ТУЧА
Ходит туча в синем небе,
Смотрит туча мрачным взором,
На груди покоя гром.
"Где бы лучше, - молвит туча, -
Мне расстлаться в синем небе
Молньеблещущим ковром?"
Видит море. Черным валом
Плещет море в дальний берег,
Ходит белою грядой.
"Разостлалась бы над морем -
Не спалить мне синя моря,
Не зажечь волны седой".
Туча дальше. Столп гранита,
Подпирая сине небо,
Опоясан бездной вод.
"Раздавила б, растопила б
Я Атланта. Но, могучий,
Он разрушен - не падет".
Туча дальше. Тучны нивы
Дышат грудью золотою,
Блещут бисером росы.
"Не над ними грому грянуть!
Пища червя - им ужасен
И ничтожный взмах косы".
Ходит туча в синем небе,
Смотрит туча мрачным взором,
На груди колебля гром.
"Где бы лучше, - ропщет туча, -
Мне отгрянуть в синем небе
Разрушительным ядром?"
Видит царство. Город пышный,
Семь холмов собой раздвинув,
Три реки сплотил собой.
Шпицы башен блещут в солнце,
Будто горы - медны стены
Вьются длинною трубой.
Пышность зданий, блеск уборов,
Шум движенья, говор людства,
Гром тимпанов и мечей.
Стала туча. Дышит гневом.
Меркнет солнце от движенья
Мрачно-огненных очей.
"Расстелюсь я над холмами,
Я всколеблю ось земную,
Я разрушу пышный град!"
Но могуща сила веры:
Дряхлый старец слабой дланью
Двинул грозную назад!
1835
НОЧЬ
Лежала тьма на высях гор;
В полях клубился мрак унылый;
Повитый мглой, высокий бор
Курился ладаном могилы.
Лениво бурная река
Катила в море вал гремучий,
И невидимая рука
Сдвигала огненные тучи.
Не холнет ветр в тиши ночной;
Не дрогнет лист немой дубравы;
Лишь изредка в чащи лесной
Сверкнут глаза звездой кровавой.
Лишь изредка косматый зебрь
В трещобу дальнюю промчится,
И отзовется гулом дебрь,
И след волною заструится.
Но снова прянет тишина!
И мрак, печальный спутник ночи,
Крылами радужными сна
Смежает дремлющие очи.
1835
ДУБ
На стлани зелени волнистой,
Под ярким куполом небес
Широко веет дуб тенистый -
Краса лесов, предел очес.
Он возрастал в борьбе жестокой,
Он возмужал в огнях грозы
И победителем высоко
Раскинул гордые красы.
Он видел бури разрушенья,
Громады, падшие во прах,
И праздник нового рожденья,
И жизнь в торжественных венцах.
Но никогда, богатый силой,
Он не склонялся пред грозой,
И над дымящейся могилой
Он веял жизнью молодой.
Не раз орел небес пернатый
Венчал главу его крылом,
Внимал бессильные раскаты
Над гордым гения челом.
Как он велик, могучий гений,
Властитель трепетных полей!
Он бросил в них державно тени
И поглотил весь свет лучей.
Теперь в нем дремлют мощь и сила!
Грозы мертвящая рука
Давно уж меч свой притупила
О грудь стальную старика.
Но что? ужель боец надменный
Умрет в недеятельном сне
И червь, точа во тьме презренной,
Его разрушит в тишине?
О нет! Иное назначенье!
Он должен рухнуть под косой,
Чтоб снова праздновать рожденье,
Чтоб снова ратовать с грозой.
Гремит волна, рокочут тучи,
И вот, как феникс, окрылен,
Из края в край кормой летучей
Бесстрашно бездны роет он.
В пучине влаги своенравной
Он вновь открыл избыток сил,
И вновь орел самодержавный
Его чело приосенил.
1835
ТИМКОВСКОМУ. НА ОТЪЕЗД ЕГО В АМЕРИКУ
Готово! Ясны небеса;
В волнах попутный ветр холмится,
И чутко дремлют паруса,
И гром над пушкою дымится.
Бокал! Бокал! Пускай струя
Сребристых вод донских пред нами
Горит жемчужными огнями
И шумно плещет чрез края.
