- И т.д. - перебила Гермина с очаровательной гримаской. - Да, обо всём этом говорят больше, чем о моем таланте, что, впрочем, и понятно. В тех ролях, которыми меня награждает мой противный директор, талант, в сущности, излишен. Недавно только я сто раз подряд сыграла королеву Каролину в "Мадам Сан-Жен"… Весело, нечего сказать?…
Ольга покачала головой.
- Ты видишь, как я была права, советуя тебе не начинать карьеру у Яунера. Это выбило тебя из числа серьёзных актрис.
- Однако я имела громадный успех в Вене, - перебила Гермина восторженным голосом. - Ах, Ольга, если бы ты знала, какой это был дивный сезон… Меня буквально засыпали цветами… На руках выносили в карету… И так было день за днем целый год. Пьеса наша прошла ровно 365 раз. А на следующий год меня пригласил директор "Резиденц-театра", обещая все, что угодно, и конечно, надул, противный жид. Его контракты обязывают нас играть роли по выбору дирекции. Он, конечно, уверяет всех, что это "простая формальность", обязательная только для "маленьких ролей". А на деле выходит совсем иначе. Я уже два раза разругалась с ним и хотела уходить, да мамаша удерживает. Она находит, что моё положение здесь слишком выгодно.
Гермина запнулась, встретив вопросительный взгляд приятельницы. И, заметно колеблясь, выговорила, невольно понижая голос:
- Не знаю, слыхала ли ты, что мне покровительствует принц Арнульф и… банкир Зонненштейн… Мамаша откладывает деньги в банк. Я же, по правде сказать…
Гермина снова замялась, глядя в серьёзные и грустные глаза Ольги. Внезапно яркий румянец разлился по нежному личику хорошенькой актрисы и неожиданные слезы сверкнули в её черных глазах.
- Ты не суди меня слишком строго, Оленька… Ты ведь знаешь моё воспитание и… мою мамашу. Я родилась для того, чтобы доставить ей безбедную старость, и должна была исполнить то, к чему меня готовили с раннего детства. Правда, это не очень весело, особенно, когда приходится любезничать с противным старым Зонненштейном. Но… что ж делать? Тот, кого я могла бы полюбить, для меня недостижим…
- Значит, ты любишь кого-нибудь? - с искренним участием спросила Ольга.
- Как тебе сказать. И да, и нет… Есть на свете человек, - ты его видела в Вене, помнишь, в день нашего первого дебюта…
- Лорд Дженнер, - вскрикнула Ольга, внезапно бледнея.
- Ага! и ты не забыла его, - заметила Герина. - Значит, он и на тебя произвёл впечатление…
- Мне этот красивый англичанин, и особенно его пожилой приятель, внушают страх…
- Страх? - повторила Гермина с недоумением. - Почему?…
- Причину не сумею тебе объяснить, но почему-то мне кажется, что они имеют роковое влияние на мою судьбу. Три раза встретила я их на моей дороге, и каждый раз, вслед за этой встречей, меня постигала неудача… Разрыв с дирекцией Бург-театра ты, конечно, помнишь… То же самое случилось ровно через год, когда меня пригласил директор висбаденского театра, видевший меня в нескольких ролях. Он отказался от своего приглашения под каким-то нелепым предлогом после того, как я увидела этих англичан сидящими в одной ложе с ним. Больше скажу: последний сезон в Базеле я была очень несчастна. В том самом городе, где целый год меня на руках носили, во вторим сезоне газеты принялись критиковать каждый мой шаг, каждое слово. А публика, всегда такая ласковая и милая, стала холодна и равнодушна… И всё это после того, как эти англичане прожили в Базеле три дня проездом во время знаменитого базельского карнавала. Конечно, все это, может быть, и случай, но какое-то внутреннее чувство говорит мне: "Берегись этих англичан"…
Гермина громко рассмеялась.
- О, русское суеверие! Ах, милочка, можно ли воображать подобные нелепости?! Эти англичане премилые люди и не могут никому принести несчастья.
- Однако и твой контракт с Бург-театром расстроился, несмотря на слово, данное директором.
