- Обо мне речь идёт, - признался Берды. - Дал я слово Узук, что отниму её у Бекмурад-бая, отомщу за всё. До сих пор моё слово - как эхо в пустом колодце, до сих пор не выполнил его. В Чарджоу в больнице лежал - всё время думал об этом. Умру, думал, от раны, так и останусь клятвопреступником. Однако не умер, выздоровел. Надо выполнять.
После продолжительного молчания Сергей сказал:
- Ты, конечно, прав, Берды, и дело твоё правое. Но так уж неумело устроен мир, что против правды обязательно стоит неправда, против справедливости - произвол, против радости - печаль. На две части разделены люди, и у одних неправое дело становится правым, жестокость облекается в халат справедливости. У других же наоборот, правда становится ложью, радость- горем, добро - несчастьем. Сила нужна, мой друг, силе надо противопоставлять силу - только тогда всё обретёт своё истинное значение!
- Разве мы сейчас не сильны?
- Мы сильны, мы победили, но уничтожить до конца стоящую против нас чёрную свору пока не в состоянии. Потому, брат, и слово твоё, данное Узук, остаётся только словом.
- Я бы уже выполнил его, - возразил Берды, - да вы же мне срочное задание дали.
- К сожалению, это так. Боюсь, что и сейчас тебе предстоит не менее срочное задание.
- А в чём дело?
Сергей коротко ознакомил Берды с создавшимся в Теджене положением и в заключение сказал:
- Придётся тебе, дружище, снова повременить с личными делами. Задача, которая стоит перед нами, первостепенной важности, и решить её надо во что бы то ни стало: нужно обезвредить Эзиз-хана!
Берды долго молчал, покручивая свои грозные чёрные усы, Потом спросил:
- Как обезвреживать станем? Вдвоём против его пятисот джигитов?
- По-моему, выход один: где слаба сила, там сильна хитрость. Мы с тобой пойдём простыми джигитами и Эзиз-хану, а уже на месте видно будет, что предпринять дальше. Ты - меткий стрелок, Эзиз-хан сразу возьмёт тебя, когда узнает об этом.
- Тогда и Дурды нужно взять - он ещё лучше меня стреляет.
- Возьмём и его, если потребуется.
Берды задумался, поглаживая и покручивая усы. Сергей заварил свежий чай, разыскал в шкафчике кое-какую закуску, а он всё думал. Наконец поднял глаза и решительно сказал:
- Ладно, сделаем! Только ты не должен ехать к Эзиз-хану!
- Это ещё почему? - удивился Сергей.
- Дело опасное. Насколько я понимаю, надо, идя на него, быть готовым к смерти.
- Ну и что же? Если придётся погибнуть, погибнем вместе. У меня одна голова, а у тебя две, что ли? Вместе пойдём и вместе действовать будем!
- Не пойдём! - упрямо сказал Берды и покрутил головой. - Нет, Сергей, вместе мы не пойдём! Не хочу я зря из-за тебя жизни лишаться прежде времени.
- Объясни свои слова!
- Ай, что объяснять, и так всё понятно. Русского Эзиз-хан не возьмёт? Не возьмёт. Значит как туркмен пойдёшь? Ладно, иди, ты по-нашему хорошо говоришь, не отличишь от туркмена. А когда спать ляжешь, тогда как?
- Не понимаю, - пожал плечами Сергей. - Причём здесь "спать"?
Берды улыбнулся.
- Ты во сне разговариваешь по-русски.
- А ты откуда знаешь?
- Сам слышал. Нина-джан мне говорила, И слова-то у тебя не простые, даже если не во сне. Скажешь что-либо о политике - сразу разоблачат. Вот потому и не надо тебе идти к Эзиз-хану.
- Чёрт его знает, может ты и прав, - задумчиво сказал Сергей. - На молоко дуешь - на воде обожжёшься. Скверно получается!
- Зачем скверно? - возразил Берды. - Я сделаю что надо!
- А справишься?
- Когда в Каган посылал - не спрашивал! - обиделся Берды. - Почему не справлюсь? Парней наших можно взять. Отобрать у них винтовки - и пусть идут, как дайхане, наниматься в джигиты. Помогут в случае чего.
- Можно, - подумав, сказал Сергей. - Хотя они здесь тоже нужны, но можно.
