Узук торопливо поднялась и направилась к белой кибитке Кыныш-бай. По дороге её решимость несколько поубавилась, по всё же она нашла в себе смелости войти. в кибитку свекрови.
- Куда прёшься, бестолочь! - встретила её Кыныш-бай. - Убирайся с глаз моих, сгинь под землю!
- Я пришла посмотреть на своего сына, - сказала Узук, не рискнув, однако, пройти дальше порога.
- Какой у тебя может быть сын, потаскуха несчастная! Уходи отсюда и не смей больше приходить! Тоже нашлась мне тут с сыном!
- Довлетмурад-джан, сыночек! - позвала Узук. - Пойди ко мне, мой ягнёночек!
Мальчик равнодушно поднял голову, залопотал что-то своё и снова склонился над игрушками. Кыныш-бай злорадно хихикнула. Глаза Узук наполнились слезами, судорожное рыдание перехватило горло. Сквозь пелену слёз она пыталась рассмотреть своего сына, но всё расплывалось перед глазами, и колючий ком, застрявший в горле, мешал дышать.
Выплакавшись по дороге, Узук вернулась в свою кибитку. Там уже сидел, дожидаясь её, Аманмурад и улыбался. Боже милостивый, какая у него жуткая улыбка! Уж лучше бы скалил зубы, как голодный волк? У Узук обмякли ноги и бессильно опустились руки.
- Стели постель, - сказал Аманмурад, - спать ляжем.
Двигаясь как в полусне, она раскатала кошмы, бросила подушки и одеяло.
- Иди, ложись со мной, - позвал Аманмурад, раздеваясь.
Очнувшись от овладевшей ею прострации, Узук взглянула на мужа. В висках стучало - мысль билась в голове, как птица, ломающая крылья о прутья клетки,
- Ты полежи, - сказала Узук, даже не удивившись, что так ровно и спокойно звучит её голос. - Ты полежи, я на двор схожу…
Выйдя, она постояла у порога, прислушиваясь Сердце колотилось в груди неистово и жарко.
Свернув за кибитку, она снова послушала тишину перебежала сад. Прислонившись к старому урючному дереву, сняла ковуши, поддёрнула подол платья и припустила бегом в сторону города.
Она долго бежала, не оглядываясь, не чувствуя колючек, впивающихся в её ноги, и остановилась только тогда, когда огромная заноза чуть не насквозь проткнула подошву ноги. Охнув, Узук опустилась на корточки, нащупала конец занозы. Рванула, сжав зубы. Из раны хлынула обильная чёрная кровь. Узук размазала её ладонью по подошве и, выбравшись с целины на дорогу и прихрамывая, побежала дальше.
Дорога проходила возле развалин. Ночной порой этого места избегали даже мужчины. По слухам, в развалинах гнездилась всякая нечисть, поджидающая беспечных поздних путников, чтобы высосать из них кровь, вынуть живую человеческую душу и пустить её по ветру бесплотным воющим призраком. Это было страшно. Но измученная Узук не боялась нечисти страшнее всяких шайтанов и гулей были для неё родичи Бекмурад-бая. Они получше всяких вампиров умели высасывать из жил человека кровь и выпускать человеческие души.
Нервы Узук были напряжены до предела. И когда она, поравнявшись с развалинами, столкнулась лицом к лицу с человеком и узнала в нём Сапара - младшего брата Бекмурад-бая, то истерически захохотала, захлёбываясь потоком хлынувших слёз, и села на дорогу, бессмысленно хлопая по пыли руками.
Насторожившийся было Сапар отчаянно завизжал и кинулся с дороги по бахчам, петляя, как заяц. Он мчался, потеряв от страха голову, каждый взрыв смеха, доносящийся с дороги, подстёгивал его, как удар хлыста, он вскрикивал и прибавлял ходу.
Весь мокрый, без папахи, с вытаращенными остекленевшими глазами ворвался он к себе, переполошив всех домашних. У него долго допытывались, что произошло, пока он наконец обрёл возможность сказать, что встретил возле развалин гуля, что гуль гнался за ним, хохотал и свистел вслед.
Слушатели ахали, плевали за воротник, именем аллаха отгоняя нечисть. Аманмурад подозрительно смотрел на еле ворочающего языком брата.
