь! - кричит прохожий, припав к земле. - Не ведаю, може, и Рязанское!
- А! - говорит Ива и едет вперед. Новый прохожий разочаровывает его опять; опять Ива торопится выбраться из царства Русского; да и кого не лишит подобная вещь ангельского терпения? Вот уж другая луна народилась в небе; а Иве Олельковичу остается еще проехать двадцать восемь царств, чтоб попасть в царство тридесятое, куда, по обыкновению, нечистая сила уносит Царевен, Княжен и красавиц; где Ива надеется найти и свою Мириану Боиборзовну.
Вот спускается однажды Ива Олелькович с крутой горы по извилистой дорожке. В долине видит он большое село, разбросанное по широкому лугу над рекою. Среди села хитрая церковь о пяти верхах, с высокою звонницею; за синим отдалением видит он белокаменный город.
Ива Олелькович верить не хочет, чтоб село было не Верхотурье, а город не тридесятое царство. Недалеко уже было до села, как вдруг поднялся в селе жестокий трезвон.
- То не благовест, Боярин, - говорит Лазарь Иве Олельковичу. - Повидь, то набат! народ в смуте; бабы и девки крик подняли, бегут к погосту. Боярин, то вражья сила идет!
Ива оправился на седле. Подтянул узду, попробовал рукою, тут ли меч, взглянул на конец копья и потом окинул взорами село и окрестности. Где вражья сила? с которой стороны?
Но вражьей силы видом не видать; только в селе час от часу более гудят колокола, а народ стекается к церкви. На паперти стояло несколько седых старцев, опиравшихся на батоги; женщины отделились, и окруженные мужики стали в ряд, как пред судилищем; слышны были вопли их; видно было, как снимали они с себя одежду, обнажались и потупленные взоры их стыдились и людей, и божьего света.
Вдруг раздался между ними ужасный визг и поднялся общий шум и крик.
Одну из женщин, обнаженную, все прочие повлекли за волосы, поставили в плуг, привязали косами к оглоблям и с исступленными восклицаниями, ударяя ее лозами и поясами, погнали вон из селения. Несчастная была молода и прекрасна; пораженная ужасом, но полная жизни и силы, казалось, что без всякого напряжения повезла она. плуг в обход селения. Скоро, однако же, силы ее истощились, и удары посыпались на нее; но, изнеможенная, она влекла еще плуг. Прорезываемая полоса земли валилась на сторону и орошалась кровью, которая струилась по белому телу бедной женщины.
Покуда женщины совершали ужасный обход, старцы и все мужики собрались на берегу реки и ожидали приближения их.
Между тем Ива Олелькович спустился уже с горы и подскакал к толпе селян; неожиданное появление витязя на белом коне поразило их, все поклонились ему в ноги, коснувшись челом до земли.
Удатный витязь, не сделав еще вопроса, ожидал уже ответа и, по обыкновению, серчал за молчание.
Догадливый Лазарь не допустил барича своего выйти из себя и спросил громким молодецким голосом: для чего они женами, а не волами и конями землю пашут?
- Родной-ста отец богатырь! - отвечал, приподнявшись, один из старцев, Тиун селения, лет за сто от роду. - То не баба и не девица, то бесова ведьма с хоботом, жена Посадского Яна, спозналась она с нечистою силою-ста да и пьет кровь хрестиянскую, морит православных без милосердия. Мы межу-собу и умыслили: чему на миру народ мрет наповал, валится тый, аки сухой лист с дерева? И смекнули межу-собу: демонский-де дух в селе; и собрали всех жен и девиц на погост; вот-ста, повидим, у поганой Яновны хобот в две пяди; и указала нам, честной богатырь, осударь, вещая Симовна: запречи Яновну в плуг, да прорезать землю вкруг села, да камык-ста ю к горлу, да и в воду; тем-де, бает, и спасение от повальной смерти.
Получив подобный отчет от сельского Тиуна и видя всю законность дела, Ива Олелькович готов уже был отправиться далее; но новый вопрос, сделанный Лазарем, остановил его:
- Иде же путь лежит за тридевять земель в тридесятое царство?