Ударив дружно руки в руки,
Мы усладим прощальный час
И горечь долгия разлуки,
Судьбой положенной для нас.
К чему роптать? Закон небесный
Нас к славной цели предызбрал,
И он же нам в стране безвестной
Ту цель в рассвете указал.
Какая цель! Пустыни, степи
Лучом гражданства озарить,
Разрушить умственные цепи
И человека сотворить;
Раскрыть покров небес полночных,
Богатства выспросить у гор
И чрез кристаллы вод восточных
На дно морское кинуть взор.
Послушать тайные сказанья
Лесов дремучих, скал седых
И вырвать древние преданья
Из уст курганов гробовых;
Воздвигнуть падшие народы,
Гранитну летопись прочесть
И в славу витязей свободы
Колосс подоблачный вознесть.
В защиту правых, в казнь неправым
Глагол на Азию простерть,
Обвить моря, орлом двуглавым
И двинуть в них и жизнь и смерть.
Такая цель! Мой друг, ужели,
Себе и чести изменив,
Мы отбежим от славной цели
И сдержим пламенный порыв!
Ужель, забыв свое призванье
И охладив себя вконец,
Мы в малодушном ожиданье
Дадим похитить свой венец?
Нет! нет! Пока в нас сердце дышит, -
Пока струится жар в крови, -
Ничто, ничто да не подвижет
Святой и доблестной любви!
Сомненья робкие подавим,
Явим величье древних дней,
И козням зла противпоставим
Всю силу твердости своей.
Великим трудностям - терпенье;
Ошибкам - первые плоды;
Толпе насмешливой - презренье,
Врагам - молчанье и труды.
Желанье славы есть уж слава;
Успех достойно превознесть;
Но кто ж дерзнет исхитить право
Героя падшего на честь?
Но кто ж дерзнет клеймом бесчестья
Его паденье запятнать,
И в то же время низкой лестью
Успех злодейства увенчать?
Влеченью высшему послушны,
Мой друг, оставим малодушных
С их целью жизни мелочной,
С самолюбивым их расчетом -
Изнемогать под вольным гнетом
И смыться темною волной.
Не охладим святого рвенья;
Пойдем с надеждою вперед.
И если… пусть! Но шум паденья
Мильоны робких потрясет.
1835
ЖЕЛАНИЕ
Чу! Вихорь пронесся по чистому полю!
Чу! Крикнул орел в громовых облаках!
О, дайте мне крылья! О, дайте мне волю!
Мне тошно, мне душно в тяжелых стенах!
Расти ли нагорному кедру в теплице,
И красного солнца и бурь не видать;
Дышать ли пигаргу свободно в темнице,
И вихря не веять и тучи не рвать?
Ни чувству простора! Ни сердцу свободы!
Ни вольного лёту могучим крылам!
Все мрачно! Все пусто! И юные годы
Как цепи влачу я по чуждым полям.
И утро заблещет, и вечер затлеет,
Но горесть могилой на сердце лежит.
А жатва на ниве душевной не зреет,
И пламень небесный бессветно горит.
О, долго ль стенать мне под тягостным гнетом?
Когда полечу я на светлый восток?
О, дайте мне волю! Орлиным полетом
Я солнца б коснулся и пламя возжег.
Я б реял в зефире, я б мчался с грозою
И крылья разливом зари позлатил;
Я жадно б упился небесной росою
И ниву богатою жатвой покрыл.
Но если бесплодно страдальца моленье,
Но если им чуждо желанье души, -
Мой гений-хранитель, подай мне терпенье,
Иль пламень небесный во мне потуши!
1835, октябрь
ПЕСНЯ ОТРОКА
(из либретто оперы "Страшный меч")
В небе морок, в сердце горе!
Что мне делать? Как мне быть?
Я пойду ль на сине море
С ним кручину разделить.
Там на береге зеленом,
Над широкою волной,
Поклонюсь ему поклоном
И спрошу его с тоской:
"Море! Море! Ты волнами
Весь мир божий обтекло;
За какими берегами
Вечно на небе светло?"