- А ну, - сказал он, - поищите-ка эту бестолочь, куда она запропастилась!
Когда выяснилось, что Узук нет нигде, Аманмурад зло сказал:
- Теперь понятно, какого гуля встретил Сапар возле развалин! Пусть собираются все мужчины! Двое верхом - по южной дороге, двое - по северной. Только аул не переполошите, выезжайте тихо и пускайте коней за аулом! А остальные пойдут со мной к развалинам. Кто первый встретит её, пусть не дожидается остальных - нынешней ночью её должна поглотить земля, хватит с нею возиться!
А Узук продолжала свой путь. Она не поняла, почему от неё шарахнулся Сапар, чего он испугался, но раздумывать над этим не было времени. Узук устала и еле двигалась. Вдобавок начала сильно болеть пораненная нога - при каждом шаге острая боль ударяла, казалось, в самое сердце. Узук охала, но не останавливалась. Она не думала ни о чём, бежала, как раненный джейран от погони, повинуясь инстинкту самосохранении. Да и была ли разница между ней и джейраном? И между её преследователями и охотниками никакой разницы не было - как те, так и другие жаждали одного.
Со стороны аула послышался конский топот. Узук остановилась, прислушалась и поняла: погоня! Силы окончательно оставили её. Она села на краю дороги и закрыла лицо руками, бессильная перед безжалостным роком. Видно, не дано человеку бороться со своей судьбой…
Топот приближался. Узук вскочила, держась руками за голову, затравленно оглядываясь по сторонам. Удары конских копыт падали на неё, как раскалённые угли. Что делать, боже мой, что делать?!. Куда бежать, как бороться?… Надо бежать, бежать, пока в груди есть дыхание, надо прятаться!..
Узук метнулась направо, в заросли камыша и притаилась больно прикусив губу. Всадники проскакали мимо. Она перевела дыхание, ещё не веря, что случилось чудо и она спасена.
Вдали послышались перекликающиеся голоса. Нет чуда ещё не произошло! Опасность не миновала, самое страшное впереди! И Узук стала пробираться дальше в камыши. Наткнулась на заброшенный колодец, едва не свалившись в него. Стенки колодца были отлогими, густо поросли колючкой, камышом и лебедой. У молодой женщины мелькнула мысль спрятаться в колодец. Она уже раздвинула было заросли травы, но заколебалась, подумав о скорпионах и змеях, могущих найти себе здесь пристанище.
Пока она стояла в томительном раздумье, до неё донёсся голос Аманмурада:
- Окружите вон тот густой участок камыша! Идите навстречу друг другу, чтобы ни одна мышь мимо не проскочила!
Несомненно, он имел в виду те заросли, в которых пряталась Узук.
Узук била крупная дрожь, в глазах темнело. Ей чудилось, что она погружается в кромешную адскую тьму, где пет ни одной блёсточки света, только беспощадные ножи надвигаются со всех сторон, готовые впиться в трепещущее тело, искромсать его, искрошить в клочья…
- Не трогайте меня… не убивайте!.. - одними губами прошептала Узук. - Довольно, что вы лишили меня сына… Я хочу жить! Я не виновна… я абсолютно ни в чём не виновна… О всемогущий аллах, почему ты создал людей такими злыми? Почему одним дал силу, а другим - слабость?.. Нет, пусть лучше кусают меня фаланги своими ядовитыми зубами, пусть жалят змеи и скорпионы! Они - справедливее людей, ядовитыми создал их бог и они выполняют его предначертания. Кусайте, скорпионы, жальте меня, змеи!.. - Узук отчаянным рывком раздвинула заросли травы, села на край колодца и, ожидая самого страшного, скользнула вниз, в затхлое бездонное жерло.
Из всех охот самая азартная и злая - охота на человека. Она буйным хмелем погони за себе подобными волнует кровь, она отнимает у людей всё, полученное ими от тысячелетий эволюции, превращает их в лохматых пещерных пращуров.
Охотники, вышедшие на охоту за человеком, азартно осматривали каждый куст, каждую ложбинку. Они были возбуждены и кипели жаждой деятельности, жаждой преследования и убийства. Не все одинаково враждебно относились к Узук, но сейчас, попадись она им, ни один из них не задумался бы опустить свой нож раз, и два, и три.
