Вавилонская палочка
Комедия в 1 действии
ЛИЦА:
Порфирий Супермедикус - знаменитый врач.
Его ученики: Лумен, Меркурий, Фидус
Лаура - его дочь.
Люди сеньора Подеста.
Действие происходит на заре Возрождения в Северной Италии.
Декорация представляет сад за домом Порфирия. Грядки с травами, плодовые деревья. Справа - дом; видна дверь с двумя ломбардскими колонками, опирающимися на изображения аспида и василиска; над дверью арабские письмена. Слева забор с калиткой, ведущей в переулок. Глубь сцены занята разросшимися деревьями. Недалеко от входа в дом густолиственный старый каштан, под тенью которого стоит венецианское кресло, обложенное подушками с ковриком у ног. При поднятии занавеса Порфирий сидит на этом кресле, опираясь на костыль с причудливой костяной ручкой. Это глубокий старик, сгорбленный, желтоволосый, со слезящимися глазами и длинной, тоже желтеющей, уже седой бородой, падающей на грудь. На голове его черная бархатная шапочка с наушниками, одет он в длинную, ниже колен, широкую темно - синюю одежду, с рукавами до локтей, падающими с них длинными концами. Его худые руки охвачены другими узкими рукавами гранатового цвета. Вокруг шеи и рук белые полотняные отвороты. Тощие кривые пальцы, почерневшие от химической работы, унизаны тяжелыми перстнями с печатями. Тонкие ноги в чулках обуты в меховые туфли. На груди цепь из щитков мелких черепах, соединенных золотыми колечками. В движениях видна уже дряхлость. Но время - от - времени прорывается почти юношеская живость, пересекаемая однако жестами боли и немощи.
Опершись на ствол дерева, стоит Фидус. Это - Очень небольшого роста худой юноша, напоминающий хищную птицу. Желт, узколоб, горбонос, одарен кадыком. Из - под неряшливой шапки висит клок рыжих волос. Одежда темно - коричневого цвета грязна, колет открывает на груди и руках грубое пожелтевшее белье. Колени протерты. Движения его резки и угловаты. Говорит скрипуче, с трудом выбирая слова. В глазах странный огонек. Иногда, волнуясь, он заикается и хватается за горло. Его длинные пальцы часто дрожат.
Меркурий сидит на скамеечке. Он высок, смугл, улыбка показывает молочно - белые зубы меж черной бородой и усами. На нем щегольской бархатный берет. Черные волосы бахромой пущены на выпуклый лоб. Глаза темно-карие, насмешливые. Затянут в малиновый колет с широкими складчатыми рукавами, схваченными у кистей рук в щегольские годешосы голубого цвета. Руки довольно нежны, на пальцах перстни с рубином и камеей. На золоченом поясе бархатная сумочка.
Порфирий(Говорит складно и свободно, хотя в голосе слышится старческое дребезжание). Тивурций Варсавиензис рекомендует желчь лося, рода оленей, живущих в Сиберии… Но не так важен состав, как самая варка декокта. Не говоря о крайней тщательности при выборе дня и часа, для чего лучше посоветоваться со светилами, нужна огромная бдительность. Основа рецепта декокта идет от св. Иеронима и лишь слегка изменена в согласии с сарацинскими данными, почерпнутыми, вероятно, в исчезнувших ныне творениях Аристотеля. Но, как известно, именно против всего, чем св. Иероним изустным преданием одарил нашу великую науку, ополчается демон Кокодриллокефал, один из упорнейших и прилежнейших слуг Вельзевула. Стоит лишь опустить любую формулу, молитву, условленный жест, как Кокодриллокефал лишает декокт всякой силы, хотя с виду все остается как - будто неизменным. Так, однажды, сварив великолепный декокт Иеронима, я вдруг убедился, что он не вызывает никакого иного действия, кроме сильнейшего поноса. Долго я ломал голову… Пересматривал все 36 элементов его и всю процедуру. Я чувствовал, что тут замешан Кокодриллокефал, и молился св. Иерониму, дабы он вразумил меня относительно моего упущения. И святой пришел мне на помощь… Оказалось, что я варил декокт в кожаном поясе, меж тем как сказано: "Не употребляй в составе и процедуре ничего животного, кроме предуказанного". Демон сразу заметил пояс, поддерживающий мои панталоны, и истолковал его как употребление животного в процедуре. Его аргумент, очевидно, показался сильным и ангелам, охранявшим час, место и формулу: отсюда - понос.