- Ты вот что, - Берды приподнялся, - ты мне Байрамклыч-хана дай! Пусть отберёт из числа всадников десяток верных ему людей и примкнёт к Эзиз-хану. От него большая польза может быть.
- Вреда бы не было, - усомнился Сергей. - Ты ему по-настоящему веришь?
- Я верю, что среди сухих дров и сырая палка пламенем вспыхивает!
- Как бы она не вспыхнула с того конца, за который держаться будешь.
- Если веришь мне, верь и ему! - твёрдо заявил Берды. - Я жизнью рискую, а не ты!
В глазах Сергея блеснул холодный огонёк.
- Ты меня не упрекай, что не рискую!
- Да я не то хотел сказать! - смешался Берды, почувствовав в голосе Сергея металлические нотки.
- Риск должен быть трезвым! - жёстко сказал Сергей. - В. омут головой и баран может броситься! Семь раз отмерь - потом режь!..
* * *
Войско Эзиз-хана пополнилось новыми джигитами. Ни оружием, ни одеждой, ни поведением они не отличались от остальных конников. Разве только избегали принимать участие в сомнительных развлечениях, время от времени устраиваемых скучающими воителями Эзиз-хана. Но даже и в этом они были не одиноки - немало дайхан, опоясавшихся саблей Эзиз-хана, сторонились его буйных головорезов.
Выполнить порученное дело оказалось труднее, чем это думалось вначале. Хан был осторожен, как старая лиса, побывавшая в двух капканах. Постоянно окружённый телохранителями, он казался недосягаемым. Берды терпеливо ожидал подходящего момента, чтобы схватить Эзиз-хана, но момент этот всё не наступал. По крайней мере, Байрамклыч-хан, которого Эзиз почтил своим доверием и которому таким образом выпала основная роль в предстоящей игре, в ответ на вопросы Берды только усмехался в усы, напоминая, что торопливость оправдывает себя лишь при ловле блох, но никак не при похищении хана.
Время шло.
Однажды Эзиз-хан, позвав к себе Байрамклыч-хана, вручил ему распечатанный конверт.
- Ты среди русских жил, понимаешь их язык - прочти-ка мне это письмо. Их язык, наверно, сам шайтан придумал, для мусульманина он не подходит.
Справедливости ради, Эзиз-хан мог бы сказать, что он вообще неграмотен.
Байрамклыч-хан взял письмо, бегло пробежал его глазами. Ничто не дрогнуло в его каменно спокойном лице, когда он начал читать вслух:
"Эзиз-хан Чапык, шлём вам горячий привет! Я радуюсь вашей славе. Мы уничтожили большевиков от Ашхабада до самого моря. На днях с десятитысячной армией двинемся в Мары. Долго задерживаться не станем. Захватив Чарджоу, пойдём дальше, за Аму-Дарью. Будьте готовы… Недавно мне стало известно, что к вам присоединился Байрамклыч-хан. Если так, то это очень хорошо. Он кадровый офицер, прекрасно знающий своё дело. Такие люди нам нужны. Удержите его у себя всеми мерами.
Полковник Ораз-сердар."
Пока Байрамклыч читал, Эзиз-хан не спускал с него прищуренных рысьих глаз. Но ничто в лице Байрамклыч-хана не говорило о его чувствах. Закончив читать, он протянул письмо Эзиз-хану.
- Не понимаю, почему господин полковник написал письмо по-русски и… зачем ему было так лестно отзываться обо мне.
- Ничего, ничего, это очень хорошо, что он написал такое письмо, - одобрительно сказал Эзиз-хан. - Рекомендация Ораз-сердара стоит десятка других… Садитесь. - Он налил в свою пиалу чай - знак почтения и уважения, - протянул её Байрамклыч-хану.
Они поговорили о новостях, сообщённых Ораз-сердаром, о будущих успехах его войск, а заодно и своих. Потом Байрамклыч-хан попросил разрешения уйти. Эзиз-хан милостиво попрощался с ним, однако попросил далеко не отлучаться: скоро должен собраться военный совет и присутствие на нём такого опытного офицера, как уважаемый Байрамклыч-хан, будет весьма желательным. Байрамклыч-хан спокойно кивнул: да, он будет на военном совете и по мере своих сил постарается оправдать рекомендацию полковника.