1835
ПЕСНЯ СТАРИКА ЛУКИ
(Из драматической повести "Фома-кузнец")
Вдоль по улице широкой
Молодой кузнец идет;
Ох, идет кузнец, идет,
Песню с посвистом поет.
Тук! Тук! Тук! С десяти рук
Приударим, братцы, вдруг.
Соловьем слова раскатит,
Дробью речь он поведет;
Ох, речь дробью поведет,
Словно меду поднесет.
Тук! Тук! и пр.
Полюби, душа Параша,
Ты лихого молодца;
Ох, лихого молодца,
Что в Тобольске кузнеца.
Тук! Тук! и пр.
Как полюбишь, разголубишь,
Словно царством подаришь;
Ох, уж царством подаришь,
Енералом учинишь.
Тук! Тук! и пр.
1835
"Вступая в свет неблагодарный…"
Вступая в свет неблагодарный
И видя скорби, я роптал;
Но мой хранитель светозарный
Мне в утешение сказал:
"Есть два сопутника меж вами,
Они возьмут тебя в свой кров,
Они усыплют путь цветами,
Зовут их - дружба и любовь".
И я с сердечною тоскою
Пошел сих спутников искать…
Один предстал ко мне с тобою,
Другого, может, не видать.
1835
СЕМЕЙСТВО РОЗ
Элегия
на смерть двух девиц-сестер, которые утонули в Неве. Одна из них была уже помолвлена
Видали ль вы в долине сокровенной,
В тени склонившихся над озером берез,
Могильный холм - приют уединенный
Семейства мирного пустынных милых роз?
Волна прозрачная, любуясь их красою,
Лелеет на груди трепещущей своей,
И резвый мотылек - любимый гость полей -
Летит к ним отдохнуть полдневною порою
В сиянье радужных огней.
Вечерний ветерок, играя их кудрями,
Когда свершается торжественный закат,
Несется медленно над светлыми полями
И веет сладкий аромат.
Забытые в глуши, под ясным неба сводом,
Любимцы солнцевы - из крова своего
Они любуются блистательным восходом
И тихим шелестом приветствуют его.
Заря вечерняя, светило дня скрывая
За рубежом далеких синих гор,
Встречает их прощальный взор,
Дарит улыбкою последней, догорая.
И в час безмолвия таинственных ночей,
Родными ветвями соплетшися игриво,
Они покоятся счастливо
На лоне матери своей…
Не страшны бури им: в сени гостеприимной
Они защищены от бурь и непогод.
Затмится ли когда небес лазурный свод
Грядами тучи дымной;
Промчится ли борей сердитый по лесам,
Прольется ль молния огнистыми струями,
Отгрянет ли перун по мрачным небесам, -
Березы мирными обнимут их ветвями,
И дождь скользит по их верхам.
Счастливы розы те в беспечности невинной!
Но всех счастливее из милых роз одна:
Царица области пустынной,
Как упоительна, как роскошна она!
Какою негою пленительною дышит!
Каким огнем уста ее горят!
Какой с кудрей ее струится аромат,
Когда зефир главу ее колышет!
Не ей ли по ночам, в густой тени ветвей,
Когда луна течет в порфире позлащенной,
Поет столь нежно соловей,
Любовью упоенный?
Не ей ли при заре, когда восток горит,
Когда прохладою предутреннею веет,
Певцов воздушных царь и свищет и дробит,
И в страстной песни млеет?
То ей! То розе молодой!
Она задумчиво певцу любви внимает,
Склонясь прелестною главой:
И грудь волнуется, и лик ее пылает!
Не тщетно любит соловей:
Глас сладостной любви для милой розы внятен,
И счастливый певец любви и красных дней
Для сердца нежного красавицы приятен.
Но здесь ли на земле под гибнущей луной
Искать негибнущего счастья?
Кто в жизни не видал грозы над головой?
Кто, счастливый, избег от грома и ненастья
И не скорбел печальною душой?
Где тот счастливейший, кто в жизни в непогоду
Умел торжествовать средь бури роковой,
Кто укрепил бессильную природу,
Не изнемог в борьбе с враждебною судьбой?
Восставшие из тленья,
Всечасно ратуя с природой и с собой,
В груди мы носим смерть и веру в провиденье.
