Лоретта понимала его. Все жители Саутсайда были едины в своем недоверии и страхе к полицейским. Посторонний человек мог из этого заключить, что все они преступники. И был бы далек от истины. В большинстве своем саутсайдцы вели вполне достойный образ жизни, хотя некоторые из них и скрывали от полиции кое - какие пустяки. К примеру, семья жила на "соцобеспечение", но кто-то из ее членов работал один или два дня в неделю, зарабатывая явно недостаточно на жизнь, но вполне достаточно для того, чтобы лишиться пособия, если об этом станет известно. Или кто-то играл в нелегальную лотерею, или продавал соседям самодельное вино, не имея лицензии на торговлю спиртными напитками. Никто в Саутсайде не считал подобную деятельность зазорной. Кроме полиции. Вдобавок практически каждому в Саутсайде доводилось сталкиваться с такими зверюгами в полицейской форме, как Лэфферти, которым нравилось врываться в чужие дома и избивать людей. Может быть, широко распространенная в Саутсайде привычка убегать от полицейских и никогда не помогать им ожесточала некоторых блюстителей порядка. Но Лоретта в это не верила. Ей казалось, что люди, подобные Лэфферти, просто родились зверюгами.
И тут новенький изрек нечто неслыханное.
- А я считаю: Джетро прав, - заявил он, и все с уважением умолкли. - До тех пор пока мы будем бегать от них, они будут нас бить. Сколько же можно! Вот уже триста лет мы бегаем от Громилы, а он все еще нас преследует. Пора наконец остановиться, смело повернуться к нему лицом и не отступать. И, может быть, выбить у него несколько зубов, чтобы он нас зауважал.
Лоретта уставилась на новенького, пораженная его словами. Речь у него была четкой и правильной; он не бормотал себе под нос и не растягивал слова, как большинство обитателей Саутсайда. (Их район находился в южной части города, но Саутсайдом назывался еще и потому, что большинство живших здесь людей приехали с Юга.) Вид у новенького также был странный: этакий приземистый крепыш, похожий на лягушку или на сову, с круглой головой и круглыми серьезными глазами, скрывавшимися за очками в толстой черепаховой оправе; он единственный из мальчишек носил галстук.
- Как тебя зовут? - спросила Лоретта.
- Фил Сэттертуэйт, - ответил тот, протянул ей руку и улыбнулся, добавив полукружье сверкающих зубов к двум кругам, составлявшим его лицо. - А тебя как, малышка?
Малышка?! Лоретта этого не любила. Прежде чем пожать протянутую ей руку, она вспомнила, как мисс Ходжес говорила им: первой подавать руку должна девочка. Этому самодовольному нахалу, оказывается, не все известно, злорадно подумала Лоретта.
- Лоретта Хокинз, - ответил Лоретта и нерешительно добавила: - Мисс Лоретта Хокинз.
- Да ладно вам церемониться, - сказал Улисс. - Фесс, зови ее просто Лу… А ты его - Фесс. Мы зовем его Фессом, потому что он запросто тянет на профессора.
- Точно, - подтвердил Фрэнк, - Фесс у нас такая крупная птица! Нам до него далеко - он ходит в "Эмерсон".
Неожиданно для себя Лоретта прониклась уважением к этому странному мальчишке. В средней школе "Эмерсон" учились лишь те, у кого средний балл был не ниже В с плюсом; только два процента городских школьников добивались таких высоких результатов. Лоретте с ее С по математике "Эмерсон" была недоступна.
Все принялись расхваливать новенького.
- Фесс из Бостона. Там говорят на правильном английском, - сообщил Дэвид.
- И он сочиняет стихи, - добавил Фрэнк. - Мы хотим уговорить его сочинить для нас пару песенок.
- Хватит, мужики. А то она решит, что я белоручка, - остановил их Фесс и подмигнул Лоретте совиным своим глазом. - Черт ее знает - она сама похожа на белоручку.
"Белоручками" называли тех, кто задавался и считал себя лучше остальных. Если у вас была светлая кожа, как у Лоретты, темнокожие тоже обвиняли вас в том, что вы белоручка - иного от вас не ожидали. Вы считались белоручкой и в том случае, если у вас или у вашей семьи было больше денег, или лучше образование, или речь была правильнее, чем у других.