Берды, проведавший о вызове Байрамклыч-хана, ждал его с волнением. И едва тот подошёл, быстро спросил:
- Зачем хан вызывал? Какие новости?
- Плохие новости, - спокойно ответил Байрамклыч-хан, глядя на Берды в упор и поигрывая плетью.
- Нас касаются?
- Касаются и нас. Меня, в частности. Полковник Ораз-сердар прислал Эзиз-хану письмо, в котором сообщает, что я большевик и что меня следует немедленно расстрелять. Вот так!
- Эх, ты!.. - вздрогнул от неожиданности Берды. - Как же тебе удалось уйти? Или хан тебе поверил, а не Ораз-сердару?
- Он тени своей не верит, не только мне, - сказал Байрамклыч-хан. - Удача помогла. Письмо почему-то по-русски написано было, а личный толмач Эзнз-хана в отъезде, он и попросил меня прочесть.
- И ты прочитал?!
- Прочитал. Только там, где меня касается, по-своему прочитал.
- Ай, молодец! - восторженно воскликнул Берды. - Умная голова, сразу догадался! И голос у тебя не дрогнул?
- Нет, - усмехнулся Байрамклыч-хан, - не дрогнул.
- Неужели ты не волновался?
- Почему нет - волновался, только всякое волнение можно держать в узде, как норовистого жеребца,
- И не побледнел?
- Моему лицу бледность нейдёт - не заметна на нём.
- А я бы побледнел, - чистосердечно сознался Берды, с уважением глядя на Байрамклыч-хана. - Значит, всё в порядке?
Низкое закатное солнце высветило верхушки барханов, сделав их как бы прозрачными. По белесовато-голубому небу тихо скользили лёгкие невесомые облачка. Нагретый за день воздух был неподвижен, но в нём уже ощущалась вечерняя свежесть. Ничто в природе не предвещало грозы. Вечер был наполнен запахом саксаулового дыма и жарящегося мяса, спокойными голосами людей и негромким дружелюбным ржанием коней.
- Удаче редко сопутствует удача, - ответил Байрамклыч-хан на вопрос Берды. - Едущий в седле случая рискует спешиться посреди дороги. Завтра вернётся толмач, и Эзиз-хан обязательно даст ему прочесть письмо.
- Тебе нужно бежать сегодня же! - сказал Берды.
- Дело не только во мне. Эзиз-хан наверняка приметил всех, кто пришёл к нему в одно время со мной. Мой побег станет вашей гибелью..
- Но если мы уйдём все, значит задание останется не выполненным?.. Куда уехал толмач?
- Насколько я понял, в Теджен.
- Я этой ночью выйду на дорогу и буду ждать его, - сказал Берды. - И если встречу, дам прочесть письмо из дула вот этой винтовки! Ведь он может и ночью вернуться?
Забрав в кулак бороду, Байрамклыч-хан задумчиво копал песок носком сапога. Плеть в его опущенной руке нервно подрагивала.
- Я думаю, сделать надо так, - сказал он. - Твои парни пусть уходят немедленно. Один из них, кому больше доверяешь, скажет Совету, что в Ашхабаде переворот и Ораз-сердар с большим войском собирается идти на Мары. А сам карауль толмача. Дождёшься его или нет, но сюда не возвращайся, иди прямо в Мары.
- А ты? - вырвалось у Берды. - Как же ты?
- Я со своими людьми постараюсь завтра испытать своё счастье. Нас остаётся вполне достаточно для дела. Если же ждёт неудача, то… В общем, своё мнение я тебе высказал.
- Что ж, - подумав, сказал Берды, - я с тобой согласен.
Голому любой халат подойдёт
Прибывшая в Мары из Ташкента делегация во главе с наркомом труда Туркестанского края Павлом Герасимовичем Полторацким должна была направиться в Ашхабад. Однако после телеграфного разговора с руководителем ашхабадских контрреволюционеров Фунтиковым Полторацкий понял, что белогвардейцы готовят ему ловушку, и отказался от поездки. Делегация объявила себя штабом обороны Мары.