- Не ведаем, отец родной, господин приспешник богатырский; по совести не могим-ста указать; знает про то вещунья Симовна; все ведает: про коня ль пропадет, про обилье ли жита: "Внимай, бает, время пришло!" - "Зелен, баушка". - "Зелен, да хитер, проведет да с колоса опадет: не довезешь до тока". - "Смотрим - право слово, так!"
- Давай Симовну! - вскричал Ива Олелькович.
- Обгоди, честной богатырь, сотвори милость! дай утопить ведьму окаянную, - сказал Тиун, низко кланяясь.
- Обгодим, боярин! - сказал и Лазарь, которому хотелось взглянуть в глаза окаянной ведьме.
Ива Олелькович согласился. Очень равнодушно смотрел он, как изнеможенную жену Яна притащили к реке и как навязывали ей на шею огромный камень.
- Словно баба простая прикинулась! - рассуждал вслух Лазарь, смотря на несчастную жертву предрассудка.
- Какая-ста простая! неспроста уродилась, всем красам краса, око не дозрит иной такой: невидаль! Стыдно моя-вить, а весь хрестьянский мир смутила: зрак - зввзда денница, лоно словно пуховое изголовье, бела словно кипень, румяная словно багр червленица! Снарядится узорочьем, повяжет увясло, аль серьги жемчужные взденет, аль слово молвит устна…
Слова Тиуна прервались внезапным криком.
В толпе селян был молодец со связанными руками; несколько человек держали его как полумертвого. Очнувшись от беспамятства, он обвел кругом помутившиеся взоры, остановил их на толпе женщин, подошедших уже с своею жертвою к реке, вдруг рванулся с воплем, бросился на землю пред Тиуном и жилыми сельскими людьми и возопил:
- Пустите, родные мои!.. Отдайте мою Яновну аль повелите и мне сгинуть под волною водною!
- То Посадский Ян! - сказал Тиун Иве Олельковичу. - Свелся с ведьмой, да и стоит за нее; молвят, не праздна от него окаянная!
Никто не внимал молитвам несчастного Яна, никто и не думал пощадить жену его. С отчаянием обратил он опять взоры свои к реке…
В это время раздалось резкое восклицание, сопровождаемое общим криком женщин. В реке вода плеснулась, струи запенились, как будто в образовавшемся водовороте…
Ян заскрежетал зубами…
Рванулcя… веревки лопнули, все державшие его разлетелись в стороны…
Ян быстро бросился к реке и с высоты берега рухнулся в волны…
Исчез под водою…
Образовался новый круг на реке. Восклицание общего ужаса отозвалось в диком лесу, за рекою.
Все обомлели.
Вдали, по течению быстрой реки, выплыл Ян - и не один: в объятиях своих держал он, казалось, Русалку с распущенными волосами.
Несколько мгновений кружится она на волнах, борется с быстриной… погружается снова…
Пенистые пузыри показываются на поверхности воды, лопаются с брызгом…
Река струится спокойно…
VIII
- Веди к Симовне! - восклицает вдруг Ива Олелькович.
- Свелся с ведьмою, сгинул и сам! Ах ты сила небесная! как волокла она его на дно! А он бился, бился, мотался, мотался! хотел урваться да выплыть…
- И вестимо! - произнесли со вздохом несколько голосов в подтверждение слов Тиуна.
- Иде же Симовна? - вскричал снова Ива Олелькович.
- Ну, хрестьяне, давай сюда Симовну! - подхватил богатырский конюх.
- Видать, господин богатырь, Симовна с печи не встает; коли изволишь, ступай сам к ней, в истьбу.
- Указывай путь! - сказал Лазарь.
Тиун пошел вперед вожатым, за ним ехал Ива Олелькович, за Ивой Олельковичем ехал конюх Лазарь, за конюхом Лазарем шла толпа хрестьян сельских; а за хрестьянами сельскими толпа обнаженных женщин с песнями.
Только что вступили они в село, Тиун зашатался, ноги его подкосились, он грохнулся на землю, глаза загорелись, но взор стал неподвижен.