Лоретта почувствовала, как в душе у нее нарастает злоба к незнакомцу. Она и минуты с ним не общалась, а он уже ухитрился дважды оскорбить ее.
- Никакой он не белоручка, - сказал Дэвид. - Он накостылял Лерою Смиту. Почти сразу, как переехал к нам.
На Лоретту это произвело впечатление. Лерой Смит, главарь "мстителей", был на редкость крупным, грубым и сильным для своего возраста парнем и наводил ужас на большинство младших мальчишек. Лоретта не любила драки - слишком часто они происходили в их районе. Однако она не могла считать их беспочвенными, когда рядом жили бандюги наподобие Лероя. Этот новенький, вероятно, здорово работает кулаками - вот почему другие смотрят на него с почтением, догадалась Лоретта. За его светлую голову никто бы его не уважал. Нет, они восхищены его умением драться и поэтому терпят его ум. Вожаком "ястребов" всегда был Фрэнк. Но сейчас, когда этот новый мальчишка поколотил вожака "мстителей", он, должно быть, отнял у Фрэнка лидерство. Другие мальчишки явно во всем слушались Фесса.
- Лоретта, между прочим, тоже не белоручка, - сказал Джетро. - Она своя в доску.
Лоретта с благодарностью посмотрела на Джетро, а тот продолжал:
- Ну да, рыжая. Ну и что из этого!
- Джетро! Какой же ты гад! - взвизгнула Лоретта. - У меня не рыжие волосы!
Но Джетро уже мчался по Авеню, ловко ныряя в толпу и снова выныривая из людского потока, то и дело останавливаясь, оборачиваясь к Лоретте своей востренькой, смешливой физиономией и дразнясь. Пронзительно визжа, Лоретта устремилась за ним мимо бакалейных лавок с корзинами фруктов и овощей, выставленных на тротуар; мимо двух шумных баров; мимо химчистки, аптекарского магазина и джазовой лавки, выплескивающей на улицу громкую музыку; мимо лавки распродажи случайных вещей и магазина уцененной обуви; мимо лавки, в которой торговали чудодейственными травами, мазями и порошками; гналась до тех пор, пока не уткнулась с разбегу в чью-то большую, мягкую грудь и тут же обессилела.
Подняв глаза и увидев перед собой преподобную Мэми Лобелл, Лоретта чуть со стыда не сгорела. Мэми Лобелл, высокая представительная особа, возглавляла "Радостную баптистскую церковь", находившуюся здесь же, на Авеню. Женщиной она была очень строгой, набожной и воздержанной, к тому же принадлежала к числу лучших маминых подруг. Мама в ее церковь, правда, не ходила, так как была методисткой. Но что будет, если мисс Мэми расскажет ей о том, как ее дочь, Лоретта, подобно сирене, со зловещим криком гналась по Авеню за каким-то мальчишкой и чуть не сбила с ног ее, преподобную мисс Мэми?
Лоретта попыталась одновременно поправить прическу, подобрать рассыпавшиеся учебники и извиниться.
- Простите, мисс Мэми, я вас не заметила. Я смотрела в другую сторону.
Но мисс Мэми на нее не сердилась; голова у нее была занята иными заботами.
- Пустяки, дитя мое, мне не больно. Но лучше отойди в сторонку, чтобы не мешать рабочим носить мебель. Осторожнее! - вдруг воскликнула она своим низким зычным голосом. - Не столкнись с этим живым распятием.
Лоретта с удивлением покосилась на грузчика, вышедшего из церкви с шестью складными стульями - по три на каждой руке - и резным крестом на груди; он напоминал изваяние в религиозной процессии.
Здание церкви ничем не отличалось от магазинов и лавок, соседствующих с ним по обеим сторонам улицы; разве что его широкое окно - витрину постоянно закрывали зеленые занавеси, на которых золотыми буквами было написано название церкви и ниже: "Мисс Лобелл, пастор". Насколько помнила Лоретта, здесь всегда была церковь. Никому в Саутсайде не казалось странным, что церковь помещалась в здании с торговым фасадом между табачным магазином и лавкой оккультных товаров, примешивая к звукам джаза и шлягеров, царившим на Авеню, церковную музыку и хлопки в ладоши.