Готовый в путь, оснащен легкий челн,
Маяк горит на пристани востока,
Ум - кормчий за рулем, и мы средь ярых волн
В необоримой власти рока!
Сначала новый путь пленяет новизной,
Приятны нам картины юной жизни,
И мы плывем с веселою душой
В родимый край отчизны!
Но длится жизни путь; наш кормчий уж устал,
Склонясь на руль, беспечно засыпает;
И жизни цвет в мечтах неясно исчезает.
А челн вперед… Вдруг бури дух восстал,
Завеса черная маяк во тьме скрывает,
О твердую скалу гремит косматый вал,
И ветер рвет бессильные ветрила.
Проснувшийся пловец спешит схватить кормило -
Но поздно! Челн бежит на ряд подводных скал,
И море челн разбитый поглотило!..
Вот наша жизнь! Блажен, кто с юных лет
От тихой пристани очей не отвращает
И с теплой верою средь горестей и бед
Все к ней, все к ней стремленье направляет,
Он весело плывет чрез бурный океан,
Маяк горит, в очах его светлея,
Редеет сумрачный туман,
И берег родины все ближе и виднее…
Вот пристань… И пловец, отбросив легкий челн,
Целует тихий брег страны обетованной
И, кинув светлый взор на волны окегада,
Ложится отдохнуть от плаванья и Волн.
О розы милые! недолго вы блистали,
Недолго путника вы радовали взор!
Еще снега не скрыли ближних гор,
А вы уже увяли!
Где светлый ваш хранитель-ангел был,
Когда на озере громады собирались,
Когда в лесах сердитый ветр завыл
И стаи воронов с далеких гор слетались?
Зачем оставил вас? Зачем своим крылом
Во время бурного движения природы
Не скрыл от бурь и непогоды,
Не отвратил ниспадший с неба гром?. . . . . . . . . .
Скончалась ночь. Восток холодным пламем пышет;
В безоблачной выси скликаются орлы;
Но буря все сильней дыханьем бурным дышит.
Огромные валы
Стадами тучными на озере пасутся;
Под бурей двух стихий могильный холм дрожит;
Древа столетние, как гибки лозы, гнутся,
И с вихрем по полям зеленый лист летит.
Дрожа от холода, с поникшими главами,
Три розы милые сплетаются ветвями.
Но тщетно все! Час гибели пробил!
И ветер яростный тяжелыми крылами
Две розы юные безжалостно сломил!..
Исчезло все, что сердце здесь любило,
Что путника ласкало жадный взор!
И солнце светлое, поднявшись из-за гор,
Холодный гроб красавиц осветило!
Но волны озера не скрыли их в водах:
Шумя прозрачными крылами,
Они несли сирот на пенистых хребтах
И окропляли их жемчужными слезами.
Они плывут!..
Повито трауром, как факел погребальный,
Светило дня бросает луч прощальный,
Как бы преследуя, в последний их приют.
Но силы бури не слабеют:
Леса шумят, песок летит,
Вран черный жалобно кричит,
И волны озера белеют.
Они плывут! За валом вал
Бежит шумящею грядою
И вот, как запад догорал,
К пустому острову прибило их волною,
И ветер белыми песками закидал!..
О, что с тобой, певец весенних дней?
Кому твои серебряные трели?
Ты должен поменять волшебный блеск полей
На мрачные леса, на гробовые ели.
Никем не знаемый, ты станешь изнывать
В немой глуши уединенья
И в песнях жалобных лесам передавать
Твою тоску, твои мученья.
Но кто придет послушать песнь твою,
Кто затаит в груди пленительные звуки?
И голос твой замрет в порывах тяжких муки,
И ветер разнесет их бледную струю!
Наутро стихну ли порывы грозной бури;
Спокойно озеро; не тронется листок;
И царь светил восходит на восток,
Лия пурпурный блеск и пламень по лазури;
Сверкает искрами песок;
Горит алмазами кудрявая береза,
И темный бор златым осветился венцом.
Но на холме береговом
Цветет одна сиротка роза!
Спасенная под гибельной грозой
Крылом хранителя, отныне
Она одна своей пленительной красой
Манит взор путника, заблудшего в пустыне,
И украшает холм родной!
1835