Ива Олелькович и Лазарь, остановясь, дивились, что сделалось с Тиуном.
Толпа селян подбежала к нему.
- Злая болесть, злая болесть! - вскричали все и понесли Тиуна в его избу. На пути, подобно ему, упали еще два человека.
- Злая бблесть! - повторили все с ужасом и побежали во все стороны.
Ива Олелькович и Лазарь остановились одни посреди селения.
Подле ближайшей избы сидел на пристьбе старик, опершись обеими руками на костыль, он свесил голову, очи его были закрыты.
- Эй, дедушка! - вскричал Лазарь. - Покажи, где сидит колдунья Симовна.
Старик очнулся.
- Симовна? - сказал он голосом, который был трогательнее горьких слез. - Проклятая! Кому еще в ней треба? Извела своим разумом мое детище!.. ведьма сама!.. Не одарь - злая болесть перевела весь хрещеный люд!..
- Ну, дедушка, идь, указывай избу Симовны.
- Нету-ста, не иду!.. истьба ее на краю села: черный ворон укажет вам путь.
Лазарь поскакал вперед; Ива Олелькович за ним. На краю села, слева, стояла черная изба, отдельно от ряду, в ней были только два волоковые окна, как два глаза у Мурина; на крыше сидел и каркал ворон.
- Вот она, Боярин, - сказал Лазарь. - Изволь стучать в ворота, и в избу, коли изволишь, а я подержу коней.
Ива Олелькович слез с коня, отдал его и копье свое Лазарю, приблизился к избе Симовны и стал стучать в ворота мечом.
- Кто-с? - раздался хриплый голос из полуоткрытого окна.
- Яз! - вскричал Ива.
- Не время! - раздался голос ребенка. - Бабушка спит.
- Пускай! - вскричал Ива грозно. - Порублю мечом избу наполы!
Головка девочки высунулась в волоковое окно, взглянула на богатыря и опять спряталась, захлопнув волок.
- Пускай! - вскричал опять Ива. - Проломлю стену!.. усеку главу, проклятая!
Ворон прокаркал на кровле; ворота заскрыпели, скатились на вереях, как будто под гору, и ударились об стену.
Ива Олелькович вошел на тесный двор; потом влево, сквозь низкие двери едва пролез в темные сени; с трудом отыскал двери в избу, отворил, переступил порог.
- Кого божик послал? - раздался хриплый голос с печи.
- Яз! - отвечал Ива Олелькович.
- Поклонись, добрый молодец, мое дитятко, сватому божику, пресветлому образу!.. поклонись трижды до земли; табе здесь не час часовать, не год годовать, не век вековать; а принес тя божик спрошать про красную девицу да про молодую молодицу. Вестимо ли?
- Ни! - отвечал Ива Олелькович. - Поведай мне где теперь моя Мириана Боиборзовна?
- Ты гори, гори, красно солнышко, не скоро закатывайся, по залесью останавливайся! - проговорила старуха, закашлялась и потом продолжала: - Ты свети, свети, красно солнышко, доброму молодцу вдоль пути, светлый месяц поперек пути!..
Ехать тебе, дитятко, чрез море сытицы; у того моря берега крутые пшеничные; вокруг него растет травушка шелковая; а по тому морю вместо кораблика плавает чарочка серебряная; а море то ни переехать, ни переплыть; а можно чарочкою вычерпать да воздравие выкушать. А за тем морем, дитятко, держать тебе путь через гору песчаную; а на ту гору ни взойти, ни въехать, ни конному, ни пешему, ни коня ввести на поводе; а на той горе стоит бел шатер полотнян; в том шатре спит, почивает сам богатырь; а вкруг того шатра ходит, горюнит да сеет крупный жемчуг-слезки красная девица. Взойди ты на полугорье зарею утренней, на гору красным солнышком, к красной девице подкрадься добрым молодцом…
Дари ты красную девицу светлым каменьем и жемчугом, да шугайкой самоцветною, да увяслом аксаментным на золоте, зарукавьицем да перстнем с золотым венцом…
- Ну, ладно! - сказал Ива, очень довольный словами старухи. - Куда ж с двора? направо ли, налево ли?