Взвесив сложившуюся обстановку, штаб решил, что наиболее целесообразным будет закрепиться в Байрам-Али, Начали готовиться к отходу, усложнённому саботажем железнодорожных служащих. Погрузив снаряжение и боеприпасы на арбы, колонна двинулась пешим порядком. Однако вскоре стало ясно, что таким образом до Байрам-Али не добраться - старые арбы, перегруженные сверх меры, ломались одна за другой. Полторацкий принял решение: вернуться в Мары и запросить помощь из Ташкента.
Была глубокая ночь, когда вернувшийся с одной из последних групп Сергей шёл по улицам ночного Мары. Он до того устал и был так подавлен неудачен, что почти не обращал внимания на окружающее. Сергей свернул на боковую улицу, машинально посторонился, пропуская идущую навстречу группу людей и вздрогнул, разглядев, что это идут под конвоем четверо его товарищей - членов Совета. Помочь им он был бессилен, только проводил глазами и, уже когда они прошли, испугался, что кто-то из них мог узнать и окликнуть его.
"Кто же из наших остался? - подумал Сергей, постепенно постигая всю серьёзность случившегося. - Неужто арестован весь Совет? А где же Полторацкий? Почему не было слышно боя?"
Вспомнив, что один из его товарищей живёт поблизости, Сергей торопливо зашагал к его дому. Подойдя, задержался, прислушиваясь. Это его спасло: двое с винтовками наизготовку вывели из дома хозяина. Через раскрытую дверь был слышен плач женщины и крики детей: "Папа!.. Папа, не уходи!.." С гулко бьющимся-сердцем Сергей прижался к дувалу, нащупывая в кармане наган. Мимо него, догоняя конвоиров, быстро прошёл высокий туркмен в лохматой чёрной папахе. Сперва Сергей подумал, что это один из мятежников, хотя лицо его показалось до странности знакомым.
- Куда прёшься, скотина немытая! - зло закричал, конвоир. - А ну, осади, пока цел!
В темноте блеснул красный огонёк, сухо треснул револьверный выстрел. Один из конвоиров упал. Второй, клацнул затвором винтовки, но выстрел туркмена опередил его.
- Беги! - крикнул туркмен арестованному. - В Байрам-Али беги! - и промчавшись широкими прыжками мимо Сергея, нырнул в тёмный переулок.
"Наши действуют! - удовлетворённо подумал Сергей. - Но как, однако, белые умудрились без боя занять город?" И словно в ответ на его мысли со сторону казарм Социалистической роты застучали торопливые выстрелы, послышалась скороговорка пулемёта. Сергей бросился туда. Не пробежал он и половины дороги, как навстречу ему попался один из членов Совета. На вопрос Сергея, что происходит, он, не останавливаясь, безнадёжно махнул рукой.
- Разоружили роту!.. Много наших погибло… Кое-кто бежал…
Сергей повернул назад.
* * *
Если миловать железнодорожный мост через Мургаб и пройти шагов двести в сторону вокзала, первым бросится в глаза здание, на вывеске которою изображены два льва: точно такие же, какие выбиты на иранских серебряных монетах - с мечом в лапе. Нарисованные яркой светлой краской, они стояли друг против друга, точно приготовившиеся к поединку бойцы.
Эю была самая знаменитая марийская чайхана "Елбарслы". Сюда шли в любое время дня и ночи, двери чайханы были гостеприимно распахнуты для любого желающего. В своё время под её сводами звучали песни, мелодии прославленных Агаджана-бахши, Шукура-бахши, Мухи-бахши, Карли-бахши, Нобата-бахши, Ораза Салыра и других. Однако голод семнадцатого года отразился и на чайхане - популярность её уменьшилась, реже стали заходить посетители и даже львы на вывеске поблекли и как будто похудели.
Высокий туркмен в чёрной папахе остановился у двери чайханы и прислушался. В чайхане было тихо - не слышались голоса посетителей, не звучала музыка. Прешли славные дни "Елбарслы", подумал джигит, однако придут снова. Будут когда-то опять светлыми тёмные ночи. И он решительно толкнул дверь левой рукой, не вынимая из кармана правую, сжимающую наган.
Его поместили в гостинице, расположенной во дворе чайханы. Несмотря на малолюдность чайханы, гостиница была полна, и гость некоторое время постоял на пороге своей комнаты, словно размышляя войти или нет. Войдя, он сбросил папаху, погладил ладонью бритую голову, сел и начал расшнуровывать чокаи.
