– Запутанная ситуация, – проговорил Терри, шагая по комнате и задумчиво хмурясь. – Ладно! – воскликнул он с внезапным приливом энергии, – полагаю, мы с тем же успехом можем поискать из нее выход сидя.
Он снял пиджак и закатал рукава рубашки, после чего очистил один край большого библиотечного стола, отодвинув все в сторону, сел в кресло и указал мне на кресло, стоящее напротив.
– Завтра утром, – произнес он, доставая из карманов свернутые в рулон газетные вырезки и желтый блокнот, – мы съездим и посмотрим на эту пещеру, – она должна поведать свою собственную историю. А пока суд да дело, – он поднял голову и засмеялся, – давай-ка немного включим соображалку.
Подтекст его слов меня не обидел. Терри был порядочный нахал, а для меня было таким облегчением, что он приехал и взял на себя ответственность, что он мог бы вытереть об меня ноги, и я бы не пикнул.
– Наша цель, – начал он, – не доказать, что твой кузен не виновен в убийстве, а найти виновного. Наиболее логично было бы сначала изучить место преступления, но поскольку до утра это не представляется возможным, мы рассмотрим данные, имеющиеся в наличии. На первый взгляд, здесь замешаны, похоже, только двое – Рэднор и этот Моисей-Кошачий-Глаз, личность исключительно колоритная, – присовокупил Терри, в котором репортер на минуту возобладал над детективом.
Он умолк, изучающе разглядывая кончик своей авторучки, затем просмотрел разложенную перед ним пачку газетных вырезок.
– Теперь что касается Рэднора. Давай заглянем немного в его дело. – Бегло просмотрев одну из газетных полос, он бросил мне ее через стол.
– Вот вырезка из "Балтиморского Цензора", умеренно консервативного журнала. Что ты об этом скажешь?
Я взял ее и пробежал глазами. Заметка была датирована двадцать третьим мая, четыре дня спустя после убийства, и по сути своей ничем не отличалась от многих других статей, прочитанных мною на прошедшей неделе.
"В связи с сенсационным убийством полковника Гейлорда, чье тело несколько дней назад было найдено в Люрэйской пещере, штат Виргиния, не выявлено никаких новых улик. В настоящее время власти сходятся во мнениях, что преступление совершил сын погибшего. Обвиняемый ожидает суда в Кеннисбергской тюрьме.
Кажется невероятным, что человек, каким бы испорченным он ни был, мог хладнокровно совершить такое жестокое и противоестественное преступление, как то, в котором обвиняют Рэднора Гейлорда. Его деяние может быть оправдано лишь в свете его прошлого. Потомок одной из старейших семей Виргинии, наследник состояния и благородной фамилии, он всего лишь один из многих, кто продал свое первородство за чечевичную похлебку. Пьяница и мот, он прожигал свою юность в азартных играх и на скачках, в то время как порядочные люди с трудом добывали себе на пропитание.
Несколько раз Рэднор Гейлорд был лишен наследства и выброшен на произвол судьбы, но полковник Гейлорд, питавший слабость к своему младшему сыну, неизменно снова принимал его в дом, который тот опозорил. В конце концов, с лихвой исчерпав свое терпение, старик уперся и отказался удовлетворять неумеренные денежные запросы сына. Молодой Гейлорд, доведенный до отчаяния долгами, избрал наиболее очевидное средство получения наследства. Его роль в трагедии гибели полковника Гейлорда фактически доказана, хотя он настойчиво и демонстративно отрицает, что ему что-либо известно о преступлении. Он не может вызывать сочувствие. Каждый здравомыслящий человек в стране должен желать, чтобы правосудие свершилось, причем как можно скорее."
– Ну? – спросил Терри, когда я закончил.
– Это ложь, – пылко вскричал я.
– Вся заметка?
– Каждое ее слово!