Внутри церкви Лоретта никогда не была, хотя ей часто хотелось туда зайти. Нередко, проходя мимо церкви, Лоретта слышала звуки тамбуринов, барабанов и пианино; их музыка была такой веселой и подвижной, что ноги сами просились танцевать. Теперь же, впервые на памяти Лоретты, занавеси были раздвинуты.
Лоретта заглянула внутрь. Просторная зала была пустой, за исключением висевших по стенам картин на религиозные сюжеты, старенького темного пианино и задрапированного в пурпур алтаря, который грузчики готовились вынести на улицу. Большая часть обстановки уже была погружена в стоявший у тротуара фургон.
- Вы что, переезжаете, мисс Мэми?
- Да, дитя мое. Мы долго ждали этого момента, и вот господь наконец отыскал для нас более просторную обитель.
Отнеся алтарь к грузовику, мужчина закрыл входную дверь и повесил на нее замок.
- Мисс Мэми, они забыли пианино! - воскликнула Лоретта.
- Мы его оставляем, Лоретта. Оно такое старое, что того гляди рассыплется по дороге. В нашей новой церкви у нас есть новый инструмент. В это воскресенье приходи к нам на церемонию освящения и возьми с собой свою маму. Запомни: угол Шестнадцатой и Пирл-стрит.
Лоретта обещала прийти, хотя знала, что мама не пойдет. Торопливо попрощавшись с мисс Мэми, Лоретта повернулась к окну. Пианино не давало ей покоя. Она прижалась носом к стеклу между буквами Р и К в надписи "ЦЕРКОВЬ". Пианино, которое никому не нужно, думала Лоретта. Которое стоит и ждет первого попавшегося, кто захочет на нем поиграть! Полгода Лоретта занималась музыкой и все готова была отдать за то, чтобы у нее было свое пианино, на котором она могла бы разучивать классические пьесы, подбирать по слуху популярные песни и аккомпанировать себе. В методистской церкви она лишь брала торжественные аккорды к молебным гимнам. Но, может быть, ей удастся со временем научиться извлекать из пианино танцевальные мелодии.
Ей казалось, что это пианино само умеет играть хорошую музыку, а ей лишь останется положить пальцы на клавиатуру. В сгущающихся сумерках высокий, нескладный силуэт пианино был едва различим, но Лоретта смотрела на него не отрываясь, пока у нее за спиной не столпились мальчишки.
- Эй, коты! - забыв о погоне, окликнул их Джетро. - А чего это вы тут делаете? Собираетесь в церковь спасать свои душонки?
- Церковь слиняла, дядя, - ответил Улисс. - Дом пустой.
- Вот бы где устроиться на зиму, - задумчиво произнес Дэвид.
- В церкви? - брезгливо поморщился Джетро. - Нет, в церковь вы меня не заманите!
- Это уже не церковь, - возразил ему Фесс. - Это обычное здание.
- Там даже есть пианино, - сообщила Лоретта. - Вы могли бы петь свои любимые песни, а я бы вам подыграла.
- Не надо! Ты бы играла одни молитвы, - снова поморщился Джетро. - Что я вас, девок, не знаю, что ли? Вы только и умеете играть церковную музыку. Хотя вряд ли это пианино может выдать что-нибудь другое.
- А чем тебе не нравится церковная музыка? - спросил Фесс, к удивлению Лоретты, неожиданно приходя ей на помощь.
- Только обыватели считают, - продолжал Фесс, - что музыка должна быть такой, какую мы привыкли слышать вокруг себя, или это не музыка. Но тот, кто действительно разбирается в музыке, знает, что существует совершенно особая музыка, называемая "душой", и она рождается именно в церкви.
- Нормально! - воскликнул Джетро. - Хотел бы я послушать этой самой душевной музыки.
- Для этого тебе придется пойти в церковь, - строго заметила ему Лоретта, радуясь, что нашла способ отомстить Джетро.
Лореттино торжество было нарушено ударами молотка о церковную дверь. Удары длились недолго. Человек, забивавший гвозди, скоро перестал стучать молотком и вернулся к своей машине, а ребята прочли объявление:
СДАЮТСЯ
ЧЕТЫРЕ КОМНАТЫ И ЛАВКА
ВЕЙНСТЕЙН RА 3–6200
Настроение у ребят тут же упало, а от прежнего оживления не осталось и следа.