Чайханщик принёс ему чай и еду. Поужинав, джигит собрался было раздеваться и укладываться спать, как в дверях появился незнакомый человек с реденькой неудавшейся бородой, торчавшей, словно щетина дикобраза, откуда-то прямо из шеи. Он вежливо поздоровался и спросил, найдётся ли возле джигита свободное местечко, чтобы переночевать одному человеку.
Джигит был, видимо, не очень расположен к согласию и не спешил с ответом, Появившийся чайханщик извинился, объяснив, что свободных комнат уже не осталось. Джигит промолчал, но возражать в данной ситуации было бы верхом невежливости.
- Кругом неразбериха, - сказал пришедший, усаживаясь на корточки. - Из Ашхабада, говорят, всё время войска идут. Зачем столько много войск, аллах ведает. Ночь на дворе, а на улице полно вооружённых людей.
- Много, говорите, вооружённых? - джигит поддерживал разговор с явной неохотой.
- Много, - подтвердил дайханин. - Слышно, бывшее правительство сбежало.
- Куда сбежало?
- Ай, откуда нам знать! Разве мы в состоянии разобраться в этом? Наверно, туда сбежало, где власти прочнее.
- М-да… - неопределённо произнёс джигит, присматриваясь к дайханину и пытаясь угадать, что это за человек. - А вы сами-то что припозднились? Откуда прибыли?
- Из Ахала мы, - охотно ответил дайханин.
- А зовут вас как?
- Мы не такие уж известные люди - Нурмамедом зовут.
- Вероятно, торговать приехали в Мары?
- Мы к торговле никакого отношения не имеем, - сказал Нурмамед. - Так просто приехал- погулять, посмотреть…
- Что ж, это тоже неплохо. Мёртвые спят, живые путешествуют. Если есть возможность, почему бы и не погулять.
- Конечно, - согласился Нурмамед. - А вас, извините, как зовут? Говорят, один раз повстречался - знакомый, два раза - родственник. Может доведётся ещё раз где встретиться.
Джигит чуть было не ответил: "Меня зовут Клычли", но вовремя спохватился.
- Мы тоже люди мало известные. Меня Аманом зовут. Из Теджена свояк должен был приехать. Однако поезд задержался, вот и пришлось в чайхану идти. А вообще-то я не из тех людей, что ночуют в городе.
Нурмамед согласно кивнул, снял папаху, положил её аккуратно рядом с собой, прилёг, подсунув под локоть подушку.
- Сейчас в городе особенно беспокойно. И поезда нормально не ходят, оттого и задержался ваш свояк. На поездах нынче, наверное, только военных и возят, а в сторону Байрам-Али вообще, кажется, путь закрыт.
Прощупывая Нурмамеда, Клычли спросил:
- Значит, говорите, просто погулять в Мары приехали?
- Так, братишка Аман… Ты, видимо, годишься мне в братишки?
- Видно, так, коли вы говорите.
- И погулять я приехал… А если правду говорить, причина была. Племянник у меня тут - разыскать его хотел..
- Не удалось разыскать?
- Нет, не удалось. Думаю, что его уже в живых нет, убили, наверное.
- Разве у него кровник был?
- Не то, чтобы кровник, но, пожалуй, пострашнее кровника враг, - вздохнул Нурмамед.
- Кто же это такой страшный?
- Бекмурад-бай, братишка Аман, вот кто.
- Погодите, а племянника вашего как зовут? - насторожился Клычли и, услышав имя Берды, еле сдержал изумлённое восклицание. Так вот, значит, кто этот Нурмамед! Это дядя Берды, у которого тот прятал свою Узук, когда сбежал с нею от ишана Сеидахмеда! Клычли захотелось открыться перед Нурмамедом, но, подумав, он решил, что это успеется. Кто его знает, что представляет из себя дядя Нурмамед в настоящее время. Вчера он молился одному богу, сегодня, может быть, молится другому. Да и вообще пет резона называть себя первому встречному - излишняя доверчивость и добру не приводит.
- Вы давно из Ахала? - спросил Клычли.
- Да уже дней пять, - отозвался Нурмамед. - В Карабата останавливался. Днём туда войска прибывать стали. Думал, знакомых, может быть, встречу, вот я пошёл сюда.
- Не встретили?