Меркурий. Но по исправлении ошибки новый декокт опять исцелял все кашли?
Порфирий. Часто. Я не говорю всегда. Ибо исцеление зависит от тысячи причин, из коих не все исследованы. Самый кашель может происходить вследствие проникновения в тело паров: тело сыреет, и, судорожно сжимаясь, грудь стремится выдавить воду из пор плоти. Но бывает и так, что внутренний огонь пылает настолько, что заставляет обращаться в пар соки тела, каковые ищут исхода при посредстве кашля. Часто посторонний предмет застревает в дыхательном канале или попадает туда мошка, иногда даже незримая глазу, но щекочущая горло. Место мошки может занять порой какой-нибудь эльфоподобный маленький дух, прокравшийся, например, при зевоте во время молитвы или вообще проникший в разинутый и не перекрещенный вовремя рот. Декокт помогает во всех этих случаях. Но бывают осложнения. Бывает так, что святой патрон данного лица или его ангел - хранитель, рассердившись на субъекта, наказуют его приступами кашля. И здесь декокт стремится умерить кашель, но тогда святой патрон или святой ангел обращаются на небеса к блаженному Иерониму и говорят: "Отче благий, вот твоя микстура исцеляет недостойного, мною наказанного". И святой целитель говорит: "Да не будет!" Тут больного начинает мучить кашель пуще прежнего, и декокт обращается ему даже во вред. Quantum majus, - если прогневана святейшая Мадонна или кто-либо из высших небожителей. А так как редко случается, чтобы смертный не оказывался предметом гнева кого-либо из многочисленного хора присноблаженных, то ты понимаешь, насколько ограниченной оказывается восхитительная и непреодолимая целебная сила чудного сего декокта… Фидус, мне кажется, ты совершенно невнимателен…
Фидус. Я?.. Я слушаю…
Порфирий. Ты считаешь ворон! Ты дуешься на Лумена за то, что я люблю его, но я люблю его за знания, а знания даются вниманием и молитвой. Ты же останешься олухом, ибо уши твои - корридоры в пустой зал и в них вечный сквозняк.
Фидус. Что же мне слушать эти мелочи?
Порфирий. Мелочи? Меркурий, он называет это мелочами!
Меркурий. Не сердись, магистер, не волнуй себя; ты знаешь, как тонки стенки твоего желчного пузыря: приведя в волнение его содержимое, ты рискуешь вызвать прорыв и разлитие холерии по жилам, не говоря о том, что от сердящегося даже справедливо ангел отвращает покров свой, так что и справедливый гнев может перейти в греховный… Дети Ириды, многочадной супруги Асмодее, реют вокруг нас… Да хранит нас мадонна и святая Пациенция!
Порфирий. С удовольствием слушаю тебя, мой Меркурий… Ты говоришь как мудрец. Но, видишь ли, для многоученого доктора Фидуса декокт св. Иеронима от всякого кашля - мелочь. Есть отчего рассердиться! Попробовал бы ты сказать это Кокодриллокефалу, олух, - демону, которому сей декокт не дает ни минуты покоя, - он бы разъяснил тебе, какая это мелочь!.. И если завтра кашель станет душить тебя и красные глаза твои полезут на лоб, жилы надуются как веревки, грудь готова будет разорваться и в горле заклокочет пена с кровью и желчью, - тогда ты поговоришь о мелочи, завещанной святым отшельником и исправленной четырьмя арабскими мудрецами, в том числе самим Авиценной!.. Несчастный!.. Тогда ты станешь умолять меня дать тебе полкапли этой мелочи.
