* * *
Хвалят московские окрестности. Я не согласен, чтобы все они были равно хороши. Ничего не знаю скучнее многих из них - Марьиной рощи, Кускова, Останькова, Преображенского, Перова. Искусство может везде делать чудеса: из миллиона, который посеяли на кирпичных ямах подле Петровского замка, выросли чудесный парк, рощицы, театр, воксал, аллеи, дачи, но там одно искусство! Есть, однако ж, и такие местечки подле самой Москвы, где прихотливая природа не спрашивалась искусства и является красавицей в светлых водах, зеленых рощах, волнистом местоположении. Не говорю о Симонове, о Поклонной Горе - там все внимание увлекает, всю красу составляет Москва, вид на ее золотые головы. Но пойдите в Царицыно, в Коломенское - еще ближе: в Лужники, туда, где с одной стороны луг с Новодевичьим монастырем, с другой Нескучное и Васильевское, с третьей Воробьевы горы, и совершенным полукругом обвилась около них Москва-река; в стороне тихо извивается Сетунь и вливается в Москву-реку, неправильными изломами сдвигаются к ней Воробьевы горы. Мельница, кирпичные заводы, Троицкое с патриаршескою церковью, извив Сетуни с бесконечным лугом; вдали селения, домики, поля; кругом все дико, задумчиво. Но то не печаль Сибири, не ужас пустынь Финляндских - то слеза на глазах милой девушки, задумчивость первой грусти, которая даже нравится своим нежданным посещением… Там некогда любил я гулять, мечтать, смотреть на заходящее солнце, смотреть, как при закате его отражались в Сетуни колокольни Новодевичьего монастыря, и когда потом вечерние тени налегали на окрестности - ходить там, смотреть, как луна плавала и дробилась в струях Сетуни и в ближней роще свистал и щелкал соловей… О мое милое, грустное - невозвратимое прошедшее…
Там, в один летний вечер, ходил человек, еще не старый, но печальный, как будто утомленный жизнью. Он любопытно глядел кругом. Видно было, что он неожиданно зашел сюда и радовался новому впечатлению. Такой подарок душе казался ему редкостью. Трудно было разгадать, что состарило этого человека: лицо его не было покрыто морщинами труда и думы, не было опустошено и глубокими страстями: какое-то бесчувствие, онемение чувства выражало лицо его. Можно было подумать, что жизнь душила его, как душит кикимора, когда между тем во сне представляется спящему, будто он гуляет в роскошных, великолепных чертогах…
Он долго сидел на крутом пригорке к Сетуни, там, где густые ивы склонились на воду и закрыли ее… Вечер наступал; все кругом было тихо и пустынно. Желтые листья падали и хрустели, взвеваемые легким ветерком. Внимание его обратилось на старушку, которая стояла на коленях у самого берега Сетуни, молилась и плакала. Он подошел к ней.
- Что ты плачешь, милая? Что с тобой сделалось?
- Ничего, сударь.
- Но ты плачешь?
- Нельзя не плакать, да не об себе только.
- О ком же? Разве у тебя нет своего горя? - сказал незнакомец, горестно улыбаясь.
- Какое же мое горе? Слава богу! сыта, обута, одета - радуюсь на детей. Но здесь видела я горе такое, которое, видно, велико было: не перенесла его, голубушка…
- Кто такая?
- Не знаю, сударь, и никто не знает.
И старуха рассказала, как два года прежде, в этот самый день, пришла к ней молодая девушка, хорошенькая, но бледная как смерть, и попросила позволения отдохнуть в ее хижине; как гостья ласкала ее детей и плакала и потом долго читала какую-то книжку и опять плакала.
- Видно было, что она барышня - она была одета так хорошо и дала мне двадцать пять рублей, когда я рассказала ей про мои недостатки, и потом пошла она гулять и долго сидела там, где вы сидели, сударь, и сошла вот сюда к берегу и долго смотрела на воду - перекрестилась…
Старуха перекрестилась сама, заплакала и сказала:
- Упокой, господи, ее душу! Незнакомец молчал.
- И ты не могла узнать, кто она была? - спросил он мрачно.
- Бог весть - никто не явился к бедняжке - ее зарыли там в лесу, как грешницу, а я уверена, что она была предобрая; видно, злой человек погубил ее. Я отдала на помин души деньги ее и только оставила у себя книжечку, которую она читала, да батистовый платочек, которым утирала она слезы…
- Покажи их мне, - сказал незнакомец.
- Вот они.
Он взял в руки книжечку - то был немецкий молитвенник. На белом листочке у него было написано по-немецки: "Дурочке моей (meinem Narrchen) от любящего ее отца, да молится она, когда господь посетит ее печалями".
- Платок! - вскричал незнакомец. Он схватил его, взглянул на уголок и прочитал на нем буквы: L. R.
Светло отражалась луна в водах зеркальной Сетуни. Незнакомец сидел на берегу и не плакал. Поздно было, когда он побрел через луг к Смоленской заставе. Старушка стояла в стороне и не смела ничего сказать.
- Молись за нее, - сказал незнакомец и положил ей в руку сторублевую ассигнацию. - Книжечку и платок возьму я себе! - Старушка молча поклонилась.