– Слушай сюда, – промолвил Терри. – От меня бессмысленно скрывать положение дел. Конечно, этот отчет преувеличен, но на чем-то же он основан. Ты сказал мне, что не боишься правды. Так будь добр и скажи ее мне. Что за человек Рэднор на самом деле? Я должен это знать по нескольким причинам.
– Видишь ли, для юноши он и вправду порядочно выпивал, – признал я, – хотя и не в таких количествах, как об этом писали. В последнее время он и вовсе с этим завязал. Что касается азартных игр, у здешней молодежи появилась скверная привычка играть по-крупному, однако где-то в прошлом месяце Рэд и этим перестал заниматься. Иногда он ставил на одну из собственных лошадей из конюшни Гейлордов, но полковник делал то же самое, – в Виргинии это принято. Что же до того, что когда-то он был лишен наследства, то это ни что иное как газетная утка. Я ни разу не слышал ничего подобного, а соседи порассказали мне почти то же, что я узнал за последние несколько дней.
– Получается, его отец никогда не выставлял его из дома?
– Я об этом никогда не слыхал. Однажды он ушел из дома, потому что отец его оскорбил, но он вернулся обратно.
– Это было великодушно, – заметил Терри. – Тем не менее в целом, как я понимаю, отношения между ними были довольно напряженные?
– Временами, – признал я, – но последние несколько дней дела шли намного лучше.
– До вечера накануне убийства. Они тогда поссорились? И поводом были деньги?
– Да. Рэднор этого не скрывает. Он хотел, чтобы отец сделал относительно него некоторую оговорку в завещании но, ввиду того, что отец ему в этом отказал, они швырнули друг в друга парой крепких словечек.
– А также французскими часами, – вставил Терри.
Я не стал отрицать часы и Терри, задумчиво прикрыв один глаз, взвесил свой вопрос.
– А раньше Рэднор просил о чем-либо подобном?
– Мне об этом не известно.
– Тогда к чему такая просьба?
– Понимаешь, для молодого человека его возраста довольно унизительно зависеть от отца из-за каждого получаемого им цента. Полковник всегда давал ему денег в избытке, но он не хотел брать их таким образом.
– Как же именно он хотел их брать? – осведомился Терри. – Раз уж он был таким чертовски независимым, отчего же он не пошел работать, чтобы иметь какой-нибудь доход?
– Какой-нибудь доход! – Ответил я резко. – Последние три года Рэд управлял всей плантацией. Его отец стал слишком стар, чтобы заниматься делами, так что если бы Рэд не начал действовать, все давным-давно пошло бы прахом. Его постоянное жалованье составляло всего лишь пятьдесят долларов в месяц. По-моему, пришло время получить вознаграждение за свои труды.
– О, отлично, – засмеялся Терри. – Я просто задал вопрос. И если позволишь, я зайду чуть дальше: почему полковник Гейлорд отказался сделать оговорку в завещании в пользу парня?
– Он хотел держать его под башмаком. Полковник любил властвовать, он хотел, чтобы все окружающие зависели от его воли.
– Ясно! – произнес Терри. – В таком случае, у Рэднора все-таки была реальная обида… и в связи с этим последний вопрос. Почему он выбрал для своей просьбы именно это время? Ты говоришь, что последние три года он фактически заправлял делами. Почему он не хотел обрести независимость в прошлом году? Или почему не отсрочил свое желание до будущего года?
Я пожал плечами.
– Об этом тебе придется спросить у Рэднора. – У меня на сей счет были свои подозрения, но я не хотел затрагивать в нашей беседе имя Полли Мэзерс.
Терри смотрел на меня мгновение, ни слова не говоря, потом тоже пожал плечами и вернулся к газетным вырезкам.
– Я сейчас не буду углубляться в вопрос о связи Рэднора с призраком. Прежде я хотел бы обсудить его действия в день убийства. У меня имеется протокол свидетельских показаний со следствия, но он не настолько подробный, как мне бы того хотелось. Я бы хотел, чтобы ты привел детали. Во-первых, ты говоришь, что Рэднор и его отец не разговаривали за завтраком? А как они себя вели после вашего отъезда из дома?
