Сказка о самоубийстве - Александр Полярный 2 стр.

Мэри презрительно отвернулась от меня. За­кончился спектакль, а я не могла встать, настоль­ко сильным было впечатление. Все аплодирова­ли. Толпа зрителей устремилась к выходу: кто в рестораны, кто домой, кто гулять дальше. А я села на диванчик в холле и смотрела на актеров, которые общались со зрителями, фотографиро­вались, смеялись.

И он там был. Тот самый актер. Говорил с ка­кой-то девушкой, а я уже ревновала. Она поло­жила руку ему на плечо. "Вот сейчас возьму и подойду к нему", - это единственное, что было сейчас у меня в голове. "Ведь не боюсь. Возьму и подойду. Вот уже, сейчас.".

- Ты на кого там так пялишься, Зои? - с упре­ком спросила Мэри.

- На того, кто играл путешественника, - отве­тила я.

- Зои, ты что? Сумасшедшая? Ты знаешь, сколько они зарабатывают? Да он нищий акте- ришка, зачем он тебе нужен!

- Так, все, молчи. Я иду, - отмахнулась я от Мэри. А сама стояла на месте, как вкопанная, минуту, десять минут, двадцать...

Кажется, он уже собирается уходить. И все? Она его больше никогда не увидит?

Тут меня кто-то тронул за плечо, и я оберну­лась, вздрогнув от неожиданности: передо мной стоял тот богатый австралиец, с которым хотела познакомить меня Мэри, и в руке у него был бу­кет роз. "Ви должны пайти со мной выпить од­нозначна",- сказал он с ужасным акцентом и вручил букет. "Нет, не смогу, пожалуйста, про­стите, мне срочно нужно домой! Спасибо за бу­кет: он, правда, замечательный", - проговори­ла я вежливо, мечтая, однако, его отшить. Едва сдерживая слезы, я пошла к раздевалке, но меня вновь тронули за плечо. Не оборачиваясь, крик­нула ему:

- Да отстань же ты, наконец!

- Прошу прощения, но вы оставили вашу ко­ричневую сумку на скамейке, когда наблюдали за мной... Вот, пожалуйста... Красивые, кстати, розы. Наверное, вы поставите их в вазу, чтобы они умирали медленнее? - спросил тот самый актер.

Он стоял и держал мою сумку в руках. Потом протянул ее мне. Я стояла ошарашенная. Он по­дошел. Сам. На долю секунды почувствовала себя особенной. Взяла из его рук сумку и прого­ворила:

- Простите, пожалуйста, спасибо, извините, просто тот человек хотел меня напоить, сделать своей женой, и я бы умерла от несчастья с ним... Актер засмеялся:

- Богачи, да, они такие.

Я тут же ответила:

- А цветы - нет. Недавно один парень пода­рил мне букет цветов, в котором было больше ста роз. А я не знаю, как бы ему намекнуть, что меня нужно брать едой.

- Едой, сериалами и теплым пледом по вече­рам? - добавил он.

- Ромашковым чаем еще можно! - улыбну­лась я.

- Ого, как откровенно!

- Почему? - я все время улыбалась. В каждом слове у меня была улыбка.

- А я никогда не пил ромашковый чай, но вы­пил бы его с вами. Прямо сейчас.

Прозвучало это так заманчиво, что у меня закружилась голова от радости. Я протянула ему руку и произнесла: "Зои". Он наклонился к моей руке, чтобы поцеловать, и сказал: "Сой­ер". Кажется, он до сих пор был в образе после спектакля или он обманул весь зал, а я этого не заметила...

День 3

Я уже проснулся и боялся, что не увижу ее, когда открою глаза...

"Так, стоп, читатель! Я хочу предупредить тебя: Помни, что это - всего лишь сказка, И ты в любой момент можешь закрыть эту книгу и отложить ее в сторону... А лучше так и поступи: Все это нереальная исто­рия, и никто не пытается тебе доказать, что это было на самом деле. И прости меня за мои лирические отступления."

Я уже проснулся и боялся, что не увижу ее, когда открою глаза. Но она была рядом и крепко спала. Очень тихо дышала и выглядела сейчас такой хрупкой.

Я осторожно встал с постели и тихо вышел из комнаты, чтобы случайно не разбудить Зои. На­чал готовить завтрак, но мысленно оставался с ней в постели, а мои вечно холодные руки.., я так хотел согреться рядом с нею! Кофе, несколько тостов - и вот я несу ей в постель поднос. Точнее - нам. Запах кофе разбудил ее, не успел я зайти в комнату. (Как в рекламе какого-то дешевого растворимого кофе).

- Сколько времени? - промурлыкала Зои.

- 18.30.