Гермина сделала презрительную гримаску.
- Ах, милочка, для меня это было отнюдь не несчастьем, а скорей наоборот. Яунер платил мне по 2000 гульденов в месяц, - для начинающей артистки жалованье невиданное. А, кроме того, успех, которого словами не перескажешь… Нет, милочка, тот, первый год, был приятнейшим годом моей жизни.
- А ты не встречалась с этими англичанами?
- Конечно, встречалась, и даже очень часто… Особенно с лордом Дженнером. Он сильно за мной ухаживал, и я была бы не прочь отвечать на его любовь, если бы не… - Гермина запнулась, и яркая краска покрыла её лицо.
- Значит, и с тобою случилось что-нибудь неприятное? - быстро перебила Ольга.
- Как тебе сказать?… - задумчиво ответила хозяйка. - Ну да, лорд Дженнер мне очень нравился… Но как раз к концу года, когда я уже почти решилась уехать с ним в Америку…
- А?… Значит, он тебя звал туда же? - быстро спросила Ольга.
- Ну да… Что же тут удивительного? У него большие плантации где-то около Флориды, на каком-то американском острове. Совершенно естественно, что он хотел увезти меня туда, но ему помешали какие-то семейные обстоятельства. Я не совсем хорошо поняла, почему именно он обязан был жениться на какой-то своей испанской кузине, но зато поняла, что делить любимого человека с его законной женой я не в состоянии… Так мы и расстались… Я была очень зла и очень несчастна. Но тут подвернулся мой принц, приехавший из Берлина с каким-то поручением от своего дяди, императора. Он стал за мной ухаживать, и назло моему лорду, который осмелился приехать в Вену со своей молодой супругой, я согласилась последовать за принцем в Берлин… Он-то и устроил мне ангажемент в Резиденц-театре… Когда же за мной стал ухаживать богатейший банкир Берлина, то мой лорд и подавно должен был взбеситься. Это единственное, что меня утешает в настоящее время. Если бы он женился, то не было бы женщины счастливей меня. Но его жена… Я ведь её видела. Он приезжал с ней в Берлин, и даже к нам в театр привозил. Должно быть, похвастаться захотел. Напрасно. Ни красоты, ни благородства нет в этой испанской "грандессе". Суха, черна… верней, желта как лимон… Рядом с ним она кажется совсем негритенком.
- Знаю. Я видела его в Базеле с какой-то дамой, только не знала, что это его жена, - задумчиво произнесла Ольга. - Они вместе прожили три дня в Базеле, а через неделю я получила предложение от Дренкера присоединиться к американскому турне, устраиваемому знаменитой Гейстингер. Условия предлагались самые выгодные, но не знаю почему, у меня душа не лежит к Америке.
- Я очень охотно поехала бы в Америку, если бы он поехал со мной. Но… так как это невозможно, то я предпочитаю остаться здесь с моим принцем и банкиром. Чего бы ты хотела от жизни, Ольга? - с участливым любопытством спросила Гермина.
- Успеха… Прежде всего, успеха на сцене.
- Но ведь ты же всегда и везде имела успех, Ольга…
- В том-то и горе, что мои успехи какие-то странные. Всегда и повсюду моё первое появление вызывает целую бурю восторгов. Но затем случается что-то непонятное и необычайное. И я вдруг перестаю нравиться тем самым людям, той самой публике, которая меня вчера ещё засыпала цветами. Даже в маленьком Базеле случилось то же самое, и, не скрою, я смертельно боюсь повторения этой старой печальной истории в Берлине.
- Полно, милочка. Я ведь знаю, как ты играешь Гретхен. Берлинцы будут от тебя без ума, - уверенно заметила Гермина.
- Да, в день моего первого дебюта. А там опять что-нибудь случится, и снова мне придется искать другое место, быть может, и другое дело…
Гермина Розен хотела что-то ответить, но дверь внезапно открылась и на пороге показалась достойная мамаша молодой артистки, растолстевшая, обрюзгшая, постаревшая, в богатом, шёлковом платье и с заплывшим лицом, ставшим с годами типично еврейским.
