Четырнадцать уцелевших командосов, среди них шесть серьезно раненных, были доставлены в штаб немецкого батальона в Эгерсунде. Здесь им устроили краткий допрос; они сообщили лишь имена, звания и номера. А затем из 280-й пехотной дивизии пришло распоряжение поступить с ними, как того требовал приказ Гитлера о командосах. Четырнадцать англичан были расстреляны в тот же вечер.
Их поспешная казнь вызвала возмущение гестапо. Рейхскомиссар Тербовен и глава гестапо в Норвегии генерал Редиесс немедленно пожаловались на действия командования пехотной дивизии. Вот что сообщал в телеграмме своему берлинскому начальству Редиесс:
20 ноября примерно в 3.00 пополуночи вблизи Эгерсунда разбился британский буксирный самолет и планер. Причины катастрофы еще не установлены. По всем данным, экипаж буксирного самолета состоял из военных, один из них был негр; все члены экипажа погибли. В планере было семнадцать человек, по всей вероятности агенты. Трое из них погибли, шесть получили тяжелые ранения. Команда планера имела большие запасы норвежских денег.
К сожалению, военные власти расстреляли уцелевших и теперь выяснение возлагавшихся на них задач невозможно.
Чтобы телеграмма возымела большее действие, начальник берлинского гестапо генерал СС Мюллер переслал ее в штаб Гиммлера. Военный губернатор Норвегии генерал фон Фалькенхорст вызвал к себе своих подчиненных и накричал на них за то, что они недостаточно внимательно прочитали последние слова гитлеровского приказа о командосах, требующие сперва допрашивать саботажников, а уже потом казнить. Фалькенхорст немедленно отдал приказ о передаче впредь всех захваченных лиц войскам безопасности, которые обязаны перед казнью производить допросы.
Новый приказ Фалькенхорста подоспел вовремя. Как раз днем 21 ноября немцы обнаружили второй британский планер. Как оказалось, он не упал в море, а сумел сделать вынужденную посадку в Южной Норвегии. О полете планера уже знали, так как служба немецких ВВС перехватила радиопереговоры "Галифакса" с Англией. Обнаружить планер помог случай. Полиция задержала троих командосов. Они-то и рассказали о месте вынужденной посадки планера, примерно в тридцати милях от Ставангера. По их словам, из шестнадцати человек часть погибла, а часть получила ранения. Командосы ошибались относительно посадки. Фактически их планер разбился на северном берегу фиорда Лизе, то есть более чем в сотне миль от Рьюкана и почти напротив электростанции Флёйрли, питавшей энергией Ставангер. Немцы прочесали район посадки и схватили оставшихся в живых командосов. Их постигла та же участь, что и команду с первого планера.
Но перед расстрелом их подвергли допросу. Через несколько недель Фалькенхорст доносил верховному командованию, что "допрос дал ценные сведения о намерениях врага". Вряд ли можно сомневаться в том, какими были эти сведения и к чему они привели. Достаточно сказать, что немцы оцепили и прочесали именно тот район, где намечалась высадка десанта. Англичан они там не обнаружили, но арестовали много норвежцев, у которых нашли оружие или радиоприемники.
Об этом же говорят и два других факта. Так, в письме генерала Радиесса в Берлин упоминаются "некоторые указания на то, что англичане придают особое значение исполнению своих планов уничтожить указанные сооружения". О другом факте писала газета "Тайме": в Лондон через Стокгольм дошли известия о том, что 9 декабря в Рьюкане немцы объявили ложную воздушную тревогу и двести солдат обыскали все дома, пока их владельцев держали в бомбоубежищах. По словам "Тайме", обыск длился пятнадцать часов, и все эти часы в городе царила атмосфера осадного положения.
А самым красноречивым доказательством осведомленности немцев о планах англичан явился личный визит рейхскомиссара Тербовена и генерала Фалькенхорста в Веморк на завод тяжелой воды. После визита высокого начальства гарнизон в Рьюкане получил новые подкрепления, а вокруг станции и завода начали создавать минные заграждения.
Так закончилась первая фаза атомной кампании - фаза, в течение которой каждая из сторон могла надеяться на неосведомленность другой о своих намерениях. После неудавшегося десанта немцы не могли не понять, что их работы известны союзникам. И, конечно, они должны были прийти к выводу, что и союзники ведут работы в том же самом направлении.
Атака на Веморк
1
Утром 20 ноября, то есть сразу же после катастрофической неудачи операции "Новичок", Лондон передал четверке из головной партии трагическое известие. В тот день ее командир Йене Поулссон записал: "Это был тяжелый удар". Теперь четверым норвежцам, затерянным в ледяной пустыне Хардангерского плато, оставалось лишь долгие недели ждать новой попытки высадить десант. Она могла быть предпринята не раньше следующего полнолуния.