- Все, накрылась наша штаб - квартира, - угрюмо произнес Улисс. - Откуда у нас на нее деньги?
- А что, старик, клевая была идея, - вздохнул Дэвид.
- Да пошли вы к черту! - нетерпеливо выкрикнул Джетро. - Только и знаете, ей - богу, что трепать языком и строить красивые планы… А где же действия?!
Совиное лицо новенького было крайне серьезным.
- Если этот дом нужен нам для штаб - квартиры, - заявил он, - нам надо просто взять его. С какой стати мы должны платить этому мужику арендную плату? Не мы ему, а он нам должен. Он наверняка уже успел нажиться на нашем брате.
- Нормально! - согласился с ним Джетро. - Может, нам удастся залезть с другой стороны. Пойду гляну. - Он тут же исчез за углом.
Слова Фесса и реакция на них Джетро обеспокоили Лоретту. Саутсайдские мальчишки, в особенности такие беспокойные, как Джетро, постоянно жаждали действия и по малейшему поводу готовы были пуститься на авантюру, даже если это вело к нарушению закона. Похоже, Фесс только что дал им такой повод к правонарушению, и не пустячному, как игра "в номера", а к серьезному и опасному, подумала Лоретта.
- Может быть, нам все-таки удастся достать денег… где-нибудь, - предположила она, обращаясь к Фессу, который продолжал хмуриться. - А иначе никак нельзя!
- Твоими устами глаголет невежество, сестричка, - ответил ей Фесс. - Тебе надо приобщиться к учению. Чувствую, мне придется тобой заняться.
Задетая его высокомерием, Лоретта повернулась к Фессу спиной. "Заниматься" с ним она вовсе не собиралась.
- Там сзади два окна, но на них решетки. Похоже, ни фига у нас не выйдет, - с сожалением доложил Джетро, вернувшись из разведки.
Ребята были разочарованы, но Лоретта почувствовала облегчение. Она заторопилась домой, так как стало уже совсем темно и Лоретта опаздывала к ужину.
Глава 2
Перед тем как открыть дверь небольшого домика, в котором она жила, Лоретта тяжело вздохнула. В ее семье не было недостатка в любви, равно как в волнениях, ссорах и несчастьях. Жизнь в доме № 1308 по Карлисл-стрит была подобна цирку. В нем всегда что-то происходило и по крайней мере в трех местах одновременно. Лоретте то и дело приходилось устранять кризисные ситуации (драка между близнецами, кость, застрявшая в горле маленького Рэндолфа, рыдающая малышка и т. п.), переходя от происшествия к происшествию по мере их возникновения. Как в любом цирке, здесь было весело. Но одно дело, размышляла Лоретта, ходить в цирк раз в году, и совсем другое - ежедневно участвовать в его представлениях.
Помимо мамы, в маленьком пятикомнатном доме жило восемь Хокинзов: Вильям, которому было двадцать один год; Арнита, которой было семнадцать; Лоретта - четырнадцать; Эндрю и Гордон - двенадцать и десять; близнецы Кларис и Бернис - по семи лет и маленький Рэндолф, которому шел четвертый год. Кора Ли стала десятым членом семьи.
На первом этаже дома находились гостиная и кухня, а на втором - три спальни. Лоретта спала в одной двухспальной кровати с Кларис и Бернис, которые росли не по дням, а по часам и занимали все больше места. Они постоянно толкали Лоретту своими острыми коленками и локтями, но ей все равно приходилось спать между двойняшками, чтобы они не дрались друг с другом; уж тогда бы Лоретта вовсе не уснула! Мама, Арнита, малышка и Рэндолф спали в просторной передней спальне, каждый в своей кровати - двух больших и двух маленьких, а в третьей спальне помещались трое мальчиков.
Разумеется, Вильям был уже давно не мальчик, а взрослый мужчина. С тех пор как четыре года назад папа ушел от них, он стал единственным мужчиной в доме.