- Я проспала весь день? - с испугом спросила она.

- Мы проспали весь день, - сказал я, успока­ивая ее.

- Ты приготовил мне ужин?

- Да, это ужин в постель.

- А что у нас на ужин?

- Тосты и кофе.

- Со-о-о-йер, - протянула она. - Это самый романтичный ужин в моей жизни...

- На самом деле, это очень поздний завтрак. А если ты хочешь поужинать, мы можем прогу­ляться в кафе на углу Чайного квартала.

- Это случайно не там, где лавка сладостей Борли Минтла?

- Именно там, напротив нее.

- Нет, тогда точно не пойду, Сойер. Я слыша­ла ужасные истории про этого человека.

- Какие же? - со смешком спросил я.

- Иди ко мне ближе, это очень страшная исто­рия.

Я подвинулся к ней ближе, и она укутала меня одеялом.

.Очень давно жил на свете одинокий человек, который однажды влюбился в прекрасную де­вушку, дочь богача, прекрасную Глорию Ротхен. Ее отец, Смит Ротхен, был владелец фабрики по изготовлению сладостей - в то время самой крупной фабрики в наших краях - и был настро­ен против их отношений.

- Почему? - удивленно спросил я.

- Потому что этот "одинокий человек" был его конкурентом, владеющим маленьким мага­зином сладостей. А ее отец считал, что он хочет использовать его дочь в своих корыстных целях.

На самом деле, этот "одинокий человек" был по уши влюблен в его дочь. Он простой и добрый парень, который помогал беднякам, заботил­ся о больных животных. Дома у него жили три ворона, у каждого из которых был "волшебный клюв", исполняющий желания, стоило только его хозяину что-либо попросить... Но это всего лишь легенда, а что было на самом деле - никто уже не помнит, наверняка.

Так вот, однажды этот одинокий человек при­шел домой и увидел, что у его двери, на веревках, висели головы трех его воронов, с обломанны­ми клювами, а на двери кровью было написано: "Ты следующий". На другой день всю семью Ротхенов нашли мертвыми в собственных кро­ватях. Кроме Глории - ее больше никто никогда не видел...

- Как ты думаешь, как зовут этого одинокого

человека?

- Неужто Борли Минтл?

- Верно.., поговаривают, что в его подвале до сих пор живет в плену Глория Ротхен.

- Я не верю, если бы это было правдой, он давно бы гнил в тюрьме! Был ли суд? Обыскива­ли его дом?

- Сойер, это всего лишь сказка, страшная сказка... Но боюсь, что доля правды в этом есть.

Несколько минут мы ели молча.

Решили никуда не идти и опять заснули...

День 6

Кажется, тогда у нас дома закончилось все: сахар, чай, еда, салфетки - так долго мы не вы­ходили из дома. Мы просто обнимались сутки напролет...

Вы смогли бы пропасть на неделю из своей жизни? Просто вырваться, оставив дома вклю­ченным свет, приготовленный суп в холодиль­нике, может быть, даже открытым окно. Пусть там будет холодно. Бывает, что-то делаешь и не думаешь о последствиях, идешь в расстегнутом пальто по улице, даже когда на улице мороз, а потом лежишь неделю дома с температурой.

Кажется, вот именно сейчас у меня была та­кая температура. Я заболела им и не была уве­рена, что существует лекарство, способное мне помочь. Я не хочу, чтобы тот вечер в театре за­канчивался! Он длится уже, наверное, неделю. А может, дольше? С Сойером так быстро летит время. Глаза зеленого цвета и очень грустная улыбка. Я бы даже сказала, не зеленого, а изум­рудного, как у драконов в сказках. А еще мы по­стоянно составляли "списки" - дурацкие и про­стые. Он сказал, что этому его научил отец.

- Зои, знаешь, что я в тебе люблю? Твои руки, постоянно холодные... Греть их - одно удоволь­ствие.

Твои слова про то, что у тебя нет забот и дел

и что тебя не интересует, включен ли чайник на кухне, и какой сейчас курс у валюты.

Твои глаза.

Твои руки. За то, что они так трепетно пере­бирают мои волосы, когда я читаю тебе вслух. Твою заботу...

- А что тебе во мне не нравится? - с неболь­шой иронией в голосе спросила я.

Сойер на минуту задумался и ответил:

- Твои глаза. За то, что они такие грустные, когда мы молчим.

На улице шел дождь, и мы не выползали из-под одеяла почти весь день.

День 11

Мы вышли из дома. Свежий, уже слегка мо­розный, воздух забирался в легкие и оставлял там волшебное чувство предстоящей зимы. Мне было приятно, что я не один. Рядом со мной - прекрасная девушка, в черном пальто, укутан­ная в красный шарф. Она улыбается, и мне хо­рошо.