– Оба, казалось, были в довольно приподнятом настроении, но я заметил, что они избегают друг друга.
– Хорошо, расскажи в точности, что вы делали по приезде в Люрэй.
– Мы оставили наших лошадей у гостиницы и около мили шли пешком по полям до самого входа в пещеру. Мы пообедали в лесу и около часа дня начали осмотр пещеры. Вышли мы в начале четвертого и пустились в обратный путь, полагаю, около половины пятого.
– Ты обращал за весь день внимание на Рэднора?
– Не особенно.
– Видел ли ты в пещере его либо полковника?
– Да, я почти все время находился с полковником.
– А Рэднор? Неужели ты его совсем не видел?
– Ах да. Помнится, однажды я беседовал с ним о каких-то сталагмитах причудливой формы. Понятное дело, что возле меня он не торчал, поскольку я был с его отцом.
– А когда вы с ним беседовали о сталагмитах… не было ли с ним в тот момент кого-либо еще?
– Кажется, там была мисс Мэзерс.
– И он нес ее пальто?
– Я не заметил.
– Во всяком случае, позже он оставил его в так называемой галерее с разбитой колонной?
– Да.
– Я вижу, – произнес Терри, просматривая печатный протокол судебного заседания, – что тут коронер спросил, не имеет ли Рэднор привычку относиться к пальто юных леди с пренебрежением. Это был более уместный вопрос, чем большинство заданных им вопросов. Так как? Было ли у него заведено пренебрегать пальто юных леди?
– Чего не знаю, того не знаю, Терри, – сказал я весьма запальчиво.
– Жаль, что ты не так внимателен, – отвечал он, – ибо, в общем, это важно. Но не беда. Я сам это выясню. Ты не заметил, когда он отделился от остальной группы?
– Нет, там была такая толпа, что я его не хватился.
– Прекрасно, посмотрим его показания. Он покинул вас в той самой галерее с разбитой колонной, никуда не сворачивая, вышел из пещеры, погулял с полчаса по лесу, после чего вернулся в гостиницу. Думаю, что "погулял" не совсем верное слово, но он, по крайней мере, употребляет именно его. Теперь, когда получасовая прогулка в лесу является неблагоприятным обстоятельством. Если бы из пещеры он пошел прямо в гостиницу, мы доказали бы его алиби без особого труда. А так получается, что после того, как остальные вышли из пещеры, у него была куча времени, чтобы вспомнить, что он оставил пальто, вернуться за ним, возобновить ссору с отцом и после трагического финала пойти в гостиницу, пока остальные члены группы продолжали блуждать по лесам.
– Терри… – начал я.
Он взмахнул рукой, выражая несогласие.
– О, я не утверждаю, что так все и было. Я просто демонстрирую, что гипотеза окружного прокурора имеет физическое основание. Давай посмотрим одним глазком на показания хозяина гостиницы. Когда Рэднор вернулся за своей лошадью, он выглядел разгневанным, возбужденным и словно торопился. Таковы слова хозяина, которые подтверждаются мальчишкой-конюхом и несколькими гостиничными зеваками.
– Он торопился – зачем? Потому что хотел исчезнуть до того, как вернутся другие. Находясь в лесу, он внезапно решил, – возможно, услыхав, как они смеются и разговаривают после выхода из пещеры, – что никого не хочет видеть. Он был в гневе – отметь. Все свидетели на этом сходятся, и мне кажется, что его действия сами за себя говорят. Он выпил два бокала бренди… кстати, насколько я понял, ты говорил, что он бросил пить. Он запугал мальчишку-конюха, осыпав его ругательствами за то, что тот не торопился. Когда лошадь пустилась вскачь, он хлестнул ее непонятно зачем. Домой он скакал в безумном темпе. Как мне дал понять Соломон, он не имел обыкновения жестоко обращаться с лошадьми.