Вероятно, он утешился потом. И как было ему не утешиться? Ведь он был богат, женат на молодой, прекрасной женщине, уважен в свете, и притом, "как нам, добрый читатель, сказать:
К сожаленью иль к счастью, что наше
Горе земное ненадолго? Здесь разумею я горе
Сердца глубокое, нашу всю жизнь губящее горе,
Горе, которое с милым потерянным благом сливает
Нас воедино, которым утрата для нас не утрата,
Смерть вдвоем бытие, а жизнь порыв непрестанный
К той черте, за которую милое наше из мира
Прежде нас перешло! Есть, правда, много избранных
Душ на свете, в которых святая печаль, как свеча пред иконой,
Ярко горит, пока догорит; но она и для них уж
Все не то под конец, какою была при начале,
Полная, чистая… Много, много иного, чужого
Между утратой нашей и нами уже протеснилось…
Вот наконец и всю изменяемость здешнего в самой
Нашей печали мы видим… Итак, скажу, к сожаленью, -
Наше горе земное ненадолго…"
1839
ПРИМЕЧАНИЯ
В настоящее издание сочинений Н. А. Полевого вошли наиболее характерные и известные повести писателя, а также его письма. Некоторые из ныне публикуемых художественных произведений Полевого уже знакомы современному читателю (см.: Рассказы русского солдата. - В сб.: Русские повести XIX века 20-30-х годов. - М.; Л., 1950. - Т. 2. - С. 3–58; Блаженство безумия. - В сб.: Русская романтическая повесть: Первая треть XIX века. - М, 1983. - С. 301–336), другие впервые перепечатываются после долгого перерыва. Тексты повестей и писем расположены в хронологическом порядке. Сборник "Мечты и жизнь" включается полностью с сохранением авторской композиции.
Для настоящего издания тексты проверены по всем имеющимся рукописным (письма) или печатным источникам. Повести печатаются в последних редакциях. Орфография и пунктуация приведены в соответствие с современными нормами, за исключением случаев, когда отклонения имеют экспрессивно-смысловой характер либо передают колорит эпохи, особенности произношения самого Полевого (например, "азиятское", "воксал", "вороты", "вынял", "скрыпка", "тма"). Сохранены также особенности пунктуации, имеющие интонационное значение.
СПИСОК ПРИНЯТЫХ В ПРИМЕЧАНИЯХ СОКРАЩЕНИЙ
БдЧ - "Библиотека для чтения"
BE - "Вестник Европы"
Записки - Записки Ксенофонта Алексеевича Полевого. - СПб., 1888.
Известия - Известия по русскому языку и словесности. 1929. - Т. 2, кн. I. - Л., 1929.
МТ - "Московский телеграф"
ОЗ - "Отечественные записки"
PA - "Русский архив"
РВ - "Русский вестник"
PC - "Русская старина"
СО - "Сын отечества"
СПч - "Северная пчела"
Дурочка. Впервые в сб.: Сто русских литераторов. - СПб., 1839. - Т. 1. - С. 451–526. Печатается по этому изданию.
С. 443. Кола - городок на Кольском полуострове.
Нерчинск - город в Забайкалье.
Олонец - город в Карелии.
Черная Грязь - последняя станция перед Москвой.
С. 445. Лапландия - природная область на севере Скандинавии и Кольского полуострова.
С. 456. Лафонтён Август - см. примеч. к с. 144.
С. 457. Гроденапль - род шелковой ткани.
С. 458…Стернова бедная Мария… - персонаж произведений английского писателя Лоренса Стерна (1713–1768) "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена" (1760–1767) и "Сентиментальное путешествие по Франции и Италии" (1768); облик героини Полевого напоминает описания Марии Стерном.
С. 461. Зарядье - исторический район в центре Москвы; в XIX веке был заселен ремесленниками и торговцами.
Калибер - см. примеч. к с. 392.
С. 462. Семирамида - царица Ассирии (870–772 до н. э.).
С. 463…изженут - изгонят.
С. 470. "Робинсон". - Речь идет о русском переводе наиболее известного сочинения немецкого педагога и писателя Иоахима Генриха Кампе (1746–1818) - "Новый Робинзон, служащий к увеселению и наставлению детей, сочиненный г. Кампе / Переведен с немецкого на российский Ф. Печериным" (ч. 1–2. - М., 1792).
С. 479. Красное Село - пригород Петербурга, место летнего расположения войск гвардейского корпуса.
С. 485…знамение Каинова проклятия… - Согласно библейской легенде, сын Адама и Евы Каин убил своего брата Авеля, за что был проклят богом и отмечен особым знаком - "Каиновой печатью".
С. 486…я думала быть Пигмалионом для статуи… - Имеется в виду греческий миф о Пигмалионе, полюбившем изваянную им статую; по просьбе Пигмалиона богиня Афродита оживила ее.
С. 490…как нам, добрый читатель, сказать… - Далее цитируется XVI глава "старинной повести" В. А. Жуковского "Ундина". Вышедшая отдельной книгой в 1837 г. "Ундина" пользовалась большим успехом. Первая строка цитаты слегка изменена Полевым.
Примечания
1
О, да! (нем.).
2
мой милый (фр.).
3
моя душа (фр.).
4
- Мадемуазель Рудольф… я очень рад… что вас встретил… (фр.).