XII
Раннею весною Ипполит совершенно неожиданно получил выгодное предложение репетировать с двумя юношами в еврейском семействе, в большом приволжском губернском городе. Ему устроила это Соня.
Он быстро собрался. С отцом, сестрою и братьями простился сухо, как чужой. Ничего никому не сказал, торопливо пожал всем руки, но вернулся с лестницы, подошел к Варваре Сергеевне и сказал с угрюмою лаской:
- Мама, если ты что-нибудь про меня услышишь, знай, что правильно я делаю… Может быть, будут худо говорить, осуждать, а ты знай, что так было надо… Потому что…
- Почему, Ипполит? - с тревогой сказала Варвара
Сергеевна.
- Тебе, мама, не понять. Да это я так. Ничего особенного.
Ипполит уже снова схватил чемоданчик и быстро вышел в прихожую.
- Прощай, мама, - крикнул он и ушел.
Варвара Сергеевна долго смотрела на него с площадки лестницы, шептала молитвы и крестила мелким крестом постаревшей, дрожащей рукой.
Когда Ипполит спустился на два этажа, она пошла торопливыми шагами в кабинет Михаила Павловича, встала у окна и следила, как он вышел и пошел по двору. Крестила его в окно, шептала молитвы, жаждала, чтобы он оглянулся. Но он не оглянулся.
Слова Ипполита озаботили ее. Сама простая, не любила она никакой таинственности и загадок. "Может быть, потому так сказал, - думала она, - что никогда он у меня никуда не выезжал. Первое его далекое путешествие. Что же худого его может там ожидать? Что к жидам нанялся?.. Нет, не таков Ипполит, чтобы это беспокоило его… Да и жиды разве не люди?.. Господи! Помоги ему! Сохрани его от всякого прельщения дьявольского. Спаси и сохрани!".
Ипполит знал, что он едет вовсе не для уроков. Партия приняла его своим членом, и это наполняло сердце Ипполита гордостью. Ему казалось, что он и ростом стал выше, он не горбился, поднял голову, походка была легкой. Он член партии! Он даже не знал как следует, какие цели преследует партия. Ну, конечно: хорошие, гуманные, либеральные…
Соня, прощаясь с ним, сказала, что он должен беспрекословно повиноваться Юлии.
Ипполита возили к Бледному. По намекам Ипполит знал, что Бледный - террорист, вождь боевой дружины, и этот визит еще более поднял Ипполита в его личном мнении. Значит, и он… и он в боевой дружине. Музыка слов самого названия пленяла его. Он ожидал увидеть худое, загорелое лицо изголодавшегося рабочего, мрачный взгляд темных глаз, оборванный костюм, лохмотья, рисовал себе встречу в какой-нибудь норе, где-нибудь у Вяземской лавры, или в глухом переулке, на окраине города.
Абрам привез его на своем рысаке к Европейской гостинице.
- Мистер Джанкинс у себя? - спросил он у важного швейцара, стоящего за прилавком, за которым висели ключи. Швейцар посмотрел на ключи и сказал:
- У себя-с! Мальчик, проводи.
Мальчик в ливрее побежал впереди по мягким коврам и постучал у большого номера.
- Comme in, (Войдите …) - раздался голос по-английски.
Седой бритый англичанин встретил их. Абрам обратился к нему по-английски и просил сказать, что господин Бродович желал бы видеть господина Джанкинса по делу о поставке типографских машин.
Когда седой англичанин вышел, Абрам сказал Ипполиту: "Это его секретарь. Он не говорит по-русски".
Бледный принял их сейчас же. Высокий, отлично сложенный, мускулистый человек, прекрасно одетый, в домашнем пиджаке, встретил их на середине богато обставленного номера. Лицо у него было розовое, бритое, и трудно было сказать, сколько ему лет. Он был очень моложав и выглядел моложе Абрама.
- Вот товарищ, - сказал Абрам, - я привел нашего нового коллегу, готового вступить в боевую дружину.
Упорный стальной взгляд серых глаз Бледного устремился на Ипполита. Ипполит не выдержал его и опустил глаза.
- Сядем, товарищи… Курите!.. - сказал Бледный, протягивая коробку с папиросами.