Лоретта не любила вспоминать о том времени: папа и мама каждый вечер ссорились друг с другом. Лоретте иногда казалось, что папа от них и не уходил, а просто место во главе стола, на котором он всегда сидел, однажды вдруг занял Вильям. Вскоре после этого родился Рэндолф. И с тех пор Вильям изо всех сил старался заменить им отца. Он и вправду был для них почти что отцом и уж точно таким, каким должен быть старший брат: высоким, сильным, красивым, добрым, в меру строгим, чтобы его слушались, и в меру ласковым и веселым. Лоретта и представить себе не могла, что бы мама делала без Вильяма. Что бы все они делали без него! Вильям окончил среднюю школу и устроился на хорошую должность в почтовом отделении - руководил сортировкой почты. Арнита тоже работала - домработницей, - но лишь по настроению, большую часть своего заработка тратя на наряды. Так что фактически содержал семью один Вильям.
У Вильяма была тайная мечта: он хотел открыть собственное печатное дело. Но всякий раз, когда он заговаривал об этом, мама сердилась и заявляла: "Только не говори мне, мой мальчик, что ты собираешься купить этот свой станок. Только его мне не хватало, в нашей-то тесноте! И потом, если ты бросишь службу, на что, спрашивается, я буду кормить семейство?"
Напрасно Вильям объяснял маме, что службу он не оставит, по крайней мере в первое время; что печатать будет лишь по вечерам, как до этого ходил на курсы печатного дела. Куда там - мама и слушать не желала! Лоретта понимала, что мама боялась лишиться заработка Вильяма, но всей душой сочувствовала брату. Однако в спорах между мамой и Вильямом Лоретта не любила принимать чью-либо сторону. Все это слишком напоминало ей давнишние споры мамы с отцом. И тогда и сейчас Лоретта любила обоих и обоим желала победы.
В жизни Вильяма было и другое, еще более тревожное для мамы обстоятельство: Вильям хотел жениться на Ширли Тернбо - школьной учительнице и очень милой девушке. Когда Вильям приводил Ширли к ним в дом, мама была с ней как-то чересчур вежлива, словно показывая тем самым, что Ширли ей не нравится, но она не смеет в этом признаться. Желая сгладить мамину холодность, Лоретта старалась быть как можно более приветливой с Ширли, но это не помогло, и вскоре Вильям перестал приглашать Ширли к ним в дом. Мама воспряла духом, но Лоретта знала, что Вильям продолжает встречаться с Ширли.
Впрочем, история с Ширли вызывала у Лоретты меньше сочувствия, чем проблема печатного станка. Самой Лоретте никогда не хотелось выйти замуж (ну, разве что когда она будет совсем старой, лет эдак в двадцать пять или в тридцать, но очень не скоро), и она не понимала, как другие могут хотеть жениться. Когда она станет взрослой, мечтала Лоретта, она будет жить совсем одна в собственной квартире, по крайней мере первое время. Выйти замуж - это значит иметь полный дом детей, которых надо кормить, нянчить; значит, шум, гвалт, склоки, и негде приткнуться, некуда пригласить друзей и даже негде собраться с мыслями…
Ну точь-в-точь как сейчас, подумала Лоретта, входя на кухню. Гордон и Эндрю волтузили друг друга плюшевыми зайцами, близняшки гонялись друг за дружкой вокруг стола, а Рэндолф вопил истошным голосом, сидя на коленях у Вильяма, который смазывал ему йодом ободранную коленку. Мама, стоя у плиты и раскладывая по тарелкам бобы с салатом, выглядела так, словно готова была расплакаться вместе с Рэндолфом.
Одна Арнита сохраняла спокойствие. Она сидела на стуле рядом с мамой и покрывала серебристым лаком свои длинные, овальной формы ногти. Арнита всегда оставалась невозмутимой, словно была посторонним человеком, и то, что происходило в семье, никоим образом ее не касалось. Осуждая поведение Арниты и считая ее эгоисткой, Лоретта все же иногда завидовала своей старшей сестре.
Лоретта пристроилась на стуле рядом с Арнитой. Иногда, когда та бывала в хорошем настроении, она разрешала Лоретте пользоваться своим лаком для ногтей.
- Можно я тоже покрашу после тебя?
Арнита была в плохом настроении.