Мы все же решили зайти в лавку сладостей Борли Минтла. Само заведение было похоже на пряничный домик из какой-то сказки. Все такое сладко-сахарное... У прилавка стояла семья. Как обычно, дети в таких местах плохо себя ведут. И ребенок в этой семье не был исключением. Я не люблю слезы - особенно, когда о них оповеща­ет детская истерика, с громким ревом метров на пятнадцать вокруг.

И еще тут был мужчина, странно смотревший на нас. Кажется, его тоже немного раздражали плач и возгласы бегающих кругом детей. И, ка­жется, он кого-то ждал, стоя в сторонке с боль­шим свертком в руках.

Зои купила два стаканчика мятного капучи­но, и мы направились пешком к центру города. Что мы сделали за день?

Гуляли.

Пили много кофе.

Видели много людей.

Дышали морозным воздухом.

Дышали духами на ярмарке парфюмерии. Уди­вительное место! Тут были запахи всего, что только пахнет в этом мире.

Да-да, буквально всего...

А вечером мы купили билеты в кино и про­болтали весь фильм. Вернувшись домой, я ски­нул с себя уличную одежду и решил прилечь на несколько минут.

Все тот же 11 день

Вернувшись домой, Сойер завалился на диван в гостиной, а я переоделась в свою уютную до­машнюю пижаму. Дома лучше, чем везде: здесь одежда удобнее, чай вкуснее, люди добрее друг к другу, потому что они родные и любимые.

Я решила приготовить нам романтичный ужин: яичница с базиликом и... все. Еще есть апельсиновый сок. Или Сойер будет мятный чай? Я где-то читала, что мужчинам вредно пить мятный чай. Интересно, почему? Вернулась в го­стиную с подносом, полным еды. А Сойер спит. Радостно наблюдать за любимым человеком, когда он спит: сразу появляется чувство заботы. Укрываешь его теплым одеялом, целуешь в лоб, чтоб спалось слаще, стараешься вести себя как можно тише. Я не заметила, как уснула рядом. Хотя кто замечает, когда он засыпает, верно?

Всю следующую неделю я буквально провела у нашей кровати. Сойер заболел: красное гор­ло, кашель, температура под 39. Я лечила его, заботилась, а он по-детски смущался. Мужчи­ны любят, когда о них заботятся, но Сойер был очень стеснительным.

День 17

Каково это быть Романтиком с большой бук­вы?

Я получаю кайф от того, как она быстро гово­рит, когда нервничает, от аромата ее духов, ко­торый переходит в мой запах. Зои прекрасна "по умолчанию". Она очень внимательно слуша­ет все, что я ей рассказываю, хотя многие темы для разговоров пытаюсь обойти. Например: "А где твоя семья сейчас?", "А много ли друзей?". У меня огромный список этих "не было и нет", так что иногда я просто делал вид, что не слышу вопроса.

А еще я боюсь, БОЮСЬ!, что она увидит во мне кучу этих недостатков. Я знал, что когда-нибудь расскажу обо всем, но не сейчас. Не хочу отпуги­вать ее, не хочу, чтобы она испытывала ко мне жалость, которая мне не нужна. Точно не сейчас, точно.

Поздняя осень под медленный вальс опав­ших листьев. Она повторяет, как важно тепло одеваться в такую погоду. Пара чашек чая в бли­жайшей кофейне на углу и прогулка за руки до позднего вечера...

День 25

Помню тот день, когда она впервые уехала от меня к себе домой.

Весь день я не знал, чем себя занять. Зои поо­бещала, что вернется вечером, но я боялся, что она передумает и не вернется...

Я решил разобрать чердак, который за один­надцать лет моей жизни в этом доме ни разу не убирался, а ведь там была целая гора всякого барахла. Поднялся по старой, немного скрипу­чей лестнице, отворил дверь ключом, который всегда был вставлен в замочную скважину и за­шел в довольно темное помещение. Посередине комнаты стоял письменный стол, кругом раз­бросаны исписанные непонятным почерком ли­сты бумаги. На столе стояла старая клетка для птицы, под столом - небольшой сундук, а ря­дом - два запечатанных ящика и картина жен­щины в плаще. Я подошел к столу, взял в руки тетрадь, покрытую толстым слоем пыли, открыл ее и пробежал глазами по первым строкам: "По­свящается Пирату, Марте, Кнопе, Вильмонту и Патриции - тем, кто не покидал мое сердце ни на минуту". Я читал дальше: "Если вы готовы прочитать или даже послушать увлекательные и поистине загадочные истории, то отбросьте все свои дела, сядьте куда-нибудь в укромный уго­лок, где вас не будут отвлекать, и я поведу вас намного дальше, чем вы можете себе сейчас представить".