Обнаружив старый колодец, преследователи сгрудились вокруг него, подзадоривая друг друга:
- Она в этом колодце сидит, это точно!
- Попробуй-ка залезть в него!
- Думаешь, не залезу?
- Посмотрю, какой ты смелый!
- Я бы залез, да всё это без толку. Разве женщина решится спрятаться в колодце, где полно всякой ядовитой твари?
- Она в её положении в змеиную пасть способна залезть!
- Вот ты и лезь сам, проверяй, если уверен, что она там сидит.
- Я не говорю, что уверен, я говорю, что могла.
- Что будем делать, дядя Аманмурад?
- Огниво есть у кого-нибудь? - спросил Аманмурад. - Надо камыш поджечь.
Огнива не оказалось. Выругавшись, Аманмурад велел одному из своих племянников сбегать за ним в аул. Парень охотно побежал, радуясь возможности устроить неожиданный фейерверк. Оставшиеся снова стали подтрунивать друг над другом:
- Кто смелый найдётся в колодец слазить?
- Ты, наверно, и есть самый смелый.
- А что, не полезу?
- Полезь!
- Не полезу?!.
- Полезь!
Подхлёстнутый общим вниманием, парень, цепляясь за кусты, стал осторожно спускаться в колодец.
Песок и камешки посыпались на голову Узук. Она сидела ни жива, ни мертва, сжимая костяную ручку ножа. Частой скороговоркой она шептала слова слышимые только ей одной:
- Не лезьте сюда… прошу вас, не лезьте!.. Я могу стать для вас и скорпионом, и змеёй и фалангой!. Я вас ужалить могу!.. Живыми не выпущу! Не дамся вам в руки живой!.. Не лезьте сюда!.. Прошу вас, не лезьте!..
Возле колодца послышался скользящий шорох. Люди, замершие в ожидании, услышали его явственно и громко и испуганно, шарахнулись в стороны.
- Эй, вылазь скорее! - крикнул один из них. - Тут змеи кругом ползают!
Парень, полезший в колодец, пулей вылетел обратно. Узук получила отсрочку до того, как вернётся побежавший за огнивом. А тогда враги её скроят ей огненное платье, и она наденет его - свой последний земной наряд. Что ж, значит так суждено, круг замкнулся - полыхающий, огненный круг, в котором исчезнут Берды и Довлетмурад, исчезнут птицы, деревья, луна, вся вселенная рассыплется каскадом ярких искр - и погаснет навсегда.
Зажав руки между колен, Узук сидела, боясь шелохнуться или громко вздохнуть. Что-то тяжёлое, холодное и живое перевалилось через её колено. Но она не испугалась змеи. Глазами, привыкшими к темноте, проследила, куда проползла змея, заметила вторую, свернувшуюся кольцом у самых её ног. Вот, подумала она, даже змеи приняли меня к себе и не кусают, а люди всё ещё ждут момента напиться моей крови. Мы ругаем змей, убиваем их, а они оказывается очень добры и приветливы. Что было бы, награди бог ядом Бекмурад-бая и ему подобных? Они отравили бы весь мир… Хвала тебе, о боже, что ты дал яд только скорпионам и змеям и не дал его Бекмурад-баю!
- Есть огниво! - закричал издали парень прерывающимся от бега голосом. - Сейчас устроим костёр!
Наскучившие ожиданием преследователи встретили его нетерпеливыми возгласами:
- Чего так долго ходил?
- Не выйдет! Я за огнивом бегал - сам поджигать буду!
В темноте послышался испуганный вскрик, плеск, бульканье, сдержанные ругательства.
- Что там случилось? - спросил Аманмурад.
Виноватый голос парня ответил:
- Кричат тут: быстрее, быстрее… Поскользнулся я, дядя Аманмурад, в арык упал…
- Ослиная башка! - с сердцем сказал Аманмурад. - Огниво намочил?
- Кажется, намочил немножко.
- А ну, дан сюда!.. Ничего себе немножко! Ишак, дурная мать тебя родила!