– Так что же из всего этого следует? Перед нами молодой человек с огромным нерастраченным запасом вспыльчивости, склонный к безрассудству, имеющий самые дурные наклонности. Это ясно как день. Этот парень не совершал убийства. Человек, только что убивший своего отца, не стал бы кипеть от ярости, не важно, какова была побудительная причина. Его могут переполнять ужас, страх, раскаяние, – множество других эмоций, но только не злость. И потом, человек, совершивший убийство и намеревающийся позже это отрицать, не станет выражать свои чувства столь явным образом. Молодой Гейлорд никому не навредил, кроме как самому себе. Он впал в совершенное бешенство, но его не волновало, что кто-то об этом узнает. Свою агрессивность, как ты помнишь, он в основном излил на лошадь по дороге домой, а когда ты обнаружил его в летнем домике, его реакция была естественна. К вечеру он снова взял себя в руки и ему, видимо, было здорово стыдно за свое поведение. О том, что произошло, он не желает говорить по нескольким причинам. К счастью, Соломон не так щепетилен.
– Не понимаю, к чему ты ведешь, Терри, – произнес я.
– Неужели? – Осведомился он. – Вот так так, вовремя же я приехал! – Умолкнув, он нацарапал в своем блокноте одно-два предложения, потом поднял голову и рассмеялся. – Я не уверен, но, по-моему, у меня появилась приличная гипотеза. Утром мы наведаемся к мисс Полли Мэзерс и поглядим, не сможет ли она нам помочь.
– Терри, – запротестовал я, – этой девушке известно о деле не больше моего. Она уже дала свои показания, и я положительно не позволю употреблять ее имя в связи с этой историей.
– Не вижу, как ты сможешь это предотвратить, – последовал его невозмутимый ответ. – Если она в ней замешана, то ничего не поделаешь, и я тут ни при чем. А впрочем, не будем теперь ссориться по этому поводу – мы ведь идем к ней в гости завтра утром. – Он снова пробежал глазами газетные вырезки и добавил, – есть еще два момента, связывающие Рэднора Гейлорда с убийством и нуждающиеся в объяснении: отпечатки ног в пещере и спичечный коробок. Следы я пока откладываю в сторону, ибо сам я их не видел и не могу делать вывод, основываясь на показаниях с чужих слов. Но спичечный коробок может вознаградить за маленькое расследование. Я хочу, чтобы ты поведал мне, что конкретно произошло в лесу перед тем, как вы пошли в пещеру. Во-первых, сколько пожилых людей было в группе?
– Мистер и миссис Мэзерс, одна дама, которая гостила у них, и полковник Гейлорд.
– Насколько я понял, кроме Моисея там было еще двое слуг, которые помогали с обедом. Чем они занимались?
– Ну, точно я не знаю. Я не особо обращал на них внимание. Наверное, они принесли еду из гостиницы, собрали дрова для костра, а после сходили за водой на ферму.
– Но миссис Мэзерс, кажется, помогала зажечь костер?
– Да, они с полковником разожгли костер и поставили вариться кофе.
– А! – промолвил Терри с ноткой удовлетворения в голосе. – Дело начинает проясняться. Полковник Гейлорд обычно курил?
– Он выкуривал по сигаре после каждой еды.
– И не более того?
– Нет, доктор ограничил его. Полковник постоянно ворчал по этому поводу и вечно курил самую большую, самую черную сигару, какую только мог найти.
– А откуда он брал спички?
– Соломон приносил медный спичечный коробок с каминной полки в столовой, точно такой же, как он принес нам сегодня вечером.
– Следовательно, полковник Гейлорд не имел привычки носить спички в кармане?
– Полагаю, что нет.
– Мы можем с уверенностью предполагать, – проговорил Терри, – что раз уж эти двое занимались костром, то полковник стоял на коленях, складывая сучья, а миссис Мэзерс находилась подле него и отдавала распоряжения. Таково, по-моему, привычное разделение труда. Ну так вот, наступает момент, когда им нужен огонь. Полковник ощупывает карманы, обнаруживает, что спичек там нет и… что происходит?
