Влас не слышал ее крика. Он схватил ее обеими руками за голову и стукнул затылком подряд три раза. Не удовольствовавшись этим, он занес было руку и хотел еще раз ударить ее в ухо, но в это время Влас совершенно неожиданно получил удар в грудь чем-то твердым и острым; он вздрогнул; удар повторился в плечо и в бок. В бок удар пришелся всего сильнее. Власа это точно обожгло; он схватился рукой за бок и почувствовал, что оттуда бьет что-то горячее. Он растерялся, пошатнулся. Иринья выскользнула из-под него; теперь уж он очутился внизу, и Иринья, вцепившись ему в волосы, прохрипела:
– - Будешь? Будешь бесчинствовать?.. Сейчас убью!.. В лице Власа выражались ужас и боль. Он держался рукою за бок и лепетал:
– - Иринья!..
Иринья отбросила косарь, вскочила на ноги и, задыхаясь и покачиваясь, подошла к столу. Влас очнулся на полу в сидячем положении; он все зажимал рукою бок; лицо его выражало ужас, и боль, а под ним стояла лужа крови.
В сенях застучали, и в избу вбежали Мишка и один мужик.
– - Что у вас тут такое? -- спросил он, пугливо озираясь кругом; ему не отвечали.
Мужик вдруг побледнел и вскрикнул:
– - Караул! Смертоубивство!.. Караул!..
Вслед за этим он бросился вон из избы. Мишка кинулся к матери.
XIX
Стояла полная зима. Хохлово было занесено снегом. Только узенькие дорожки шли от дворов к пролегавшей по селу большой дороге, как рукава мелких рек, входивших в одну большую. Не было ни движения, ни оживления по улице, как летом. Кроме как во время уборки скота, редко когда и показывался человек. Однажды перед вечером на улице показался староста. Он был в новом полушубке, подпоясанный кушаком и в серых валенках. Борода его заиндевела; видно было, что он откуда-нибудь только что приехал. Он шел от своего двора к Мигушкиным.
Когда староста вошел в избу Власа, сразу с холода он ничего не мог разглядеть, но мало-помалу глаза его пригляделись. Первым староста увидал Власа. Он сидел у стола с шубой на плечах, обросший волосами, с бледным, очень похудевшим лицом и тусклым взглядом. Около него помещался Мишка с школьным букварем, и Влас растолковывал ему непонятные школьные мудрости. Иринья, сгорбившись, с лицом без кровинки, пряла около суденки, а около нее делала из тряпок куклу Дунька.
Иринья остановила свою самопрядку и загоревшимися от любопытства глазами взглянула на вошедшего старосту. Влас тоже повернул голову навстречу ему; оба они ожидали, что тот скажет.
Староста перекрестился на иконы и проговорил:
– - Здорово живете!..
– - Добро жаловать!..
– - А я вам весточку принос.
– - Что такое?..
Староста полез в карман, вынул оттуда два лоскутка бумаги и подал их Власу.
– - На волостной вас вызывают, по вашему делу.
– - А к следователю-то?
– - Следователь больше не потребует, он переслал все бумаги к земскому, а земский -- в волость. В волости, если хотите друг на друга искать, то можете судиться. Влас глубоко вздохнул и проговорил:
– - Ну, мы не пойдем!..
– - Это -- ваше дело, а мое дело вам повестку отдать, а там как хотите. А ты все-таки распишись на другой повестке: мне ее отослать надо.
Влас подошел к божнице, взял оттуда заржавевшее перо и пузырек с чернилами и написал на повестке свое имя. Староста взял ее обратно и спросил:
– - Ну, как твое здоровье?
– - Ничего, теперь все зажило, только вот слабость во всем… Много крови вытекло.
Староста добродушно засмеялся и поглядел на Иринью.
– - Вон как она тебя угостила.
Иринья бросила прясть и взглянула на старосту грустным взглядом.
– - Ах, дядюшка Степан, а мне-то что через него сколько досталось этим летом, -- я того за десять годов не видала.
– - А кто ж тебе велел так все к сердцу принимать, ты бы похладнокровней!..
– - С сердцем-то не совладаешь!..
– - Тогда зачем такую хорошую нанимала? Выбирала б, что на всех зверей похожа.
– - Я ведь нешто этого думала? Он прежде-то такой смиренник был, а тут вот и растаял… И что он только в голову забрал?
– - Это, видно, не в нашей власти! -- сказал, глубоко вздохнувши, Влас.
– - Будешь охочь до сласти, на все не будет власти, -- сказал староста и опять засмеялся.
Влас немного подумал и проговорил:
– - Было бы понятно, если долго с человеком проживешь, а то вот только появилась и оплела.
– - "Во сне нечайно мне явился, на сердце искру заронил, блеснул, как молонья, сам скрылся, навек спокойствия решил…" -- словами песни ответил староста и опять засмеялся.
– - Может быть, не навек, а надолго, -- сказал Влас. -- И как мы с бабой друг перед дружкой себя оказали; не будь этого случая, може, вовек этого б не узнали.
– - Ну, в ком что есть -- рано или поздно выплывет; я это от хороших людей слышал.
– - Так зачем же это, зачем? -- спросил Влас.
– - Може, судьба пошутить захотела. Ну-тка, скажи, что это за молодцы на свете живут, пусть-ка они хорошенько себя обозначут.
– - Все это от самих себя… -- вздохнув, сказала Иринья. -- Судьба тут ни при чем.
– - Может быть, и от себя, -- согласился староста, встал с места и, вертя в руках шапку, готовясь ее надевать, добавил: -- Так, значит, вы не поедете на суд?
– - Нет, не поедем.
– - Да, я еще забыл вам сказать, -- спохватился староста, -- ваша работница-то паспорт брала, к мужу едет.
Влас насторожился.
– - Зачем же? -- спросил он.
– - Пишет, говорит, что он ей там место нашел; все равно, говорит, в людях-то жить, так по крайности около мужа… Веселая такая!
– - Ну и скатертью дорога, -- сказала, точно обрадованная этим, Иринья.
– - Дай бог час, -- добавил Влас и вздохнул.
– - Так прощайте пока, -- добавил староста, -- живите-ка по-старому, а что было, то забудьте.
– - Хорошо, кабы забылось! -- снова вздохнувши, сказал Влас, встал от стола и перешел к приступке.
Староста еще раз пожелал им всего хорошего и вышел из избы. Иринья опять пустила в ход свою самопрядку, а Влас перешел к конику, взял с полатей подушку и лег на нее на лавке.
– - Тятя, что ж ты мне еще покажешь? -- спросил Мишка.
– - Погоди, брат, успеешь, выучишься, все узнаешь, что нужно и что не нужно, не спеши!..
Он проговорил это таким тоном, по которому ясно чувствовалось, что на душе его смутно. Мишутка закрыл книжку и убежал на улицу. Иринья перестала прясть и подошла к мужу; нагнувшись над ним, она проговорила:
– - Будет тебе кручиниться-то; пострадал и довольно, пора забывать!..
Влас медленно повернулся к ней и растроганным голосом проговорил:
– - Я не кручинюсь.
– - Вперед будешь умней, може, не будешь так безумствовать. Не будешь?..
– - Иринья! Не поминай ты никогда о том, что было.
– - Я-то не помяну, ты-то забыл бы!..
– - Забуду, все забуду! Вот тебе свят бог! -- воскликнул Влас, и в голосе его послышались слезы…
‹1901›
Текст рассказа печатается по изданию "Крестьянских рассказов": том 4, второе издание, 1911.