Как-то раз я стал случайным свидетелем одной ссоры в магазине сладостей с запоминающимся названием, которое я, к сожалению, забыл... Ка­жется, это был магазин "Карла Флоера" на про­спекте Ледоколов.

Бедная, но на вид опрятная семья стояла в очереди у прилавка. Самый младший, паренек лет семи, упрашивал маму купить ему взрывных леденцов. Кажется, он получил отказ уже раз де­сять и теперь плакал.

Дети всегда так делают, по крайней мере - упрямые. Или только невоспитанные? Я доволь­но плохо разбираюсь в детях, да мне это особен­но и не нужно.

На минуту я задумался. Если бы я стал откры­вать подобную лавку в бедном квартале этого города, учитывал бы я факт доплаты продавцу за выслушивание детского плача, ведь он самый частый гость у прилавков со сладостями? Навер­ное, нет. В этом я тоже плохо разбираюсь, но и это мне не нужно.

От моих, никому не мешающих, размышле­ний меня отвлек владелец этой лавки, пожилой господин с багровыми щеками, в черном цилин­дре:

- Д-д-добрый вечер, прошу прощения за за­держку! - прохрипел он.

- Добрый... Ничего страшного: ожидая, я на­сладился запахом сладостей и шумом детей в этом чудном месте, - чуть иронизируя, ответил я.

- Вы привезли чертежи?

Тут он протянул ко мне свои толстые ручищи. Я отдал ему кипу бумажек, которая стоила на­много дороже, чем мне было предложено за эту работу. Его глаза заблестели (У жадных людей такое случается каждый день...), и он развернул­ся ко мне спиной, как-то зловеще промолвив: "Иди за мной". Мы протиснулись сквозь толпу покупателей, стоящих у прилавка, прошли по темному коридору с тремя поворотами, и в кон­це последнего была всего одна дверь. Он отворил ее желтым ключом и пропустил меня вперед. Попав в плохо освещенную комнату, где ниче­го не удавалось разглядеть, я не испугался. Но дверь с сильным грохотом закрылась за моей спиной, и я струхнул. Когда мои глаза привык­ли к темноте, мне удалось разглядеть еще более пожилого мужчину, чем мой предыдущий спут­ник. Он сидел за столом посередине комнаты. Небольшая лампа освещала огромную книгу, в которую старик что-то записывал. Пришлось сделать несколько шагов к нему навстречу.

- Добрый вечер! - поприветствовал я его.

Он продолжал писать, ничего не ответив. Тогда я сделал еще несколько шагов и постучал по сто­лу. Старик поднял на меня глаза.

- Оплата? Счет? Поставки? - проговорил он.

- Да нет же, чертежи, - ответил я.

- Ах, да... оплата, - промолвил мой собесед­ник.

На минуту задумавшись, но уточнив что-то у себя в книге, он протянул мне мешочек с моне­тами:

- Четыре золотых и пятнадцать серебряных. Как и обговаривали раньше.

Даже в таком полумраке было видно, как у него блестят глаза. Я присмотрелся и заметил на столе не только книгу, в которой, по-видимо­му, он вел учет финансов, но еще и бумаги, по­крытые пылью, огромное количество пузырьков с чернилами и клетку, в которой сидел попугай. Он выглядел каким-то обделенным, будто кро­ме клетки и пыльных бумаг ничего не видел в своей жизни. Мне вдруг стало его жалко, и я за­дал вопрос:

- Красивый попугай, но с виду очень несчаст­ный. Он умеет говорить?

Старик, уже погрузившись в свои бумажки, вяло ответил:

- Не знаю.

Я сказал, что отдам за него золотую монету. Сейчас я немного преувеличу, но от блеска глаз этого старика можно было ослепнуть. Так быва­ет, когда жадному человеку предложить что-ни­будь очень выгодное для него. Он резко встал и начал мгновенно торговаться: "Как, только одну золотую? Это экзотический попугай, из мест столь далеких, что стоит не меньше четырех зо­лотых, а то и вовсе не продается!". Я вернул ста­рику мешочек с монетами, взял клетку и на про­щание сказал: "Сдачи не надо...".

Выйдя на улицу, я открыл было клетку, чтоб отпустить бедолагу на волю, но подумал, что место здесь не самое благоприятное. К тому же скоро зима, а это птица экзотическая, еще про­студится да помрет.

Читатель! Ты, наверное, ожидаешь, что попу­гай окажется волшебным и что он озолотит меня в один миг за доброту к нему? И что я стану бога­чом, а когда те старики узнают о волшебстве по­пугая, то умрут от зависти? К сожалению, нет.