Он говорил на прекрасном русском языке. Ипполит сейчас же почувствовал, что Бледный - русский, хорошо образованный и воспитанный человек.
Бледный говорил Ипполиту то, что он не раз слышал от Сони: о необходимости низвержения императорской власти в России. Он говорил, что убийство императора Александра II не дало желаемых результатов, покушение Шевырева и Ульянова на императора Александра III кончилось неудачей и разочаровало революционеров. Партия пришла к мысли, что прежде всего необходимо лишить правительство силы, вырвать у кого из рук аппарат власти.
- Пока в России сидит император, - четко и ясно говорил Бледный, - пока безотказно и точно работает аппарат самодержавной власти, мы ничего не можем достигнуть. Император Николай Павлович сказал, что Россия управляется столоначальниками и ротными командирами. Нам надо сделать своими столоначальников и ротных командиров, а все, что выше их, обезличить и застращать. Вы поступите в группу товарища Юлии. Уверяю вас, что при некоторой ловкости, уме и умении держать язык за зубами - это даже и не так опасно. Наши сановники любят бравировать храбростью, притом три четверти их слишком легко ловятся на хорошенькое личико и готовы идти на свидание хоть к самому черту на рога. Что же… очень рад… Очень рад…
Он осторожно расспросил Ипполита о его детстве, о семейных отношениях. И было видно, что он обо всем уже был отлично осведомлен и теперь только проверял то, что слышал, и хотел получить какие-то добавочные штрихи.
- Шефкелю, к кому вы едете, и его сыновьям вы можете вполне доверять. Они - наши. Там, где вам предстоит работать, в группе Юлии, будет много наших. Они вам помогут, когда будет нужно… И, конечно, товарищ, осторожность прежде всего! Помните: молчание - золото… От времен декабристов нас губил наш длинный язык… Ну-с, желаю вам полного успеха!
Бледный еще раз пытливо окинул с головы до ног Ипполита, протянул ему большую, породистую холеную руку, и Ипполит с Абрамом пошли из номера.
Ипполит шел домой как на крыльях. Точно его произвели в первый чин или навесили на него орден. Он значительно поглядывал по сторонам. Будто спрашивал встречных: "Знаете, кто я? Член боевой дружины! Член боевой дружины! Вот оно что!".
Жалел, что нет здесь Лизы и не перед кем ему похвастаться данным ему поручением.
Но нет-нет холодком пробегала по его телу жуткая, противная мысль, что, может быть, ему придется кого-то убить… Но он гнал ее от себя… "Бог даст, - думал он, - и без этого обойдется… Кто-нибудь другой, а не я!".
Но холодок все веял где-то в большой глубине, точно открылся там сквознячок, и оттуда задувало противным ледяным ветром.
XIII
Вторую неделю Ипполит у Шефкелей, и все было спокойно. Он успокаивался, внутренне согревался и, оставаясь гордым своим высоким назначением, не думал о том, что ему придется действовать.
По настоянию хозяина он изящно, по моде, оделся в темно-серый костюм и мягкую шляпу. По утрам он ходил на Волгу купаться со своими питомцами, потом в городском саду, под липой, занимался заучиванием неправильных глаголов или заставлял их читать вслух по-русски, выправляя им язык, сильно отзывавший жаргоном. По вечерам гулял по саду или по московской улице.
В субботу, когда весь город трепетал от колокольных звонов, в церквах пели "Хвалите", золотистая пыль стояла по улицам, пронизанная солнечными лучами, и лавки со стуком и грохотом запирали оконными ставнями, Ипполит после хорошей прогулки на лодке, загорелый, пыльный и усталый, возвращался домой.
Его удивило, что на окне его комнаты была опущена штора, а само окно закрыто. Ипполит помнил, что оставил окно открытым, штора была поднята. Никто, даже прислуга, в его комнату без него не входил.
Он поспешил к себе. Со света ему показалось в комнате совсем темно. Блестела металлическая крышка на чернильнице, на которую упал луч света сквозь щелку в портьере.
Ипполит подошел к столу и сейчас же остановился. Кто-то следил за ним от книжного шкафа. Ипполит вздрогнул и быстро обернулся. У книжного шкафа стояла Юлия.