В это же самое утро начальник норвежского штаба специальных операций полковник "Джек" Уилсон связался по телефону со штабом объединенных операций и выразил соболезнования. Но вспомнив, как отстаивали работники штаба объединенных операций "Новичка", Уилсон не удержался и сказал, что штаб специальных операций готов взяться за уничтожение Веморка. На другом конце провода его слова были встречены с нескрываемым облегчением. Уилсон тотчас передал об этом своему начальнику, главе штаба специальных операций генерал-майору сэру Колину Габбинсу. Габбинса возмутило самоуправство Уилсона, но вскоре он поддался уговорам Уилсона и согласился с ним.
И тогда же утром в штабе появился майор Тронстад с докладом о ценнейшей и подробнейшей информации, привезенной Вруном. Теперь они располагали общим планом завода высокой концентрации. Это сулило некоторые шансы на успех при использовании очень небольшой, но исключительно хорошо подготовленной диверсионной группы. Одной из важнейших подробностей явилось сообщение Бруна о никем не охраняемом и всеми забытом кабельном вводе, по которому диверсанты могли бы незаметно проникнуть в здание завода.
Доклад Тронстада пришелся как нельзя более кстати, и работа в штабе закипела. Вскоре же военный кабинет министров принял и одобрил план засылки небольшой диверсионной группы. Уилсон позвонил на военную базу норвежского отдела в Эйвимор и приказал одному из самых замечательных норвежских сотрудников лейтенанту Иоахиму Рёнебергу подобрать пять хороших лыжников. Всех их ожидало важное специальное задание.
А вечером полковник Уилсон, один из его офицеров и Тронстад выехали ночным экспрессом к Рёнебергу. Они рассказали ему о характере объекта (промышленная установка) и подробно проинструктировали о необходимой подготовке диверсионной группы.
Начались дни напряженной учебы. Всех членов группы готовили одинаково. Сперва была общевойсковая подготовка, а затем перешли к подрывному делу и обращению со взрывчатыми веществами. Практические занятия проводились на особом тренировочном полигоне штаба специальных операций. Здесь норвежцы на практике осваивали динамит, бездымный порох, тол, пластиковую взрывчатку, они обучались проделывать проходы в каменных стенах и в броневых плитах, учились рассчитывать нужное для этого количество взрывчатки. Они узнали, как обращаться с запалами и детонаторами, как изготовлять самим нужные заряды и мины-приманки. После окончания подготовки шестерка возвратилась в Эйвимор и вскоре они узнали о предстоящем деле.
Задание им сообщили в Лондоне. Здесь всю группу приняли представители Норвежского штаба обороны, который возглавлял генерал Ханстеен. Им рассказали об исключительной важности предстоящего задания и не скрыли от них жестокую неудачу, постигшую злополучный десант. Майор Тронстад, начальник IV отдела Норвежского штаба, занимавшегося разведывательными и диверсионными операциями, отдельно проинструктировал лейтенанта Кнута Хаукелида, в задачу которого также входило и создание подпольной военной организации в Норвегии.
Операция получила условное наименование "Ганнерсайд". Членов группы должны были забросить в одну из ночей в Норвегию. Здесь они должны были соединиться с четырьмя членами головной группы, а также с Эйнаром Скиннарландом. А потом всем вместе им следовало продвинуться к Рыокану и уже оттуда напасть на завод высокой концентрации в Веморке и уничтожить его. После диверсии лейтенанту Хаукэлиду и троим из головной группы предстояло остаться в Норвегии, а остальным под командой лейтенанта Рёнеберга - попытаться уйти в Швецию.
После получения задания десантников перевели в помещение школы специальной подготовки, школы № 17, откуда удалили весь прежний персонал. Поскольку для успеха операции десантникам необходимо было отлично изучать объект, в одной из хорошо охраняемых казарм на территории школы построили точный макет трех ступеней веморкского завода высокой концентрации. Разумеется, это оказалось возможным только благодаря тому, что и Тронстад, и Брун являлись авторами веморкского завода и располагали чертежами, добытыми Бруном. Однако шестеро норвежцев ничего не знали о Бруне. Они упорно и непрестанно отрабатывали технику закладки зарядов, тренируясь даже в полной темноте, и буквально на ощупь знали расположение оборудования. Члены шестерки часами изучали аэрофотоснимки завода и ущелья, в котором он расположен, стараясь запомнить мельчайшие подробности. И они сами приготовили два полных комплекта пластиковых зарядов и детонаторов. В каждом комплекте было по восемнадцать зарядов, то есть по одному на каждый из восемнадцати аппаратов. В конце года подготовка была завершена. Норвежцев перевезли в Кембриджшир, Отсюда им предстоял нелегкий путь на родину. Ждали только полнолуния…
2
Прошло более двух лет с тех пор, как профессор Гейзенберг был назначен научным консультантом Физического института кайзера Вильгельма в Берлине. Но цель, к которой стремились Вайцзеккер и Виртц, все еще не была достигнута. Только летом 1942 года им наконец удалось осуществить свой замысел. Они су-
Мели убедить руководство Фонда кайзера Вильгельма в желательности признания Гейзенберга де-факто. Однако существовали формальные причины, по которым осуществить это было невозможно. Дело в том, что Дебай, уже находившийся в то время в Америке, никогда не подавал прошения об отставке. Поэтому Гейзенберга назначили директором при Физическом институте кайзера Вильгельма. Это произошло 10 октября.