- Нарочно я, что ли, дядя Аманмурад? Сам вон весь измок! А вы ещё ругаетесь…
- Ладно, - остывая, сказал Аманмурад; он сообразил, что большое пламя горящего камыша привлечёт внимание аульчан, а делать этого он не хотел. - Ладно, пошли отсюда, а то до утра провозимся!
Никого здесь нет, успела, дрянь, удрать. Но ничего - не сегодня, так завтра попадётся, живой ей всё равно не быть!
Не говори: далеко, посмотри под ноги
Солнце палило немилосердно. И как всякому тирану, упивающемуся своей властью, одиночки не могли противостоять ему - деревья печально опустили пожухлые листья, пожелтели и поникли кустарники, полегла трава. Однако камыш - дружная рать закалённых воинов - не сдавался. Правда, его желтовато-серые листья немного поникли, но белые султаны метёлок покачивались гордо и независимо.
Стоял полдень, более немой и неподвижный, чем полночь. Всё живое замерло, попряталось в тень от разящих солнечных стрел. Затих птичий гомон, наполнявший воздух с раннего утра, укрылись в своих прохладных подземельях суслики. И только сердитые зелёные жуки-бронзовки пулями буравили воздух да серыми молниями мелькали юркие ящерицы.
На маленькой полянке, надёжно скрытой от посторонних взглядов в самой гуще камыша, сидел Берды. Его уже давно мучила жажда, но он сидел неподвижно, не делая даже попытки разыскать воду, которая несомненно, была где-то поблизости. Слово, которое он дал Узук пять месяцев назад, должно быть наконец выполнено.
На ветке одинокого дерева, стоящего наотлете от камышовых зарослей, висел белый, платок. Странно, что до сих пор Узук не заметила условного сигнала и не поспешила на его зов.
Берды не знал о событиях минувшей ночи, не знал, что тёмная волна злобы и разрушения вновь подхватила Узук на свой пенный гребень и понесла неведомо куда. Он не подозревал и о находящемся в нескольких десятках шагов старом, заброшенном, высохшем колодце, укрывшем Узук от погони. Вздумай он заглянуть в этот колодец, мучениям Узук пришёл бы конец, потому что она до сих пор не решалась покинуть своё убежище. Притерпевшись к своим невольным соседям, которые, кстати, после ухода преследователей куда-то расползлись, молодая женщина просидела в колодце всю ночь, то забываясь лёгкой дремотой, то вновь испуганно открывая глаза.
Её страхи, притупившиеся ночью, с рассветом усилились. Узук не без основания полагала, что Аманмурад может опять вернуться к этому колодцу и проверить его при дневном свете. Здесь-то он обязательно обнаружил бы беглянку. Следовало немедленно уходить отсюда. Но всё тело затекло от неудобного положения й не было сил двинуться с места.
Узук переменила позу и, положившись на аллаха, решила подождать ещё немного. Незаметно для себя она крепко уснула. Проснулась уже к полудню от дергаюшей боли в ноге. Невыносимо хотелось пить, но она не решилась выбраться наверх в такое время, когда возможность попасться кому-либо на глаза была наиболее вероятной. Выковыривая из стенок колодца камешки, она клала ил в рот. Они были прохладны и чуть соло-новаты. Жажда хоть и не отпускала, но становилась менее мучительной.
Знала бы она, что рядом с ней также изнывает от жажды Берды, прислушиваясь, не зашелестят ли камыши, пропуская лёгкую фигурку любимой! Она бы вылетела из колодца, как на крыльях, в один миг очутилась бы возле Берды, припала головой к его широкой груди, выплакала всё своё ночное отчаяние, всю боль.
Но знать этого она не могла и терпеливо дожидалась, пека стемнеет: по прохладе легче идти, в темноте легче укрыться от недоброго глаза.
Ждал и Берды. Вернувшись из Теджена и боясь, что какое-либо новое поручение опять не даст ему возможности встретиться с Узук, он направился прямо сюда, на условное место, привязал на ветку платок и стал ждать.
День постепенно угасал. Время от времени поглядывая на клонящееся к закату солнце, Берды грыз камышинку и думал. Мыслей было - море разливное, и он качался на волнах этого моря, как утлый челнок рыбака, заброшенный шквалом далеко от берега и не знающий, в каком направлении плыть.