Фидус. Нет, магистер.
Порфирий. А что же? Ты умрешь как собака, захлебнувшись собственной мокротой?
Фидус. Нет, магистер.
Порфирий. Нет, нет… Бессловесное полуживотное!
Фидус. Я выпил бы твоей панацеи.
Порфирий(внезапно успокаиваясь и улыбаясь). А, хитрец, ты выпил бы моей панацеи! Но разве ты не знаешь, что ее надо принимать с постом и молитвой, во святой вере, и что малейшее сомнение губит ее эффект?
Фидус. Это-то я знаю. Я знаю также ее несложный состав… Я вытвердил все формулы, еврейские и арабские, которые надо произносить, собирая травы и дистиллируя элексиры… Я знаю также, что… что великий Супермедикус исцелил панацеей паралич торговца красным деревом, бессонницу сборщика соляной подати, подергивание руки у жены бочара Пепе… Ах, я знаю это… Но чего-то я не знаю еще… Да… или, вернее, я еще что-то знаю!.. Знаю, что мне никогда не сделать элексира панацеи… Никогда!
Порфирий. Конечно, потому что ты маловер.
Фидус. Не сварить мне его, хотя бы вера моя была широка как Средиземное море и высока как Альпы.
Порфирий (улыбаяс). Почему же? (подмигивает Меркурию).
Фидус(побледнев). А, ты делаешь знак етому франту! Ему-то ты рассказал все!
Порфирий(несколько нахмурившис). Что ты имеешь в виду?
Фидус. Ты хочешь знать?
Порфирий. Да, хочу, глупый человек.
Фидус. Хочешь?
Порфирий. Говори же, двуногий осел.
Фидус. Сказать?
Порфирий. Не истощай моего терпения!..
Фидус. Ты думаешь, что я глуп и ничего не понимаю…
Порфирий. Ты глуп, это так же несомненно, как неподвижность земли.
Фидус. Ты воображаешь, что я упьюсь твоими формулами, на которых я сломал себе язык?
Порфирий. Почтение к словам мудрых, квакающая жаба!
Фидус. Что я буду таскаться по ночам, указанным звездами, и, согнувшись крючком, искать травок, листиков и корешков?
Порфирий. К чему ты ведешь свою собачью речь, свиной огрызок?
Фидус. Нет, все это второстепенно… Есть что-то другое, дорогой магистер… Обманщик!
Порфирий(Взбешенный). Подойди сюда, сын ежа и вонючки, чтобы я тебя ударил костылем.
(Меркурий улыбается все время, не сходя с места).
Фидус(в страшном волнении). Га! Ты скрываешь от меня суть. Но я узнал, подсмотрел, подслушал, ибо, воистину, я хочу знать, хочу мочь!
Порфирий. Молчи!.. Закрой богомерзкую яму уст!
Фидус. Покажи мне палочку!
Порфирий(трясясь от гнева, поднимается со стула). Что? Ка… какую?
Фидус. Палочку! Вавилонскую палочку, которой ты мешаешь все твои варева и твою панацею!.. Ибо сила в палочке, истина, добро, здоровье, красота, счастье, - все в палочке, в вавилонской палочке!.. Покажи мне ее… ты ее показал Лумену, ты показал ее Меркурию… Я хочу видеть палочку!
Порфирий(садясь опять на стул а обращаясь к Меркурию). Ты слышишь?!
(Меркурий пожимает плечами).
Ты не увидишь палочки до конца дней твоих, как собственных длинных ушей, последняя из обезьян, ибо палочка - венец и награда и не дается дуракам.
Фидус. Да?
Порфирий. Довольно! Молчать!
Фидус. Она не дается дуракам? Хорошо… Что - ж? Хорошо… Я - дурак. Я молчу.