Она была в изящном сером, дорожном костюме tailleur, в большой серой бархатной шляпе с широкими полями и длинными коричнево-серыми, пушистыми страусовыми перьями.
- Не пугайтесь, - сказала она. - Я не призрак… Не ожидали?
- Юлия!.. Нет… Я не испугался… - голос Ипполита дрожал. Он был сильно смущен и не знал, что делать.
- Ну… здравствуйте… Вот вы как живете? Очень мило… Она подошла к Ипполиту. Они поздоровались. Юлия села за письменный стол.
- Садитесь… Я к вам по делу… Когда-то вы говорили мне, что любите меня…
- Юлия!
- Я все помню… Вы говорили, что нет такой жертвы, какую вы не были бы способны принести для меня… Помните: вы молили только о том, чтобы я была ласкова с вами… Мечтали ли вы когда-нибудь, что я приду к вам вечером, одна… Останусь с вами в ночной тиши, и мы будем тихо-тихо говорить вдвоем…
- Юлия!.. Что это значит? Я не понимаю вас… Я не верю своим ушам… Юлия… вы?..
Ипполит бросился к Юлии и стал на колени у ее ног. Он хотел охватить ее талию, но она мягко отстранила его.
- Погодите… Прежде о деле.
- О деле, - вяло повторил Ипполит.
- Вы помните, что клялись Соне всем пожертвовать для блага народа, для общего блага.
- Я не отрекаюсь от клятвы.
Юлия мягко прикоснулась рукою к длинным волосам Ипполита.
- Милый юноша! Боитесь ли вы смерти?
- Я ничего не боюсь, - кинул Ипполит.
- А сила? Сила мужская, сила воли, готовность на подвиг есть ли у вас?
- Юлия, не томите меня. Я у ног ваших. Я раб ваш… Говорите! Приказывайте!
- О! Не так… Раб? Нет, Ипполит. Не раб, а господин… И исполнитель моих желаний.
Юлия нагнулась и поцеловала Ипполита в лоб. От нее нежно и томительно пахло духами. Раскосые, длинные, загадочные глаза светлыми зрачками впивались в душу Ипполита, и он чувствовал себя парализованным.
- Ну, довольно… - сказала Юлия, поднимаясь со стула и отходя в глубь комнаты. Встаньте и слушайте меня.
- Приказывайте, - вставая, сказал Ипполит.
- Это не я приказываю вам, но те, кто послал меня к вам ободрить вас и помочь вам.
- Кто? - тихо, но твердо спросил Ипполит. Юлия не ответила.
- Вы знаете здешнего губернатора? - спросила она.
- Да… Но я с ним не знаком.
- В лицо его твердо знаете?
- Да.
- Не спутаете ни с кем другим?
- Нет.
Голос Ипполита дрогнул. Юлия заметила, как побледнело его лицо.
- Милый… Не надо волноваться, - сказала она.
Ипполит тяжело вздохнул и бессильно опустился в большое кресло. Юлия опять подошла к нему, села на ручку кресла, мягко, кошачьим движением, обняла Ипполита за плечи и прижалась к нему.
- Ипполит!.. Есть миги… И стоит за них умереть! Сегодня… Сумерки и тишина… Завтра - подвиг… Послезавтра - смерть… А кто знает? Шаг за шагом идем мы вперед… Помните, у Абрама читали стихи:
Что мне она? Не жена, не любовница?
И не родная мне дочь, -
Так отчего ж ее доля суровая
Спать не дает мне всю ночь!..
Мы с вами счастливее тех… Мы насладимся радостями жизни в последний раз и потом смело пойдем на подвиг… Подайте мне мой несессер.
Ипполит принес ее красивый кожаный мешок, брошенный на кровати. Юлия медленно раскрыла его и вынула из него тяжелый, короткий револьвер. Ипполиту показалось, что дуло блеснуло каким-то страшным, точно живым огнем.
- Так отчего ж ее доля суровая
Спать не дает мне всю ночь!
тихо повторила Юлия.