Если бы меня не послали в Бухару, думал он, я давно вырвал бы Узук из лап Бекмурад-бая. Но, видать, не зря говорят, что чему быть, того не миновать, - не повезло нам в тот раз. Потом ещё этот сын ослицы подвернулся, Эзиз-хан! Сумеет ли Байрамклыч-хан схватить его? Если не сумеет, Сергей здорово рассердится, наверное опять пошлёт. Пусть посылает! Когда со мной будет Узук, я хоть к чёрту на рога пойду!.. Но - почему она не приходит? Не заметить платок не могла. Может быть, за ней слежку установили? Мало вероятного - нет для этого причин. Вернее всего, она лежит больная и не видит сигнала. Нужно узнать, что с ней случилось. У кого бы это лучше спросить?
Берды подумал, выбрался из камышей и зашагал по тропинке к мазару Хатам-шиха. На западе алела тонкая, как лезвие сабли, полоска заката, готовая вот-вот погаснуть, а восточный ветерок уже тянул за собой плотное покрывало сумерек.
И снова судьба подшутила над влюблёнными: Узук покинула своё убежище спустя всего несколько минут после ухода Берды. Если бы она предпочла южную дорогу, Берды, без сомнения, догнал бы её по пути к городу. Но она пошла по северной. И кто знает, что является для человека благом и что злом - именно по южной дороге направлялся в город Аманмурад, чтобы повидаться с Бекмурад-баем и поставить его в известность о случившемся.
Войдя в келью, Берды остановился на пороге. В полутьме маячили две сидящие фигуры, поспешно поднявшиеся при появлении гостя. Разглядев наконец, что это и есть. Габак-ших и Энекути, Берды поздоровался:
- Салам алейкум!
Габак-ших почему-то испугался и попятился назад. Энекути, напротив, с любопытством двинулась навстречу Берды.
- Алейкум… алейкум… Кто такой, не признаю?
- Не признали, так и не стоит узнавать, - не слишком вежливо сказал Берды.
- О господи, Берды-джан! - всплеснула руками Энекути. - Изменился-то как, возмужал, а голос прежним остался!.. Ишан-ага, - повернулась она к Габак-шиху, - ты ведь знаком с Берды-джаном! Он тот самый джигит, что, похитив Узук, увёз её в Ахал!.. Ай, молодец, Берды-джан! Я тебя сразу узнала… Проходи, проходи сюда, садись! Я чаю сейчас заварю… - Энекути суматошилась, будто и в самом деле встречала дорогого гостя.
Не двигаясь с места, Берды сказал:
- Чай сами пейте! И предупреждаю: если узнали меня, то теперь должны забыть! Понятно?
- Понятно, милый, понятно, - заторопилась Энекути-Только я не совсем пойму, что ты хочешь этим сказать…
- Понятно, понятно, - подал голос и Габак-ших, отошедший ещё дальше в глубь кельи.
- Ах, Берды-джан! - Энекути всхлипнула. Я ежедневно пять раз совершаю намаз и всё время прошу аллаха, чтобы он избавил от страданий Узукджемал-джан. Ишан-ага тоже молится и тоже просит. Но что поделать - не всегда просьбы людей выполняются… - Она притворно заплакала, прикрывая концом головного платка сухие глаза.
- Перестаньте плакать! - поморщился Берды. - Что случилось с Узук?
- Нету нашей Узук-джан, нету нашей газели!..
- Как нету? - у Берды сжалось сердце. - Умерла?
- Один аллах ведает, умерла или жива ещё… Пропала наша Узук-джан, исчезла, как звёздочка перед солнцем…
Берды облегчённо перевёл дыхание.
- Давно пропала?
- Ох, милый, не могу я тебе этого сказать, - Энекути шмыгнула носом, высморкалась в подол платья. - Сегодня одна женщина приходила к святой могиле, говорит: с прошлой ночи её нет. А другие говорят, что уже два дня как пропала. Что из этого правда, что неправда - понять не могу.
- И вчера об Узук говорили?
- Нет, Берды-джан, вчера словечком никто не обмолвился.