Её появление сразу прекратило задушевную беседу подруг. Начались обычные расспросы, советы и сожаления; пришлось выслушать ещё раз всё то, что так часто слышала и так ненавидела Ольга Бельская в разговорах состарившихся актрис и маменек хорошеньких молодых дочерей.
Едва скрывая своё нетерпение, она просидела ещё минут десять, и затем, наскоро допив чашку кофе, распростилась, пообещав приехать ужинать после представления "Фауста".
- До тех пор я запираюсь, чтобы повторить давно не игранную роль, - объявила она Гермине, провожавшей её через ряд роскошных комнат до передней.
А почтенная мамаша хорошенькой актрисы встретила возвращающуюся дочь характерным возгласом:
- Какая странная особа эта Ольга! Такая красавица и до сих пор в суконных платьях и ни одного бриллианта!… Удивительно непрактичный народ эти русские… Пожалуйста, не вздумай снова поддаваться её влиянию.
V. В императорской ложе
Избранная Ольгой для первого дебюта роль Маргариты в гётевском "Фаусте" даёт немного так называемых "выигрышных" сцен, да и то только к концу пьесы. В первых действиях Маргарита совсем не является; во втором появляется только на минуту, и только с конца третьего акта публика начинает "интересоваться" Маргаритой, причём интерес её всё же разделяется между нею, Фаустом и Мефистофелем. Поэтому актрисы довольно редко дебютируют в роли Гретхен.
Быть может, именно поэтому берлинская печать и публика отнеслись с необыкновенным интересом к новой артистке.
С момента первого выхода Маргарита сразу завоевала сердца берлинцев. Правда, счастливая наружность Ольги много способствовала успеху. Эта Маргарита казалась ожившей картиной Каульбаха и не могла не возбудить симпатии, которая росла с каждым словом артистки. Когда же она запела, наконец, всем известную балладу, расчёсывая (по ремарке самого Гёте) свои дивные золотистые косы, запела так, что любая оперная певица могла бы позавидовать, то вся зала, как один человек, разразилась громкими аплодисментами.
Успех увеличивался с каждой сценой. Как зачарованная слушала публика мягкий бархатный голос, с таким глубоким чувством произносивший дивные стихи Гёте. Маргарита росла и менялась на сцене согласно желанию автора. Наивная и беззаботная девочка постепенно превращалась на глазах публики во влюблённую девушку, сначала счастливую, затем печальную и, наконец, безумную, так правдоподобно, что зрители минутами забывали, что перед ними не жизнь, а игра. Артистка действительно жила на сцене, и это чувствовалось зрителями.
Но ещё большее отличие ожидало артистку после третьего акта. После знаменитой сцены с прялкой, на пороге её комнатки появляется Фауст. Маргарита бросается к нему. Но вслед за Фаустом входит его неразлучный спутник, Мефистофель, в котором чуткое сердце любящей девушки давно уже угадало врага. Появление Мефистофеля пугает Маргариту, которая прячет лицо на груди Фауста. Это довольно длинная немая сцена, во время которой противоположные впечатления выражаются только двумя возгласами, - одно из труднейших мест роли.
Во время этой-то сцены Ольга случайно подняла глаза на директорскую ложу в момент появления Мефистофеля. В этой ложе она увидела тех самых англичан, которых считала для себя роковыми. Они сидели позади хорошенькой, залитой бриллиантами, молодой смуглянки совершенно так же, как год тому назад в Базеле, и такое же смутное чувство беспокойства и страха больно сжало сердце актрисы. Так сильно было это впечатление и так поразительна перемена в лице дебютантки, что публика, принявшая его за выражение испуга Маргариты при виде Мефистофеля, пришла в восторг от удивительной мимики.
Не успел занавес опуститься, как к Ольге быстро подошёл сам директор с известием, что император желает её видеть.
Счастливая и сконфуженная вошла молодая артистка в маленький салон императорской бенуарной аванложи, соединённой с театром маленьким коридором, дверь которого скрывалась пунцовой штофной портьерой.