- Ипполит, завтра царский день, и в городском саду гулянье, фейерверк и музыка до поздней ночи. Губернатор будет на гулянье. Вы подадите ему мою записку и вызовете его в глухую аллею, в другой стороне от Волги. Там есть калитка. Вы скажете, что я француженка, а вы мой брат. Да все равно… в записке написано все, что надо. Я на гулянье сумею обратить на себя его внимание… У калитки будет готов экипаж с одним из наших. Все дело в смелости. Когда он заговорит со мною, стреляйте в упор, в голову… Если схватят… скажете - заступились за честь сестры… Поняли?
- Юлия!.. - голос Ипполита дрожал. - Юлия!
- Ну - что?
- Нет… Ничего… Это я так… Вы говорите - стрелять в голову? Из этого револьвера?
- Да… В висок… Вот заграничные паспорта. Деньги… Все готово… Нас отвезут за две станции, мы захватим скорый поезд, в лесу переоденемся, там нас ждут. Платье сожгут. И за границу… До лучших дней, до полной победы!!!
- Стрелять?.. Мне… В губернатора?.. В губернатора?..
- Ну да… Да что с вами?
- Со мной… Ничего… Я готов… Конечно, я готов. Я даже горжусь этим. Но я слыхал… Мне говорили… Он гуманный человек, либеральных понятий… Его рабочие любят… Крестьяне хвалили… У него дочь барышня… Она обожает отца… Сын - мальчик, паж.
- Ну так что же?.. Не все ли равно?..
- Нет, я так… Убить, значит, его… Дочь… Сын паж…
- Бросьте! Не думайте об этом. Это подробности. Это вас не касается, вы сделаете свое дело. Свой долг. Долг!
- Но все это так неожиданно!
- Ипполит! Не будьте тряпкой! Я с вами… Я ваша! Не думайте о завтрашнем дне. Я с вами… И сегодня я вся, вся ваша!
Юлия порывисто подошла к Ипполиту, обняла его, прижалась лицом к его груди и заглянула ему в глаза.
- Ипполит! Вы не думали, что я такая?.. Вы никого не целовали раньше? Целуйте меня… Так! Крепче… Горячее!.. О… Что со мною. Вот так, так!.. Ах! Хорошо… О, да вы сильный… Тише, тише… Не мните костюма… Постойте… Я шляпу сниму… Уколетесь о булавку… Да погодите!.. Я сама!.. Закройте дверь… Так… Сегодня… Завтра подвиг… Вас не забудут!.. А сегодня - я ваша!..
Туман плыл перед глазами Ипполита, перед ним промелькнули душистые прозрачные кружева и обнаженное плечо. Бешеная страсть охватила. Как сквозь сон слышал он короткий смешок Юлии и между поцелуями ее быстрые слова:
- Ты не думал, что я такая?.. Не думал?.. Не мечтал… Помни: сегодня ты юноша, мальчик… Завтра - ты муж, обязанный на подвиг… Мы теперь связаны. Ты должен… Ты не думал… что я такая?..
XIV
Представление на открытой сцене окончилось. В круглой ротонде заиграли музыканты пехотного полка. В саду над рекой готовился фейерверк, и народ густыми толпами шел к реке.
Моложавый генерал в длинном белом кителе с Георгиевским крестом в петлице в сопровождении штатского в изящном чесучовом костюме шел по боковой аллее, направляясь к выходу.
- Ты говоришь, Александр Николаевич, - сказал генерал, - не знаешь ее.
- Уверяю тебя, ваше превосходительство, она первый раз в N-ске.
- Надо полицмейстера спросить.
- Избави Бог, ваше превосходительство. Спугнешь. Мы ее и так получим.
- Почему ты думаешь? - А костюм? Шляпа?.. Этот юноша при ней… Едва ли не кот по манерам. Хочешь, я его залучу. Мы его напоим, и он нам все выболтает. По-моему, просто кокотка на вакации.
- Mais elle est superbe… И, знаешь, в ней что-то такое… манящее… A? Tu comprends? (Но она великолепна… Ты понимаешь?..)
- Поужинать, во всяком случае, можно.
- Tu penses? (Ты думаешь?..)
- Ей-богу. Только деньгами пахнет.
- А не скандалом? Боже сохрани! Губернатор и вдруг… И так много лишнего болтают. Пойдут всякие истории… Еще теперь этот Мечислав Иосифович приехал… Везде шныряет… Все заговор какой-то ищет. Все вздор! Не правда ли… Tu penses? A?