– А происходит следующее, – вмешался я, – миссис Мэзерс поворачивается к нам, стоящим всей толпой в сторонке и разговаривающим, спрашивает, нет ли у кого спичек, и Рэд вручает ей свой коробок. Вот последнее, что об этом помнят.
– Вот именно! – сказал Терри. – И я думаю, что могу рассказать тебе остальное. Ты и сам понимаешь, что произошло. Миссис Мэзерс вернулась к месту, где они складывали костер, и полковник взял у нее спичечный коробок. Ни один мужчина не станет сидеть в стороне и наблюдать, как женщина разжигает спичку, – у него это получится намного лучше. В этот момент миссис Мэзерс, по ее собственному признанию, позвали, и она больше ничего не помнит про коробок. Ей кажется, что она его вернула. Почему? Для этого нет абсолютно никаких оснований, за исключением того, что ей свойственно возвращать вещи их хозяину. Хотя в сущности она этого на сей раз не сделала. Ее отозвали в сторону, и полковник разжигал костер сам. Он узнал коробок своего сына и положил его в карман. В другое время он, возможно, подошел бы к нему и вернул бы его хозяину, но не в тот раз. Они оба не разговаривали друг с другом. Позднее, во время потасовки в пещере, коробок выпал из кармана старика и превратился в самую опасную косвенную улику против его сына.
– В целом, – подытожил Терри, – я не думаю, что нам будет слишком сложно снять обвинения с Рэднора. Читая газеты, я пришел в отношении него к собственным выводам; дополнительные сведения, в которых я нуждался, мне удалось собрать из баек Соломона. А что касается тебя, – прибавил он, глядя на меня в упор с невозмутимой усмешкой, – мне кажется, что ты поступил мудро, решив стать юрисконсультом.
Глава XVIII
Терри делает вывод
– А теперь, – произнес Терри, закуривая новую сигару и после нескольких предварительных затяжек вновь принимаясь за работу, – мы рассмотрим дело Моисея-Кошачьего-Глаза. Кстати, великолепное имя и, по всей видимости, великолепный персонаж. Не моя вина, если нам не удастся слепить с его помощью великолепную историю. Лично ты, видимо, считаешь, что убил он?
– Я в этом уверен, – воскликнул я.
– В таком случае, – рассмеялся Терри, – я склонен считать, что он не виновен.
Я пожал плечами. Если будешь злиться, ничего этим не добьешься. Раз уж Терри решил отнестись к загадочному убийству, как к шутке, то сказать мне было нечего, хотя я право полагал, что он мог бы понять: для меня, по крайней мере, это серьезно.
– И твои подозрения основаны на том факте, что у него необычные глаза, так что ли?
– Не совсем.
– Тогда на чем?
– На том, что он участвовал в драке, окончившейся гибелью моего дяди.
– Ну, конечно, это звучит вполне убедительно… и в отношении отпечатков ног не произошло ошибки?
– Никакой ошибки, – оба негра Мэзерсов носили обувь, да и вообще, в пещеру они не заходили.
– В таком случае справедливо предположить, что в схватке участвовал Моисей. Был ли он единственным противником или там был еще третий, – сама пещера должна недвусмысленно прояснить события.
Терри поднялся, прошелся раз-другой по комнате, затем вернулся на место и взял одну из газетных вырезок.
– Здесь говорится, что были заметны следы ботинок двух разных людей.
– Это мнение шерифа, – ответил я. – Хотя лично я не мог разобрать ничего, кроме следов Моисея и полковника. Я все тщательно исследовал, но знаешь, там такая каша. Нельзя сказать ничего определенного.
Терри нетерпеливо бросился в свое кресло.
– Я должен был приехать на прошлой неделе! Парни, если бы я предполагал, что вы так основательно все запутаете, то я бы приехал. Вы, пожалуй, затоптали все вокруг настолько, что там не осталось ни одного исходного следа.