(Грызет ногти, дрожит).
(Из дверей дома выбегает Лаура, светлокосая девушка флорентийского типа, одетая в грациозное белое платье).
Лаура, Отец, Лумен вернулся! Чуть не весь город вышел ему навстречу, потому что пизанцы провожают его с музыкой: он исцелил у них немую дочь синьора Гамбакорта. Он исцелил ее твоею панацеей. Пизанцы хотят видеть тебя, они кричат: "Хотим видеть мудрейшего учителя мудрого ученика!"
Порфирий(поднимаясь с кресла). Вот это радость! О, я бегу, как мальчик… Не надо поддержки… Я готов отбросить и костыль… Он исцелил немую? Это достойно меня!.. Дочь самого Гамбакорты? Отлично… Я иду навстречу благородным пизанцам.
(Уходит с Меркурием. Его дочь хочет следоеать за ним, но Фидус преграждает ей дорогу).
Фидус. Девушка, отчего ты никогда не смотришь на меня?
Лаура(гордо пожимая плечами). Что - ж на тебе нарисовано?
Фидус. А на Лумене?
Лаура. Он сам лучше всякой картины.
Фидус. Га! Ты влюблена в него, Лаура? Ты вожделеешь к нему?
Лаура. Молчи! Не оскорбляй девушку, гад!
Фидус. И он льнет к тебе. Но ты знаешь почему? Быть может, ты воображаешь, что это ты нужна ему? Нет, ты нисколько не нужна ему… Он знает про вавилонскую палочку, которая припрятана в вашем доме и которой магистер мешает эссенции. Он знает ее волшебную силу, заключенную в ней еще пророком и чародеем Даниилом… О! Да, да! Я ведь знаю, я отлично слыхал все. У меня длинные уши, но зато они хорошо слышат.
Лаура. Пусти меня… Ты бредишь.
(Хочет пройти, гордо подняв хорошенькую голову и презрительно наморщив нос.
Фидус загораживает ей дорогу снова).
Фидус. Твой муж. получит палочку, вот почему Лумен льнет к тебе. Да, да, я слышал, - он говорил Меркурию со смехом: "Заполучить бы только палочку, а жену можно всегда запирать дома". Лумен - развратник, ему нужны девки со всего города. Хороший будет муж у тебя, нечего сказать!
Лаура. Все-то ты врешь и врешь глупо, не похоже на правду: Лумен живет как монах, а на меня молится как на мадонну.
Фидус(упрямо). Он хочет палочку, в ней истина и сила. Ради палочки все можно… Можно жить монахом… Можно не есть, не пить, не спать… Можно стать святым… Можно стать чортом, оклеветать, обворовать, убить… Потому что в палочке сила и истина, это знает и магистер… Без палочки все остальное не действует, а палочка действует и одна… Палочка…
Лаура. Прочь, ты мне надоел смертельно.
Фидус. А! Если бы хорошенький Лумен мог украсть палочку, он ушел бы из дому, даже не взглянув на тебя.
Лаура. Гном! Если бы Лумен хотел похитить палочку, - он давно бы мог это сделать.
Фидус. Ха - ха - ха! Он не знает, где она, - вот беда его.
Лаура. Он знает.
Фидус. Нет, нет… Он не подозревает… Лаура. Я двадцать раз давала ее ему по ночам, потому что отец прячет ее у меня. Вот тебе! Когда Лумен приходит ночью к моему окну и мы говорим с ним так задушевно, так тихо, так сладко, - он спрашивает иной раз у меня: "Дай мне палочку, я еще раз попробую прочесть эти письмена при свете нашей подруги - луны".
Фидус. О, хитрый вор!
Лаура. Если бы он был вор, - что стоило бы ему взять ее? Я при нем укладывала ее назад в мою шкатулку. Но она и так будет принадлежать ему, потому что я буду его женой, и это для него в миллион раз важнее, чем стать царем всего Вавилона.