- Ну, Мечислав Иосифович сам насчет клубнички не дурак…
- Какая тут, Александр Николаевич, клубничка… Все всем известно… Наши дамы… Ты знаешь, как я не люблю этих сложных интриг, разыгрывания романов, где не знаешь, близка развязка или нет. В Петербурге это как-то чувствуешь, а тут… Черт его знает что!.. Все помешаны на платонической любви… а на свиданье без панталон ходят.
- Шутник, ваше превосходительство.
- Постой… Это ее спутник. А красив?.. А?.. Адонис совсем…
Ипполит с запиской в руках подходил к генералу. Присутствие штатского спутника его смутило. Но сейчас же подумал: "Прочтет записку, останется один". Тяжелый револьвер в кармане стеснял его и дулом неприятно холодил ногу.
- Mon general, - начал он, - ma soeur… (Генерал… моя сестра…) - и протянул записку.
- Что? - хмуря брови, спросил генерал, - прошение?.. В канцелярию.
Ипполит молчал.
- Прочти. Са commence a etre amusant (Это становится забавным…) - сказал Александр Николаевич.
- Мы пока простимся. Ты отправляйся и, кстати, забери с собою Мечислава Иосифовича. Он мне сейчас совсем не нужен…
Генерал изящным длинным ногтем вскрыл конверт и, накинув на нос пенсне и подойдя к фонарю, начал читать. Он самодовольно усмехнулся и сказал: "Она права. Мы старые петербургские знакомые. Как я забыл!.."
- До свидания, - сказал Александр Николаевич и тихонько шепнул: - Ни пуха, ни пера.
- В беседке говорите, молодой человек… Я сам найду… Благодарю вас… Провожать меня не надо… Я знаю… знаю…
Штатский отошел, свернул в боковую дорожку… Пора… Юлия ждет… Ипполит неловко сунул руку в карман, прикоснулся к ручке револьвера и сейчас же выдернул руку, точно револьверная ручка обожгла его каленым железом.
- Я побегу предупредить, что вы идете, - сказал Ипполит и скрылся в кустах.
Юлия ждала его за павильоном.
- Ну… я не слыхала выстрела, - холодно сказала она… - Не нашел?
- Он идет сюда.
- Почему не стрелял?.. - настойчиво спросила Юлия.
- Юлия!..
- Почему не стрелял?.. А!.. Подлец!.. Мною воспользовался и размяк… слабая душонка! - дрожащим от ненависти голосом прошептала Юлия.
- Юлия… нервы… это минута… Пройдет… Он ничего не подозревает.
- Нервы!.. Девчонка!.. Дурак!.. Давай револьвер, - почти крикнула Юлия и схватила Ипполита за руку.
Ипполит неловко подал револьвер. Юлия спрятала его под мантилью.
- Застрелите меня… - бормотал Ипполит. - Я виноват… Но не могу в безоружного!.. Гадко!..
- Тебя самого бы стоило!.. Негодный мальчишка… Сопляк… - ругалась Юлия, быстро идя по дорожке. - Оставайтесь у павильона… О, гадость… И этого не умеют, - гневно прошептала она и вышла на освещенную луною аллею, по которой, беззаботно насвистывая, шел генерал.
Юлия решительно направилась ему навстречу. Ипполит видел, как она подала генералу руку, нагнулась к его уху, должно быть что-то шептала, взяла его под руку и опять заговорила ему на ухо. Генерал остановился, отшатнулся от нее, и в ту же секунду подле самого виска генерала метнулось яркое пламя, осветило зеленовато-бледное лицо с черными круглыми глазами, раздался выстрел такой громкий, что Ипполиту он показался громче пушечного. Ипполит бросился бежать и в несколько прыжков был у калитки.
Большой вороной рысак, запряженный в полуколяску, ожидал у калитки. Яркая луна синеватыми бликами лежала на его крупе и вдоль гладкой шеи. Блестели колеса и крылья, крытые черной лакированной кожей.
- А Юлия? - спросил кучер, натягивая вожжи.
- Сейчас… она… сейчас, - побелевшими, сухими губами пролепетал Ипполит.