Царственная чета приехала в театр с обеда у английского посланника и потому была в парадных костюмах. Император в красном мундире английского адмирала, с лентой через плечо, императрица в вечернем туалете, не скрывающем её прекрасных, поистине царственных плеч и рук. Несмотря на то, что волнистые каштановые волосы императрицы заметно поседели после последней болезни, Августа-Виктория всё-таки казалась моложе сорока лет, особенно когда улыбалась своей чарующей доброй улыбкой. Император, наоборот, казался значительно старше своих лет и своей супруги.
Его характерное мужественное лицо, с приподнятыми кверху густыми тёмно-русыми усами, было бледно, а поперёк высокого умного лба легла складка, не исчезавшая даже в минуты весёлости и оживления.
При входе молодой артистки, робко остановившейся на пороге аванложи, император, любезно поднялся ей навстречу.
- А вот и наша прелестная Маргарита, - весело произнёс он звучным, твёрдым голосом. - Я очень рад лично поздравить вас с успехом и представить её величеству императрице, пожелавшей поблагодарить вас за удовольствие, доставленное нам вашей удивительной игрой.
Дебютантка низко присела перед государыней, милостиво протянувшей ей руку.
- Да, дитя моё. Вы глубоко растрогали меня, и я хотела сказать вам, что никогда не видала такой правдивой Маргариты… Где вы учились, фрейлейн Бельская?
Ольга ответила, назвав венскую консерваторию и своего старого друга, директора Гроссе.
- Ах да, я слыхал, что вы русская, - заметил император. - И, несмотря на это, вы изображаете нашу Маргариту, чисто немецкую девушку, так живо и натурально, как не всегда удаётся и лучшим немецким артисткам.
- Быть может потому, что между русскими и немцами больше родства, по крайней мере, духовного, чем думают поверхностные наблюдатели, - быстро ответила Ольга.
Император улыбнулся. Ответ артистки, видимо, понравился ему.
Императрица же обратилась к интенданту и директору, оставшимся стоять в глубине маленького салона вместе с лицами свиты.
- Как жаль, что дебюты Ольги уже назначены. Мне бы хотелось посмотреть её в какой-либо пьесе Шиллера.
- Ах, да, - быстро прибавил император, - "Луиза Миллер" или "Жанна д'Арк" должны быть особенно интересны в исполнении нашей русской немки.
- Если вашим императорским величествам угодно, - начал граф, - то можно изменить пьесы, назначенные для дебютов…
- Нет, нет, граф, - перебила императрица, - фрейлейн Ольга, быть может, не разучивала этих ролей…
- Или просто не любит их так, как любит роли, выбранные ею, - улыбаясь, добавил император.
Поймав вопросительный взгляд интенданта императорских театров, артистка поспешила ответить:
- Смею уверить ваши величества, что я играла всего Шиллера и люблю его роли не менее чем выбранные мною… Так что, если вашему величеству угодно будет приказать…
- Просить, милая барышня, - любезно прибавил император. - Просить сыграть нам наши любимые пьесы: "Коварство и любовь" для императрицы, "Жанну д'Арк" для меня… Надеюсь, это можно будет устроить, директор?…
- Когда прикажете, ваше величество! - почтительно ответил интендант.
- В таком случае, через неделю… в понедельник…
- Ты забываешь приезд иностранных гостей, - тихо заметила императрица.
- Да, правда… В таком случае, скажем, во вторник и среду. В эти два вечера мы будем свободны.
- Если только две такие роли подряд не окажутся слишком утомительными для нашей молодой артистки? - с доброй улыбкой заметила императрица.
- Помилуйте, ваше величество. В провинции мне пришлось играть по шести раз в неделю, не утомляясь…
Тем лучше, тем лучше… Прошу вас, распорядитесь, граф. Объявите спектакли по моему желанию, и нельзя ли, чтобы Мтаковский играл Фердинанда и Роза Поспишиль - леди Мильфорд. Мне будет очень интересно посмотреть, как три славянина справятся с чисто немецкой трагедией.
Вас же, дитя моё, - ласково заметила императрица, - я благодарю заранее за исполнение моей прихоти и желаю вам успеха для последних сцен. Они так же трудны, как и прекрасны.