Теперь Гейзенберг всецело подпал под влияние двух физиков-политиканов, задумавших и совершивших "переворот". В то время жителям Германии почти на каждом шагу встречались буквы WHW - эмблема компании зимней помощи - Винтерхильфсверк, - многие из сотрудников Физического института язвительно шутили, что эти три буквы следует расшифровывать иначе: "Гейзенберг, зажатый между Виртцем и Вайцзеккером".
Разумеется, от доктора Дибнера постарались избавиться. Он был выдворен из института и переведен в исследовательский полигон в Готтове, где в то время уже начинали самостоятельно экспериментировать в области атомной физики. С самого своего создания Готтов предназначался главным образом для исследования взрывчатых веществ и имел прекрасное оборудование, замечательные мастерские и специальные боксы для испытания взрывчатых веществ.
Грызня между сторонниками Гейзенберга и армейскими физиками не ослабевала, и все, кто был не прочь извлечь выгоды из разлада и хаоса, воцарившихся в немецких атомных исследованиях, особенно рьяно поддерживали вражду. В этом свете весьма показательными являются характеристики в личных делах Дибнера и Гейзенберга, хранившихся в архивах Геринга. О Дибнере, например, говорится как о человеке, "который не способен выйти даже за рамки шаблонного технического образования", человеке, которому удается поддержать свой престиж, "только полагаясь на закон о сохранении государственной тайны". С точки зрения нацистов едва ли более лестно говорилось и о Гейзенберге: его называли "главным теоретизатором, который даже и в 1942 году превозносит датского полуеврея Нильса Бора, считая его великим гением".
Первый атомный котёл на окиси урана в Готтове
Надо признать, доктор Дибнер и в самом деле не являлся выдающимся физиком-теоретиком, и, действительно, он был специалистом куда меньшего калибра, чем Гейзенберг. Тем не менее Дибнеру были присущи хорошо развитое чувство здравого смысла и крепкая экспериментаторская хватка. И не удивительно, что в создавшейся обстановке Дибнер сам, не уведомляя о том Гейзенберга, начал экспериментировать в Готтове.
К этому времени все, что уже стало известно физикам, подтверждало, что наилучшей из известных является конфигурация послойного, чередующегося расположения в котле урана и замедлителя. Это положение, ставшее непреложным фактом после лейпцигского эксперимента L-IV, натолкнуло Дибнера на идею чередования не в двух, а в трех измерениях. Иначе говоря, он предположил, что чередование урана и замедлителя во всех трех измерениях окажется эффективнее послойного. А отсюда следовал вывод, что лучшей формой для уранового элемента является не плоская пластина, а куб. И надо признать, эта идея оказалась одним из самых значительных индивидуальных достижений во всем немецком атомном проекте.
Еще летом 1941 года в распоряжение Департамента армейского вооружения поступило достаточно большое количество окиси урана. И поскольку летом 1942 года все возможности получить металлический уран оказались для Дибнера закрытыми, он решил построить свой первый атомный котел на окиси урана, а в качестве замедлителя применить парафин. В Готтове для котла было построено специальное помещение из железобетона, а фирма "Бамаг-Мегуин" изготовила алюминиевый цилиндрический контейнер, достаточно вместительный для того, чтобы в нем, не мешая друг другу, могли работать несколько человек. Инженеры и техники из группы Дибнера принялись за дело. Они получили примерно такую же спецодежду, что и работники Вирусного флигеля, и в целях безопасности у каждого из них периодически проверяли кровь; последнее, как тогда считалось, помогало уберечь людей от чрезмерного радиоактивного облучения. Был разработан весьма остроумный метод, позволивший быстро, слой за слоем, укладывать в алюминиевом цилиндре некое подобие гигантских сотов из парафина, в каждой ячейке которых закладывался кубик из порошковой окиси урана. ("Ауэр гезельшафт" оказалась не в состоянии наладить серийный выпуск брикетированной окиси урана.)
Когда работа была завершена, в контейнере разместили 6802 кубика общим весом около 25 тонн, покоившихся в парафиновых сотах весом чуть менее 4,5 тонны; толщина парафиновых перегородок между ячейками была равна двум сантиметрам. Перед сборкой контейнер установили в бетонированном бассейне, и, когда она была завершена, бассейн заполнили водой, служившей отражателем и защитой. В толще реактора были прорезаны колодцы, через которые вводили источник нейтронов и различные измерительные приборы.
Результат этого эксперимента в Готтове можно считать отрицательным лишь постольку, поскольку количество нейтронов в реакторе не возрастало. Но зато было совершенно недвусмысленно показано преимущество кубиков перед пластинами. Первый секретный отчет Готтовской исследовательской группы Департамент армейского вооружения разослал в ноябре 1942 года.