Фидус(задумчиво). Что же, он прочитал письмена?
Лаура. Их никто не может прочесть, даже отец.
Фидус. Он спишет их, а в них-то и есть самая сила.
Лаура. Их нельзя ни запомнить, ни списать, они - как сумасбродное кружево.
Фидус. Почему же отец стал прятать у тебя палочку? Вот я и поймал тебя! Ты все лжешь! Отчего бы палочке быть у тебя?
Лаура. Отец прятал ее в тысяче мест, но ему приснился доктор Рожер, который подарил ему палочку, и указал на мою шкатулку как на самое безопасное место. Она у меня. Это все равно, как если бы она уже была у Лумена. Попроси он, - я бы отдала ему ее совсем. Видишь? (Надменно). Что ты понимаешь в любви! Молчишь? Пристыжен?
(Величественно проходит мимо нею налево. В то время как она почти подошла к калитке, последняя тихо открывается и на пороге показывается Лумен. Он белокур, волосы двумя волнами падают ему на плечи. Он похож на Рафаэля. На нем красивый колет с черными цветами по синему фону, его ноги стройны; на плечах плащ, на голове шляпа с шарфом, кониц которого падает на плечо, в руках длинная палка, через плечо кожаный мешок. Его желтые сапоги запылены. Увидя его, Фидус юркнул в дверь дома).
Лаура. Лумен!
Лумен(вяло). Я…
Лаура. Ты устал?
Лумен. Смертельно.
Лаура. Где?
Лумен(махнув рукой). Там…
(Подходит к авансцене и садится на кресло Порфирия. Сбрасывает мешок, плащ и шапку, бросает палку).
Лаура(На коленях около него). Поцелуй же меня.
Лумен(Целуя ее). Я устал, ненаглядная.
Лаура. Ты исцелил дочь Гамбакорты? (Он вяло кивает головой). Может быть, ты влюбился в нее? (Он тускло улыбается и гладит волосы Лауры). Нет?
Лумен(Нежно). Одну тебя, всегда!
Лаура(Целуя его руку). Милый… Всегда? Одну? Отчего же невесел?
Лумен. Отдохну - повеселею… Мысли бьются в моей голове… Чувства в сердце. Я так много узнал, обдумал, моя Лаура. Печалиться ли мне? Отчего мне как - будто тоскливо? Отчего мне почти страшно как - будто, моя дорогая? Разве догадка не осветила как молния мою голову? Разве эту молнию я не сумею остановить на моем небе, превратить в ласковое солнце на счастье себе и людям?.. И старому учителю тоже, уверяю тебя Лаура.
Лаура. О чем ты?
Лумен. Тс! Ты не поймешь этого, но учитель поймет, - он мудр.
Лаура. Что-то переменилось?!
Лумен. Что-то? Все, все! Сперва я испугался своей решимости… Самой мысли уже боялся, словно забеременел яйцом василиска. Тем более - дела, но сделал. И тогда страх мой ослепил меня на мгновение… На мгновение я почувствовал себя во тьме. И тут новый свет уже вечный. Тогда я опьянел от радости. Но теперь я устал. Однако радость бьется во всех моих жилах и скоро осилит усталость. Бьется и сомнение… Не в истине, но в учителе: в силе его духа.
Лаура. Но меня-то ты любишь?
Лумен. Больше жизни… Вас двух я люблю больше жизни, двух сверхчеловечески прекрасных дев, и я буду вашим мужем.
Лаура(Вскочив). Двух дев?
Лумен. Тебя и истину.
Лаура(Успокаиваясь). А, ну с нею я еще готова делить тебя, Лумен. Однако меня ты должен любит немножко больше.
Луменулыбается, целует ее в лоб, молчит.
(За сценой крики пение, музыка).
Лаура. Бежим туда!
Лумен. О, нет! Они надоели мне. Иди ты, помоги отцу вернуться. С ним ли Меркурий?